– Да просто дальше он пишет, что скоро их части замкнут кольцо окружения в районе Лиозно, и… Впрочем, давайте я лучше прочту, а то не поверите. Вот оно: "…но самое главное, что уже совсем скоро сын усатого кремлевского варвара будет в наших руках! Знаю, что писать о подобном не стоит, но просто не могу сдержаться! Совсем скоро артполк, где служит отпрыск любителя курительных трубок, окажется в окружении, если уже не оказался. А уж там наша разведка сделает все возможное, чтобы тот не успел пустить себе пулю в лоб или отравиться. Впрочем, подозреваю, парни из разведки вовсе не станут ждать замыкания очередного котла и захватят этого молодого грузина еще до того. Хочется поглядеть на реакцию главного большевика, когда придворные лизоблюды из Генштаба, столь бездарно проигрывающие войну, доложат, что его сын в нашем плену…".
Вот это поворот! Честное слово, услышав поручика, я реально офигел, прошу прощения за мой французский. А я-то голову ломал, как объяснить свое стремление оказаться в районе окружения артбатареи под командованием Якова – а тут такое! Ну, блин… Нет, толстый коротышка Ланге, таки, сделал в своей жизни хоть что-то хорошее. Мне помог. Ну, то есть нам.
– К…как сын т…товарища Сталина?! – на танкиста было жалко смотреть. Он даже папиросу выронил, причем себе на комбинезон. Бросив на Гурского выразительный взгляд – мол, не сболтни лишнего, да и вообще, не выгляди таким равнодушным, – я отбросил окурок и ответил, добавив в голос неуверенности:
– Ну, так это… сын товарища Сталина, старший лейтенант Яков Иосифович в артиллерии же служит. С немцами героически сражается где-то в составе нашего мехкорпуса.
– А т…ты откуда знаешь?!
– Как откуда?! – делано "возмутился" я. – Нам товарищ политрук рассказывал, в пример ставил. Мол, когда всякие трусы с прочими подозрительными элементами стараются отсидеться в тылу и получить "бронь", сын самого товарища Сталина с первых дней войны немцев бьет! Он, между прочим, с двадцать седьмого числа на фронте! Июня, в смысле.
– Правда? – дрожащим голосом переспросил мамлей. – Так и сказал? Не врешь?
– Как можно врать, ежели речь про сына товарища Сталина идет?! Как политрук сказал, так и было. Ну, он, конечно же, не говорил, где именно товарищ старший лейтенант Джугашвили служит, но если сравнить с тем, что немец написал, выходит что тут, в нашем корпусе. Больше-то негде. Он Лиозно упоминал? Упоминал. А туда как раз наши части отступали. Да и не станет фриц врать: к чему ему это? Приукрасить – да, может, любят они, гады, свои великие победы расписывать. Но врать точно не будет. Так что рядом он где-то, точно говорю.
– А… это, а почему тогда Джугашвили? – Танкист задал вовсе не тот вопрос, который я мог ожидать. Блин, это что, снова я прокололся, или он и вправду не знает, что "Сталин" – псевдоним? И чего делать? Снова ссылаться на несуществующего полиглота-политрука?
На помощь мне неожиданно пришел поручик, до того внимательно прислушивавшийся к разговору. Вовремя, стоит признать:
– Как это почему? Это настоящая фамилия старшего сына товарища Сталина, разве не знаешь, Серега?
– Так точно, не знаю, товарищ старший лейтенант. – От волнения тот перешел на уставной язык.
– Ну, так теперь знаешь. Товарищ Сталин специально другую фамилию носит, чтобы, значит, никто его детям поблажек не делал. Одного сына в артиллерию отправил, другого – в авиацию. Мне об этом тоже, э-э, товарищ политрук рассказывал, мол, сражайтесь, как сын товарища Сталина, пулям не кланяйтесь, не посрамите, мол, ну, и все такое.
Н-да, надеюсь, отпавшую челюсть я вовремя подхватил, и мамлей ничего не заметил. И ведь всего раз запнулся, зараза белогвардейская, перед тем, как про "товарища политрука" сказать. Молодец, товарищ золотопогонник, растешь на глазах. И ведь как искренне говорил – я даже почти поверил. Не зря он время на изучение истории Великой Отечественной тратил, вот и пригодилось.
