Глава 2
22 января 1688 года. Москва. Кремль
- Василий, любимый, ты смог все разузнать? - Взволновано спросила Софья, когда Голицын вошел.
- Кое‑что, - как‑то грустно буркнул он. - Петр действительно всех удивил чудной одеждой, музыкой и прочим. По Немецкой слободе только и разговоров о нем. Все наряды обсуждают, да прочие детали. И по Москве тоже много слухов пошло. Разных. Больше всего люди пересказывают, дескать, братец твой заявил, будто отдает скопленные на черный день пятьсот рублей на нужды подготовки нового похода в Крым.
- А чего так мало? Думала, что он и тысячу, и две может пожертвовать.
- Он заявил, по слухам, что денег де у него очень мало. Все в делах. В товарах. Но он не жалеет, полагая своим настоящим богатством людей, работающих с ним и на него.
- Что, так и сказал? - Удивленно переспросила Софья.
- Сказывают, что так, - пожал плечами Голицын. - Но точно, как понимаешь, уже и не узнаешь.
- И народ, надо полагать, от таких слов растаял и весьма доволен?
- Весьма. Да и не только этим. Простой люд бесконечно пересказывает с особым удовольствием то, что Петька посадил с собой за один стол наиболее толковых мастеровых, что из простых крестьян да мещан будут. Очень он этим их порадовал. В общем, не праздник, а что‑то невообразимое. Простолюдины друг другу сказки сказывают. Бояре в задумчивости и смятении. Купцы мечутся как укушенные…
- А чего бегают?
- Так братик твой объявил торги.
- Чего? - Нахмурилась Софья. - Он что, теперь и торговать сам начал?!
- Да. Царевич–торгаш это… ладно, не суть. Пятнадцатого числа сего месяца он пригласил всех желающих торговых людей, что обитали в Москве и недалеко от нее, к себе в Малый дворец, где устроил торжище, но довольно необычное. Начнем с того, что все участники, дабы показать себя достойными, должны были оплатить участие. Сумма небольшая, но она была. Ну и записаться, получив личный номер на время торжища. После того, как все уселись, ведущий объявлял товар и называл начальную цену. Покупка отходила тому, кто давал большую цену.
- Там было что интересное?
- Конечно, - кивнул Голицын. - Много поделок из серебряной стали, фарфор, хрусталь, листовое стекло, зеркала, карандаши, бумагу с его мануфактуры и многое другое. Все маленькими партиями и за каждую купцы друг другу бороды драли. Даже более того - он предложил к продаже не только уже готовые товары, но и еще только изготовляемые. Причем деньги - вперед. И каждую сделку строго фиксируют на бумаге, указывая участников, количество и качество товара, цену, сроки и ответственность сторон в случае просрочки или отказа. Купцы таким подходом удивлены, но Петька не желает ничего слышать, говорят лишь о том, что в деньгах порядок нужен.
- Вот ведь торгаш… - покачала головой Софья.
- Еще какой! Он ведь теперь удумал такие торги каждый месяц проводить и заложил строительство отдельного кирпичного дома на берегу Яузы где, по его словам, можно будет в будущем всем желающим подобным образом торговать. Купцы очень оживились. Почитай вся Москва торговая кипит, бурлит, да обсуждает. Я поспрашивал знающих людей в Немецкой слободе, так как говорят, что братец твой решил товарную биржу в Москве открыть. В сущности все эти его торги у себя дома и были маленькой биржей для торговли товаром партиями или оптом, как иначе говорят.
- И много ли у него купили?
- Все, что он выставил - девяноста семь партий разных товаров. Включая предоплату по еще неисполненные заказы на три месяца вперед. Цены редко останавливались на отметке в полторы начальной стоимости. Обычно - две–три давали. Особенно за листовое стекло и зеркала. Впрочем, столовый фарфор и хрусталь с приборами из серебряной стали, тоже пользовались популярностью.
- Что же тогда он собирается продавать на следующих торгах, коли на три месяца вперед все ушло? - Удивилась Софья.
