- Да так, не то чтобы дружим семьями. - Рубен Ашотович оскалился и покосился в полумрак, где почивала Лена. - Его здесь, в пещерах, каждый знает, он своего рода уникум, местная знаменитость. Этакий пророк. - Он замолчал на полуслове и перевел общение в другое русло. - Да, пещеры, каменоломни, гроты, рудники. Язвы в теле нашей матушки земли. А ведь планета наша не есть нечто неживое, окаменевшее, тупо вращающееся вокруг солнца по регулярной орбите - она живая, и древние отлично знали это. Они считали, что духи земли двигаются по определенным каналам или венам подобно тому, как кровь человека пульсирует по жилам. И подобно тому, как душа человека может находиться в конкретном органе - в мозгу, печени или сердце, - духи земли тоже сосредоточиваются в конкретных местах, там-то и концентрируются все жизненные силы. Такие зоны называются пуп земли. В них устраивали захоронения, строились святилища и возводились храмы. Ведь вопрос только в том, какие именно духи пребывают в таких местах. Добро, как известно, не бывает без зла…
Ишь ты, какую знатную лапшу развешал, ишь какую вербальную поллюцию развел. Готов о чем угодно, хоть о пупе земли… Молодец, и не дурак.
- Да, зла на этом свете хватает. - Буров с пониманием кивнул, выдержал приличествующую паузу и попытался возвратить беседу в прежнее русло: - Скажите, Рубен Ашотович, а что это у Фрола-то с лицом? Сдается мне, что без мирного атома дело здесь не обошлось?
- Скажете тоже, мирного. Про Тоцкий полигон слыхали? - не выдержал Рубен Ашотович, зло щелкнул языком, привстал и неожиданно смягчился, мгновенно отошел от темы: - А, вот и Леночка проснулась. Ну что, спящая красавица, как самочувствие?
- Хреново дело, головка бо-бо. - Та криво усмехнулась, кряхтя поднялась и сделалась похожей на механическую куклу из тех, что стонут: "Мама", если жать на живот. - Пошли, Василий, на базу, заляжем основательно. С концами. Рубен Ашотович, чао, Фролушке привет. Ох и гадость же эта ваша фаршированная рыба. Я хотела сказать, плодово-ягодное. Чертова бормотуха, дьявол ее дери…
Словом, попрощались с опальным геофизиком, встали на обратный курс и, предвкушая общение с медоточивым Морфеем, двинулись малой скоростью к Бякам. Сейчас прийти, рухнуть на что-нибудь мягкое и спать, спать, спать… Только фигушки, бивак их встретил шумом, гамом и звяканьем стаканов - это к Бякам пожаловали их давнишние друзья-однополчане Пилигримы. Не просто так, естественно, в компании Сабонисов. Они - Бяки, Пилигримы при содействии Сабонисов - пели: "По выжженной равнине за метром метр идут по Украине солдаты группы "Центр"", пили и вместо тостов хором кричали: "Все Атасы - пидарасы! Все Атасы - пидарасы! Все Атасы…"
Кричали дружно, но недолго. Откуда-то из глубины пещеры послышались зловещие шаги, грозно выругались матом, слаженно, на четыре голоса, и из темноты явились три богатыря, с мощным, чуть ли не задевающим своды черепом дядькой Черномором впереди. Как вскоре выяснилось, это был авангард Атасов - самые стойкие, самые отважные, не поддавшиеся проискам Сабониса.
- Если мы пидоры, то вы пидоры гнойные, - веско заметили они, а дядька Черномор встал в смертельную позицию зен-кутцу:
- Киай! Ну как насчет полного контакта?
"Да, блин, это надолго, и само собой не кончится", - огорчился Буров, зевнул и с хрустом а-ля красный смилодон потянулся:
- А как насчет полового контакта? Не хочется тебе быть выебанным и высушенным? - мило улыбнулся, подошел и из "разговорной стойки" легко и непринужденно вынес Черномору мениск. Сунувшимся было богатырям продемонстрировал в действии поддевающий в пах, травмирующий в нюх и вырубающий в печень, так что Атасова гвардия убралась с поля боя в тотальном расстройстве. Победа была полной, впечатляющей и, главное, быстрой. Настоящий блицкриг. Хвала аллаху, теперь можно было лечь, вытянуться, нырнуть поглубже к Морфею под крыло. Ни хрена подобного.
