Винтовки мы несли в руках, наготове. За прошедшее время мы худо-бедно с ними разобрались и даже научились разбирать - не полностью, но разбирать. И чистили после каждой стрельбы - слюной, это Тёмыч где-то то ли читал, то ли слышал, что оружие можно чистить слюнями. И он же сказал, что винтовки гавно. Это было правдой, они нередко осекались, и мы долго мучились, прежде чем догадались, что такая пупочка сбоку у приклада - специально для того, чтобы запихать в патронник недошедший патрон. А какое оружие припёр вчера Геныч - мы вообще не знали.
У нас были по две гранаты, у Саньки - пистолет. И у всех ножи, точнее - штыки. И снова странно. Мы ничего не обсуждали, ни о чём не спорили. Как будто всё заранее решили. И как будто никак иначе быть не могло.
Может, и правда не могло.
Мы шли долго. Сперва по заросшей дороге, которая когда-то вела в деревню. Потом совсем лесом, потом вышли на просеку. Полностью рассвело, солнце целиком вылезло из-за горизонта. Я, если честно, даже подумал - заблудимся, не вернёмся же. И как раз когда я это подумал, впереди замаячил просвет.
Нет, это оказалась не деревня, про которую рассказывал Геныч, а дорога. Асфальтовая, по другую её сторону - метрах в сорока от нас - лежали несколько сброшенных под откос легковых машин, сгоревших, чёрных. А слева - метров за сто от нас, от кустов, в которых мы стояли - ехала ещё одна машина. Небольшая, оливково-зелёная, с развевающимся голубым флажком. В ней сидели трое - двое спереди, один сзади, опершись локтем на задранный в небо пулемёт…
…Мы их убили.
Мы стреляли стоя, не прячась, когда машина почти поравнялась с нами. Винтовки мягко выговаривали "ду-дут, ду-дут", почти не отдавая в плечо. Мне в лицо летели гильзы Санька. Машина перевернулась и, падая, перерезала пополам уже мёртвого водителя. Пулемётчик, которого выбросило из автомобиля попаданиями в грудь, лежал на дороге. Третий долетел почти до наших кустов и рухнул в траву.
Ду-дут, ду-дут, продолжал стрелять Тёмыч, пока Сашка, обжигая пальцы, не пригнул его винтовку за ствол в землю.
Бум. Машина загорелась неярким пламенем, без киношного взрыва.
Мы стояли и смотрели, как она горит. Потом пошли на дорогу.
Пулемётчик оказался огромный негр. Определить, к какой армии принадлежали убитые, мы сначала не могли - флажок на машине оказался голубым ООНовским. И только когда я рассмотрел на разобранном пулей рукаве того, который долетел почти до наших кустов, тоже негра, зелёно-бело-зелёный флажок, то машинально сказал:
- Нигерийцы.
- Один хер, - Санька уже потрошил патронную сумку убитого. Мы с Тёмычем подобрали два "калаша" и пробовали подлезть к джипу, но не смогли - бледное пламя было очень сильным. - Гранаты возьмите, вон там висят…
- Тихо! - выдохнул Тёмыч. - Мотор!
Мы, не сговариваясь, дернули обратно в кусты. Но остановились почти сразу. Переглянулись. Лица у моих дружков были возбуждёнными и испуганными.
- Один, - прошептал Тёмыч, как будто нас могли услышать. - Давайте ещё, а?
- Посмотрим, - так же шёпотом ответил Санька, и мы, крадучись, вернулись к дороге.
Грузовик - большой открытый старый "бивер" (так сказал Санька, который увлекался разными ездящими штуками) - появился минут через пять. в кузове были сложены какие-то ящики. На них сидели двое негров, был установлен пулемёт, в кабине виднелись ещё двое. Я покосился на Саньку. Тот, перекатывая в ладони две маленькие гранаты, смотрел на замедляющий ход грузовик азартными глазами, потом сказал тихо:
- Когда рванёт - стреляйте по всему сразу.
- Ты куда?!. - Тёмыч не договорил - Санька канул в кусты. Мы переглянулись.
Грузовик остановился метров за пятьдесят от нас. Из кузова спрыгнул и, пригибаясь, пошёл вперёд, к трупу пулемётчика на дороге и горящему джипу, солдат. Второй встал и, пригнувшись, навёл на кусты - точно на нас - пулемёт. Мы замерли.
