Ребята столпились тесной кучкой у окна. Они смотрели на снежное бескрайное поле, открывшееся сразу же, как только миновали полустанок. Но едва Василий показался на пороге, они все, как по команде, повернули головы и крикнули звонким хором:
- Занято!
Он вошел все-таки. И сейчас же следом за ним, в подкрепление гимназистам, занимавшим купе, из вагонного коридора вбежало еще несколько мальчиков. Один из них, рыжий и вихрастый, выкрикнул, протягивая руку, точно собираясь схватить Василия за рукав:
- Вам сказано: занято!
- Ничего. - Василии кивнул благодушно и, привстав на носки, глубже задвинул на багажной полке чемоданы. - Я ведь места не займу.
Мальчики опешили:
- То есть как "не займете"?
- А так, - засмеялся Василий. - Я такой секрет знаю. Сижу…
Он действительно сел на темную, жесткую, грязную лавку и вытянул беспечно ноги.
- …и вдруг - скажу слово, хлопну…
Он хлопнул в ладоши.
- …и меня нет.
- Фокусник! - в восторге выкрикнул вихрастый. - Вы, значит, еще много умеете?
- Много умею, - подтвердил Василий. - Вот, например, мысли могу читать.
Он пристально поглядел на белобрысенького худенького гимназистика, стоявшего за спиной вихрастого, и закачал укоризненно головой:
- Ай-ай-ай, молодой человек, вы это что же подумали сейчас? Ай-ай-ай…
Гимназистик вспыхнул заревом.
- Что? - жадно спросил вихрастый.
Из коридора бегом подходили еще и еще ребята: в купе сразу стало тесно.
- Не надо! Ради бога, не надо!.. - крикнул белобрысый и даже приложил руки к груди. Он чуть не заплакал.
Василий покивал успокоительно:
- Не скажу, не скажу, если не хотите. Я о ком-нибудь другом.
Он повел глазами вокруг, и мальчики прыснули во все стороны, пряча головы. Рыжий остался стоять.
- Здорово! - сказал он и тряхнул вихрами поощрительно.
По коридору, мимо раскрытой двери, странно легкой походкой скользнул тот самый коренастый, грузный, в фуражке с бархатным околышем. Вихрастый посмотрел ему вслед:
- А прочитать, кто это, можете?
- Пустое дело! - Василий пренебрежительно пожал плечом и стал на пороге, следя глазами за остановившейся у двери уборной фигурой. - Это инспектор.
Последнее слово он почти выкрикнул. И мальчики явственно увидели: от окрика этого испуганно дрогнули под ватным пальто широкие плечи незнакомца.
- Инспектор… - прошептал рыжий, отступая на шаг в глубь купе. Его зрачки расширились и потемнели. Он переглянулся с ближайшими, и Василий увидел у всех в глазах то же испуганное и злое выражение.
Глава V
ЕЩЕ ОДИН ГИМНАЗИСТ
Василий сел на место. Теперь уже никто не кричал: "Занято!"
Рыжий обвел всех взглядом и спросил:
- Все видели? Он вздрогнул. Значит, он сознался.
- Безусловно, - подтвердили кругом.
Василий усмехнулся тихо. Он знал, что делал. Но сейчас же он принял нарочно самый беззаботный вид, словно не понимая, в чем дело.
- Ну, почему вы так переполошились? Что же, если инспектор? Почему вы говорите "сознался"? Разве инспектором быть - преступление?
- Ну конечно! - возмущенно воскликнул рыжий, и сбившиеся кругом гимназистики подтвердили тотчас же на разные голоса:
- Конечно же, преступление! Вы, наверно, не были в гимназии. А то бы вы не спрашивали, что такое инспектор.
- Инспектор - это хуже учителя даже!
- И даже хуже директора, потому что директор редко когда ходит сам, он в кабинете, а инспектор всегда - всюду.
Круглощекий, румяный перебил:
- Ну, это - какой директор. Наш, наоборот, всегда…
- Погоди, - остановил рыжий. - Нам надо о другом. Раз уж нам попался инспектор, надо сыграть с ним какую-нибудь штуку. Обязательно!
