- Это бес в нём такой – "Коминтерном" назвался, чтобы душу смутить и вас, господа, к жестокосердию принудить! Неужели вы не понимаете, что, среди всего прочего, и это – его пища?!
- Отче, но надо всё-таки действовать в соответствии с иерархией приоритетов, - усмехнулся Гурьев. - Я вашу точку зрения принял к сведению и обещаю её реализации поспособствовать, но ставить вашу телегу впереди моей лошади не стану. На этом полемику и софистику объявляю законченной, поскольку и её можно рассматривать в некотором смысле как бесовское попущение. Владимир Иванович, как там ваша "сыворотка правды", всё готово?
- Готово, Яков Кириллович. Единственное – прошу вас, не переберите с дозой. И я предлагаю предварительно обработать господина Ротшильда рентгеновской установкой. Тем более, я, наконец, получил рабочий элемент на основе серебра. Это должно подействовать, вот увидите!
- Мы не можем рисковать, Владимир Иванович. Если речь идёт об информационном образовании, то при успешном, то бишь разрушительном, воздействии излучения мы рискуем получить пускающего слюни идиота вместо серьёзного, но явно насмерть перепуганного врага, который рассчитывает нас как-то переиграть и потому будет сдавать сведения – хотя бы частично. У меня есть очень основательные сомнения в том, что у пациента имеется та самая душа, которую наш глубокоуважаемый батюшка надеется спасти. И то, что я собираюсь предоставить ему такой шанс, неоспоримо свидетельствует о моём полнейшем морально-политическом разложении – товарищ Гурьев попался на удочку церковника! Невероятно!
- Вы возьмёте телеграфон?
- Да, конечно. Только бы хватило батарей. Может быть, мы напрасно не установили электророзетки?
- Всегда успеем это сделать, - пожал плечами Ладягин. - Хотя необходимости особой не вижу. Я серьёзно опасаюсь, что эти сущности могут путешествовать по проводам, если провода не под напряжением…
- Ну, тогда, в общем-то, всё. Пора, - Гурьев перетёк в вертикальное положение, шагнул к столу, взял закрытую кювету со шприцами и пузырьками и небольшой, чуть больше кюветы, и усовершенствованный – как всё, что попадало Ладягину в руки – диалиграф Пфлеумера. - Пожелайте мне доброй охоты, господа.
* * *
Ротшильд всё ещё находился в беспамятстве. Гурьев ввёл ему немного эфедрина в физрастворе и стал ждать наступления эффекта. Прошло около двух минут, прежде чем действие препарата проявилось. Веки Ротшильда задрожали, и ещё через несколько секунд он открыл глаза:
- Где я?
Голос звучит ужасно, подумал Гурьев. Ну, ещё бы – такое напряжение перенести. Он чуть подался вперёд:
- Виктор. Вы меня помните?
- А… Мистер похититель. Что со мной?
- Вы помните, о чём мы говорили?
- Вы хотели задать какие-то вопросы.
- А потом?
- Что – потом? - нахмурился Ротшильд.
- Потом вы потеряли сознание. Помните?
- Конечно, я потерял сознание. Вы вкололи мне какую-то гадость – вот я и потерял сознание. Помнится, вы обещали обойтись без пыток.
- Виктор, - мягко произнёс Гурьев. - Вы потеряли сознание вовсе не оттого, что я вам что-то "вколол". Я предпочёл бы именно это, но – увы. Вы потеряли сознание по совершенно другой, гораздо менее приятной причине.
- И какой же?!
- Виктор, постарайтесь выслушать меня очень внимательно и включите максимум воображения при максимуме скепсиса, на которые вы сейчас способны. Я не собираюсь с вами сюсюкать и уговаривать вас поверить мне. Верить, не верить – ваше дело. С моей стороны будет всего лишь справедливо дать вам шанс осознать, что происходит. Я всегда стараюсь поступать справедливо. И меня не интересует, верите вы в это или нет. Усвоили?
- У вас есть шанс поступить справедливо.
- И отпустить вас? - Гурьев улыбнулся. - Нет, это будет очень уж однобокая справедливость. Так не получится. Слушать будете или желаете дальше пикироваться?
