Константин до последнего дня не оставлял надежду вбить клин между детьми Чингисхана, которых к этому времени в живых оставалось всего трое - верховный каан Угедей, назначенный самим Чингизом, хранитель Ясы Чагатай и совсем юный Кулькан, последыш, который доводился остальным только единокровным братом, то есть по отцу.
Постепенно, полегоньку да потихоньку, что-то ему удалось, но, как оказалось, мало. Никто не осмелился нарушить повеление Угедея, и все чингизиды прибыли к западным границам улуса Бату. Прибыли не для того, чтобы помочь ему в войне со своими братьями Орду и Шейбани, а для выполнения завета их великого деда Чингисхана, то есть для похода на западные страны. И у каждого не меньше тумена, иначе монгольскому царевичу зазорно. Значит, получается как минимум сто тысяч всадников.
И теперь, после того как они разлились широкой волной в заволжских степных просторах, противопоставить им удастся даже не шестьдесят, как планировалось поначалу, а лишь половину - поди собери сейчас этих башкир с саксинами. Нет, драться они, конечно, будут, но их разрозненное сопротивление хан со своими братьями подавит в первый же месяц.
Теперь добавлялось еще и в-третьих - пал Оренбург. Дело даже не в том, что некому будет жалить монголов в спину. Это как раз мелочи. Но если верить беглецу, то получалось, что сейчас там уже работают китайские специалисты, изучая устройство пушек и как ими пользоваться. При их уме и смекалке много времени на это не понадобится. От силы - неделя, самое большее - две.
И теперь, какую удобную позицию ни избирай для пеших ратников, все равно в конечном итоге ситуация сулила поражение. Каких ветеранов ни ставь, а несколько артиллерийских залпов в упор, и все - не поможет никакая выучка. Коннице же останется только доделать дело.
Ко всему этому добавлялось еще и в-четвертых. Лето выдалось мерзкое, дождливое, и уже отлитые готовые пушки застряли на Урале. Было их без малого полсотни. Несостоявшуюся летнюю отправку перенесли на зиму. Константин озаботился этим в первую очередь, послав туда Слана с десятком воинов, чтобы они ускорили дело. А им вдогон ушел Ряжский полк вместе с воеводой Юрием Михайловичем.
Теперь оставалась надежда лишь на то, что монголы не перехватят их по дороге, потому что разведка - оружие обоюдоострое. Твоя на тебя работает, а вот вражеская - все больше в противоположном направлении.
И если брать нынешнее время, то самой лучшей после русской была именно монгольская. Конечно, ни сам Чингисхан, ни его ближайшие советники не знали многого из того, что было известно Константину и его другу Вячеславу. Они не видели "Мертвого сезона", не слышали о резидентуре и глубинном внедрении, не имели представления о том, что может сделать для победы в войне какой-нибудь Штирлиц.
Зато у них было дьявольское чутье, сатанинская интуиция и главное - возможность распоряжаться колоссальными резервами. Обилие людей позволяло им, например, отрядить в стратегический разведывательный рейд сразу два тумена конницы.
"Нет, даже три, - тут же мысленно поправил себя Константин. - Первоначально Чингисхан отправил в погоню за хорезмшахом Мухаммедом именно три тумена. Это мне просто повезло, что один из них, ведомый темником Тохучаром, был разбит еще в Иране, а его остатки Чингисхан забрал, чтобы задавить Инанджхана. А если бы нет, то как знать, кто взял бы верх в тот Красный год. Если рассуждать объективно, то Субудаю не хватило для победы каких-то пары-тройки тысяч людей и десяти минут. Сейчас он вновь идет на Русь со своим выкормышем, только теперь имея не меньше ста двадцати тысяч воинов. Мда-а, это солидно. Хотя, если память мне не изменяет, то в той официальной истории он шел тремя клиньями. Может быть, удастся воспользоваться хоть этим. Вот только пушки…"
Додумать он не успел. Дорога закончилась, и перед Константином будто из-под земли выросли одетые в мешковатые белые халаты молчаливые ратники одного из передовых дозоров, зорко охранявших все подступы к гигантскому военному лагерю, раскинувшемуся на несколько квадратных верст.
Впрочем, как они заслонили путь, так сразу же его и освободили, выстроившись со снятыми шапками вдоль узкой санной колеи и готовые тут же вновь уйти в столь же молчаливый, как и они сами, сосновый лес, раствориться в нем и зорко охранять дорогу от чужаков.
- Чьи будете? - не удержался от вопроса Константин.