- Вот это да. - Пилигримы вышли из шока и воззрились на Бяк. - Кто это? Никола Питерский?
- Да нет, это так, израильский шпион, - не без гордости отвечали Бяки, - докторша закадрила где-то. Не ради продажи родины - на предмет блуда. Зверь. Обрезан и в МОССАДе натаскан.
"Израильский шпион? Да еще обрезанный? Гм. А как на хохла машет. Да, впрочем, ладно, где хохол прошел, там жиду делать нечего", - мощно раскинули мозгами Пилигримы, дружно пришли к консенсусу и принялись крепить с Буровым контакт.
- Шолом алейхем, уважаемый! Не помешаем? Вот, не побрезгуйте, тушенка, правда, не кошер, зато лаваш уже засох и превратился в мацу. Берите-берите, совсем как ваши опресноки. А к ним вот нашего плодово-ягодного… Ну как вам здесь, от родины-то вдали, не скучно? Пещеры смотрели? На могиле Белого были? С Фролушкой блаженным не встречались?
- С Фролушкой? - заинтересовался Буров, разлепил глаза и вынырнул из дремы. - С пророком?
- Ну да, да, конечно же, пророком, - с хохотом, но довольно плавно влез в общение кто-то из Бяк. - Говорит, что все, аллес, дело плохо. Будто бы в глубине земли окопались какие-то гады, и если не прищемить им хвост сейчас, то потом будет очень плохо. Словом, зовет в последний и решительный бой. Я лично - пас.
- Ну да, дело здесь, конечно, не в гадах, а в вялотекущей шизофрении, - послышался еще голос, довольно трезвый, в меру занудный и весьма академический. - Хотя в этом что-то есть. Я имею в виду не гадов, не вялотекущую шизофрению, а, вы уж извините меня, коллеги, за нестрогость фактов, теорию Красных и Белых стрел, суть теорию Центральных каменоломен…
- Как вы сказали? - Буров сразу же забыл про сон, вспомнил будущее, долгожителя Костро-мина, занимательнейшие, под бобрятину и лососину, разговоры на заимке. - Теорию Красных и Белых стрел?
- Ну да, - с готовностью ответили ему и принялись вещать о том, что Русь запечатана четырьмя крестами, то бишь окружена системой тайных подземных ходов, имеющих оккультное и оборонное значение. Они простираются на сотни километров, сооружены в десятых-девятнадцатых веках, а на месте их пересечения, в узлах, возведены храмы. Но это как бы одна сторона медали, причем отнюдь не анфасная. Самое главное заключается в том, что существует еще и другая система подземных структур, неизмеримо более древняя, тайная и протяженная. Никто не знает, кем, когда и для каких целей она была сделана. Ходы выполнены выше уровня водоносных горизонтов, в виде прямых, как стрелы, выработок, за что и прозваны Белыми стрелами в известняках и Красными - в песчаниках. Они обычно имеют ширину два-три метра и простираются от берегов рек перпендикулярно обрывам, причем пролегают ниже русел, в толще синих кембрийских глин. Есть ходы даже ниже Балтийского моря, так называемые пешеходники - узкие одиночные штреки в кирпичной или каменной кладке и "конники" - запараллеленные стволы сечением три метра, всегда парные, с периодическими смычками. В общем, если коротко, существует исполинское, поражающее воображение сооружение, назначение которого невозможно понять, руководствуясь современной психологией, и если гады хвостатые, враги человечества, все же имеют место быть, то сам бог велел им окопаться именно там - под землей. Таким образом, если глянуть в корень, вернее, вглубь…
- Да будет тебе, Фима, заткни фонтан, - единодушно рявкнула соскучившаяся аудитория, - забодал уже, утомил. А ну, наливай!