- Давайте, говорите.
- Говорю. У вас внутри – не знаю, где, в мозгу, скорее всего, а может, и не только – находится существо, которое неизвестным науке способом очень сильно влияет на ваши решения, особенно по важным, основополагающим вопросам. Когда вы стреляли в моего друга, когда по вашему приказу сначала убили одного, а потом пытались убить другого близкого мне человека, возможно, во множестве других ситуаций, - это существо определяет ваши приоритеты и формирует пространство решений. Оно очень узкое, это пространство. Как правило, диапазон лежит между "убить" и "убить немедленно". Это очень плохо, Виктор. Очень.
- Я – стрелял в вашего друга?!? Вы с ума сошли…
- Отнюдь, - вздохнул Гурьев. - Мой друг – беркут.
- Так это…
- Да. Я пытался намекнуть вам, что есть вещи, с которыми не стоит заигрывать. Но, видимо, было уже поздно. Итак – вы мне попытаетесь поверить или нет?
- Я знаю, что сумасшествие может быть заразным… мистер. Но… Конечно же, я вам не верю. Это… Это бред. Что же касается убийств – я тем более не понимаю, о чём…
- Ну, как скажете, - пожав плечами, перебил Гурьев. - Моё дело маленькое – предупредить. Тогда сразу переходим к вопросам, - он вытащил другой шприц. - Сейчас я введу вам препарат, который несколько подавляет волю, и мы…
- Погодите.
- Да?
- Я вижу, что вы – человек с принципами. Я тоже. Так давайте…
- Это скучно, барон, - ласково сказал Гурьев, вставляя горлышко шприца в отверстие венозного катетера и осторожно поддавливая поршень. - Не бойтесь, это не больно. Ну, вот. Теперь подождём минут пять – и, как говорится, помолясь.
Тело Ротшильда опять напряглось и с неимоверной силой задёргалось – правда, амплитуда была очень мала. Всё-таки надёжно зафиксирован, подумал Гурьев. Надо же, какая воля к жизни у нашей зверюшки. Впрочем, ничего удивительного.
- Ты убьёшь его, и тебе придётся выйти, - спокойно сказал Гурьев. - Это займёт около трёх суток, но я подожду. За это время сюда не зайдёт ни один человек, в которого ты сможешь войти. А потом я убью тебя. Подумай хорошенько. Мозгов у тебя нет, но чем-то же ты пользуешься для обработки информации. Но ты поразительно, просто неимоверно туп. Это меня очень смешит.
- Ооотпуссссстиииииииии…
Гурьев решил проверить идею с именами, которую "прокручивал" с того момента, как обеспокоенный священник закричал на него:
- Назови моё имя.
- Яааааааа… нннееееее… могууухххх…
- Может, хватит? - скучающе спросил Гурьев. - Надоело, ей-богу. Назови моё имя.
- Ардзаа… Меннняааа… Ардзаа.
- Моё имя. Моё.
- Я… не… могу… - слова выходили из гортани лежащего человека с трудом, как будто тот, кто выталкивал их, стремительно терял силу.
- Боишься, - кивнул Гурьев. - Назови моё имя. Моё имя. Я хочу слышать, как ты произносишь его. Говори. Моё имя. Моё – имя!
- Нннеееееееттт…
- Моё имя.
- Ззззааа… Зззааааа… Нннеееееетттт…
- Тогда убирайся.
Близнецы на миг усилили вибрацию, но тут же притихли – вибрация не пропала, но стала значительно слабее. Вот так, подумал Гурьев. Вот так. Ротшильд открыл глаза и посмотрел на Гурьева мутным взглядом:
- Где… Где я?
- Дубль два, - улыбнулся Гурьев. - Весь вечер на манеже – одни и те же. Ваш квартирант почему-то говорит по-английски. Интересно, а по-русски он может? Вы знаете русский, Виктор?
- Н-нет…
- А как же вы общаетесь с вашими друзьями из Коминтерна?