Негр прошёл половину расстояния, всё медленней и медленней. Потом - мы ничего не заметили, без всякого перехода - в кузове дважды грохнуло, пулемётчик исчез, и мы опять начали стрелять. Тёмыч в негра на дороге, а я как-то сразу сообразил и ударил по кабине, точно в лобовое стекло.
Из правой двери кто-то выпал, прыжками ринулся прочь и упал, словно на стену наткнувшись. Со стороны водителя стекло медленно осыпалось внутрь. Застреленный Тёмычем лежал на дороге - спиной к нам, так, как бросился обратно.
Снова всё получилось быстро и просто. Даже странно быстро и просто…
… - Хавка! - Тёмыч выбросил на дорогу один из ящиков. - Хавка-а-а, гля, пацаны, сколько хавки! Бля, бля, бля-а-а! - он даже заскулил. - Не унесём же!
- Брось! - Санька передал мне в руки тяжёлый пулемёт, как у немцев в фильмах про войну. - Брось нахрен, оружие берём, боеприпасы, а жрачки - потом, сколько сможем!
- Да куда нам столько оружия?! - Тёмыч, откусывая от большой сухой печенины, давясь, отпихивая локтем винтовку и другой рукой набивая печенье в карманы.
- Оружие бери, чмо! - крикнул Санька. Тёмыч поперхнулся… и стал потрошить "лифчик" убитого в кузове пулемётчика. - Скорее, не может быть, чтобы не засекли всё это… - Санька посмотрел на небо. - Фляжки надо взять, лифчики снять, давай, ну?!
Когда мы начали спешить, руки сами затряслись, пальцы стали путаться в застёжках и креплениях… Ворочать мёртвых было не противно - никак вообще, как будто это лежали манекены, мы один раз ещё тогда грузили в какой-то магазин, подрабатывали…
Конечно, еду мы взяли тоже. Потом я думал, что всё-таки, наверное, был прав Тёмыч, лучше было взять побольше еды, ну и боеприпасы, а не само оружие. Но тогда я не хотел возражать Саньке, мне казалось правильным то, что делал и говорил он.
Мы нагрузились тяжело. Килограмм по двадцать пять каждый. Я столько никогда в жизни не таскал далеко, а ведь нам предстояло возвращаться домой… Будь мы поопытней, мы бы попутали следы и спрятали часть груза где-нибудь в стороне. Но в тот момент мы были пьяны от удачи, от того, как всё оказалось легко… и ещё от чего-то, от какого-то непонятного, никогда раньше не испытанного ощущения. А раз неиспытанного - то и названия ему мы подобрать не могли.
Перед уходом Санька нацарапал штыком на водительской двери "бивера":
ВСЕМ ВОТ ТАКОЙ КОНЕЦ, БЛЯДИ
И нарисовал - как сто раз, наверное, делал на заборах и в заброшенных под снос домах, где мы иногда кучковались - грубое подобие того, что у каждого мужчины (и мальчишки) есть между ног. А ниже подписал:
СОСИТЕ У РУССКИХ!
* * *
Ой. Ё. Не знаю, как мы не переломились, пока тащили. Если бы не Санька - честное слово, побросали бы половину всего. Но он пёр пулемёт, один автомат и ещё кучу разного…
Часа через два я был способен уже только переставлять ноги и меня даже не интересовало, куда и когда мы выйдем. Пот заливал глаза. Комарьё ело меня заживо. Плечи растёрли ремни.
Короче, я не поверил, когда мы вдруг вывалились (иначе не скажешь) к речке, за которой начиналась наша деревня. В речке плескались наши мелкие пацаны, а Ленок за ними наблюдала.
Нас увидели сразу. Ленок рванула в деревню. Мелкие повыскакивали из воды. И ломанулись к нам толпой - с огромными глазами, но потом сразу остановились и пошли на приличном расстоянии, не сводя с нас глаз и зачарованно перешёптываясь:
- Автомат какой…
- Ты придурок, это пулемёт. У Шварцнеггера такой был…
- Ну и гонишь ты всё…
- Я тоже такой хочу…
- Ага, натяни себе знаешь куда?..
- А куда они ходили?
- Спроси.
- Спроси ты…
- Не, на х…й.
- А я тоже следующий раз с ними пойду.