На Якунова было жалко смотреть: как же так, все про сына вождя знают, даже рядовой шоферюга, а он – в пролете?! Понимаю, обидно…
– Мы должны его спасти! Нужно добраться туда и предупредить! Или самим отбить! Или… ну я не знаю… товарищ старший лейтенант, что же делать?! Я у вас, как у старшего командира, спрашиваю.
Гурский сделал вид, что задумался. Хотя кто его поймет, может, и на самом деле задумался.
– По-хорошему, нам бы эти сведения в штаб армии передать или даже куда повыше. Вместе с бумагами покойного оберста – я их просмотрел, ничего особенного, но нашим будет полезно, там прилично информации по второму полку седьмой танковой. Личный состав, укомплектованность техникой, боекомплектом, матчасть, невосполнимые и санитарные потери, еще много чего. Но как это сделать? Нереально. Ладно, давайте пока по карте сориентируемся, хоть узнаем, наконец, где находимся…
А находились мы, как выяснилось, немного восточнее и южнее Витебска – насколько я помнил, под ударами танков Гота части седьмого мехкорпуса отступали, и сейчас в окрестностях царил сущий хаос. Отступающие войска, немцы, окруженцы, снова немцы, настоящий слоеный пирог. Южнее творилось нечто подобное с частями пятого МК. Собственно, Лепельский контрудар сегодня захлебнется окончательно, чтобы через пару дней превратиться уже в смоленское сражение – с тем же самым результатом, впрочем. Смоленск немцы возьмут, это факт. Ну и где нам искать части четырнадцатой танковой, в составе которой сражается и батарея… ну, тут понятно, какая именно. Ломанутся фрицы на Москву – мама не горюй. А заодно Адольф Алоизыч развернет часть войск на Киев. Если бы он этого не сделал, может, чего путного у фрицев и вышло бы – тьфу-тьфу конечно. Но сделает, развернет, никуда не денется. И обломается, разумеется, но это уже зимой. А там и Ржев будет, и Сталинград…
Короче говоря, если вернуться к нашим баранам… то хрен пойми, куда дальше идти. Наверное, все-таки в направлении на Лиозно, надеясь по пути влиться в состав отступающей четырнадцатой танковой дивизии. А уж там как кривая вывезет.
– Слушай, Коль… то есть, простите, тарщ старший лейтенант. – Заметив брошенный на меня быстрый взгляд танкиста, я стушевался. Блин, вот и снова прокололся! Как же надоело быть рядовым шофером, кто бы знал! Ну и чего теперь делать? Нет, были бы у меня документы военного медика – воспользовался б. Хотя, конечно, сразу три выходящих из окружения красных командира – как по мне, так перебор. Вот только дальше что? Ну, вышли к своим, ну, поверили нам… и отправят меня, военврача такого-то ранга, в госпиталь… Дальше, полагаю, понятно: даже самый крутой фельдшер, будь он хоть семи пядей во лбу, оперировать не сможет. Угу, вот и я об этом…
На помощь, как ни странно, пришел сам поручик, с похвальной быстротой въехавший в ситуацию:
– Кстати, Серега, ты не удивляйся, если Виталий меня по имени да без звания называет. Понимаешь, мы с ним вместе чуть ли не с первых дней войны. Ну, с конца июня – точно. Он меня пару раз от смерти спас, в крайний раз и вовсе на себе из-под обстрела вынес. Контузило меня тогда, вот Виталя и оттащил в кусты. Да и долго это выходит: "товарищ старший лейтенант". В бою всего на миг затормозишь – и все, труп. Понимаешь?
– Дык, а чего ж? – Якунов особо не удивился. – Очень даже понятно. Мы в экипаже тоже по именам друг дружку звали. По той же причине: замешкаешься – и бронебойный подарок от немца словишь. Да пусть бы и фугасный, какая там на "бэтээшке" броня! А уж дальше, хочь ты рядовой, хочь полковник – полыхнет бензин или боекомплект рванет – и привет.
– Ну, вот и договорились, – свернул опасный разговор Гурский. – Значит, пока к своим не выберемся, общаемся попросту. Ну что, все отдохнули? Пора бы и в путь. Вот только с оружием нужно разобраться, я такую систему, – он подтянул за ремень трофейный автомат, уложив его на колени, – не знаю. Серега, а ты?
