* * *
– А это главная улица Москвы – Тверская, – объяснил Алеша, подмигнув Олене сквозь стекло заднего обзора. – И тоже, видишь, сплошь все магазины.
– Куда все люди так спешат? – поинтересовалась Олена, ласково поглаживая свой "Набор туриста", который она уже повесила себе на шею. – Как будто у них у всех недоеная корова дома осталась.
– Такой ритм жизни тут. Шальной немного, верно?
– А вот смотри, девушки стоят и никуда не спешат! И ничего не покупают! Ох, какие красавицы!
– Это точно…
– Они, как и мы, приезжие?
– И да и нет… В основном приезжие. – Катя решила больше не закруглять углов. – Это проститутки.
– И вот, и вот, и вот! Тоже? Очень красивые!
– Естественно! Им надо продать себя повыгоднее, подороже.
– Куда продать? – испугалась Олена. – В рабство?
– Конечно, нет! Вернее, не совсем в рабство.
– На поденщину?
– Да вроде. Только "поденщина" от слова "день", а они на ночь продаются. – Катя запнулась, не зная, как объяснить. – Ну, блуд по-вашему, или я не знаю, как сказать… Ну, за денежки, с мужиком… Понимаешь?
– Чего же не понять? – вздохнула Олена. – У нас это тоже есть… Есть, есть! Не такие уж мы от вас отсталые. В каждом крупном селении, почитай. А уж на ярмарке, осенью, сплошь все скоморохи да блудницы…
– Ну да, – кивнул Алексей. – Древнейшая профессия. Да и, кроме того, у нас всю жизнь сплошная ярмарка, вот тебе и пожалуйста…
– Только ведь им ворота-то дегтем намажут! – со слегка торжествующей интонацией сказала Олена. – Возьмут ночью и вымажут.
– У них нет ворот. Они в квартирах живут, как мы. Кто – в своих, а кто у других людей квартиры снимает…
– Квартирную дверь, значит, и вымажут дегтем! – пожала плечами Олена. – Какая разница?
– Да где ты деготь-то возьмешь? – удивился Алексей. – Его уж лет пятьдесят в помине нет!
– Вот поэтому у вас их так и много – ворот нет, дегтя нет, – констатировала Олена. – И страха, значит, нет, раз Бога куполами ослепили!
– Ну хватит, ты не заводись. Вон, смотри, свадебный кортеж нам навстречу едет!
– Ух ты, какая машина! Вся в цветах!
– Это "линкольн" на одиннадцать мест, со встроенным телевизором, видаком, баром и с караоке – З-AN System С2004! – дал справку Алеша.
– У нас на такой машине жених за невестой в день свадьбы приезжает, сажает ее рядом с собой и в церковь под венец везет! – похвалилась Катя.
– Ну уж не все так, – поправил ее Алексей, скидывая скорость, чтобы Олена успела как следует рассмотреть чудо-автомобиль. – А только очень богатые. Ну, или если невеста уж очень красивая! – подмигнул он Олене в зеркало заднего обзора.
В свою очередь и "линкольн", словно желая себя получше показать, снизил скорость, подплыл к тротуару и замер.
– Ой! – охнула Катя. – Смотрите!.. – и в тот же момент прикусила язык.
Но было поздно. Все увидели, как из "линкольна" бодро выскочил Николай и, подцепив трех девушек, быстро охмурил их, что-то воркуя всем трем сразу. Затем, подсаживая и придерживая каждую за талию, он усадил девиц в машину…
Явно довольный уловом, Николай потер руки, посмотрел вверх, то ли что-то считая, то ли прикидывая, а затем удовлетворенно, видно, хмыкнул и нырнул вслед за девочками в чрево свадебного лимузина.
В ту же секунду "линкольн" тронулся.
Все было исполнено в четком, стремительном темпе: ребята не знали, что эти трое были уже из четырнадцатой группы и что, усадив в "линкольн" за последний час более ста тридцати девиц, Коля, конечно, успел набить руку и поставить вступительно-ознакомительную речь на высочайший профессиональный уровень.
Ему предстояло сделать еще много до вечера, и он торопился.
В салоне "опеля" повисла тишина.
"Вот это да! – подумал Алексей. – Поехал к викингам – очень похоже, ха-ха!.. "Нужно на время скрыться от Коптина, от хроноразведки…" – Алексей процитировал отца по памяти. – Ну и ну!.. А ведь он натянул нос Коптину: тот-то считает, что отец в десятом веке, в Америке, на хроноразведку пашет, а он… Вот уж и вправду в голову-то не придет его тут искать. Молодец, папа! Ничего не скажешь! Хотя ведь, может, он и не скрывается, а просто оттянуться решил. Лицо у него довольное до соплей… Да и вообще, как капитана получил, так словно его подменили. А дальше ведь… Если дальше подумать – к чему все это ведет? В целом-то, если подумать, – просто кошмар!"
