Юний склонился к уху отца и заговорил громким шепотом. К своему удивлению я заметил, что раб, о котором вольноотпущенник отозвался так пренебрежительно, внимательно прислушивается.
- Лугдунум недалеко от Рима, Элий спешил, поэтому ты прибыл первым. Ревизоры, отправившиеся в Испанию и Африку, вернутся позже. Уверен, что результат их инспекции будет таким же: фальшивые денарии не изготавливали императорские монетные дворы.
- А кто?
- Ты и узнаешь.
- Я?
- Я перехвалил тебя консулу, префект! Извини. Но в тот момент речь шла о жизни - твоей и сына… Думаю, Сеян поручит тебе расследование. Не советую отказываться! - упредил Юний недовольство отца. - Суд был благоприятен тебе, но ты не обелен. Консул подозрителен и может передумать.
Отец задумался.
- Где обнаружены денарии? - спросил, чуть погодя.
- Вот видишь! - улыбнулся Юний. - Ты уже на верном пути. К счастью, ответ на твой вопрос есть. Денарии попали в Рим из Иудеи. Они были среди подати, собранной в этой провинции.
- Иудея?
- Да, префект!
- Забытая богами земля! Там зреет заговор?
- Заговор может вызреть где угодно. Вале, префект! Радуйся! Не советую терять время, пока ты в Риме! Тебе предстоит трудная миссия. Зайди ко мне завтра…
Юний ушел. Отец задумчиво перевел взгляд на дерзкого раба с выбеленными ногами, и тот вдруг поклонился ему.
- Могу быть полезен тебе, сенатор!
- Ты?
- Я слышал об Иудее. Меня привезли оттуда.
Отец подошел ближе и стал разглядывать раба. Я присоединился к нему. Невольник был высок и хорошо сложен. Его мускулистое, поджарое тело говорило о привычке тяжелому труду, а шрамы на лице и на руках - о том, что труд этот не был мирным. Шрамы не портили раба - он был красив - той особой мужской красотой, которая нравится не только женщинам.
- Ты сражался против римлян? - строго спросил отец.
- Нет.
- Тогда почему здесь?
- Меня обманом захватили легионеры, когда я мирно шел по дороге. Наверное, им хотелось выпить.
- Не слушай его сенатор! - Маленький толстый человечек (я сразу понял, что это продавец), подбежал к нам, кланяясь. - Это дерзкий раб! Он распугал всех покупателей, а сейчас будет чернить меня! - Продавец хлестнул раба плеткой. - Падаль!
Отец жестом остановил его.
- Ты не похож на мирного путника! - сказал он рабу с усмешкой. - Думаю, руки твои держали меч, а не мотыгу.
- Ты прав, сенатор!
- Значит, ты воин?
- Начальник.
- Большим войском командовал?
Раб на мгновение задумался.
- Вы называете это когортой.
Отец заинтересованно посмотрел на раба.
- Это были пехотинцы или всадники?
- Те и другие.
- Как бы ты напал с всадниками на строй римских воинов, когда они стоят, сомкнув щиты?
- Я вооружил бы своих тяжелыми копьями, а в передние ряды поставил тех, кто в панцирях. Ваши пилумы для такой атаки не годятся, слишком легкие. Удар копьеносцев разрушит строй, следующие за ними всадники станут действовать мечами. Пехотинцы довершат дело…
Раб говорил, запинаясь, было видно, что он с трудом подыскивает слова. Его латынь была сухой, мертвой, по всему было видно, что раб учил ее по книгам.
- А если на твоих пехотинцев летят всадники?
- Тогда им следует упереть копья древками в землю, направив их в грудь коням. Копья тоже должны быть тяжелыми, пилумы сломаются. Годятся заостренные колья - те, что вы используете для ограждения своего лагеря.
- Ты действительно воевал, - согласился отец. - Но мне трудно верить, что ты не сражался с римлянами. Ты иудей?
- Нет.
- Докажи!
- Знаешь, чем иудей отличается от другого мужчины?
- Я видел иудеев, - усмехнулся отец.
Раб задрал грязную тунику и распустил узел набедренной повязки. Отец кивнул.
- Ты не из них! Почему живешь в Иудее? Ты римский гражданин?
- Нет, сенатор! Я живу далеко - в тех землях, куда еще не добрались римляне. В Иудею приехал за другом - семья его попросила найти. Друг отправился искать истину и пропал.
- Искать истину в Иудее?
- Да, сенатор!
- Не перестаю удивляться! - развел руками отец. - Только что мне сказали, что в Иудее зреет заговор, теперь ты утверждаешь, что там можно отыскать истину. В нищей провинции?
