Вообще доступность, хотя и не абсолютная, социальных лифтов - один из ключевых показателей ее устойчивости и эффективности. Ибо если талантливые и амбициозные представители нового поколения из иных, не правящих, сословий или социальных слоев, пусть и преодолев некоторые препятствия, скорее служащие средством испытания претендентов, чем действительно являющиеся непреодолимой стеной, не могут войти в нее, они начинают использовать свои таланты и создаваемые ими возможности для борьбы против нее. И рано или поздно обрушивают империю. Ибо империя - единственный тип государства, который почти невозможно обрушить извне. Она жутко живуча и способна аккумулировать просто фантастическое количество ресурсов. Даже проигрыш в тяжелой войне, как правило, не служит ей приговором. Она может рухнуть, только разрушившись изнутри. Да и то не сразу.
Так вот, товарищ Сталин как раз и занимался тем, что строил имперскую элиту. Здесь она называлась "члены ВКП(б)". К сожалению, строил так, как умел. Но кто же строит элиту с помощью страха? И уж тем более страха физической расправы? Нет, пока во главе тот, кто и нагнетает этот страх, все еще может быть ничего. Но стоит только дожить до первой точки перехода, то есть до момента передачи власти от одного лидера к другому, - и тут же начнется обвал. Новому властителю волей-неволей придется ослабить обычное давление на ключевую часть элиты, ибо иначе он не сможет удержаться у власти. И это станет началом конца. Лишившись подпитки страхом в некой ключевой области, вся система элиты, построенной на страхе, неминуемо поползет, начнет сыпаться, разваливаться, превращаться не в костяк, не в несущую структуру, а в паразита, пользующегося моментом и старающегося урвать, пока можно. Потому что можно же… уже не убивают! Это и есть конец империи.
В лагерь я вернулся довольно поздно. Выслушал доклады Гарбуза и Головатюка, а затем собрал личный состав.
- Завтра мы с вами проведем боевую операцию по захвату языка. Язык довольно ценный, информированный, при этом он ранен. Поэтому в формах воздействия на него мы ограничены, ибо он может не выдержать и умереть. Потому завтра мы проведем операцию предельно корректно, постаравшись так осуществить захват, чтобы мне потом было легче склонить языка к сотрудничеству. Понятно?
Все молча недоуменно пялились на меня. Я тихонько вздохнул. Как сложно управлять коллективом, который даже говорит с тобой на другом языке. Впрочем, это теперь твои проблемы, парень, раз уж взялся руководить. Не понимают этот язык - переходи на более понятный. И я повторил на другом:
- Завтра берем языка. Аккуратно. Всех, кто будет в машине непосредственно с ним, не убивать и захватывать с минимальными повреждениями. Понятно?
Теперь все молча кивнули. Конечно, я и эту операцию мог бы осуществить в одиночку, что было бы легче. Но что это за подразделение, в котором воюет один командир. Пусть потихоньку втягиваются, тренируют психику, навыки работы в команде, отучаются воевать тупо "на ура", как тут их, по-видимому, учили.
Засаду мы подготовили километрах в полутора от аэродрома. Там дорога на протяжении почти трехсот метров шла по лесу, делая причудливую петлю, поэтому большая ее часть с опушек не просматривалась. И до аэродрома таких мест было еще два-три, поэтому в случае, если что-то пойдет не так, я вполне смогу перехватить объект своей охоты чуть ближе к аэродрому. Уже в одиночку. Поскольку развить необходимую для перехвата скорость ни один из моих подчиненных не в состоянии.
На большую охрану я не рассчитывал - пара мотоциклистов, может, еще БТР. В конце концов, если по дороге спокойно ездят одиночные машины, значит, немцы чувствуют себя уверенно. Хотя вчерашнее исчезновение грузовика вполне могло повысить градус тревожности. Ну да кто знал-то… Будем надеяться на слабое развитие информационных сетей и крайне низкую вследствие этого скорость прохождения информации.
Остановить движущееся транспортное средство с пневматическими шинами можно великим множеством способов. Но самым простым и при действующих скоростях передвижения наименее опасным для ее водителя и пассажиров будет просто пробить шину. Что я и собирался устроить. Причем наиболее безобидным способом.
