Конечно, у Джумахунова имелась альтернатива – отступить или закрепиться на достигнутом рубеже. Но что стоили после произошедшего какие-то рубежи? Другое дело, что, бросая сотни раненых на нескольких фельдшеров, он, скорее всего, обрекал их на смерть. Но что было делать? Загрузить их поверх боевых машин и отправить в тыл? Все не поместятся. Кроме того, там, позади, в эпицентре, еще больше раненых – что делать с теми? И главное – он был уверен, и это прозрение действительно соответствовало истине, что в ближайшее время враг совершит новый добивающий удар. И тогда преступно было использовать тяжелые танки как санитарные автомобили. Неясно было, что там вообще творится позади, может, его полк держит сейчас весь фронт, и если он дрогнет, уйдет, подчиняясь вроде бы объективным причинам, начнется настоящий разгром, охваты, "котлы" и все остальные прелести позорнейшего поражения. Полковник Джумахунов не мог этого допустить. И, значит, оставалось одно – продолжение вклинивания в боевые порядки янки и встречный удар по их идущим на сближение танкам. Он знал, чьи танки лучше – произошедшее только что это отлично проиллюстрировало. И чьи экипажи опытнее и злее, он тоже знал.
57. Шпионские инструкции
Вы когда-нибудь летали на двадцать метров выше верхушек деревьев в безоружном самолете над самым насыщенным средствами ПВО районом мира? Вы когда-нибудь летали с полупустыми баками в направлении, не имеющем для вас значения? Вы когда-нибудь летали пассажиром со смертельно раненным, истекающим кровью пилотом?
Летайте самолетами "Аэрофлота", тогда избежите всего перечисленного кошмара.
Да, по названным причинам Панин, Ричард Дейн и Аврора парили в небесах не очень долго, но как тягуче шло для них время. Но если все они могли лишиться жизни мгновенно, то у Ричарда Дейна она еще и утекала, и вовсе не по каплям. А ему ведь нужно было думать не только о себе. Однажды он повернулся в сторону Панина, сидящего с Авророй на одном сиденье позади, и протянул бумагу.
Несмотря на все старания, читать в настоящий момент было невозможно, единственное, что понял Панин, – это была инструкция их дальнейших действий. Да, видимо, Ричард Дейн неплохо подготовил их отступление в этом мире, и в менее напряженный момент было бы действительно интересно узнать, чем Дейн смог так заинтересовать американскую разведку, что она решилась прямо напасть на союзника, да еще и в сердце чужой территории.
58. Обузданные моря
Перед адмиралом Скриповым-Баженовым встала новая альтернатива. Последний месяц ему начисляли денежное довольствие только за звание, так как в связи с утоплением "Советского Союза" у него исчезла должность, теперь же Баженов получил новое назначение. Дело не в том, что Скрипов-Баженов сильно мучился в связи с недополучением денег, вовсе нет, но все-таки отсутствие обязанностей было ему абсолютно непривычно. Самое странное, что новая должность вовсе не внесла в его текущую жизнь каких-либо нюансов, все осталось по-прежнему. Дело в том, что его назначили не больше не меньше как заместителем по политической части коменданта порта города Сидней.