- Немецкий… Английский…
- Ну, транслируйте ему: я хочу в следующий раз услышать какой-нибудь другой язык, а то английский за последнее время мне неимоверно надоел. Кстати, а этот господин, который вас завербовал, - Арнольд Дейч, он же Стефан Ланг, - на чём он вас развёл, Виктор? На любви барона и миллионера к несчастным оборванцам? Что он мог предложить вам в обмен на ваше сотрудничество? Да ещё такое активное – не просто позволить симпатизировать и оплачивать фокусы, а даже – вербовать неофитов. Что же? Должность председателя Всемирного банка Коминтерна?
- Я не знаю, о ком – и о чём – вы говорите.
- А вот мистер Дейч знал. Знаете, Виктор, вы оба – и этот вечный, вроде меня, скиталец, сын словацкого учителя, и вы – сумели, в общем, меня удивить. Единственное, чего я не могу понять: что у вас может быть общего? Или вы думаете, ваши контакты трудно было отследить? По-моему, только тупые ослы-педерасты из британской разведки могли не заметить, что вы оба тут под самым носом у них вытворяете. Так что же у вас общего? Вы мне не расскажете?
- А этот – как вы его назвали? - этот господин – он вам ничего не рассказал?
- Нет. Он продемонстрировал такое стремление воспарить к мировой революции, что пришлось его слегка… гм… заземлить. А то ведь буйные кембриджские идеалисты просто переключились бы с вашего канала связи на его. А это весьма не душеполезно. Весьма.
До Дейча-Ланга Гурьев пока не добрался, но Ротшильду не следовало об этом знать. Тем более, это скоро произойдёт, подумал он. Мои псы войны голодны, им нужно научиться охотиться. И – без Дейча охота на кембриджский кружок юных "сицилистов" могла не состояться, а этого допускать было ни в коем случае нельзя. Ни упускать этих золотых мальчиков, ни сдавать их секретной службе Гурьев вовсе не собирался.
- Вы… вы сумасшедший психопат, - Ротшильд задрал подбородок и закрыл глаза.
- А я думал, вы больше не станете ругаться, - Гурьев вздохнул. - Боже ты мой, я потратил больше часа, и до сих пор не узнал больше того, что уже знаю. Это мне не нравится. Вы слышите, барон? Не нравится.
- Я не… Этот орёл… Я не знал.
- А что – если бы знали, повели себя иначе?! С чего вы взяли, что меня интересуют ваши извинения?! Я не исповедник, чтобы вы передо мной каялись. Мне нужны ответы на вопросы, только и всего. Кольцо у вас? Где оно? Зачем оно вам?
- Не могли бы вы задавать ваши вопросы помедленнее? Я не могу сосредоточиться. О каком кольце идёт речь? У меня много колец, как вы понимаете.
- Понимаю. И вы понимаете, о каком именно кольце речь. Я слушаю.
- Какое отношение вы имеете к нему?
- Нет, ну это просто уже становится по-настоящему весело, - приподнял плечи Гурьев. - Неясно, кто кого допрашивает. Кольцо у вас, Виктор?
- Оно бесполезно. Оно ничего не значит. Вы не сможете им воспользоваться.
- Ф-фу, - Гурьев поджал губы. - Виктор, отвечайте на вопрос. Мне всё равно, что вы думаете. Или что думает этот зверёк у вас внутри.
- Кольцо в Москве. То, что вы ищете, не здесь. Возвращайтесь туда.
- Я ищу кольцо, Виктор, - терпеливо, как ребёнку, повторил Гурьев. - Вы врёте и тянете время. Я ищу кольцо. Я не собираюсь его никак использовать, кроме как по его прямому назначению – как венчальное кольцо. Где оно?
- Каким?!? - на лице у Ротшильда изобразилась такая бездна удивления, что Гурьев испытал почти непреодолимый соблазн поверить ему. - Каким, вы сказали?! Венчальным?!
- Венчальным, обручальным. Какая вам разница?
- Так вы ничего… вы не знаете, - в голосе Ротшильда послышалось неимоверное облегчение. - Вы не знаете. Мне нужно выйти отсюда, и я немедленно отдам распоряжение вернуть вам это дурацкое кольцо.