Чувствуя, что ему надо отдышаться, Алешка резко свернул в Малый Гнездиковский и встал, проехав метров сто по этому тихому переулку.
Мысли в голове носились вихрем. Картины детства, связанные с отцом, только с отцом и больше ни кем, кроме отца, грозили выпрямить все мозговые извилины и разорвать мозги изнутри.
Внезапно все мысли, все картины исчезли, погасли в сознании.
Алексей увидел вдруг себя самого сидящим во дворе за столиком, прямо напротив Коптина.
Коптин молчал, но взгляд его был испытующим.
"Нет, – решил Алексей. – Здесь что-то не то. Не то! И, во-вторых, так нельзя! Каждый имеет право на объяснение. Заочно осуждать может только гад, только тот, кто хочет осудить, кто осудил уже в душе".
"Психологически здесь действует стремление поднять себя самого в своих же глазах, безнаказанно, а может, и безвинно топча другого. Обычная тяга к самовосхвалению, если разобраться, – сказал в его сознании Коптин. – Такие штуки надо пресекать в себе в корне, если ты мужик".
– Нет, это не отец был! – сказал Алеша вслух. – А как похож! Ну просто копия, близнец! Я тоже сначала попался: смотрю, да это ж батя! Нет, ни фига! Просто похож.
Сильный шорох вдруг прозвучал прямо за его спиной.
Чуть наклонившись вбок и вскинув глаза вверх, на зеркальце заднего вида, Алексей увидел Олену, выхватывающую из "Набора туриста" нож и бьющую им себе в сердце…
Он ничего не мог сделать – он не успевал никак.
Катя, сидевшая рядом с ним, по диагонали от Олены, успела выбросить руку между спинками передних кресел и ухватить двумя пальцами Олену за рукав: удар, потерявший на излете силу, был сорван.
В ту же секунду Катя отлетела на заднее сиденье.
В полете, наваливаясь на Олену, Катя успела увидеть, как та, откинувшись всем телом назад, уклоняясь от ее броска, крепко зажмурив глаза, успела с нечеловеческой силой полоснуть себя ножом по горлу…
"Все! – Поймав и подмяв под себя руки Олены, Катя почувствовала, что от напряжения вдруг ослепла: в глазах был только серый фон с черными пятнами и мелкими яркими головастиками. – Если сонную артерию вскрыла – ничто ее не спасет!"
Высвободив руку, Катя завела ее вверх, за затылок Олены, и пригнула ей голову, чтобы хоть как-то снизить кровопотерю: сейчас кровь рванет – обильно, бурно.
Рука Катерины не ощутила влажности. Не было и ощущения тепла чужой крови.
"Крови почти что нет. Отлично!" – мелькнуло в сознании.
Зрение вернулось к Кате так же резко, как и пропало секунду назад: будто кто-то включил ее глаза.
"Как странно!" – подумала она.
Крови на груди Олены не было ни капли.
Где кровь? И что теперь делать?
Первое – это лишить Олену инициативы. Если она сейчас вскинет голову, то тут же кровь хлынет ручьем. А если нет, то, может, удастся дотянуть до "скорой".
Ее надо шокировать, обессилить!
Катя знала по рассказам отца о буднях горячих точек, что в подобном состоянии можно и нужно молоть что угодно, хоть полную чушь, сбивая с настроения, растормозить, свести с "тропы", хоть что, ну, хоть ударить по щеке – нет-нет, нельзя: по роже дашь – из горла брызнет… Лучше наврать, укусить за нос, нет-нет, тоже плохо: за нос укусишь – мордой мотнет, и хлынет тут же… Вот, блин, субботка выдалась!
– Держи ее, Катька! – Алексей уже открывал дверь и выскакивал из машины. – Лепи ей что-нибудь!
– Что? Ничего не приходит на ум!
– Да что угодно. – Алексей, раскрыв заднюю дверь, схватил Олену сзади, склоняя ей голову вперед. – Неси что хочешь, надо вывести ее из тупика, из ступора!
– Ты дура! – взорвалась Катя, впадая в какое-то пограничное состояние между истерикой и сумасшествием. – Ты больная! Ты бы сначала узнала, зачем он проституток ловит!
– А зачем он проституток ловит? – еле слышно прошептала Олена, не открывая глаз.
– Зачем-зачем! Зачем все, за тем и он! Вчера родилась, что ли? С луны свалилась? Из Чикаго приехала?! Чокнутая! – Катя почувствовала, что ее несет не туда, и круто сменила направление мысли: – Зачем все, абсолютно все проституток ловят?! И у нас, и за Уралом?! Начальство требует – лови!!! Приказ! Закон! Статья седьмая Конституции: ловить-поймать! Тут равноправие! Устав! Он офицер! Он служит Родине! Он ловит проституток, раз сказали! Страна сказала – солдат поймал! Население когда еще дубину народной войны найдет-поднимет! А офицер уж тут как тут!