Нас учили, что пилот, управляя транспортным средством, как правило, следует определенным устоявшимся привычкам, в которые входят, например, крутизна посадочной глиссады, радиус разворота, положение транспортного средства в потоке (верхний, нижний, средний скоростной эшелон). И я имел все основания полагать, что при управлении наземными транспортными средствами действуют те же правила. Поэтому отобрал несколько сучков, высохших до костяного звона, тщательно и умело надломил их, изготовив нечто вроде рогаток, и аккуратно расставил на дороге на расстоянии пяти-шести метров друг от друга, с шагом в пол-ладони относительно края обочины, присыпав пылью. Если их расположить щеткой, в линию, вероятность того, что автомобиль непременно наткнется на какой-то из сучков, будет выше, но на самом деле не намного, зато ряд сучков, торчащих остриями вверх, моментально вызовет подозрение. И заставит водителя заподозрить неладное. Что, несомненно, затруднит захват. А еще я собирался сначала послушать, о чем будут переговариваться пассажиры, пока водитель будет менять колесо.
Особых помех я не предвидел. Эта дорога вела в тыл, а основное движение от штаба и к штабу было направлено по другой дороге, ведущей в сторону линии фронта. Так что, если не случится фатального невезения, времени и на операцию, и на зачистку следов у меня должно остаться достаточно.
Машина, по всем признакам похожая на ту, в которой мог ехать представитель ОКХ, появилась на дороге около десяти утра. И совершенно без охраны. Ну это уже наглость! Разъезжать без охраны по территории, на которой действует гвардеец… Впрочем, пока их можно было извинить. Они-то еще об этом не знали. Да и не помогла бы им та охрана… Во всем остальном машина полностью соответствовала образу. Во-первых, это был не армейский автомобиль, а довольно симпатичный кабриолет, во-вторых, в числе его пассажиров присутствовали раненый офицер и сопровождающая его довольно симпатичная медсестра в белом халате. Так что я решил считать машину нашей целью.
Дав знак всем затаиться, я прикинул, какой из сучков при той траектории, что придерживался водитель, скорее всего пробьет колесо, и быстро занял позицию метрах в трех дальше. Когда колесо лопнет, водителю ведь еще потребуется время на остановку…
Все произошло так, как я и предполагал. Раздался громкий хлопок, машину чуть повело к обочине, водитель быстро нажал на тормоз и выключил скорость, остановив машину практически прямо рядом со мной. Выскочив из-за руля, он обежал капот и опустился на колено.
- Доннерветтер!
Пока машина двигалась, колесо сделало несколько оборотов, так что теперь злополучный сучок торчал прямо перед носом водителя. Он досадливо сморщился и резким движением вырвал его из покрышки.
- Колесо, герр гауптман, - сообщил он офицеру на дэйче.
- Как надолго мы задержимся, Вольфганг? - поинтересовался офицер.
- На двадцать минут, герр гауптман.
- Это ничего. Генерал Шлоссе говорил, что самолет должен прилететь в районе полудня.
Я тихо порадовался. Значит, времени достаточно. Если сработать аккуратно, тревога должна подняться не скоро, хотя беспокойство начнут проявлять уже перед приземлением самолета. Ну пока свяжутся с тем местом, откуда он выехал, пока уточнят, что ни в одном из мест, куда он мог бы заехать по пути, его нет, пока пробьют маршрут - часа три-четыре у нас вполне имеется. А вот потом придется хорошенько делать ноги.
- Не волнуйтесь, фройляйн, через полчаса мы будем на аэродроме, - произнес между тем офицер, поворачиваясь к медсестре, и… сидевший на переднем сиденье солдат внезапно повторил эту фразу на том диалекте общеимперского, который носил здесь имя "русский".
Опаньки! А вот это уже интересно. При представителе Генерального штаба вооруженных сил рейха пребывает русский медик.
- Я не волнуюсь, - отозвалась девушка.
И я почувствовал, как притаившийся рядом со мной Кабан также удивленно шевельнулся. Я повернул голову и внушительно показал ему кулак. Кабан виновато зажмурился. Я вновь развернулся в сторону автомобиля. Водитель уже извлек запасное колесо из гнезда на широком крыле машины и сейчас был занят тем, что поднимал пробитое на ручном домкрате. Что ж, подождем, пусть закончит. После того как мы начнем действовать, лучше будет сразу же убраться с дороги. Так что машина должна быть на ходу…
Водитель управился быстрее, чем обещал. Уже через пятнадцать минут он закрепил пробитое колесо на месте запасного и, обойдя машину, склонился над багажником, укладывая туда инструменты. Пора. Я кивнул Кабану, взглядом указав на водителя, а сам сделал четыре шага вперед и облокотился на верхний край задней дверцы.
- Гутен морген, - вежливо поздоровался я, - разрешите представиться, капитан Куницын.
Почти одновременно с этим сзади послышалось короткое: Хэк! - и звук падающего тела. Я едва заметно поморщился.