- Пока не известно. Сказал, что тринадцатого числа предложит всем желающим ознакомиться со списком.
- Дааа… - медленно произнесла Софья. - И в кого он такой? Кстати, а пятьсот рублей он уже передал?
- Нет, но прислал письмо с просьбой принять в дар на оснащение воинства.
- То есть, он предлагает тебе поехать к нему на поклон и взять деньги?
- Именно. Поэтому я и жду удобного момента, чтобы случайно оказаться в Преображенском. Проездом. Заодно и деньги забрать.
- То верно, - кивнула Софья, - но не тяни. Сам говорил, что деньги нужны. Эти пятьсот рублей очень нам помогут в подготовке к новому походу.
- Признаться, я опасаюсь идти в новый поход, - чуть поежился Голицын. - Предчувствие у меня плохое. Братец‑то твой вон что чудит. Как бы бунт против тебя не поднял?
- Сам же говорил, что ему незачем. Тем более что его торговли я не мешаю, а более его ничто не интересует.
- Так‑то оно так, - задумчиво произнес Василий. - Но я сильно переживаю. Сама посуди. Все толковые офицеры, что служили верой и правдой твоему покойному родителю и тебе ушли в отставку по здоровью. А потом, внезапно оказывается, что их подобрал ни кто иной, как твой братец. И они у него не хворают и вида вполне довольного. Странно, не правда ли? Его три полка пехотных укомплектованы новенькими французскими фузеями. Есть своя артиллерия, к счастью, малая. Но на чудных лафетах. В деле я ее не слышал, а офицеры говорить не желают, ссылаясь на запрет Петра болтать о военном снаряжении и науке. А ведь у него еще есть три роты сопровождения, что ездят на фургонах, какие‑то разрозненные отряды конных егерей и прочее. Я уже сейчас не могу сказать, сколько и каких войск под его рукой. Причем, что примечательно, все вооружены по самому последней французской моде, отменно одеты, обуты и весьма сытно живут. Да еще корабельные команды на Плещеевом озере. Там по слухам до тысячи человек учиться. И ты знаешь, меня страх берет. Ведь в любой момент он может их двинуть на Кремль.
- Но ты сам говоришь о том, что мне хранит верность более ста тысяч солдат и рейтаров.
- Верно. Хранят. Но после поражения в кампании прошлого года, пошли шепотки и неудовольствие. Никто не любит тех, кто проигрывает. А если Петька выйдет супротив нас, то еще неизвестно, как поведут твои полки. О том, как ладно живется тем, кто служит ему - слухов хватает. Да и офицеры, опять же, все их наиболее уважаемые командиры, убежали к братцу твоему. Тем более, что с деньгами у него явно все в порядке.
- Врет?
- Конечно, врет. Плачется. Купцы как воды в рот набрали. Он ведь с ними заключает всегда письменный договор, в который каждый раз включает строки о тайне операций. Некоторые поначалу обожглись на длинном языке, так остальные сразу и притихли. Приходиться слуг подкупать да расспрашивать. Но там многого не узнаешь. Те, что повыше стоят, боятся болтать даже за деньги, ведь им голову снимут, если узнают, а простые - слишком мало знают. Однако и того, что мои люди смогли выяснить довольно для удивления. У него за один только прошлый год разных покупок было совершено на семьдесят тысяч рублей счетных.
- Ого!
- И это только то, что он в иных землях закупает. Фузеи, свинец, порох, зрительные трубы и так далее. По землям нашим вообще сложно сказать. Там какое‑то жуткое переплетение сделок. Черт ногу сломит. Одно могу сказать, что торгует он весьма неплохо. Иначе откуда у него такие деньги?
- Какие?
- Большие. Думаю, речь идет о нескольких сотнях тысяч рублей в год. Кроме того, мне стало известно, что он активно вовлекает бояр в свои торговые дела с выгодой для них.
- Хитро мой лукавый братец борется за власть… - задумчиво произнесла Софья.