- Ага, а Санька тебе пи…ды знаешь как…
- Хорэ матюкаться! - вдруг вызверился Санёк. Все остолбенели и притихли. - Блин, ещё раз мат услышу - урою нахрен! Ты, ты, ты! - он ткнул в пацанов постарше, Вовку, Бычка и Симку. - Забрали хавку, быстро в дом отнесли! Остальные свалили купаться, пошли отсюда! - девчонки уже бежали навстречу, и Санька кивнул им. - Пришли… - назначенные мелкие уже мелькали пятками в сторону "нашего дома", таща банки-коробки. - Лен, давай иди, опять за ними посмотри…
Она пошла, оглядываясь и гоня перед собой остальных. Светка молча приняла у Санька автомат, и тот тяжело перевёл дух:
- Устал… - признался он.
* * *
Я проснулся около трёх часов дня. Было жарко, пахло супом - с мясом! Мелкие почти все сидели в углу комнаты вокруг Ленки, та что-то им объясняла, чертя на стене углём буквы. Тёмыч спал рядом со мной. Светка сидела у очага, на котором булькала большая кособокая кастрюля с проволочной петлёй. Санька разбирал на полу пулемёт, тихо поругиваясь. Около него устроился Илюшка. Геныч сидел на пороге лицом наружу - дулся, кажется.
Я лежал неподвижно и не понимал, что чувствую. Ни разу за все мои тринадцать лет я ничего такого не ощущал. Мне хотелось плакать и в то же время было очень хорошо… и ещё что-то…
- Дядь Сань, - услышал я голос Ильи и увидел, как двинулись его лопатки под свежим бинтом, пропитанным чем-то от ожогов. Ожоги заживали плохо…
- М? - буркнул Санька.
- А вы воевать ходили?
- М-угу.
- А вы победили?
- М-угу, - Санька с натугой вытащил ствол, начал что-то говорить про маму, но оборвал себя.
- А тогда можно к маме вернуться?
Санька поднял голову. Илья осекся, и у него набухла нижняя губа.
Светка оказалась рядом с ним и обняла за плечи:
- Пока нельзя, - сказала она, осторожно гладя мальчишку по шее и затылку. - Там злые люди. Их много пока. Вот когда всех прогонят… ты вернёшься к маме и папе. Обязательно, Илюшка. Мы с дядей Саней сами тебя отведём. А пока ты поживёшь с нами, да?
Илья секунду смотрел на неё. Потом быстро кивнул и спрятал голову у неё на боку, как совсем мелкий. Глаза Светки стали огромными, но остались сухими. Санька закашлялся… и у него стало нехорошее лицо. Многообещающе лицо. Страшное.
- А они сюда не придут? - спросил Илья, не отрываясь от Светки.
- Кто? - выдохнула девчонка.
- Они, - Илюшка дрожащее вздохнул. - Которые нас подожгли…
- Не придут, - буркнул Санька. - Обсосутся приходить, ходилки ещё не отрастили. Слышь, герой. Дай-ка мне вон ту штуку и подержи вот тут…
Я уже почти совсем решил встать (суп, кажется, был готов), но тут Ленок в углу сказал:
- О, а где ты это нашла?
В руках у одной из девчонок была разбухшая от сырости старая книжка с неразличимой обложкой. Девчонка махнула рукой:
- Там, в одном доме.
- Сколько раз я говорила, - Ленка несильно стукнула её по носу этой книжкой. - Сколько говорила - не суйтесь в старые дома, прихлопнет, как таракана!.. Это букварь… Какой старый, - Ленка улыбнулась, - я такого и не видела… Ну-ка, что тут, на первой странице? - она распахнула разворот. Мелкие сосредоточенно зашушукали, потом кто-то прочёл:
- Мы не рабы. Рабы не мы.
- Правильно, - сказала Ленка. - Мы не рабы. Рабы не мы. А теперь давайте это повторим вместе. И погромче. Поняли?
… - Мы не рабы! Рабы не мы!..
* * *
- В общем так, - Санька затушил окурок о носок кроссовки. - Хватит. Мотаться по округе, переходим на ночную жизнь. Все. Старшие, младшие… Чую - нас будут искать с воздуха. Давайте мозговать, как не попалиться.
- Думаешь, из-за сегодняшнего будут искать? - спросил Генок. Санька поморщился:
- Из-за послезавтрашнего… Помнишь, как к той деревне выйти, где ты был?