- Шабарин, я же просил - аккуратно.
- Так я аккуратно, товарищ командир, только шишечка будет…
Офицер вел себя безукоризненно. Он подкинул два пальца правой руки к обрезу фуражки и представился:
- Гауптман фон Зееншанце, - одновременно с этим подал корпус чуть вперед и попытался второй рукой извлечь из кобуры пистолет. Это ему удалось, но когда он поднял взгляд, то уставился прямо в дуло моего ТТ.
- А я считал вас более благоразумным, - укоризненно сообщил я ему, отбирая пистолет.
Офицер молча выслушал мое замечание, а затем холодно спросил:
- Что вам нужно?
Я пожал плечами.
- Да в обшем-то поговорить.
Гауптман величественно пожал плечами:
- О чем?
- О жизни… и вообще.
- Не думаю, что расположен к разговору, - все так же холодно осадил меня фон Зееншанце.
А я откровенно любовался этим парнем. Ну молодец же! Ведь это не просто гонор. Он отлично просчитал ситуацию. Рана сильно ограничивала мои возможности применить к нему меры физического воздействия, а рассказывать мне что бы то ни было добровольно он не собирался. Воздействовать на него через спутников? Я окинул оценивающим взглядом солдата, сидящего впереди, потом повернул голову в сторону лежащего у багажника водителя, которому Кабан сноровисто вязал руки. Нет, тут тоже особенных шансов не просматривается. Солдат вообще не вызывает у гауптмана никаких эмоций, водитель… с тем сложнее. Но… дело мужчин - сражаться и погибать. За родину и суверена. Так что, в свете того, что и сам гауптман, похоже, собирался поступить подобным образом, и тут особенно ничего не вырисовывалось. Остается девушка.
Я перевел задумчивый взгляд на нее. А хороша, чертовка! Тоненькая, с огромными глазами испуганной серны, густыми непослушными волосами и хорошо развитой грудью. Вот в этом направлении стоит поиграть. Но чуть позже. Пока лучше побыстрее убраться с дороги. Я снова улыбнулся и, оторвавшись от дверцы, быстро занял место водителя.
Машину я остановил метрах в трехстах от дороги. Дальше путь преграждал небольшой овраг, объехать который не было никакой возможности. Но и так неплохо. На открытой местности этого было бы недостаточно, но здесь деревья хорошо гасят звуки. Так что нашему разговору никто не помешает. Во всяком случае, неожиданно…
Приказав Головатюку выставить охранение, я вновь занял позицию у задней дверцы.
- Итак?
- Я уже все сказал, - холодно отозвался фон Зееншанце.
- А если я попытаюсь вас убедить? - вкрадчиво спросил я, демонстративно окидывая взглядом сидевшую рядом с ним девушку и нарочито не обращая внимания на связанных солдата и водителя, которых, чтобы не тащить на руках, мои орлы разместили на багажнике и сейчас свалили на землю. В глазах гауптмана мелькнуло едва уловимое беспокойство. Но внешне он постарался выглядеть максимально саркастичным.
- Вы пытаетесь убедить меня предать Германию, угрожая совершенно неинтересному мне человеку. Она - всего лишь пленница, правда, прекрасный хирург, на редкость легкая рука. Именно поэтому я велел ей сопровождать меня… конечно приняв определенные меры, гарантирующие ее лояльность.
Я снова восхитился моим визави. Очень интересно построенная фраза. Попытка одновременно убедить меня в полной бесперспективности данного направления воздействия и заинтересовать возможностью включить в мой отряд высококвалифицированного медика. Ай, молодца!
- Ничего, я готов рискнуть.
- Любите убивать женщин? - презрительно скривил он губы.
- Да, в общем, нет, - честно признался я.
В моей биографии было несколько трупов женского пола, но женщинами я их, если честно, не считал. Уж очень мало в них было от прекрасной половины человечества. Скорее взбесившиеся фурии, получавшие почти сексуальное удовольствие от насилия и убийства. Хотя сам факт их принадлежности к женскому полу все равно меня несколько напрягал. Но, слава богу, таких действительно было чрезвычайно мало… Я распахнул дверцу.
- Не составите мне компанию?
- Он серьезно ранен, - внезапно подала голос предмет нашего обсуждения. Опаньки! А вот это уже интересно. В голосе девушки я явно уловил нотки беспокойства. Это что же получается: господин гауптман состоит в обойме тех, за кого она искренне переживает?
- А ты молчи, подстилка фашистская! - зло отозвался Кабан.