- С Юрьева-Польского, - охотно отозвался старший, уже в годах, о чем свидетельствовали первые серебристые паутинки легкой седины в густых волосах, и сам, в свою очередь, осведомился: - А дозволь спросить, государь. Неужто верно люди говорят, что басурмане побили в степях наших воев? Я не из праздного любопытства спрашиваю, - тут же пояснил он. - Брательник у меня вместе с Владимирским полком ушел. И сына своего старшенького с собой прихватил.
Константин с упреком обернулся на потупившегося Прока, всем своим видом выражавшего глубокое раскаяние, и укоризненно вздохнул. Говорил же ему, чтоб помалкивал. А теперь что прикажешь делать? Да чего уж там. Все равно не сегодня, так завтра все бы обо всем узнали.
Он неторопливо откашлялся, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы смягчить известие, но на ум ничего путного и не приходило.
- В первый раз братанич на учебу пошел? - уточнил, выгадывая время.
- Ага, - охотно пояснил старший.
Константин вздохнул. Придется говорить как есть, чего уж тут рассусоливать.
- Нет более тех полков, - сумрачно ответил он. - Верно тебе сказывали. Побили их.
- Стало быть, нехристи сильнее оказались? - с тревогой в голосе спросил сосед старшого.
- Силача приветь с радушием, да медом хмельным напои, а уж когда он осовеет, ему любой сумеет в спину нож воткнуть. Так и они, - тщательно подбирая слова, пояснил Константин. - Обманом да хитростью одолели. У нас на Руси такого не принято, вот и поверили душегубам, - и ободрил: - Ништо. Встретимся, так за все спросим. И за брательника твоего, и за братанича.
Он посмотрел на опечаленного ратника и вдруг неожиданно для самого себя пожаловался:
- Я ведь тоже туда внука отправил. И тоже… впервой, - а продолжать не стал - помешал вставший в горле комок.
Словом, в просторную штаб-квартиру, а если попросту, то избу в центре лагеря Константин вошел с настроением хуже не придумаешь. Уже после встречи с дозорными в его памяти всплыли кое-какие неприятные исторические ассоциации, которыми он и решил поделиться с Вячеславом.
Ведь точно так же зарылся в свое время в лесах и князь Владимиро-Суздальской Руси Юрий Всеволодович. Тоже ратников собирал, а в итоге что вышло? Расколошматили его монголы в пух и прах, и всего делов.
Да, у Константина, в отличие от Юрия, есть пушки, но они - не панацея. Сами по себе, что лишний раз убедительно доказали недавние события в степи, они никого не спасут, так что нужно немедленно переходить к решительным действиям, а не отсиживаться в пассивной обороне. К тому же, как теперь выяснилось, у Бату тоже появилась артиллерия.
Верховный воевода, стоя спиной к входной двери и не обратив на вошедшего друга ни малейшего внимания, продолжал сосредоточенно водить гусиным пером над огромной, во весь стол, картой, чертя в воздухе загадочные линии и круги. На левую ее половину Вячеслав не глядел, колдуя исключительно над правой, восточной стороной и что-то негромко напевая себе под нос.
Константин прислушался. Ну, точно, так и есть, очередная песня-переделка на злобу дня.
Вставай, страна огромная.
Вставай на смертный бой,
С монгольской силой темною,
С проклятою ордой.
"А ведь здорово получается, - подумал Константин, с удивлением отметив, что в песне почти ничего не надо менять, разве что "фашистскую" на "монгольскую". - Надо будет нашего патриарха известить. Пусть со священниками мотив разучит. Они-то к пению приучены, так что с них и начнем, а там и прочие подхватят".
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
Священная война… -
тем временем продолжал напевать Вячеслав, уже вообще ничего не меняя.
- Что характерно, - кашлянув в кулак и привлекая тем самым внимание тут же обернувшегося друга, произнес Константин. - Я думаю, сам Лебедев-Кумач одобрил бы твое бережное обращение с его произведением.
- Так это он ее написал? А я и не знал, - равнодушно заметил воевода, но тут же оживился. - Это хорошо, что у него такая фамилия. Чтоб плагиатом не заниматься, я, пожалуй, если кто спросит, так и скажу. Мол, услыхал ее от гусляра, который назвался Лебедем. А ты чего такой мрачный, царь-батюшка? - озабоченно спросил он, но тут же вновь уткнулся в карту, проводя над ней очередную невидимую линию, заканчивающуюся где-то возле устья Волги.
- А где вторая половина нашего квартета? - поинтересовался вместо ответа Константин, слегка обиженный таким невниманием друга.