Баженов еще никогда не работал в роли адмирала Советского Тихоокеанского флота, поэтому его несколько пугали новые неясные опасности и рифы высоких званий и должностей, однако, по своему обыкновению, он не очень отчаивался и уже представлял свои подвиги на поприще управления причалами и доками. Ближайшую перспективу он, конечно же, предвидел довольно смутно, но далекую глубину будущего наблюдал с уверенной отчетливостью. Так, он почти не сомневался в грядущей необходимости для коммунизма и даже развитого социализма развития города-порта Сидней. Поскольку во всеобщем царстве освобожденного труда грузоперевозки возрастут неимоверно, так как новорожденный строй будет усиленно восполнять все потребности осчастливленных человеческих миллиардов, порты Японии, Китая и Дальнего Востока загрузятся под завязку. Посему остатки товара общеземное государство будет вынуждено переправлять через Сидней. Правда, Баженов смутно чувствовал в постановке данной проблемы некий вопиющий изъян. Так, он абсолютно не мог уловить, какие такие потребности способны загрузить весь океанический флот под завязку, ведь, по логике вещей, что, собственно, надо человеку будущего? Вредные привычки, допустим курение и любовь к пиву, он оставит на обочине истории, а значит, это уже высвободит из оборота сотни и тысячи наливных судов и обыкновенных барж. Некоторое время, в самой начальной стадии не всеобщего еще социализма, множество транспортов все еще будут обязаны передвигать по океану танки с экипажами, но ведь поскольку Австралия не будет граничить с пораженными империализмом континентами по суше, то она автоматически вывалится из танкооборота. Чем же объяснить будущую неминуемость развития портовых сооружений Сиднея?
Баженов обсасывал данную проблему примерно в течение двух с половиной часов, и когда голова уже начала несколько искрить от напряжения, а короткие волосы периодически вздыматься ежиком, он внезапно припомнил леденящее дыхание самого южного континента. Это и явилось решением.
Чем богата Антарктида? Правильно – льдом. Вот его-то и будут транспортировать через Сидней. А повезут его гигантские буксиры на воздушной подушке. Многокилометровыми стальными тросами к ним присовокупят огромные айсберги, искусственно отколотые от Земли Королевы Мод с помощью социалистически изготовленных атомных зарядов. Айсберги эти, эти кубокилометры льда, будут ужасно потребны грядущему человечеству для превращения в сплошные оазисы пустынь и полупустынь. В одной Австралии их вон сколько, а ведь впереди еще облагораживание Африки с ее Сахарой. Вначале в Сидней будут прибывать айсберги для собственных внутриавстралийских дел, здесь их будут распиливать на мелкие части и по великанским пневмотуннелям перегонять внутрь пустыни Симпсона или еще куда. А еще, кроме того, через Сидней будут проходить транзитные буксиры, волокущие ледяные горы в сторону Гоби. В свою очередь, сама Антарктида, избавившись от векового плена ледового панциря, станет много теплее, и, возможно, на нее устремятся поселенцы, отосланные комсомолом и партией на озеленение шестого континента. Подумать только, это будет единственный в истории материк, на котором никогда не процветало рабство и угнетение. А самое главное, прекрасные лайнеры с поселенцами снова будут приходить в величайший порт мира – Сидней на дозаправку. Здесь, на мемориальной доске, прогрессивные потомки смогут прочесть фамилии и имена всех прошлых комендантов порта и их заместителей. От последней мысли Баженову стало невыносимо горько, ведь благородные потомки узнают из золоченой надписи не его истинную фамилию, а фамилию не относящегося к делу подвига человека – Скрипова. Баженову было обидно до сердечных колик.
И все же, поразмыслив более внимательно, он пришел к выводу, что на пути посмертной славы стоит еще одна не зависящая от личных обстоятельств трудность. Дело было вот в чем. Оказывается, город Сидней все еще по-старому находился в хищных лапах империалистов. И это бы ничего, но, как знали все, в связи с ведущимися переговорами заключено, а главное, выполняется соглашение о прекращении огня между Красной и Американской армией и военно-воздушным флотом, а посему прогрессивное движение танков через Большой Водораздельный хребет остановлено, более того, ходят упорные слухи, что армия окапывается, да не просто окапывается, но возводит бетонированную долгосрочную полосу обороны. Как в таких условиях надеяться на добросовестное исполнение служебных обязанностей? Вот то-то и оно.