Девушка сжалась, как от удара. Я молча смотрел на офицера. Тот сидел с каменным выражением лица. Отличный эмоциональный баланс, ничего не скажешь. Но, уж извини, не тебе тягаться с гвардейцем. В самом крайнем случае просто воспользуюсь банальным гипнозом. Вряд ли у тебя в голове стоит психоблок второго уровня, а все, что ниже, я пробью. Но это в крайнем случае. Разговаривать с загипнотизированным - удовольствие ниже среднего. К тому же при гипнозе практически отключается вся невербалка, а это плохо. Невербальные реакции - второй информационный канал, и его отсутствие сильно снижает эффективность любого допроса. По невербалке вполне можно отследить, с каким вопросом следует разобраться более детально, а какой не представляет серьезного интереса. Именно поэтому мы обучены при необходимости полностью подавлять эмоциональную составляющую. Ну про то, что гвардейцев зовут гранитными истуканами, я уже поминал…
- Какое у него ранение?
- Проникающее, левого легкого, - отозвалась девушка, взгляд которой после слов Кабана стал похож на взгляд затравленного зверька.
И я решил пока не предпринимать ничего для купирования данной ситуации. Офицер и девушка явно эмоционально связаны, так что чем большее напряжение будет испытывать она, тем более податливым будет становиться он.
- Как давно была операция?
- Четыре дня назад.
Я замер. Либо я чего-то не понимаю, либо… офицер совершенно не производил впечатления аборигена, получившего подобную рану четыре дня назад.
- У вас есть бинты? - спросил я девушку.
- Да… а что? - растерянно отозвалась она, не понимая, зачем я это спрашиваю. Но я ее уже не слушал. Я вытащил нож и, вскрыв повязку, уставился на рану. Вот это да-а-а! Я бесцеремонно раздвинул веки немца и осмотрел склеры и зрачок, потом прослушал пульс. Меня интересовала не его частота, а интерферентные волны, проходившие по стенкам сосудов. Нет, все точно. Этого не могло быть, но… передо мной сидел абориген, явно преодолевший первую ступень антропрогрессии. Вот это подарок! Мои планы в его отношении тут же изменились. Теперь я ни в коем случае не собирался его убивать, а вот пообщаться нам стало просто крайне необходимо.
- Что все это значит? - холодно спросил он.
Ну да, теперь понятно, откуда у него такой хороший эмоциональный баланс. Я повернулся к девушке.
- Наложите ему новую повязку.
Она действительно оказалась очень неплохим медиком. Ну есть такие люди, у которых предпочтительная профессия буквально в крови. И она, похоже, оказалась именно из них.
- Выходите, - повелительно приказал я, когда девушка закончила.
Фон Зееншанце инстинктивно дернулся, поднимаясь на ноги (как гласит известная пословица, когда говорит гвардеец, подскакивают даже буддистские монахи), но тут же насупился и сделал движение, чтобы вернуться в прежнее положение. Однако я ему не дал, бесцеремонно ухватив за шею и буквально выкинув из машины. Девушка тихо ойкнула. Но сейчас я не обращал на нее особенного внимания.
- Пошли, - кивнул я в сторону поваленного дерева. - Присядем.
- Зачем?
- Нам надо поговорить. С глазу на глаз.
Гауптман удивленно воззрился на меня. Такого поворота он не ожидал. Но решил не обострять ситуацию и подчиниться. Тем более что я его явно заинтриговал.
Мы сели на дерево. Я мельком осмотрелся. Мои орлы пялились на нас, разинув рты. Ну еще бы! Их смертоносный командир, вместо того чтобы выбивать из захваченного фашиста секретные сведения, собирался с ним мило беседовать. Знали бы они, что в конце нашей беседы я собираюсь его отпустить… Мне придется очень потрудиться, восстанавливая свое сильно пошатнувшееся в их глазах реноме, ну да что делать. Установить контакт с этим фон Зееншанце сейчас было гораздо важнее.
- Предлагаю вам обмен. Вы ответите на мои вопросы, а я отпущу вас и тех, кто с вами приехал.
Гауптман минуту помолчал, а затем уточнил:
- Всех?
- Всем будет предоставлена полная свобода выбора, - твердо произнес я, совершенно точно зная, откуда у него возник этот вопрос. Но девочку я бы, пожалуй, оставил у себя. Хороший способ посадить его на крючок. Поэтому я и ответил так, оставляя за собой свободу маневра.
- Почему я должен вам верить?
Я пожал плечами:
- А что вам еще остается?
Он снова помолчал. Затем твердо произнес:
- Вы же понимаете, что на вопросы, касающиеся сведений, составляющих военную тайну, я отвечать не буду.