- Две, - хладнокровно сказал Василий. - Сначала вы, потом я. Я свой фокус уже придумал.
- Вот нам и отдайте, - попросил белобрысый. - Вы, наверное, очень хорошо придумали. А самому вам зачем? Вам не все равно, что инспектор? Вы же не были в гимназии.
- Еще как был! - Василий просвистел протяжно. - И еще как зубрил! И закон божий, и греческий, и латынь…
- Предлоги с винительным? - взвизгнул тоненьким голоском кто-то из заднего ряда.
И Василий тотчас же отозвался:
Ante, apud, ad, adversus,
Circum, circa, citra, cis,
Erga, contra, inter, extra.
Infra, intra, juxta, ob…
Он перевел дух. Гимназисты слушали в немом восторге.
Penes, pons, post, praeter,
Prope, propter, per, secundum…
Вагон гудел, слов не было слышно. Ну ясно же, свой! По грамматике Ходобая, латинской, так и чешет…
Хлопнула дверь в коридоре с площадки. И голос, начальственный и гулкий:
- Ваш-ши билеты.
- Контроль!
Мальчики стали шарить по карманам: железнодорожный билет - это ж такая штука… обязательно куда-нибудь засунется. И уж если где-нибудь есть прореха в кармане - провалится обязательно. А начальственный голос, контролерский, уже в соседнем купе:
- Ваш-ши билеты, господа.
Василий поманил таинственно пальцем рыжего. Мальчик нагнулся к нему. Василий зашептал:
- Слушай, Соколиный Глаз… Если ты пройдешь влево от нашей пещеры, по просеке, ты найдешь логово бледнолицей собаки… Но сможешь ли ты подойти, чтобы он не заметил?
- Когда команчи выходят на тропинку войны, - быстро и гордо сказал мальчик и выпрямился, - презренный враг видит их в ту только минуту, когда томагавк дробит ему череп.
- Иди, - кивнул Василий, - И, когда будет проверка, проследи, до какой станции у него билет.
Рыжий втянул голову в плечи и выскользнул из купе. Контролер, в форменной железнодорожной фуражке и штатском холодном, потертом пальто, уже щелкал щипцами на пороге, пробивая картонные билеты:
- Вильна… Вильна… Вильна…
Контроль прошел. И почти тотчас вернулся рыжий, Он был взволнован и даже бледен. Он дал мальчикам, стоявшим около Василия, знак отойти и прошептал ему на ухо:
- Он никуда не едет.
Василий удивился искренне:
- То есть как "никуда"? Поезд же идет…
- Поезд идет, а он - нет. То есть это не считается! - громко уже воскликнул мальчик, явно возмущаясь несообразительностью собеседника. - Он сидит, а билета у него нет никуда. Он показал кондуктору…
Василий остановил его движением руки:
- Книжечку, маленькую, в рыжем переплетике. В ней фотография, с печатью…
Глаза рыжего выразили снова бесконечное уважение.
- Вы опять… не глядя…
Василий, смеясь, обнял мальчика за плечи:
- Значит - никуда? Если человек едет без билета, то это не считается? Верно. Мне стыдно, что сразу мне не пришло в голову. Он доедет с нами до Вильны - я тебе открою его тайну.
- А вы… тоже до Вильны?
- Тоже.
- В цирк?.. - пропищал, подсунувшись, маленький и чернявый, тот самый, что крикнул о предлогах с винительным.
Рыжий сдвинул брови сердито:
- Молчи, дурак!
Он посмотрел, скосив глаз, на Василия. Было ясно: мальчик почему-то подумал, что Василий обидится. Но Василий не обиделся. Он похлопал по плечу вихрастого:
- Ну, собирай военный совет, "вождь". До Вильны не так далеко: надо ж успеть придумать. А пока я послушаю, как вы с инспектором воюете…
Глава VI
САМОЕ НАСТОЯЩЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
- Можно было бы рассказать, - задумчиво сказал рыжий. - Ведь с инспектором, с директором, с учителями у нас война каждый день, ни на один час не перестает… Но вы же сами знаете, если были в гимназии. Ведь всюду так, всюду одинаково…
Белобрысый вздохнул и понурился:
- И одинаково ничего не выходит: что ни делай, все остается по-старому.