Выпили, крякнули, прищемили струну:
А если шел он с тобой, как в бой,
На вершине стоял хмельной,
Значит, как на себя самого
Положись на него…
Буров с народом петь не стал, задал храповицкого. Однако и во сне не было ему покоя, ибо привиделся кошмар - жуткий, с судорожно оскалившимся ртом пещерный прорицатель Фролушка.
- Ну что, Васек, плохо дело, - горестно сказал он, с ожесточением харкнул и выругался столь витиевато, что Орлов-Чесменский позавидовал бы. - Люди в основном слепы, глухи и самодовольны. Слушают лишь себя, все им глубоко по хрен. И не так, и не эдак, и не в мать. Вот и получат по самые по волосатые, ох как получат…
Снова выругался, заплакал и, шаркая, хромая сразу на обе ноги, исчез. Однако легче не стало, кошмар только начинался - вскоре к Бурову явилась Лаура. Как всегда топлес, как всегда улыбающаяся, причем на этот раз до одурения страшно.
- Ах ты баловник, - сказала она, игриво погрозила пальчиком и фривольно крутанула бедром. - Твоя слабость, Васечка, в твоей силе. Держись от этой куклы подальше. Будет очень нехорошо, если мне придется вмешаться. Привет. И учти, мне сверху видно все, ты так и знай, - сделала Лаура ручкой, изобразила воздушный поцелуй и, пританцовывая, в золоте волос быстренько исчезла из виду. То ли к себе наверх, откуда видно все, то ли в пещерную тьму, где пели и пили, то ли еще куда. Кто знает? Кошмар…
III
Как ни крути и ни верти, а уикенд, если глянуть в корень, хорошая штука. За два дня, проведенных в пещере, Буров отоспался всласть, налопался на всю оставшуюся жизнь тушенки, а также, надо полагать, как следует поправил здоровье. Не фиг собачий - спелеотерапия. Наконец настал вечер воскресенья, и пещерные массы бросило в тоску - вот беда-то, беда. Надо вылезать на воздух, брести на станцию, грузиться в электричку и ехать строить коммунизм. Охо-хо-хо-хо, только куда ты денешься. Бяки с Пилигримами так и сделали, не в плане коммунизма, в плане электрички. Вместе с ними тронулись и Буров с Леной - доехали до Московского, прокатились на метро и, молча прогулявшись по сонному городу, безо всяких приключений добрались до дома. Поужинали чем бог послал, пополоскались в ванной, и все было бы преотлично, если бы не извечный вопрос - половой. Собственно, у Лены была сотня способов его решения, а вот Буров пребывал в недоумении - с одной стороны, конечно, натура требовала, а с другой… Ведь сказано же было по-русски и в категоричной форме - ни-ни-ни, держаться от искусительницы подальше. Причем не просто искусительницы, а ведь еще прорвы и куклы. М-да, вот проблема так проблема, бином Ньютона по сравнению с ней - детские игрушки. Что же делать, как быть? Может, пойти на компромисс? Войти все же на близкую дистанцию, но ненадолго, без экспрессии, так, чтоб и волки были сыты, и овцы уцелели, не изображать безудержную страсть, а тихо так, вяло, по-стариковски… Да, а в этом что-то есть. Не то чтобы эврика, но хоть какое-то решение. Ну-с, присно-дева, благослови, приступим. И Буров приступил, однако тихо и вяло, по-стариковски, не получилось - Лена, заполучив его в объятия, уже не выпустила до утра. Стонала, извивалась, расшатывала диван, с напором блудодействовала, - куда там менадам. Как есть - похотливая прорва. А еще, если вдуматься, действительно кукла. На редкость привлекательная, на диво одаренная, но в то же время примитивная, словно пробка от шампанского, - использующая все свои недюжинные способности исключительно для одного - для достижения земных благ. Внимание, успех, забавы плоти - все, все, больше ничего не надо, и так хорошо. А живопись, музыка, изящество в речах - это только инструмент, способ. Не от движения души, для движения зада. Породистого, налитого, с шелковистой кожей и лакомыми упругими ягодицами, похожими на половинки персика. Какие и впрямь бывают только у кукол. Не у той барышни из дурацкого анекдота, у которой голубые глаза, а все остальное жопа…
В общем, утро нового дня встретил Буров так себе, утомленный неопределенностью и любовной суетой. Встал, помылся, размял члены и принялся в ожидании Лены возиться с завтраком - та ушла выгуливать поганца Барсика, хозяину которого в очередной раз сделалось плохо. Сквозь щели в занавесях пробивалось солнце, нож с хрустом резал подсохший хлеб, по радио несколько не в тему пели:
В Антарктиде льдины землю скрыли,
Льдины в Антарктиде замела пурга,
Там одни пингвины прежде жили,
Ревниво охраняя свои снега…
Какие, на фиг, пингвины, какая Антарктида, какие снега… Заглавный день недели - понедельник. Как всегда, тяжелый…
Наконец пришла Лена, в маечке и индийских джинсах "Милтонс", тем не менее похожая на голливудскую кинозвезду.