– И я не в курсе, – стушевался мамлей. – Откуда у танкистов трофеи? В первом же бою меня и спалили, твари…
Похоже, мой выход: не зря ж Николай Павлович этот разговор затеял. Вон какой хитрый взгляд в мою сторону украдкой кинул, пока танкист не видел.
– Видал я такой автомат, "эмпэ-сорок" называется. "Машинен пистолен образца сорокового года", ежели по-нашенски. В июне еще кореш у меня в разведбате служил, землячок. Они с такими за передок ходили. Наш-то "ППД" с диском, с ним ползать по нейтралке неудобно, зацепиться может, а этот – плоский. Да и запасной диск на поясе мешает. Вот Ванька и показал, что да как. Смотрите, товарищи командиры…
Взяв в руки "МП" – спасибо просмотренным в детстве и юности фильмам "про войну", – вполне уверенно отомкнул магазин и показал, как передергивать затвор, попутно объяснив, для чего в крышке ствольной коробки вырез, играющий роль предохранителя. Разложив-сложив приклад, решил, что с них достаточно – больше никаких подробностей я просто не знал.
– А разбирать как? – осведомился поручик, на что я вполне искренне пожал плечами:
– Так мне откуда знать? Меня земляк только пользоваться обучил. Кстати, он еще говорил, что, ежели приноровиться, можно короткими очередями бить, на два-три патрона. Или даже одиночными, у него ж переключателя огня нет.
– С пулеметом тоже знаком, Виталь?
– Не, вот тут я не помощник. В разведку с такой бандурой не ходят, так что понятия не имею. Придется нам самим разбираться.
Минут десять потратили на изучение пулемета – дольше всего искали предохранитель, нашедшийся на рукоятке ведения огня, поскольку поднимать крышку ствольной коробки и заправлять ленту оказалось относительно несложно. Да и торчащая справа затворная рукоять тоже особых вопросов не вызвала. Разобравшись с прицельными приспособлениями, поручик с танкистом пришли к мнению, что пулемет определенно хорош, но испытать его в деле все же не помешает.
Затем разобрались с поклажей и оружием. В один из ранцев запихали провизию, во второй – обе ленты к "МГ" (одну прямо в коробке, не с земли ж стрелять) и часть запасных патронов к карабину, который Якунов категорически бросать отказался. Четыре снаряженные обоймы Серега распихал по карманам комбеза – не догадался или побрезговал снять с фрица ремень с подсумками. Документы из портфеля и карту Гурский переправил в свою планшетку, а сам портфель мы на всякий случай прикопали вместе с пустыми жестянками от консервов.
Разобрали оружие, решив, что я и поручик вооружимся автоматами и понесем ранцы, а танкист, как самый молодой, потащит пулемет и карабин, коль уж не хочет бросать. Спорить Серега не стал, хоть и вздохнул пару раз украдкой. Ничего, хай тягает: командиру отряда пулемет таскать статусом не положено, а я уже "старенький", мне и рюкзака с автоматом хватит. С другой стороны, Якунов прав: карабин в некоторых ситуациях вещь полезная. Закончатся боеприпасы, пулемет выбросим – с чем ему дальше воевать, не с "тэтэшником" и штыком же? Патронов-то к пистолету аж целых пять штук осталось. Плюс ко всему каждому досталось по три гранаты – пришлось снова "вспомнить будущее" и объяснить мужикам, почему у фрицев с гранатами не все как у людей, и как ими пользоваться. Трофейный пистоль я так и оставил в кармане, сам не знаю, отчего решив перед товарищами не светить.
Вышли наконец. И поперли навстречу солнцу, то бишь на восток, потихоньку забирая к северу, где, как я надеялся, есть шанс встретить наши части. Кстати, канонада определенно стала тише, что говорило то ли об удалении линии фронта, то ли о том, что на этом участке сейчас особых боевых действий не ведется.