- Помню, - усмехнулся Генок.
- Ну вот и поговорим. Когда искупаемся! - Санька шлёпнул себя по бёдрам и прыгнул с ветлы, на который мы сидели, в реку.
2. МОХНОЛАПЫЕ ЛЕСНЫЕ ЖИТЕЛИ
Всю неделю лил дождь.
Он был не холодный, не осенний, а тёплый, но уж больно нудный и постоянный. Он шёл днём и шёл ночью, им начинался вечер и за ним пряталось утро.
Мы обалдевали от этого дождя.
Девчонки возились с мелкими, мелкие тоже не особо скучали - дрыхли, болтали, вылезали под дождь, играли в доминошки, карты, шашки и шахматы на расчерченной прямо на столе доске - всё это им мы повырезали из деревяшек… Собственно, их-то жизнь не сильно изменилась, и даже Илья - его ожоги поджили наконец-то - как-то подзабыл ужас бомбёжки и свою погибшую семью… Еды у нас хватало. Ну - пока хватало.
Мы вылизывали оружие - снова и снова. Собачились. Чуть не подрались из-за пистолетов - в результате браунинги достались Генку с Тёмычем, а я обломился. М16 мы тоже поменяли на АКМ, с ними было меньше возни. Только Санька взял себе пулемёт. Тоже играли во всё подряд… Во всём этом было что-то неправильное, но мы не находили в себе сил куда-то идти под дождём, а взрослого - приказать, выгнать нас - не было. Даже Санька как-то потускнел. И заколотил колодец, куда Генок сбросил зарезанного Дрына.
От нечего делать мы взялись разбираться с печкой. В принципе, она была пока не нужна. Но во-первых, готовить во дворе стало невозможно, а Ленок заявила, что мелким надо есть горячее, готовить же на очаге неудобно, то подгорает, то сырое остаётся и все мы наживём гастрит и язву. Почему-то гастрит и язва нас сильно напугали, мы и приступили к решению проблемы.
Оказалось, что особой проблемы-то и нет. Надо было только почистить забитый по самый верх трубы дымоход и ещё отодвинуть такую железную фигень вверху печки. О втором мы догадались экспериментальным путём и уже позже.
В трубу мы запихали младшего и самого тощего из наших пацанов - семилетку по прозвищу Пушок. Сперва тот выражал несогласие визгом (девчонки - и старшие и младшие - смотрели на нас, как на палачей, а мальчишки Пушку явно завидовали) и даже кусался, когда понял, что добром отбиться не удастся - но потом вошёл во вкус и сопровождал активную работу в трубе завываниями и уханьем. Тут уж даже мы позавидовали…
Трубу Пушок прочистил (хотя с определённого момента я начал бояться, что он застрянет, правда). Но какой он оттуда вылез - вы бы видели, граждане избиратели! Во-первых, он был чёрный, как негр. Мы предполагали что-то подобное и запихали его в трубу в одних трусниках. Но это ещё полбеды. Сажа сыпалась с него хлопьями, а часть её попала через печь внутрь избы и категорически не желала вычищаться. Почти как перья. Знаете, что разлетевшиеся перья невероятно трудно вычистить? Вот и с сажей было то же самое.
Потом мы экспериментально затопили печь… и чуть не задохлись от активно повалившего внутрь избы какого-то особенно густого и агрессивного, почти живого дыма. Санька отступал последним и даже под дождём продолжал перхать, чихать и кашлять ещё минут десять.
Положение спасла Ниночка - тихое большеглазое создание, которое попало к нам в приют всего год назад из какой-то деревенской семьи. Она решительно потребовала, чтобы её посадили на плечи и выдвинула эту самую железку, которая называлась вьюшка. После чего с плеч Генка сообщила, что в деревнях даже палку специальную держат - задвигать-выдвигать вьюшку. Мы притихли, поражённые мудростью селян. А Генок минут десять таскал Ниночку на себе.
В общем, печка работала. В связи с чем - да чтоб всех разорвало, кто эти книжки писал! - Светка вспомнила, что в печках раньше парились и она об этом читала. После
этого девчонки стали поглядывать на нас с нехорошим интересом, как будто не париться собрались, а прямиком варить нас.