Успокаивало одно: денежное довольствие платили теперь и за должность тоже. Это было неплохо, ведь у Баженова отныне имелась целая тройня. Абсолютно недавно он получил с Большой Земли красивое фото. Сыновья ему понравились, а вот жена – не очень. Но, может, в жизни она несколько симпатичней? От безделья Баженов стал отсылать письма ежедневно. Свое фото он покуда отсылать поостерегся, нельзя, чтобы у молодой матери внезапно пропало молоко.
59. Острые приправы
Они обнаружили друг друга одновременно. Может, покажется странным, почему какой-нибудь из видов войсковой разведки американцев не засек движение танковой массы русских раньше, ведь те двигались по подконтрольной им территории. Но ведь сухопутные подразделения в последний момент, уже перед подходом к месту носителя, получили команду оттянуться в тыл. Инструментальная же разведка, ведущая наблюдения по шумам, имеет довольно узкий диапазон применения при резком отклонении метеорологических параметров среды, а взрыв сдвинул эти параметры ой как намного.
Тем не менее нельзя сказать, что встречная танковая дивизия американцев опешила, нет. Может, ее командование и испытало некоторый шок, но на внешних действиях это абсолютно не сказалось, они ведь и шли в бой, просто встретили русских чуть раньше, чем планировали, вот и все. Поэтому их боевые колонны начали спешную перестройку для охватывающего удара.
Но ведь полку Джумахунова было в этом плане еще легче, ему не требовалось совершать почти никакого маневра – танки его и так шли в боевом построении. Кроме того, его танки имели большую скорость. Поэтому тяжелые "ИС-7" и самоходки пошли вперед, как и шли, лишь иногда замирая для тщательного прицеливания – они совершенно не боялись американского "гороха", а недавно поредевшие "Т-44" и "Т-34-85" рассыпались, стремясь охватить и атаковать противника с флангов, ведь броня в боковинах танков пожиже. "Бей! Рубай! Коли!" – как говорится.
И пошла потеха.
60. Письма
Рассматривая в очередной раз фотографию супруги Скрипова, Баженов окончательно и бесповоротно решил не встречаться с ней лично. Зачем ему, в самом деле, переться через целое полушарие для встречи со знакомой только заочно женщиной, которая, ко всему прочему, возможно, неспособна оценить всю щепетильность его текущего жизненного положения? В самом деле, кто его обязывает ехать в этот самый Ленинград? Что, в Советском Союзе мало городов или санаториев для отдыха, тем паче что с некоторых пор он относится к высшему командному составу. Если разобраться, все окружающие должны ему завидовать: имея истинно-биологический возраст менее четверти века, он умудрился нацепить адмиральские лампасы. Есть ли еще родном флоте хоть один аналогичный случай? Разве что сынишки какого-нибудь командующего фронтом? Баженов достал лист бумаги и стал сочинять письмо своей лже-спутнице жизни.
"Дорогая моя Клава! – написал он размашисто и привычно. – Служба не дает мне расслабления ни на минуту. После получения заслуженного мной очередного воинского звания забот у меня прибавилось неизмеримо. И ведь все приходится делать самому, ты же знаешь, каких недоученных офицеров присылают сейчас из военно-морских училищ, все-то им надо объяснить и показать, сколько времени пройдет, пока какой-нибудь лейтенант научится хотя бы исполнению обязанностей начальника караула, а тем более руководству комсомольским коллективом. А ведь управление комсомолом работа очень и очень непростая, одних взносов вон сколько надо собрать, а собрание организовать, дабы прошло без сучка без задоринки. Так ведь еще и нужно проводить агитацию по вступлению в ряды, а разве способен с этим справиться какой-нибудь капитан-лейтенант? Отнюдь. Ведь надо не просто принимать кого ни попадя, у нас тут не пехота какая-то, что лишь окопы копать и штурмовать обучена, у нас вокруг сложнейшая высокотехнологическая техника. Потому надобно делать отбор, надо уметь разбираться в людях. Эх, свозить бы тебя разок на боевой корабль, дабы сама убедилась, каково это – руководить такими махинами. И ведь, главное, от любого матроса, ну вот хотя бы стоящего за штурвалом, может зависеть срыв или же выполнение боевой задачи. Нельзя, чтобы у руля крейсера или подлодки стоял человек, не преданный делу партии..."