- Ох, видимо, придется мне Барсика брать, - вздохнула она. - Анатолий Семеныч совсем плох. Ночью, оказывается, "неотложка" приезжала, мотор у него ни к черту. Ох беда. Такой человек, личность. Вот несчастье-то.
Однако, как ни волновалась Лена за судьбу Саранцева, отличный аппетит не потеряла, а после завтрака еще хотела склонить Бурова к блуду, но он не стал, нашел в себе силы отказаться:
- Увы, не могу, радость моя. Дела. Надо срочно отправить шифротелеграмму в центр.
Выбрался на улицу, вздохнул полной грудью да и пошел куда глаза глядят, без всякой цели - девять тридцать восемь на часах, до четырнадцати ноль-ноль еще вагон и маленькая тележка времени. Некуда спешить. А вокруг шумел, радовался жизни, дышал бензиновыми выхлопами огромный город. Шелестели шины, торопились граждане, голуби скреблись когтями по крышам и карнизам. Матерились дворники, снюхивались собаки, какой-то недоросль в тельнике ловил в Фонтанке сеткой колюшку, сфинксы на Египетском мосту смотрели на него с неодобрением. В общем, дело было хоть и не вечером, но делать было решительно нечего. Так что шел Буров по городу, смотрел по сторонам и ни во что не вмешивался, думу думал. Хоть и старался ощущать себя сторонним наблюдателем, но только не получалось - мысли были злые, конкретные, глобально анархические. Вот ведь, блин, люди, человеки, вершины мироздания. Рождаются в муках, в болезнях растут, приспосабливаются к жизни, достигают вершин. Верят, надеются, влюбляются, лгут, играют в благородство, изобретают велосипед… И искренне считают себя квинтэссенцией творения. А потом умирают - опять-таки в муках, в страхе, в невежестве, в болезнях, во лжи, так и не поняв, кто они, откуда и зачем приходили на эту грешную землю. Люди, люди, повелители вселенной… Играющие всю жизнь, с рождения и до смерти, в какую-то двусмысленную, неведомую им игру по непонятным, придуманным неясно кем правилам. Заведомо шулерским. Хрен тебе, человече, хоть и звучишь ты гордо. Ты не бог, не микрокосм, не господин вселенной - винтик в государственной машине, член общества. Такая вот, брат, игра в одни ворота. А если играть не хочешь, то будешь или сумасшедшим, или изгоем, или преступником. Ваши, как говорится, не пляшут, пиф-паф, айн момент и в дамки… Се ля ви, цивилизация… Ох и славно же погулял Буров, вот уж весело-то провел время.