- А что вы делали? - спросил Василий.
- Разное, - отозвались мальчики из всех углов. - Но вы лучше расскажите о себе: как у вас в гимназии было?
- Я?.. - Василий задумался на минуту. - Я не в счет.
Мальчики насторожились.
- Почему?
- Потому что я совсем по-другому воевал со своими учителями. Конечно, и у нас было, как у вас теперь. Исключения ж и у вас есть… и, пожалуй, не так мало? - Он усмехнулся. - Много есть имен на is!.. Так вот, я подумал, крепко подумал: почему, собственно, это так?
Гимназисты притихли совсем. Они прижались плечами. И голос, чуть слышный:
- Ну, почему?
- Потому что во всей жизни так, - сказал Василий. - Жизнь наша нынешняя так устроена. Вы читали когда-нибудь или рассказывал вам кто, как крестьянам живется, в какой они кабале у помещиков, у купцов?.. И рабочий в какой кабале у фабриканта?.. У нас в городе кожевенный завод был, на той улице, где я жил. Я, мальчиком, видел: рабочие голодные, больные, все руки в язвах, потому что работают они в сырости, в известке, по шестнадцать часов в сутки и при этой работе необходимы резиновые перчатки, а хозяин не дает, дороги они - три рубля пара. Человеческая жизнь дешевле хозяину… Что такое хозяину человеческая жизнь! Ну а рабочие сами, конечно, купить не могут, потому что весь их заработок в день - тридцать - сорок копеек. Ведь у каждого семья, дети…
Он помолчал. В купе было тихо. Только стучали глухо, под полом, колеса.
- И не только у кожевников - у всех так! Я встречал рабочих, у которых к двадцати годам уже ни одного зуба не было во рту, потому что им приходилось работать в разъедающих мясо и кость испарениях… типографщиков, которым свинцовая пыль отравила легкие, и они харкали кровью… Ну, одним словом, я увидел: то, что с нами в гимназии делают, - это детские шутки. А идет все - и в школах, и на фабриках, и в деревнях - от одного…
- От чего? - спросил рыжий и засунул ладони крепко-крепко за ремень блузы.
- От несправедливости жизни. От неравенства. От того, что всем заправляют богатые, а остальных заставляют работать на них, и все в жизни устроено на потребу богатым. И над всеми, кто небогат, - надсмотрщики, служащие богатеям и на фабриках, и в деревне, везде одинаково…
- Это верно! - Рыжий в волнении вытащил руки из-за пояса и махнул ими. - Это верно! У нас в классе Малафеев. У его отца фабрика. Ему всегда пятерки ставили. Сейчас он в Петербург с отцом переехал.
- И его не наказывали никогда… Даже когда весь класс… Наставник всегда говорил: "Ну, Малафеев этого не мог сделать. Это голытьба одна может".
- Постой! - перебил рыжий. - Я спросить хочу. Вы… вы сами поняли… Или кто объяснил?
Василий улыбнулся очень ласково:
- Нет. Не сам. Верней, не совсем сам. Я прочел одну книгу. Чернышевского "Что делать?". Там написано, как надо честно жить.
- "Что делать?"… - повторил рыжий.
И дальше по купе - в проход, в сгрудившуюся у порога кучку - передалось шепотом:
"ЧТО ДЕЛАТЬ?"
- Вот когда мы (я не один читал, а с товарищем своим, самым близким) прочли эту книгу и потом еще много других - но лучше всех была именно она, книга Чернышевского, - мы решили жить так, как там рассказано: честной жизнью. Мы были тогда в седьмом классе…
- Что вы сделали? - все больше и больше волнуясь, вскричал рыжий.
Василий не сразу ответил.
- Мы… ушли из гимназии.
Гимназисты дрогнули.
- Сами?
У белобрысого задрожали губы. Он спросил совсем тихо:
- Разве можно… без ученья?
- Без ученья, конечно, нельзя. И я сам с тех пор все время учусь. Но ведь учат в гимназии совсем не тому, что надо.
- Без гимназии в университет нельзя.
Кругом закивали.
- Я и не советую уходить, - улыбнулся Василии. - Я ведь о себе рассказываю только. Мы с товарищем решили народу служить.