В таком духе Баженов продолжал еще долго, покуда в чернильнице не истощилось топливо для его неистощимого ума. Тогда он спешно расписался, не забыв пометить "Целую, твой Женя", и с облегчением прилег отдохнуть на застеленную дневальным койку. Надо сказать, что с некоторых пор Баженов стал гораздо меньше бояться разоблачения, это случилось после того, как он сделал фотографию на новехонькое адмиральское удостоверение – теперь его "скриповство" было заверено собственным баженовским лицом. И спать теперь можно было абсолютно спокойно, оставив воспоминания о следственных кабинетах далеко позади.
61. Жаркоп
И вершилась...
Кто-то, например полковник Джумахунов, считал, что – возмездие. Кто-то, ведающий истинное соотношение качеств, – бойня. А кто-то, из исторического далека, – встречное танковое сражение. Может, кто-то был прав больше, а может, меньше.
У американской дивизии было значительное количество танков и самоходных артиллерийских установок, но их калибры... Максимум девяносто миллиметров. Против тяжелых "ИСов" они что-то стоили, только врезаясь в боковину или с очень небольшой дистанции, но кто же поворачивается к врагу боком и кто их подпустит? А ведь "ИСы" сзади поддерживали огнем 122 и 152 миллиметровки самоходок. Они уже заняли позицию, и били точно.
Знаете, что происходит с сорокатонным "Першингом", когда в него попадает пятидесятикилограммовый бронебойный снаряд? Не требуется никаких подкалиберных и никаких кумулятивных. Башня срывается сходу, а если ниже – вначале протыкаются сто два миллиметра стали передней брони, затем насквозь пронзаются двигатели, трансмиссии, баки, а уже потом задняя стенка выбрасывается прочь, как бы оставляя танк без штанов. С бронетранспортерами было бы вообще смешно, но главная задача самоходок – борьба с танками и пушками врага. Оставим мелочь обыкновенным танкам, вот их принцип. Ну, а у "обыкновенных" танков – "ИС-7" не просто "стотридцатимиллиметровка" орудия, она еще длинноствольная.
В других обстоятельствах у янки было бы явное преимущество – у них в распоряжении имелась мотопехота. Но... Если бы они окопались и демаскировали свои фаустпатроны только на ближней дистанции. Если бы от разрывов их берег метр бетона, а не смешная броня из пулеметного транспорта. А так – у "ИС-7" со стволом сцеплены сразу три среднекалиберных пулемета. Когда эта связка начинает трудиться, дырявя навылет грудные клетки, стягивая сапоги вместе с голенью или головы с каской, все с легкого шевеления указательного пальца Джумахунова, былая сабля, пугающая Сахару, предстает вершиной гуманизма и озаряется ореолом милосердия.
Так что штатовским "Першингам" и "Слаггерам" – самоходным орудиям с идентичной пушкой – надо было сблизиться, сойтись на дистанцию поражения своего оружия. И они, конечно, пытались. А всякая мелочь, типа восемнадцатитонного "Чаффи", присутствовала пока вообще неизвестно для чего, так, отвлекала на себя какое-то подмножество орудийных башен на некоторое время, и только. Моментами пытались что-то изобразить доработанные 105-миллиметровыми гаубицами "Шерманы". Обычно им тоже не везло, они представляли из себя довольно неповоротливые мишени. Но чем меньше калибр, тем, обыкновенно, выше скорострельность, так что русская броня сотрясалась чаще, и потому умирать американским танкам было не так уж и обидно – они успевали истратить большее число боеприпасов. Да Троцкий с ней, с техникой. Но и люди, те танкисты, которым везло не умереть мгновенно, а еще и выбраться на волю широкоугольного ада пустыни... Им не было пощады, потому как у наводчиков полковника Джумахунова еще стоял в голове клубастый атомный гриб.