- Случается. Тебе немало лет, сенатор. Разве слышишь впервые о подобном?
Отец снова задумался. А когда вновь посмотрел на раба, губы его улыбались.
- Ты утверждаешь, что тебя захватили вероломно?
- Трое легионеров.
- Ты не смог дать отпор?
- Я был не вооружен.
- А если б был?
- Тремя солдатами у Рима стало бы меньше… Мне неожиданно приставили меч к горлу, связали руки и отвели порт, где продали этой гниде, - раб кивнул на торговца. - За сто сестерциев.
- Не слушай его, господин! - торговец поднял плеть.
Отец вновь остановил его.
- Ты можешь поручиться, что купил раба по закону? - строго спросил он торговца.
- Да, - тихо ответил он, помявшись. - Это мятежник. Он сражался против римских солдат.
- То есть, его захватили в бою. После чего квестор или префект претория вывел его на торги, где и продал тому, кто заплатил больше?
Торговец молчал.
- У тебя должна быть купчая. Я хочу взглянуть на нее!
Торговец стоял, опустив глаза.
- Нет у него купчей! - усмехнулся раб. - Потому и купил дешево. Солдаты просили двести сестерциев, но он потребовал документ, и те согласились на сто.
- Как ты можешь верить рабу, сенатор! - завопил торговец. - Я, римский гражданин…
- Документ! - потребовал отец, протягивая руку.
- Я отдам его дешево, - зашептал торговец, - вижу, ты заинтересовался… Всего пятьсот сестерциев!
- Незаконное обращение в рабство свободного человека - преступление! - строго сказал отец. - Не желаю быть твоим соучастником! Освободи его!
- Я заплатил серебром! - заныл продавец. - Кормил и одевал его. Кто возместит мне расходы?
- Адвокат обойдется тебе дороже.
- Всего триста сестерциев! - не сдался продавец. - Ты не покупаешь раба, а платишь мне за заботу о пленнике. Это законно!
По всему было видно, что продавец не отстанет, и отец нехотя достал кошелек. Получив серебро, продавец позвал кузнеца и тот ловко сбил цепи с рук бывшего раба. Тот поклонился отцу, затем помял сильными пальцами натертые браслетами кисти.
- Благодарю тебя, сенатор! Теперь я свободен?
- Да!
- И волен делать, что хочу?
Отец кивнул. Раб вдруг схватил торговца за горло. Тот захрипел, Незнакомец вырвал плетку из рук толстяка и стал стегать его по жирной спине. Тот задушено вопил, вырываясь, и отец схватил бывшего раба за руку.
- Я всего лишь возвращаю долг! - оскалился тот.
- Не смей! - покачал головой отец. - Это римский гражданин.
Незнакомец плюнул и бросил плетку.
- Я пойду к претору! - завопил, освободившись, работорговец. - Тебя бросят на съедение львам, раб!
- Я тоже пойду к претору! - ответил отец. - Отпустив этого человека на волю при свидетелях, ты признал, что обратил его в рабство незаконно. Сам отправишься в клетку!
Торговец бросил взгляд на тогу с пурпурной полосой и умолк. Мы отправились прочь. Бывший раб следовал за нами.
- Как тебя зовут? - спросил отец, когда мы оставили рынок.
- Аким!
Так я познакомился с человеком, которому было суждено сыграть такую важную роль в моей жизни…
* * *
На пути к дому мы заглянули в лавку, где купили Акиму одежду вместо того рванья, что было на нем. Аким не был римским гражданином, поэтому отец отверг тогу. Мы выбрали тунику с длинными рукавами, теплый плащ, короткие штаны и сапоги. Узел получился внушительный, и мы решили перед тем, как зайти в харчевню, отнести его домой. Там нас ждал сюрприз. В доме вовсю распоряжались незнакомые рабы: на кухне горел очаг, в горшках и на сковородах готовилась еда, в комнатах были расставлены неизвестно откуда появившиеся селлы, шкафы и кушетки. Спрашивать, откуда все, было бессмысленно - предусмотрительный Юний начал обставлять свой дом.
- Господин! - один рабов подбежал к отцу и почтительно склонился. - Мы осмелились хозяйничать здесь без твоего повеления. Если ты против…
Отец поморщился, но промолчал.
- Юний сказал, чтоб ты не стеснялся. Мы выполним любое повеление. Что хочешь? Денег не нужно, Юний платит.
Отец нахмурился и ушел к себе, не ответив. Зато Аким заботливо взял раба за тунику.
- Все, что пожелаем? Платить не надо? Я правильно понял?
Раб подтвердил.