Но в одном они были правы. Мы и правда стали похожи на чушек и, если с одеждой вопрос можно было как-то решить, то с мытьём… Бань в селе то ли не было отродясь, то ли они развалились к чёртовой матери. Оставалось и правда мыться в печке. Ну, или просто посреди комнаты, тем более, что Санёк заявил, что ему лично нужна как минимум доменная печь. Я поддержал, что скорей зарасту грязью или буду мыться в луже, чем полезу в печку и что в этом есть что-то нехорошее. Девчонки заявили, что немытым свиньям в луже самое место. Тёмыч коварно заявил, что и они сами не лучше нас и что мол пусть они пример и покажут.
Я вообще-то думал, что на этом дело и кончится. Но Светик и Ленок посовещались между собой и заявили, что, раз их мальчишки позорные трусы, то пример стойкости и мужества как всегда подадут русские женщины. Мы слегка офонарели, а девицы приказали нам натаскать дров, воды, зачем-то - соломы… и убираться под дождь.
Исполнив приказание мы все - четверо старших и пятеро младших ребят - уселись под навесом покосившегося сараюшки. Нам даже подглядывать не хотелось. Не знаю, кому как, а мне было и правда жутковато думать, что девчонки собираются мыться в печке. Младшие смотрели круглыми глазами на дверь и на трубу, из которой пёр дым. Бычок даже грыз ногти. Я дал ему по рукам и сказал:
- Сгорят ещё…
- С этим надо делать что-то, - буркнул Санька, кивая на трубу. - Прёт, как из кочегарки. Зимой с воздуха будет видно.
- Это дрова сырые, - возразил Тёмыч. - Сухие берёзки - и будет самый смак.
- Один фик, - пробормотал Санька, - тепловыми приборами засекут… Эх, - он явно хотел матюкнуться, но глянул на младших и не стал, - а вот надо было нам с Антошей и старшаками уходить, ведь честное слово надо было…
- Ты чего думаешь, - спросил я, - до зимы досидим?
- В ту войну кое-где по три года в лесах сидели, - задумчиво сказал Санька.
- Сравнил, - возразил я. - Может, война уже и кончилась.
- Для меня кончится, когда мы их выгоним или когда меня убьют, - сказал Санёк. И нехорошо посмотрел на меня. Я поспешил добавить:
- В смысле, может, наши уже победили…
- Да нет, - Санёк вздохнул, - похоже, что нет… Приёмник бы какой, хоть самый лажовый…
- Его тоже включать нельзя, - напомнил Тёмыч, - я зуб даю, тоже засекут.
- Между прочим, самолётов уже дня дней пять не слышно, - вспомнил Генок. - Погода нелётная, верняк.
- Я так думаю, - вдруг сказал Санёк, - что мы этим… ну, оккупантам - мы им вообще не нужны. Никак. Даже как рабы. Мы лишние просто. Ну оставят они сколько-то там разных мудачков, в телике показывать. А так даже нефть нашу добывать или там землю пахать - разных пиндостанцев, всяких там уёб…ов, - он не удержался, - со всего света навезут типа как на плантации… А нас просто под корень. Так что их бить надо, пацаны. Не за родину даже, а просто чтоб выжить.
- Ты уже это говорил, - напомнил я.
- Говорил, - кивнул Санёк. - А тут мы под дождик что-то раскисли. Вот помоемся… если живы будем - и я пойду гляну, чего на белом свете. А то грузовик да джип - маловато будет.
- Дядь Сань, - подал голос Илюшка, - вы опять воевать пойдёте? Возьмите меня, а?
Мелкие дружным хором, хотя и негромко, начали ныть о том же. Глаза у них потихоньку загорелись - наверное, они вспомнили войну из телика. А я вспомнил красное крошево на месте головы Инны Павловны. И то, как грохнулся рядом с нами в кусты
убитый солдат-негр… И вздохнул. И передёрнул плечами.
И подумал, что Санька - прав.
- А ну умолкли к нехорошей маме! - рыкнул между тем Санька на младших и пощипал усики. (Он делал такой жест вот уже… да вот с эту неделю, когда прочно вообразил себе, что у него пробиваются усы.) - Вы как, - обратился он к нам, - со мной?
- Конечно, - ответил Генок. Мы с Тёмычем просто кивнули. - Только надо идти не вместе. Разойдёмся в разные стороны, посмотрим, что где и через пару дней вернёмся. Тогда решим, что делать.
- Мысль, - одобрил Санька. - Да что там девчонки, поугорали, что ли?!