Наконец, устав от мыслей на глобальную тематику, он все же снизошел до прозы жизни - принялся придумывать и так и этак, как бы убить получше время. Ничего лучшего, как поход в кино, в голову ему не пришло, и вместе с неотъехавшими в лагеря пионерами и школьниками он отправился смотреть мультфильм. Японский, полнометражный, про кота в сапогах. Закручено было здорово, нарисовано еще лучше. Краски завораживали, персонажи умиляли, анимация восхищала, сюжет брал за живое, любовь творила чудеса. Зрители, впав в экстаз, не шевелились, восторженно открыв рты, Буров, от коллектива не отрываясь, также смотрел на экран, по-детски улыбался и где-то сожалел в душе, что главный персонаж банальный кот. Эх, был бы он красным смилодоном, да еще в семимильных сапогах! Таких бы дел наворотил, такого бы шухера навел. Сам бы выбился в князья и поимел принцессу… Да, впрочем, ладно, и так все неплохо - враг не прошел, людоед на ладан дышит, а девочке скоро быть в беде. Близится мир, дружба, балалайка…
Только увидеть хэппи-энд Бурову не удалось - время, которого, казалось, было невпроворот, не дало. Так что пришлось стоически стиснуть зубы и бочком, бочком, не отрывая глаз от экрана, выбираться на улицу, в шумное столпотворение Невского. Да, на главной магистрали города народу хватало, и это невзирая на жару, дневное время и доблестные происки чекистов. В зеркале витрин отражались джинсы, пиджаки, галстуки, рубашки, юбки, блузки, белые техасы, стройные, элегантно окаблученные ноги. В воздухе не было ни ветерка, только шум, гам, говор, рык моторов, запахи асфальта, траченого бензина и женского, будоражащего воображение, пота. И никому в этом кишащем скопище дела не было до Васи Бурова, ну, может, кроме истомленных, не обласканных мужским вниманием гражданок. Так что купил он газету "Правда", без приключений сел в троллейбус и благополучно докатил до славного Васильевского острова. С достоинством сошел, глянул на часы и сразу же взял ноги в руки - дожидаться следующего понедельника в компании с Леной ему как-то не хотелось. В четырнадцать ноль-ноль, как учили, он уже был на месте - рядом с каменным, дальним от моста чудищем из Фив. С хрустом разорвал газету, в два захода скатал и, взяв по "полуправде" в каждую руку, с надеждой поводил глазами по сторонам. И тут же удивленно хмыкнул - знакомого увидел. Бывшего доктора каких-то там наук, "негра", дворника и пещерного зубра Рубена Ашотовича Арутюняна. А тот, хлопнув дверцей "жигулей", с опаской подошел, оценивающе прищурился и также в изумлении воззрился на Бурова:
- Вы?
В голосе его слышалась явная тревога - ну вот, только шпионов-самозванцев здесь не хватало.
- Я, я. - Буров кивнул, с достоинством поклонился и, дабы развеять все сомнения, повертел "полуправдами". - В пятницу, извините, не получилось, КГБ сел на хвост. Пришлось прищемить ему его собственный. Ну-с, какие будут инструкции?
Только сейчас он понял, что лицо у Рубена Ашотовича напоминает маску - резко асимметричную, гипсовую, искаженную страшной судорогой. А вот глаза были хорошие, живые, с твердым, весьма циничным взглядом. Такой бывает у умудренных, много чего видевших людей.
- КГБ? - сразу же насторожился Арутюнян, нехорошо ощерился и брезгливо выпятил губу. - Теперь я понимаю, что это за "Волга" тащится за нами. А что касается инструкций… Видите ли, у меня есть не то чтобы друг, так, хороший знакомый, Анатолий Семенович Саранцев. Вместе в психушке сидели. Так вот, сегодня утром он позвонил мне, сказал, что болен, и попросил встретить человека с газетами в руках, то есть вас. Еще просил передать, чтобы вы сегодня ровно в пятнадцать десять были на Загородном. Там, не доезжая Пяти углов, если двигаться к Московскому, стоит закрытый на капремонт дом. Вам нужно попасть в квартиру 48, пройти по коридору и найти шестую дверь по левой стороне. Просто зайти внутрь. Э, вы слушаете меня?
- Конечно, внимательнейшим образом. - Буров на миг отвел глаза от черной припаркованной в сторонке "Волги" - из салона ее вовсю пускали солнечных зайчиков, не иначе при помощи бинокля.