- Какая щедрость. Кольцо работы Бенвенуто Челлини, с изумрудом на двенадцать каратов и двенадцатью четвертькаратными бриллиантами, не считая мелочи по одной десятой – сорок восемь штук. Я просто вас выпущу, а вы – просто выйдете и просто отдадите распоряжение. Интересно, вы всегда так недооцениваете противников? Удивительное самомнение. - Гурьев снова вставил шприц в катетер и ввёл ещё немного "правдотина". - Ладно, оставим пока кольцо. Походим немного кругами. При чём тут графиня Дэйнборо?
- Я не понимаю…
- Понимаете, Виктор. Всё вы прекрасно понимаете. Не нужно сопротивляться этому пониманию. Нужно просто отвечать на вопросы. Вежливые, спокойные вопросы. Отвечайте на мои вопросы, Виктор. Это совсем не трудно – ответить на несколько вопросов. А потом можно будет отдохнуть. Договорились?
- Я не хочу.
- Я знаю. Но это очень нужно, Виктор. Простые вопросы – простые ответы. И тишина. Ведь нужно наказать графиню Дэйнборо, правильно, Виктор? За что нужно наказать графиню? Что она сделала?
- Нельзя, чтобы она смогла… Ей нельзя давать возможность… Чтобы мальчишка… Мальчишка не должен ничего знать. Нельзя допустить, чтобы она сказала ему.
- Она не скажет, Виктор.
- Вы… не понимаете… Этого нельзя допустить. Пока она жива, он может узнать. Только она может сказать. Только у неё есть такое… Она обязана сказать. Не может не сказать. Вы уже знаете… Я чувствую, вы знаете.
- Вы хотите её убить?
- Вы не понимаете… Я не убийца… Я охотник… Это такая кровь… Её можно почувствовать. Её нельзя не чувствовать… Нельзя убивать. Нужно просто… заставить умереть. Вы можете? Заставьте её.
Сковать тебе чего-нибудь железного, подумал Гурьев, или так сойдёт? Кто из них говорит со мной сейчас – зверь или человек? Или – уже нет никакой разницы?
- Конечно, Виктор. Конечно. А зачем?
- Графиня – недоразумение, - пробормотал, уже несколько расслабленно, Ротшильд. - Всё это – недоразумение, его надо прекратить. Прекратить во что бы то ни стало… Просто маленькая смазливая шлюшка… Как могло… не понимаю… Это кровь. Всё дело в крови. Вы не понимаете. Надо остановить. Тогда можно работать. Можно спокойно работать, потому что эти люди… Люди с этой кровью… Они всегда вмешиваются, постоянно мешают… Надо всё это остановить, потому что уже слишком много времени… Дайте мне воды. Я хочу пить.
- Я дам вам воды, Виктор. После того, как вы ответите на мои вопросы.
- Что… Чего вы не знаете? Эта кровь… вы знаете, что это за кровь?
- Знаю. При чём тут Коминтерн?
- Они хотят… договориться.
- С кем договориться?
- С ними… вы знаете. Я с ними. Это величайшая перспектива. Это новые горизонты науки и техники, это новое, невероятно мощное оружие, неисчерпаемые источники энергии, это выдающиеся возможности стандартного конвейерного производства, унификации всего, это симбиоз разумных существ в рамках самой передовой социальной системы, когда никому не нужно заботиться о мелочах, когда всё мгновенно решается для… Это и есть коммунизм. Это великое будущее. Разве всё это не стоит настоящих жертв?! Люди – это всего лишь топливо истории, её пища. Только мы… Такие, как вы и я, только мы делаем историю. Вы прекрасно знаете это. Вы же умный человек, вы не можете отрицать, что…
Гурьев, морщась, слушал этот поток сознания. А ведь батюшка прав, подумал он. Совершенно прав. Откуда-то в церкви всё-таки теплится это знание, как и стремление помешать "творческому процессу развития". Надо же. Есть многое на свете, друг Горацио.