"Во, Катька! – подумал Алексей, выпадая в осадок от напора демагогии и пустобрехства. – Папина дочка: от четырех комиссий отбрехаться – как делать нечего!"
– Он в действующей армии! На действительной службе! – продолжала Катерина в режиме скорострельной роторной пушки. – Кадровый состав! Он выполняет приказ! Он должен, обязан уметь! Стрелять, копать, владеть ножом, зажечь пожар и тут же потушить, на барабане бренькать, танк под водой водить и самолет, по всем рулежкам и без тягача, – да-да! И проституток должен снять уметь российский офицер – причем в одно касание, бесплатно, с первого захода, – ты поняла?! И бабок срубить, и дом сварить, и роды принять-передать-завещать, и лес прочесать, и в метро воровать, с парашютом плясать, на спину – и вприсядку плясать, а не только прыгать с самолета, лечить коров должен уметь, причем по памяти, без подглядывания! Он капитан теперь, он литр выпить должен – и ни в одном глазу! Даже если пивом запивал! Ты поняла?
– Да, он говорил… – слабым голосом призналась Олена, – что русский офицер должен все уметь делать…
– Ну вот! А ты ему не поверила! Какое ты право-то имела Николаю Николаевичу не поверить?!
– Никакого… – согласилась Олена.
– Ведь он экзамены сдавал по проституткам! А ты подумала – на самом деле?!
– А я подумала… – кивнула Олена и заплакала.
Крови на груди у Олены не было – ни капли!
– А теперь горло покажи, идиотка!
– Не надо! – взмолился Алексей, тупо соображая, как вызвать по мобиле "скорую", чтоб она мобильно приехала? Мобильно, но не виртуально? Эсэмэску, что ли, на ноль-три послать?
– Погоди звонить… – остановила его Катя. – У нее… Она цела.
Осторожно приподняв Олене подбородок, Катя внимательно осмотрела ее горло и констатировала:
– Ни-че-го!
– Вот это нож! – восхитился Алешка. – "Набор туриста"!
– Ты забыл про дом на экзотических островах… – слабым голосом напомнила Олена. – С бас-сейном.
– В бассейне можно утопиться, понял, Алексей? – пояснила Катя.
– А я считаю, это верно! – Алеша хлопнул ладонями по рулю. – Турист поел? Поел. И решил вдруг зарезаться, представляете? Ну нет – и это учтено!
– Все учтено… – тихо кивнула Олена.
– Что ты имеешь в виду? – подозрительно спросила Катя, отвязав "Набор туриста" от шнурка и изымая его из обращения.
– У вас есть все, – кивнула Олена, судорожно сглатывая подступающие из горла слезы. – Все! У вас в этом мире есть все, что только можно желать… У вас одного только нет…
– Чего? – спросил Алексей, вдруг сильно заинтересовавшись.
– У вас, ни у кого из вас… нет счастья! – ответила Олена и разрыдалась.
– В Америке ты еще не была… – сухо сказал Алексей и, захлопнув заднюю дверь, не оборачиваясь, пошел, уселся на свое место – водителя. – Тебя бы в Штаты бы…
Олену трясло от рыданий.
* * *
– Так, девушки, вас здесь ровно двести душ, – обратился Николай к толпе девиц, собранной им возле памятника А. С. Пушкину за двадцать три ездки вдоль главной улицы страны. – Давайте все ко мне поближе, кричать не хочу. Вставайте полукругом, как на экскурсии. А я вот буду как бы экскурсовод. – Коля сплюнул себе под ноги: – Вот привязалось же это "как бы"!
– Скажите сразу, что с нами будет?
– Ничего плохого с вами не будет. Слетаем на пару дней, киносъемка там… скрытой камерой как бы, тьфу! Поработаем, все получат премиальные. Хорошие деньги, уверяю вас. И лично в руки – вам, а не "дяде", я договорился. Будете довольны, обещаю.
– Мужики-то хоть культурные, интеллигентные?
– Нет. Врать не буду. Такие артисты – ой-ой-ой…
– Известные?
– Нет. Неизвестные. Никому не известные, кроме меня. Но в отношении всего остального вполне ничего, солидные – у некоторых морда даже в зеркале не поместится… Уши на рамку придутся. Шкафы, одним словом. Серьезные. Хорошие ребята. Вам понравятся.
По женской толпе прошел облегченный шорох:
– Не импотенты, значит…
– И не голубые! Ведь пидоры, они либо заслуженные, либо народные, либо депутаты…
– Верно, девочки, педераст, он всегда в люди выбьется.