- Патриарх, как ему и положено, ведет в массах усиленную партполитработу, вдохновляя личный состав на новые героические подвиги во славу Руси, - сообщил Вячеслав, по-прежнему не отрывая глаз от лежащей перед ним карты. - А Михал Юрьич еще из Ожска не прибыл. Как улетел туда еще из-под Переяславля-Залесского, так все технику боевую собирать продолжает. А это кто с тобой? - наконец обратил он внимание на Прока, который топтался у дверей, не решаясь пройти дальше и не зная, что ему делать.
- Это… новость, - мрачно ответил Константин и зловеще пообещал: - Боюсь, что Михал Юрьича мы не дождемся.
- Значит, новость плохая, - рассудительно заметил Вячеслав, по-прежнему улыбаясь.
Но едва беглец начал рассказывать о своих злоключениях, как улыбка тут же сползла с лица воеводы, уступив место мрачному раздумью.
- А я уж надеялся, что все рассчитал, - произнес он, с разочарованием глядя на карту. - Придется все переделывать. Так ты говоришь, басурмане все эти дни в Оренбурге только и делали, что крутились возле наших пушек? - уточнил он.
- Ага, - подтвердил Прок. - Почитай, вовсе от них не отходили. Только там разорвало одну, как я понял. Уж больно сильно бабахнуло.
- Как это? - удивился Вячеслав. - От неосторожного обращения, что ли?
- О том я не ведаю, - пожал плечами Прок. - Знаю лишь, что если бы не это, мне бы бежать не удалось, а как рвануло - такой переполох поднялся, что я и улизнул.
О Гайране Прок решил не рассказывать вовсе, хотя смутно подозревал, что если пушку на самом деле разорвало, то не просто так, а с его помощью. Да тот и сам, криво ухмыляясь, пообещал, что Прок о нем очень скоро услышит. Но одно дело - подозревать, а другое - утверждать. Уж лучше поведать только то, что видел собственными глазами. Так-то оно понадежнее будет.
- Вои, кои в степи в полон захвачены были, сказывали, что их пушкари ни разу и не стрельнули. Не успели. А потом сами себя взорвали, чтобы живыми не даться, - добавил он.
- Если мне память не изменяет, то у них было аж пять батарей, то есть пятьдесят стволов, - задумчиво произнес Вячеслав. - Да еще двадцать в Оренбурге. Всего, стало быть, семьдесят. И еще десять тяжелых, которые при осаде - милое дело. Получается, как любила говорить моя мамочка Клавдия Гавриловна, нашим же салом и нам по мусалам. А ты смышленый, - неожиданно похвалил он ратника. - Сумел удрать. Такая смекалка дорогого стоит. Тяжко пришлось?
- Думал, что не повидаю родимый дом, - сознался Прок.
Вячеслав налил до краев внушительный серебряный кубок и протянул его ратнику:
- А это тебе от меня, Прок. Пей, раз заслужил, - после чего, выглянув в дверь, велел страже проводить притомившегося воина и разместить его на ночлег.
- Он тебе еще кое-чего не рассказал, - вздохнул Константин, когда воевода вернулся обратно. - Николая, внука моего, в плен взяли, а Святозар на сторону монголов перешел.
Вячеслав от такой новости вытаращил глаза и брякнулся на лавку. Он что-то хотел сказать, но, открыв рот, тут же закрыл его.
Константин сам прервал тягостную затянувшуюся тишину.
- Может, Прок чего не понял? - осторожно произнес он. - Но пока что вот так.
- Да Святозар - классный парень. Не мог он предать! Никак не мог! - горячо поддержал друга воевода.
И тут же в дверь ввалился еще один гонец. Его пытались утянуть обратно ратники, стоявшие на охране входа, но вломившийся дядя был огромного роста и с такими необъятными плечами, что даже не обращал внимания на их жалкие потуги. Упрямо мотая головой, он упорно втискивался в избу.
Глава 14
Беда одна не ходит
Примерно должно покарать
Виновного, дабы, явивши
Пример суровой самой кары,
Предупредить в других желанье
Мятежною крамолой встать.Лопе де Вега
- Беда, государь, - бросил он отрывисто. - Яик пал.
Хорошо, что позади Константина стояла лавка, на которую он тут же и брякнулся рядом со своим другом.
- Час от часу не легче, - вздохнул Вячеслав и набросился на воинов, державших гонца: - Да отпустите вы его! Неужто не видно, что свой, что скакал без отдыха, торопился!
Несколько обиженные часовые, раздосадованно ворча что-то вполголоса, отступили от детины и удалились.
- Давай-ка все по порядку, - обратился Константин к ратнику. - Присядь поудобнее, а потом излагай, - он махнул рукой в сторону пустой лавки, стоящей напротив.