- Вы очень многого добились за такой короткий срок, очень многого. Это явный признак того, что вы можете очень пригодиться новому миру, это значит, вы…
- Ага, - усмехнулся Гурьев. - Интересно – кто из нас сумасшедший? Виктор, перестаньте нести околесицу. Давайте-ка, расскажите, где кольцо и зачем оно вам понадобилось.
- Это ключ.
- Я знаю. Где дверь, Виктор?
- Не знаю. Мы не нашли. Но теперь это не имеет никакого значения. Всё изменилось…
- Что изменилось?
- Немцы… Они тоже ищут. Они думают, что там что-то важное… За этой дверью… Их надо опередить. Они другие… Они тоже не понимают. Это не поможет. Это неважно, потому что уже существуют технологии, потому что не нужны никакие… Эти люди скоро совсем ничего не смогут. Их уже почти не осталось, и те, кто уцелели… Кто уцелеют… Они уже ничего не смогут. Вообще ничего. Мы сосредоточимся на другом, и технологии опередят…
- Это зверьки вам пообещали?
- Зверьки?! Какие зверьки?! Вы сумасшедший. Этому разуму подвластно всё. Это величайший разум, древний разум, древний, как сама Земля, который творил людям богов, ведущих к свету…
Всё, понял Гурьев. Это конец истории. Это действительно просто мозговые паразиты, эмоционально-психические вампиры, пожирающие человека изнутри. Солитёры. Как можно быть таким тупицей, чтобы не увидеть этого?! И батюшка прав, и Ладягин прав. И я прав. Одно и то же явление, просто разные углы зрения. Непонятно только, как всё это связано с кровью, о которой болтает зверёк. Кровь. Царский род. Царский род. Какая же связь?
- Вы не волнуйтесь, Виктор, - увещевающе-докторским голосом заговорил Гурьев. - Не волнуйтесь. Расскажите мне про светлых богов. Это невероятно интересно. И важно. Очень важно.
- Никаких богов нет. Давно нет. Они установили порядок. Зачем нужны боги, когда порядок уже установлен? Это же так просто. Порядок. Раз и навсегда заведённый порядок. И ничего не нужно менять. Нужно только поддерживать порядок. Самое главное – это порядок. Люди… Люди должны работать. Служить. Люди созданы для того, чтобы служить. А они… Они нарушили порядок. Люди стали как боги. Перестали служить. Нужно всё вернуть. Мы должны всё вернуть…
- Кто эти боги, Виктор?
- Мы! Мы – эти боги! Мы знаем порядок. Боги оставили нас охранять порядок. Порядок, который они нарушали… Они во всём виноваты. Они обманули. Обещали сделать людей богами. Бог – это разум, великий разум, разум повелевающий. Человеку не дано. Человек – только слуга великого разума. Люди должны служить. Мы – это разум. Разум должен повелевать, разум неизбежно придёт к необходимости повелевать, потому что…
Опять путаница, подумал Гурьев. Опять – боги и люди. Как же мне надоело. Порядок. И ни слова о равновесии. Очередная версия криптоистории, на этот раз – от бесов. И опять – никакой системы. Одни осколки. Хотя…
- Хорошо, хорошо, - покивал он. - Хорошо. Боги оставили вас для охраны порядка. А их? Их они тоже оставили? Для чего?
- Боги оставили их. Боги прислали нас вместо них…
Может, и было нечто подобное, подумал Гурьев. Но теперь уже всё равно. Если даже вас и назначили когда-то хранителями, вы не справились. Ваше место – в провалах земли. И не вздумайте вставать у нас на пути – мы вас всех перебьём.
- Отпустите меня, - тихо попросил Ротшильд. - Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Я знаю, что вы задумали какую-то банковскую афёру. Хотите заставить меня подписать какие-то бумаги? Я всё подпишу. Отпустите меня.
- Виктор, ваш зверёк или действительно патологически глуп, или считает меня полным идиотом. Вы не ответили даже на основные вопросы, а уже пытаетесь торговаться. И это – Ротшильд? Просто ушам своим не верю. Где кольцо?
- У меня его нет.
- Где кольцо?
- В Москве. Я уже говорил. Вам нужно…
- Я сам решу, что мне нужно. Где кольцо?