- Неученым тоже нехорошо, - пробормотал белобрысый. - Вот вы ушли, а что из вас вышло?.. Фокусник!
- Фокусник, - подтвердил Василий.
Но кругом никто не улыбнулся даже.
- Вильна!.. - гаркнул в коридоре звонко голос, и кучка гимназистов рассыпалась роем испуганных воробьев: надо собрать вещи.
- Рано! - крикнул рыжий. - Еще у семафора стоять будем…
Но уже шла по вагону та суетня, что всегда бывает перед высадкой: надевались шубы, натягивались варежки и перчатки, закручивались подушки в ремни. В соседнем купе, захлебываясь волненьем, в десятый раз пересчитывал вещи старушечий голос:
- …девять, десять… одиннадцать… Двенадцатое место где? Где двенадцатое?.. Сам видишь, одного места нет… Господи, куда ж оно делось?
Мужской голос отвечал раскатом:
- Да просчиталась, очевидное дело. Куда ему подеваться?.. Всё на глазах. И не выходили никуда.
И опять, захлебываясь, начинала считать женщина:
- …девять… десять…
Василий снял чемоданы. Гимназисты следили за ним пристальными, серьезными глазами. И только белобрысый вспомнил, может быть потому, что чемоданы были новые и красивые: а фокус как же?
Он тронул ногой чемодан. Чемодан даже не шелохнулся - такой он был тяжелый. Белобрысый нажал сильнее. Нет, не сдвинуть! А высокий снял оба легко. точно это пуховые подушки. Не может он быть таким сильным. Он же совсем на вид обыкновенный. Наверно. берет как-нибудь по-особенному? Но если по-особенному, то…
Он спросил, осмелев от этой до конца не додуманной мысли:
- А фокус?.. Вы ж обещали…
- Сейчас, - кивнул Василий, поднимая чемоданы.
- Фокус! - крикнул белобрысый.
Гимназисты ринулись к Василию. Они вышли все вместе. На два шага перед ними, оправляя фуражку с бархатным околышем и кокардою, солидно и грузно спустился с площадки инспектор. И тотчас отошел в глубь платформы, пропустил мимо себя Василия с толпой гимназистов и медленно пошел следом.
- Выход с вокзала налево, - сказал рыжий.
Но Василий продолжал идти вдоль вагонов. Гимназисты не отставали. В ту же сторону тянулся инспектор.
Василий оглянулся. Рыжий спросил вполголоса:
- Вы с ним, с инспектором, фокус покажете?
- С ним! - весело крикнул Василий. - Сейчас будет чудо. Вот… Смотрите на него все сразу и пристально.
Гимназисты повернули головы дружно. Инспектор рывком отвернул лицо под тремя десятками дерзко уставившихся на него глаз и остановился.
Остановился. И всё. Больше ничего не произошло - ни с ним, ни вокруг. Как и секундою раньше, бежали носильщики, таща багаж, целовались приехавшие с встречавшими, жандарм рвал ухо попавшемуся карманному воришке, ведя его в контору, солдаты, отдавая честь, становились во фронт ковылявшему сизоносому генералу в сером с красными отворотами пальто.
Все - самое обыкновенное, как было. Ни с инспектором, ни с кем другим ничего!
Рыжий обернулся негодуя. Обернулся и остолбенел: высокого проезжего с чемоданами - не было.
- Где?..
Осмотрелись. В самом деле, даже следа нет. Нигде нет. Платформу видно далеко-далеко. Он-приметный: сразу же видно было бы, если бы где-нибудь он бежал. Только вор может полезть с чемоданами под вагон. А в вагон никак не успел бы зайти - ведь всего секунда прошла какая-нибудь… Ну, минутка, не больше… А у ступеней - толчея: выходят еще пассажиры и лезут новые… Да и билет… Он же при них отдал кондуктору: виленский был билет, все видели, а без билета не выедешь…
- Ищи! - крикнул белобрысый.
Мальчики рассыпались по платформе кто куда: к кассам, в буфет, вдоль поезда, заглядывая под вагоны. И опять собрались вместе, в кучку, к рыжему.
- Нет нигде!