- Тогда запоминай!
Аким стал перечислять, загибая пальцы на руке - сначала на одной, затем второй. Раб невозмутимо слушал, будто перед ним по-прежнему стоял сенатор, а не оборванец в грязной тунике. Когда Аким закончил, раб вопросительно посмотрел на меня. Я наклонил голову в знак согласия.
Очаг в доме деда был устроен так, что горячий дым, прежде чем выйти наружу, нагревал небольшой мраморный бассейн в терме за кухней. Рабы успели натаскать в него воды, к нашему приходу она согрелась. Аким, как только нас провели в терму, немедленно стащил с себя грязные лохмотья и плюхнулся в бассейн. Я последовал его примеру. Мы блаженствовали, отогреваясь, но недолго. Появившиеся рабы вытащили нас из воды и стали споро натирать оливковым маслом, снимая его затем скребками вместе с грязью. После чего один из них взял бритву, смазал бороду Акима маслом и ловкими движениями стал срезать длинные волосы. Аким шипел от боли, но терпел - сам просил. Поначалу я думал, что он просто сориентировался - римляне не носили бород, но позже Аким сказал мне, что в их землях мужчины бреются. Не знаю, правда это или нет - страна его лежит в варварских пределах, а варвары, как известно, поголовно бородатые. Но в тот миг я смотрел на Акима с завистью - брить мне было нечего. Расправившись с бородой, раб предложил Акиму выщипать волосы на теле - по последней римской моде. Он даже начал выдергивать волоски, но тут Аким сказал что-то на непонятном языке. Среди резких слов мне запомнилось странное: "Мать"!.. Раб, как и я, не понял смысла сказанного, но уловил интонацию - торопливо собрал инструмент и ушел.
Из термы мы отправились в триклиний. Стол был уставлен блюдами. Рабы пытались тащить к нему ложа, но я запретил. В нашем доме не принято было возлежать за едой, даже на пирах - отец строго следовал заветам Августа. Рабы заменили ложа биселлиями. Один из них отправился за сенатором, и отец не заставил себя ждать - все мы здорово проголодались. Отец вознес благодарение богам, отплеснув из кубка немного вина на пол, мы последовали его примеру, а затем принялись за еду.
Юний прислал нам хорошего повара. Судя по всему, он осведомил его о вкусах сенатора: краснобородку в вине и прочих изысканных лакомств нам не подали, но мясо и рыба, приготовленные по-простому, были хороши - в меру посолены и приправлены травами. Вино тоже оказалось замечательным: красное, густое и без пряностей. Мы с отцом разбавляли его теплой водой, Аким от воды решительно отказался. Ел он много - было видно, что голоден, но аккуратно. Мы с отцом бросали на него любопытные взгляды. После термы, в новой одежде Аким преобразился: его красивое лицо с правильными и мужественными чертами лица приобрело благородный, даже несколько надменный вид, темные глаза смотрели строго. Было видно, что перед нами человек привыкший повелевать и не любящий возражений.
Аким по-своему истолковал эти взгляды. Когда раб в очередной раз наполнил его чашу, он встал.
- Достопочтенный сенатор! В нашей стране принято за столом произносить речи, стоя. Позволь мне сделать это!
Отец сделал приглашающий жест.
- Благодарю! Мы с тобой солдаты, сенатор, поэтому хорошо понимаем, как прихотлива военная фортуна. Плен - позор для воина, но только в том случае, если он сдался врагу добровольно, движимый страхом. Мне дважды довелось побывать в плену, но всякий раз меня захватывали безоружным, когда я не мог сопротивляться. В первый раз меня освободил друг - тот самый, на поиски которого я отправился в Иудею. Во второй раз это сделал ты - человек мне незнакомый, из другой страны. Ты мог равнодушно пройти мимо, но вступился и даровал мне свободу. Трудно найти слова, чтобы отблагодарить тебя, поэтому я скажу прямо, как надлежит воину. Я никогда не забуду твоего поступка, Луций Корнелий Назон Руф! (До сих пор не знаю, когда Аким успел узнать полное имя отца!) Я верну деньги, что ты заплатил торговцу и возмещу другие расходы! Я буду сопровождать тебя в Иудею и стану защищать в пути тебя и твоего сына, как если бы ты был моим отцом, а он - братом! Будь здоров, сенатор! Пусть даруют твои боги тебе удачу!
Аким махом осушил свою чашу и поклонился отцу. Тот кивнул в ответ и отпил из чаши. Аким шлепнулся в бисселий и улыбнулся. Я вдруг увидел, что он совсем не надменный, а простой и веселый.