До обеда шли практически без остановок. По пути наткнулись на узенькую полузаросшую лесную дорогу, почти тропу, с едва заметными колеями, оставленными тележными колесами. Выяснять, куда она идет, не стали: во-первых, вела она на северо-запад, во-вторых, если местные ею и пользовались, то крайне редко. Зато и немцев можно не опасаться: автомобиль или бронетранспортер тут не пройдет, мотоцикл разве что. К трем часам пополудни – время я узнал, украдкой вытащив из кармана свои, "командирские", поскольку у остальных часов не было, не догадались затрофеить у разгромленной колонны – вышли к опушке. Разглядев сквозь разрывы ветвей свободное пространство впереди, отошли немного назад, и поручик, прихватив бинокль, отправился на разведку.
Отсутствовал Гурский довольно долго, я даже забеспокоился, однако вернулся невредимым. Напившись воды из фляги, сообщил:
– Не опушка это, а большая поляна, скорее даже луг. Метров сто – сто пятьдесят отсюда. Немцы там разворачивают гаубичную батарею. Позиция, полагаю, временная, на один раз, поскольку и снаряды тут же сгрузили, не стали склад оборудовать. Видимо, собираются отстреляться и уйти, тягачи, полугусеничные такие, вроде того, что мы на дороге спалили, только с открытыми кабинами, там же стоят.
– Интересно. Что-то еще?
– Вот именно, что "что-то еще". Военнопленные там, наши. – Мысленно хмыкнув, я отметил, что слово "наши" поручик произнес абсолютно спокойно, без малейшего внутреннего противления. Похоже, бойцы некогда ненавистной РККА и на самом деле для него теперь свои, что радует. – Помогают орудия устанавливать. Человек двадцать. Думаю, окруженцы – прихватили их по дороге, да и решили использовать в качестве рабочей силы.
– Вот твари! – прокомментировал услышанное танкист. – Расстреляют ж их потом!
– Возможно, – не стал спорить Гурский. – Только не сразу, а после огневого налета и не раньше, чем помогут пушки обратно к тягачам подтащить. Там охраны особой нет: кроме артиллеристов, только водители тягачей и около отделения пехотинцев, видимо, прикрытие. Но эти расслаблены, курят, разговаривают.
– Погоди, Коля… – Я задумался. – Так пушки уже установили?
– Установили, потому пленных в сторону и отогнали. Пойдем, сами посмотрите.
Спустя пару минут мы, укрывшись в кустах и передавая друг другу бинокль, осматривали вражескую артпозицию. Собственно, матерый вояка Гурский описал все верно: не особо широкий луг, окруженный лесом и прорезанный почти по центру узкой грунтовой дорогой, и три раскорячившиеся на врытых в грунт станинах смутно знакомые гаубицы со здоровенными ажурными колесами с узкими резиновыми бандажами. Вроде бы подобные пушки имели калибр то ли сто пять, то ли сто пятьдесят миллиметров и производились еще в Первую мировую. "FH-18" они, что ли, назывались, причем цифра – это год принятия на вооружение. Возле каждого орудия – небольшой штабель зеленых ящиков, часть из которых уже раскрыты, и артиллеристы вытаскивают наружу выкрашенные серым увесистые чушки снарядов и короткие цилиндры зарядов. Так, если ящиков по четыре штуки на орудие и в каждом по два выстрела, значит, залпов будет восемь.