- Вот какой! Ведь только-только отвернулись, а он уже - хоп!
- Смотрите - инспектор…
В самом деле, к ним, задыхаясь от быстрого бега, подошел инспектор. У него был растерянный вид. От прежней солидности и следа не осталось, фуражка сбилась на ухо, и он вообще не похож уже был на инспектора. Он остановился перед белобрысым и спросил хрипловатым и дрожащим, тоже совсем не инспекторским голоском:
- Где тот… с чемоданами… что с вами шел?
Белобрысый уже раскрыл было с полной готовностью рот, но рыжий не дал ответить. Он выдвинулся, нахлобучив фуражку на нахмуренные, сдвинутые брови, глубоко засунув руки в карманы своего серого форменного пальто.
- Он пьет чай в буфете, - сказал он отрывисто, многозначительно подмигнув. - Если, впрочем, не кончил… Его встретила дама в белой шляпке, меховой, с густой вуалью.
- С вуалью, дама? - переспросил инспектор, и глаза его стали радостными и жадными. - Где? Я не видел.
- Она стояла вон там, - показал рыжий на двери в буфет первого класса. - Я сразу обратил внимание. потому что у нее лицо было как в маске - такая была на ней густая вуаль. Он подошел, она приподняла вуаль, и они вошли вместе.
Инспектор не дослушал-он быстро зашагал к дверям. Мальчики молча смотрели вслед. Рыжий презрительно толкнул плечом белобрысого:
- А ты… хорош! Чуть было не распустил язык… Сразу же видно - шпион. Он его ловил.
Полнощекий спросил потупясь:
- Ты думаешь, он - как Дубровский или как те, что царя убили?
- Молчи! - прошипел рыжий. - За такие слова знаешь что…
- Пойдемте! - заторопился белобрысый. - Он же увидит в буфете, что никого нет и значит Вася налгал. Нас всех заберут тогда в тюрьму.
- Ты трус и дурак, - скривился брезгливо рыжий. - Почем он может знать, был он там или нет? И даже если… Как он докажет, что я ему говорил?.. Мы же все скажем вместе, что он врет и мы его в глаза не видали. Нас тут пятнадцать-разве нас можно переспорить!
- Это верно. Он не докажет.
- А уходить нельзя, - продолжал рыжий. - Я все-таки думаю, что он в поезде: больше ему некуда было спрятаться. И этот, в фуражке, пожалуй, опять попробует за ним увязаться. Мы не должны его пустить.
Белобрысый покачал головой и оглянулся на вокзал опасливо:
- Легко сказать-не пустить! Не будешь же ты с ним драться.
- Буду! - топнул ногою рыжий. - Если придется… Потому что я тоже придумал фокус, ребята. Слушайте!
Гимназисты сбилось в кучу, и рыжий сказал шепотом, осматриваясь, не слушает ли кто посторонний:
- Если он сунется к вагонам, я крикну: "Вор!" - и все вы бросайтесь к нему, окружите, кричите… Володя, возьми на всякий случай мой кошелек… Я буду доказывать, что он украл у меня все деньги, какие были.
- Ну кто поверит?.. У него ж, наверно, бумага есть от полиции. Он докажет.
- Пока будет доказывать, поезд уйдет. Уже второй звонок был… Вот-третий… Следите: не идет?
Инспектор не вышел. Гимназисты жадно заглядывали в мелькавшие мимо них всё скорее и скорее окна вагонов: не покажется ли в котором-нибудь молодое бородатое, ясноглазое, смеющееся лицо…
Но Василий, конечно, не показался. Он лежал на багажной полке в третьем ярусе, глубоко закатившись, так что увидеть его можно было, только поднявшись на вторую полку. И даже чемоданы, выставленные ребром, с налепленными на них безобразными, грязными бумажными наклейками, которых не было до Вильны, никто, самый зоркий инспектор, не признал бы за те, что поймал в потайной фотографический аппарат свой на виленской платформе "инспектор".
Второй билет-до Москвы-пригодился, иначе б в вагон не пройти: при входе проверка особо строгая. А теперь можно спать спокойно до самой белокаменной: так зовут Москву коренные москвичи, гордые своим городом.