– А эти – все неизвестные… Значит, нормальные мужики.
– Вы нас в пансионат везете?
– Нет. Отдыхать будете в комфортных шатрах.
– Вы нас за город, в качестве культурной программы, на закрытие какой-то конференции сняли, так ведь?
– Нет, не так. Никакого закрытия. Скорее открытие.
– А куда?
– На море. На побережье.
– Вот это да!
– А поточнее – куда?
– В Америку.
Какая-то девица присвистнула, воцарилась тишина.
– У нас же паспортов почти ни у кого нет… Мы ж с Украины большинство, часть из Молдавии…
– А загранпаспорта с собой вообще ни у кого нет…
Это был острый момент, и Аверьянов задумался.
Сказать, что он их всех вывезет в Америку десятого века без всяких паспортов, означало признаться в привычке действовать нелегальными методами, если не сказать, что в торговле живым товаром… Что это за вывоз без паспортов? Подпольная торговля живым товаром? Разумеется, первая же мысль, которая их посетит, – как им потом возвращаться оттуда, куда он их без паспорта доставит? Как? При первой же попытке выезда назад встанет вопрос о нелегальном въезде. То есть такая поездочка – это заведомо дорога в один конец. Такой сюжет всем известен: выжмут как губку, используют на все сто и в бетон через год-другой закатают. Нет-нет! Признаться, что он увозит за кордон без всяких документов, – все равно что признаться в том, что он намерен их продать в рабство либо, использовав, убить.
Конечно, можно наплести, что он про документы не подумал как-то, что он этого обстоятельства не учел… "Садитесь, девочки, пока что вот посидите на лавочках, а я подумаю и чего-нибудь решу". Сказать такое означало бы косвенно подтвердить, расписаться всеми копытами и рогами в том, что все делалось как обычно, в режиме "не починим, так сломаем". А такое признание – потеря авторитета, сразу и навечно.
Времени на решение – секунда.
"Аверьянов, секунда пошла!" – скомандовал он сам себе, сжимая кулак до хруста.
– А паспорта-то вам зачем, в "Америку" ехать? – удивился Николай вслух. – "Америка" – это же на Оленьем Холме! Бывший цековский заказник. Неужели не слышали? А Барвиха, Соколиная гора, Горки-7 – знаете? Слышали! Ну, хорошо. Бочаров Ручей тоже, наверное, знаете? Под Сочи. Недалеко от "Красной поляны". Крыша еще там четырехскатная… Ну, а "Америку", ну, не вспомнили? Олений Холм? Ну?
– Ну… – нерешительно повторила одна из девиц.
– Баранки гну! В общем, я сейчас на сорок минут отлучусь за автобусом как бы… А вы все стойте здесь: не драться, не митинговать, и прохожих не задевайте… Любуйтесь Пушкиным, дышите воздухом…
"Забавно устроена психика, – подумал Николай ища взглядом, где припарковался "линкольн". – Я не сказал им самого главного – где находится эта самая "Америка"… Но выплеснул корыто не идущих к делу фактов уверенным тоном. И сошло! Пипл схавал, как теперь говорят. Вот так нас всех и дурят – как котят".
– В Коломенское, к загсу! – скомандовал он, захлопывая дверцу белоснежного "линкольна".
* * *
Младший лейтенант Очуркин и старший лейтенант Свистаков молча смотрели на небывалое скопление проституток, сбившихся в стаю возле памятника Пушкину.
Девочки явно были в отгуле, не на работе: если проезжающая тачка притормаживала, ей тут же одна из девиц давала отмашку: "Сыпь дальше!"
– Это не митинг! – сказал Очуркин, пожимая плечами. – Плакатов нет, протестов нет, никто за жизнь не булькает.
– А может, это голодовка? – предположил Свистаков.
– А Пушкин-то при чем?
– Ну как "при чем"? Сто лет стоит: не жрет, но вдохновляет!
– Давай в ФСБ, дежурному по городу, позвоним?
– Зачем?
– Я не знаю. Ну вроде мы не спим с тобой, а? Да и время быстрее пойдет, минут на сорок ругани будет: чего звонишь, от дела отрываешь, то да се…
– Да ведь действительно звонить-то нечего! Пушкин с шалашовками – сочетание хорошее. Ведь он – чугун, делай что хочешь. Они тоже на все согласны, никакого протеста – ни от него, ни от них! Все хорошо.
– Да не совсем: Пушкин дело портит.
– Согласен. Чем-то он раздражает.
– Известно чем! Вон, пиво "Бочкарев" – зеленые грибочки, "Макдоналдс" – желто-красный, а он чего здесь, черный, встал?
– А он стоит и думает: куда двинуть? По пиву? По биг-маку?
– На кладбище ему, вот куда двинуть! Памятник? На кладбище! Черный? На кладбище!
– А он стоит!