- Хорошо говорил, - сказал отец, обращаясь к Акиму, - видно, что у тебя были добрые учителя. - Кто твои родители? Живы ли они?
- Живы, сенатор! Я происхожу из древнего и знатного рода, могу перечислить своих предков за три столетия. Все мужчины в нашей семье были воинами, многие водили большое войско - как ваш легион и даже больше.
- Ты много воевал?
- Нет, сенатор! Наша страна давно не воюет - соседи страшатся нас, а земель нам хватает.
- Как и Риму! - наклонил голову отец. - Но тебе, вижу, пришлось сражаться?
- Несколько стычек на границе с дикими племенами.
Отец снова кивнул.
- В прошлом году мне пришлось воевать в Иудее.
- С кем? - насторожился отец.
- Тоже с кочевниками. Мы попали к ним в плен, затем освободились и направлялись домой. Спокойно уйти нам не дали - пришлось пробиваться…
- Что вы делали в Иудее?
- Искали истину!
Отец захохотал. Он смеялся долго, вытирая глаза салфеткой. Аким терпеливо ждал.
- Ты слышал об иудейском боге, сенатор?
- Заезжий купец из евреев рассказывал. Кажется, он хотел обратить меня в свою веру. Напрасно. Как можно верить в бога, которого нет?
- Ты хочешь сказать, бог евреев не имеет земного облика?
- Купец говорил, что бог везде и во всем. Поэтому евреям запрещено делать статуи бога и даже сооружать ему жертвенники, кроме того, что есть в Иерусалиме. Разве это не странно?
- Ты слыхал от иудея о воплощении бога в человеке?
- Купец толковал о каком-то мессии…
- Разве это не удивительно - увидеть живого бога?
- Я видел.
- Какого?!
- Августа!
- Император, которого обожествил сенат?
- Да. Разве он не бог? Ему сооружены храмы, любой может придти туда и принести жертву. Даже ты!
- С твоего позволения, не стану.
- Почему?
- Вера запрещает нам приносить жертвы чужим богам.
- Как знаешь… - пожал плечами отец. - Я бы на твоем месте отблагодарил… Купец тоже отказался, когда я предложил ему. Римлянам не запрещено поклоняться чужим богам, лишь бы не забывали про своих. Как видишь, мы свободнее вас.
- Зато нам тепло на свете…
Я не стал более прислушиваться к спору отца с Акимом - скучно. Боги мало интересовали меня. По праздникам наша семья участвовала в религиозных церемониях, я послушно присутствовал - и только. С богами в Риме все просто: своевременно приноси им жертвы, не скупись на подношения понтификам - и все будет хорошо. Спорить о том, чей бог лучше, глупо. Поклонись каждому, почти его жертвой, чтоб никому не обидно - и все дела. Так поступали все вокруг…
Аким заметил мое скучающее лицо и улыбнулся.
- Давай прекратим этот спор! - предложил он отцу. - Все равно каждый останется при своем мнении. У меня сегодня радостный день, и я хочу, чтоб нам было весело. Ты позволишь, сенатор?
Отец кивнул, и Аким сделал знак рабам. В триклиний скользнули двое музыкантов - один с флейтой, другой с кифарой и три женщины в белых одеждах. Музыканты стали у стены и подняли инструменты. Музыка, томная, чувственная заполнила комнату, женщины взмахнули руками и поплыли вокруг стола, изгибаясь и покачивая бедрами.
У меня перехватило дыхание. Столы на танцовщицах были из невесомого, прозрачного виссона, сквозь ткань можно было разглядеть все: тугие груди с розовыми сосками, округлый живот под аккуратной впадинкой пупка и темный треугольник на лобке. Когда танцовщицы скользили мимо, меня обдавал приторно-пьянящий аромат мускуса и розового масла. Лица танцовщиц были набелены, брови и ресницы - подведены, отчего глаза их казались огромными, зовущими. Одна из них вдруг подмигнула мне, и я почувствовал, что краснею…
Не сразу, но я пришел в себя, и только тогда внимательно разглядел женщин. Они только вначале казались похожими. Одна из танцовщиц, маленькая, пухленькая, с круглыми ямочками на щеках, постоянно улыбалась, показывая хорошенькие беленькие зубки. Это она подмигнула мне, и я почти не отводил от нее взгляда. Две другие были повыше: одна худенькая, рыжеватая, вторая - крупнее, с сильными и стройными ногами. Я заметил, что Аким постоянно смотрит на рыженькую, и подивился его выбору - по росту и сложению ему больше подходила другая. У той было красивое лицо и большая грудь. Рыженькая больше напоминала начавшую созревать девочку-подростка.