А знаете, какую новую шутку выкинула костлявая, несытая даже после атомного катаклизма, старуха? Она дала некоторым основным участникам отсрочку, можно сказать, наняла на последнюю короткую службу. Почти все офицеры и сержанты, инициированные Джумахуновым в реакцию оживления замороженного атомной бомбой полка, получили смертельную дозу рентген, пока бегали вокруг своих остановленных танков. Им оставалось очень недолго активно и лихо двигаться, командовать, да и вообще – жить. А Джумахунов? Он получил больше всех. Та тошнота с головокружением, которую он приписывал удару, была вызвана гораздо более серьезной, но неизвестной ему причиной.
Вечная слава героям!
62. На лоне природы
– Ладно, братцы, – произнес Ричард Дейн с трудом. – Извиняюсь, что забросил так недалеко. Не таким образом я все это себе представлял.
Вообще-то они все не так себе это представляли, особенно Аврора.
"Да ты не расстраивайся слишком", – хотелось сказать Панину, но неизвестно, к месту были бы эти слова, однако Ричард Дейн все равно опередил его реплику, потому как еще не закончил мысль.
– С вами я, разумеется, не пойду. Здесь отсижусь. – Между прочим, разговаривал он все еще по-русски, может, не хотел доставлять неудобство Авроре, исключая ее из понимателей диалога.
– У тебя в лайнере рация-то есть? – спросил, наконец, Панин. – Придется вызвать "Скорую".
Ричард Дейн поднял на него потускневшие глаза.
– Ага, давай! Они скоренько примчатся, будь спок.
– Хочешь лишить себя форы? Не будь дураком. Давайте валите вон, и так время с моей раной потеряли.
– Как же мы его бросим? – решилась наконец спросить гостья из Вселенной-два – Аврора.
– По-другому не получится, – прикрыл глаза Ричард Дейн. – Идите уж. Прощай, Рома.
– Уйдем, если пообещаешь после этого вызвать "Скорую".
– Обещаю, – вяло кивнул пилот, – шагайте.
– Он обманет, – предсказала вслух Аврора.
– Скорее всего, – согласился Панин.
– Шагайте, – сказал американец. – Чем больше вы тянете резину, тем позже ко мне придут врачи. Давненько я не бывал в госпиталях – соскучился – Может, на этот раз дадут "Пурпурное сердце". Только знаете что? Усадите меня обратно в кабину – там теплее. Кроме того, именно там рация. Я обязуюсь через полчаса после вашего ухода вызвать помощь.
– А минут через десять, нет? – попытался воздействовать на обстановку Панин.
– Нет. Полчаса.
– А если ты потеряешь сознание?
– Не потеряю. Я рассказывал тебе, Рома, как однажды плавал в океане около суток, пока меня не нашли?
– Рассказывал. Только там ты не был ранен.
– Не был? А ты когда-нибудь пользовался катапультой, контрразведчик?
– Сейчас не об этом речь.
– Правильно, некогда. Помоги мне дотащиться до кабины.
Это оказалось не так уж просто. А когда усадили, сверху, с фюзеляжа, Панин глянул на ландшафт. Военный самолет на этой поляне, покрытой давшими поросль пнями, выглядел так же к месту, как летающая тарелка. Однако было вовсе некогда любоваться цветочками – если смотреть с неба, ничто не скрывало распластанное тело самолета, а наверняка в деле поиска уже задействовали вертолеты.
– Так ты обещаешь? – спросил Панин Ричарда Дейна еще раз.
– Надоел. Шагайте. Возьми мою большую пушку, и вот еще что. Извините, Аврора, я перейду на другой язык.
– Слушаю, – сказал Панин на английском.