Странное дело, но эта новость о падении Яика вовсе не добила его, даже наоборот. Утренняя апатия куда-то улетучилась, уступив место холодной рассудительности и невозмутимости. Ему даже показалось, что, появись тут еще один гонец и сообщи вовсе уж невероятное, типа того, что пала Рязань, он и тогда не утратит спокойствия, во всяком случае внешнего.
Верно в народе говорят - слезами горю не поможешь. Ох как верно. Помочь можно только размышлениями, расчетом, составленным на их основе, и действиями, исходящими из него. Причем расчет, от которого зависят действия, на сей раз должен быть безошибочным, потому что права на промах он уже не имеет. Оно было у него когда-то, давным-давно, но теперь осталось далеко-далеко отсюда, под Оренбургом, где-то там, в заснеженной степи.
- Вначале дай ему воды испить, - толкнул он в бок Вячеслава, заметив, как гонец жадно облизывает пересохшие губы, покрытые кровоточащими трещинами.
Хотя и лицо детины тоже было не лучше. Обветренные, кое-где белые - скакал, не замечая обморожения, - щеки с шелушащейся кожей, усталые воспаленные глаза, усеянные тоненькими красноватыми ниточками, - все это говорило о том, что скачка длилась не час-два, а много-много суток.
Пил детина жадно и долго, проливая воду на свою окладистую бороду, пока вместительный, не меньше чем литра на два, жбан, который ему подал Вячеслав, не опустел окончательно.
Перевернув опустевшую посудину вверх дном и убедившись, что в нем нет больше ни капли, гонец со вздохом сожаления поставил его близ себя и только после этого произнес:
- Благодарствую, государь. Я ведь…
- Остальное потом, - быстро перебил его Константин. - Теперь сказывай обо всем, что случилось. Но по порядку, чтоб я не переспрашивал.
Картина, которую обрисовал десятник крепости Яика Живич, была следующей. Оказывается, Святозар еще задолго до злополучной битвы, едва приняв решение помочь Бату, благоразумно рассудил, что глубокий охват могут с равным успехом сделать как его друг, так и братья хана. Они тоже чингизиды, а неожиданный удар в спину - безотказное, а потому самое любимое оружие их деда.
Словом, князь решил подстраховаться и послал гонцов в соседние Орск и Яик с повелением каждый день высылать в степь, в сторону Оренбурга полусотню для дальней - в полтораста верст - разведки. Дневной переход - полсотни верст, следовательно, на следующее утро за этой полусотней должна выходить другая. Бдеть в оба, а если что, не вступая в бой, немедленно упредить оренбуржцев, ну и своих тоже. И дежурить, пока он не пришлет гонца с отменой.
- Мы из последних были, - рассказывал Живич. - Обратно возвращались кружным путем. Там недалече стойбище, а у полусотника, вишь, зазноба в нем живет. Крюк не столь и велик, к тому ж в детинец засветло все равно не поспевали, а лишний раз ночевать в степи - радость невелика. Ты уж прости, государь, - повинился он.
- Бог простит, - отрывисто произнес Константин и поторопил: - Дальше, дальше говори.
- А дальше как во сне, - вздохнул помрачневший рассказчик. - Ту полусотню, что нам должна была встретиться, мы верстах в двадцати от Орска нашли. Коней, коих не убили, нехристи с собой взяли, а тела прямо близ вражка лежали. На иных и места живого не сыскать. Видать, уже над покойниками чьи-то злые души потешились. Хотели мы было к Оренбургу скакать, чтоб упредить, как князь велел, ан глядь - путь-то вражий к нам ведет! Прямиком к Яику. След не сворачивает, не таится. Открыто они ехали, не боясь. Мы за ними.
- Сколько их было? - не удержался от вопроса Вячеслав.
- Нагнать-то мы не успели, а потом не до того, но ежели по следам судить, то чуть ли не два полка выходит.
- Два полка - это две тысячи, - сделал вывод Константин и нахмурился. - В крепости должно было оставаться не меньше четырех, пускай трех сотен. Как же случилось, что они ее взяли?
Живич нагнул голову, мрачно посопел и, не отрывая взгляда от пола, буркнул:
- Повели, государь, чтоб воевода из избы вышел. Тайное хочу поведать.
Константин с Вячеславом удивленно переглянулись. Успокоительно хлопнув друга по руке, мол, ерунда, потом сам мне расскажешь, воевода привстал со своего места, но был решительно остановлен.
- У меня от него секретов нет, - твердо произнес Константин.
- Не пожалеть бы, - зловеще пообещал Живич, намекнув: - О князе Святозаре Константиновиче слово хочу молвить.
Услышав это, Вячеслав сделал еще одну попытку встать, но рука царя вновь притормозила его движение.