Метрах в пятидесяти от позиции застыли три полугусеничных транспортера – без приставки "броне", но куда более массивных, нежели сожженный "Ганомаг", – тентованный грузовик и угловатый легковой вездеходик "кюбельваген" с запасным колесом на наклонном капоте. Возле машин группками стоят пехотинцы, явно халатно относящиеся к охранным мероприятиям: все без касок и ранцев, некоторые даже карабины прислонили к тягачам. Да, прав поручик, нападения фрицы не ждут и даже не опасаются. А зря…
Чуть поодаль от них сидели или лежали на траве два десятка советских бойцов, те самые пленные, уже закончившие помогать в установке орудий. Охраняли их всего трое фрицев, все вооруженные. Причем двое спокойно курили, не снимая "маузеров" с плеча, да и третий хоть и прохаживался туда-сюда, но карабин на изготовку тоже не держал. Я повел биноклем в сторону пленных: лица не особенно изможденные и не обросшие щетиной, форма не шибко изодранная – значит, долго по лесам не бродили, в окружение и плен попали совсем недавно. У некоторых, правда, свежие ссадины и синяки, но вот именно, что свежие, полученные совсем недавно. Странно как-то… Если рвануться всем скопом, завалить конвойных да дернуть к лесу, до которого считаные десятки метров, вполне можно уйти! Не все, конечно, живыми добегут, но большинство уцелеет. Пока немцы сообразят, что к чему, пока расхватают карабины и откроют огонь, почти все и свалят. Может, они первого залпа ждут, чтоб охранники отвлеклись? Но все равно, что-то здесь не так…
Поводив биноклем из стороны в сторону, понял, что именно не так: метрах в пятнадцати, укрывшись в чахлых кустиках, стоял не замеченный с первого взгляда мотоцикл. Развалившийся в коляске фриц держал пленных под прицелом пулемета. Ага, вот теперь понятно: попытайся бойцы устроить побег, "МГ" нашинкует их в считаные секунды. Ладушки, запомним, авось пригодится…
Передав оптику нетерпеливо сопящему танкисту, я отполз к поручику и негромко, чтоб не услышал Якунов, спросил:
– Ну и чего думаешь, Коля? Можно, конечно, и стороной обойти, но Сергей прав: артиллеристы – не тыловики, пленных с собой не потащат. Отстреляются и порешат наших. Там в кустах, кстати, мотоцикл с пулеметом стоит, вот из него всех и положат.
– Там грузовое авто есть… – неожиданно засомневался тот, хотя раньше и допускал подобное. – Может, они их все же в кузов погрузят? Не верится, что просто так возьмут и расстреляют, конвенция ж…
– Поверь мне, так и будет. Да и нет в грузовике места, он у них наверняка для снарядов предназначен. А конвенция? Ты просто еще слишком многого об этой войне не знаешь. Была бы их сотня-другая – тогда да, возможно, и потащили б с собой, в первое время фрицы с пленными особо не зверствовали и почем зря не стреляли, только комиссаров и евреев на месте уничтожали. Но тут совсем другая ситуация, с двумя десятками никто возиться не станет. Да и вообще, батарее мобильность нужна, не станут же они со скоростью пешей колонны двигаться? Веришь?
– Верю, – глухо буркнул Гурский. – Нападем?
– Обязательно. Вот только нужно продумать, как именно. Ты, кстати, из пушки стрелять, случайно, не умеешь?
– Выпалить-то смогу, дело не хитрое, зарядить тоже, но вот навести… Э-э, Виталий, ты о чем?!
– Да вот, понимаешь, в голову пришло: имеем три гаубицы, кучу снарядов – жалко просто так бросать или подрывать. Их бы развернуть на сто восемьдесят и шарахнуть… ну, куда-нибудь, да шарахнуть…
– Куда ты шарахать… тьфу, стрелять собрался?! – Распахнув глаза "на ширину плеч", Гурский смотрел на меня, словно на сумасшедшего. – Виталий, гаубица бьет навесом, с закрытой позиции! Нужны точные – точнейшие даже! – координаты цели. Ну, или хотя бы квадрата нахождения этой самой цели! Желательно еще и корректировщика иметь, а лучше двух.
– Корректировщика, говоришь? – задумался я. – А ведь у них радиостанции определенно нет. Получается, лупить будут именно по квадратам. Значит, что?
– Ну и что? Вечно ты со своими загадками…
– Да то, что у командира батареи наверняка имеется карта с координатами целей! И наших, по которым нужно нанести удар, и расположений своих войск, куда стрелять ни в коем случае низзя, вот я о чем! Причем карта свежая, не далее как сегодняшняя. Теперь понял?
– Угу, понял… понял, что ты не перестаешь меня удивлять. А наводить-то кто станет? Может, ты? Или немцев попросим: "Мол, помогите нам по вашим войскам отстреляться"?
– Ну, отчего сразу я? Командир батареи, разумеется, так что ты почти угадал. Если мы его, конечно, во время атаки не прихлопнем случайно.
– А если прихлопнем? – скептически хмыкнул Николай Павлович.
– Тогда – по обстоятельствам, – буркнул я. – Может, среди пленных артиллерист найдется. И вообще, не нуди.
– Кто, я?! – возмутился поручик. И, убедившись, что танкист к нашему разговору не прислушивается, докончил: – Ты, определенно, несносен! – и, ухмыльнувшись, прошептал мне в ухо: – Право слово, несносен!