- Вот и я о том, - кивнул Василий. - Вроде как не государственными делами занимается, а обложил так, что уже и бежать некуда. А тут еще мой неудачный поход да потеря половины армии на переходе, да неудачной попытке штурма Перекопа. В общем - популярность Петьки в простом народе высока. Купцы на него молятся. Бояре колеблются. А он сам - улыбается да пожелания добрые посылает! Вот ведь гад лицемерный!
- Именно по этой причине ты и должен идти в поход, - после нескольких минут напряженных размышлений, заявила Софья. - Что ты сделаешь здесь? Дожидаться того, чтобы стрельцы с боярами наши с тобой головы ему принесли под радостные крики купцов и черни?
- Думаешь, поход изменит ситуацию? - Скептически спросил Василий.
- Он уже мог бы нас подмять, но почему‑то тянет, да демонстрируя на людях уважение и почет. Не догадываешься почему?
- Нет. Но мне кажется, что он с нами играет… - как‑то глухо произнес Голицын. - Перед толпой - уважение и поддержка. Даже меня не осудил за то, что оплошал в походе, пожертвовав денег на вторую попытку…
- Что играет, ты прав, - кивнула Софья. - Я тоже о том подумала. Словно не недоросль он малый, а умудренный годами муж. Обходителен, приветлив, вежлив. Помогает. Пусть и скромно, но он по–хорошему и того не должен делать. Деньги личные жертвует. А сам, тихой сапой укрепляет свои позиции и обкладывает нас со всех сторон.
- Словно волков на охоте?
- Вроде того.
- И как ты хочешь из этого выпутываться?
- Ты должен успешно завершить поход. Понимаешь? - С напором глянула на него Софья. - Это наш единственный шанс. Любой ценой победить. Сделать так, чтобы войска вдохновились твоими успехами. Хоть сам с саблей на штурм лезь. Иначе нам обоим головы не сносить. У нас больше не будет шанса. Второй твой промах и все - этот монстр растерзает нас. Хладнокровно и беспощадно.
- Но ведь даже если я успех в кампании обеспечу, что это нам даст? Выиграем время. Он ведь годик–другой подождет, все сильнее опутывая нас паутиной из преданных ему людей, кормящихся с его руки.
- Иезуиты сейчас испытывают не лучшие времена. Почти все правители Европы думают о том, как лучше их отправить по славному пути тамплиеров. В том числе и понтифик. Полагаю, что если я предложу им союз, они не откажутся.
- Софья, душа моя… - ахнул Василий. - Хорошо ли ты себя чувствуешь? Ведь это сделка с дьяволом!
- А ты видишь иной шанс удержать власть? Мой лицемерный брат через год–другой отрубит мне голову за все хорошее, а тебя на кол посадит. Мы доживаем свои последние дни…. Если не придумаем, как и с помощью кого удержаться на троне.
- Это ведь Смута! Ты понимаешь? - Пораженно воскликнул Голицын. - Века не прошло, как врага из земли изгнали…
- Успокойся, - фыркнула Софья. - Иезуиты отлично понимают, какое к ним отношение в Москве и Российском царстве. Поэтому я уверена, что все сделают правильно. И потом, ты разве думаешь, что я собираюсь выполнять обещания, данные этим лицемерным ничтожествам? Не бойся. После того, как они отравят это отродье Нарышкиных, я объявлю их виновниками, действовавшим по научению рыжей ведьмы. А потом, когда он сдохнет в жутких мучениях от какого‑нибудь невероятно зловредного яда, мы начнем скорбеть о нем и прославлять его дела. Благо, что там действительно немало хорошего и нужного. Я лично с искренними слезами пойду за его гробом.
- Душа моя, - после минутного молчания, произнес Василий, - ты понимаешь, что покушение может и не удастся. И в этом случае, пощады нам не будет.
- Нам ее в любом случае не будет. Уверена, что эта лицемерная тварь не простит мне восстания стрельцов шестилетней давности. У нас с тобой невелик выбор - или мы, или он. Иного не дано. Для одной России здесь стало слишком тесно от правителей.
- И когда ты собираешься начать переписку с иезуитами?
- Сегодня же письмо напишу и передам гонцом. Пусть присылают миссию для переговоров.
- Опасно… Иоаким может прийти в бешенство. Да и иные православные иерархи.
- Плевать. Если Петька подохнет, то у них просто выбора не останется. Ванька вон, на ладан дышит. Кто вместо него царствовать станет? Поломаются, да притихнуть.
- Это‑то да, конечно… - кивнул обреченно Василий, - но меня все одно брат твой смущает. Он ведь пока нас обыгрывал. Недоросль… и обводил вокруг пальца. Даже матери его, Натальи Кирилловне, на что уж ушлая женщина, и то такое было не под силу.
- Васенька, любимый мой, - грустно произнесла Софья. - У нас просто нет другого выбора. Да, он может нас обыграть, но сидеть и ждать, когда придут его люди, чтобы вести меня на эшафот, я не хочу. Стыдно, больно и страшно. Ужасно страшно… до оцепенения.
Глава 3
5 мая 1688 года. Москва. Преображенское
- Доброго утра Государь! - Поздоровался вошедший в рабочий кабинет гость.
- Франсуа Овен? - Пристально взглянув тому в глаза, поинтересовался Петр.
- Совершенно верно, Государь, - вновь поклонился иезуит.
- Здравствуй. Присаживайся. Мне сообщили, что ты хочешь со мной поговорить. О чем же? Хочешь обсудить разговоры, что не раз звучали в стенах Кремля?
- Ваша сестра переживает, и мы хотели бы выступить посредниками вашего примирения.
- Изящно, - усмехнулся Петр. - Я‑то грешным делом подумал, что ты попросишь денег, сославшись на то, что она предложила вам меня отравить.
- Что вы?! Как можно?! - Почти искренне возмутился Франсуа.
- Как? - Холодно и жестко взглянув в глаза иезуиту, переспросил Государь. - Изволь. - С этими словами он извлек из ящика стола папку и бросил на стол перед собой. - Читай. Надеюсь, ты хорошо владеешь русским языком? - Поинтересовался Петр по–английски.
Франсуа встал и взял папку, подивившись ее скромности и необычности - она выглядела так, словно не для монарха могущественной державы делалась, а являлась ходовым инструментом. Впрочем, о том свидетельствовал и трехзначный порядковый номер некоего "Дела".
Подивившись необычности этой странной папки, иезуит аккуратно открыл ее и погрузился в весьма увлекательное чтение. Стенограммы, в том числе все переговоры иезуитов с Софьей и ключевыми ее сановниками. Отчеты о слежке и наблюдении. Перечень и даты покупок с указанием сумм и купцов–покупателей вплоть до булочки с потрохами с лотка на улице. Заметки о завербованных иезуитами осведомителях с краткими характеристиками на каждого. И многое другое. Материалов только этой папки было более чем достаточно, чтобы и самого Франсуа, и всех его соратников по ордену вздернуть на ближайшей осинке. Однако, будучи неглупым человеком, Овен понимал - это далеко не все…
- Государь, - спустя полчаса подал голос, сильно побледневший иезуит, но надо отдать ему должное, голос и рука возвращающая папку не дрожали. - Ведь тут мой смертный приговор. В лучшем случае.
- Это замечательно, что ты это понимаешь. Вот, держи, - он протянул ему еще три листка. - Тут зафиксирован разговор, который произошел через несколько часов после твоей первой встречи с Софьей. Полагаю, он должен стать настоящим десертом этого бумажного блюда.
- Отвратительно… - выдавил из себя Франсуа, ознакомившись с ним. - Полагаю, что ты согласился на встречу со мной не для того, чтобы продемонстрировать эти бумаги.
- Ты прав. Я отлично понимаю не только сложность вашего международного положения, но и то, как нелепо вы угодили в эту интригу моей сестрицы. Не хочу вас расстраивать, но, в сущности, просить мне у вас нечего. У меня все есть. А чего не хватает - я беру сам. Но раз уж так получилось, то глупо было бы не воспользоваться ситуацией к обоюдной выгоде.
- И что желает Государь? - Заинтересованно спросил Франсуа.
- Для начала - участия вашего ордена в суде. Хм. Ты любишь театр?
- Все зависит от того, кто ставит пьесу, и кто ее играет, - с вежливой улыбкой ответил иезуит.
- Прекрасный ответ! - Усмехнулся Петр. - Ты догадался о том, что я хочу сделать?
- Вполне, - кивнул Франсуа. - Если судить по этим бумагам о вашем подходе к делам, то я не уверен, что наше участие вообще нужно. Тут ведь вполне достаточно информации для того, чтобы осудить человека. Святая Инквизиция или Королевский суд, что во Франции, что в Испании обычно и на куда меньшем основании выносит суровые приговоры.
- Как ты уже заметил, я работаю иначе. Признание под пытками у человека можно выбить, и несправедливо осудить. Это не самое разумное поведение.
- Но Святая Инквизиция…
- Святая Инквизиция, дорогой мой друг, это обычный террор. С ее мнением соглашаются только потому, что боятся расправы, почитая за чудовище в рясе. Единственный плод ее работы - растущая волна антиклерикализма в Европе. К такому ли должен стремиться мудрый монарх? Я ведь изучал материалы по делам, что вели инквизиторы в германских землях. Из двадцати трех рассмотренных мной инцидентов, только в трех можно было что‑то инкриминировать, причем на смертную казнь не тянул ни один. Максимум - выпороть и отпустить. Остальные - это откровенный бред. Если бы в моих землях, кто‑то попытался вынести приговор на тех основаниях, то я первым бы вздернул безумца на осинке.
- Хорошего же ты мнения о европейском правосудии…
- У меня есть с чем сравнивать, - усмехнулся Петр.
- Получается, что ты хочешь обставить суд таким образом, чтобы Софья выглядела преступником в глазах всего народа?
- Именно. Мученицей мне она не нужна. Поэтому, если ваш орден даст показания на суде, сославшись на то, что она пыталась нанять вас для убийства собственного брата - этого будет достаточно. Кроме того, вам это тоже сослужит неплохую службу. А то ведь вас за глаза иначе как ростовщиками и интриганами никто и не называет даже в Святом престоле.
- Хм… - задумчиво почесал подбородок Франсуа. - И что ты нам дашь за наше участие?
- Я? Вам? - Засмеялся Петр. - Однако! Это не я вам заплачу, а вы мне. Ведь в противном случае вы вновь потеряете репутацию, не приобретя ничего.
- Россия довольно далекая страна, - осторожно заметил иезуит.
- Все течет, все меняется. Впрочем, я вас не тороплю. Свяжитесь с вашим генералом и все толком обдумайте мое предложение.
- Это замечательно, Государь, что ты не требуешь от нас ответа прямо сейчас. Серьезные дела не терпят спешки. Чем конкретно мы можем тебя заинтересовать? Деньги?
- В конце следующего года я хочу учредить Банк России, который получит монополию на чеканку монет. У меня достаточно средств, чтобы провернуть это дело самостоятельно. Однако если ваш орден согласится выступить соучредителями и внести некоторую сумму, я был бы вам признателен.
- Какие права будут у соучредителей?
- Права совладельцев. Само собой - ваша доля будет не велика, но она будет.
- И сколько нам нужно будет внести денег?
- Один миллион вот таких монет, - с этими словами Петр извлек из ящика серебряный кругляк и кинул его иезуиту. Аккуратная и лаконичная тисненая монета, с хорошо и четко выбитым гуртом вызвала у того особый интерес, так как мало стран в те годы могли подобным похвастаться. Тем более с таким качеством работы и так далеко от Испании и Франции. - Это одна куна. Серебряная монета, содержащая четыре грамма серебра.