Лихой рубака и галантный обольститель, аристократ по крови и авантюрист по духу, он пережил кровавую диктатуру и спас будущего диктатора, воевал и воровал, нарушил волю богов, соблазнил жену Цезаря и соблазнился собственной сестрой.
Его жизнь - это высшая политика и грязные интриги, роскошные оргии и дешевые кабаки, уличные потасовки и священные пророчества.
Его друзья - гладиаторы, а враги - полководцы, он бьется мечом и отбивается словом, он может повернуть ход истории и стать, наконец, ПЕРВЫМ!
Если хватит удачи…
Патриций Клодий. СОПЕРНИК ЦЕЗАРЯ!
Содержание:
Пролог 1
Акт I - РИМ. ДВЕНАДЦАТЫЙ ЧАС 5
Интермедия - ТРИ БРАТА 15
Акт II - ПРЕТЕНДЕНТЫ 16
Интермедия - СНОВА АППИЕВА ДОРОГА 46
Акт III - БИТВА ЗА РИМ 46
Интермедия - БУНТАРЬ 62
Акт IV - ГАЛЛЬСКАЯ ВОЙНА 65
Интермедия - СНОВА АППИЕВА ДОРОГА 81
Акт V - ПОЖАР 82
Эпилог 84
Приложение 87
Примечания 88
Марианна Алферова
Соперник Цезаря
Был некий Публий Клодий…
Плутарх
Пролог
18 января 52 года до н. э.
I
Матовое стекло в окне напоминало осколок льда; в комнату лился свет, холодный и ленивый. Глядя в окно, особенно приятно было сознавать, что в комнате тепло. Красные угли на черной решетке жаровни напоминали россыпь гранатовых зерен. Кто-то из слуг бросил в огонь несколько шариков благовоний, и небольшая комната наполнилась терпким ароматом. Клодий смотрел, как причудливые фиолетовые завитки утекают к кессонному потолку, и отхлебывал из серебряной чаши подогретое вино.
Утром сенатор Публий Клодий Пульхр выступал перед избирателями городка Ариций, вторая половина дня осталась пустой, как выеденный орех, - ехать в Рим было уже поздно, а в крошечном Ариции делать было абсолютно нечего. Со всеми нужными людьми Клодий переговорил. "Здравствуй, Марк, ты будешь голосовать за меня? А ты, Тит?" - "Ну как же, как же, ты, Пульхр, - народный любимец!"
Пульхр - любимец, Пульхр - защитник, Пульхр - последняя надежда. Какими только прозвищами его ни награждали! А еще кликали Красавчиком и Смазливым. Потому как родовое прозвище Клодия необыкновенно подходило к его внешности: сенатор был замечательно красив. Гладкая, очень светлая для римлянина кожа, тонкие черты лица, надменный рот, роскошные кудри, которые он намеренно носил чуть длиннее, чем требовала мода, - Публий Клодий выглядел куда моложе своих тридцати девяти.
Тридцать девять. Возраст, когда можно претендовать на преторскую должность. В том, что Клодия изберут, сомневаться не приходилось. Рим не посмеет отказать своему кумиру.
Клодий любил Арицийскую усадьбу - небольшую, уютную, с тенистым садом. С огородов усадьбы свежую зелень привозили в Рим к столу хозяина. Сам дом стоял близ Аппиевой дороги, этой главной артерии Республики, что было очень удобно для человека, который уже десять лет был в центре политической жизни столицы мира. К тому же в усадьбе хорошо отдыхать летом, а зимой надо быть в Риме. Город лежал за зелеными Альбанскими горами и манил, и звал. Жизнь - только там, весь остальной мир - стоячая вода, болото, скука. Так что же, в Рим? Завтра, завтра утром. Рим - это слово напоминало вдох, но воздуха всякий раз не хватало.
Во дворе послышались громкие голоса, потом чей-то крик. Клодий узнал голос Зосима. Вольноотпущенник с кем-то ругался. Тот, второй, не желал уступать, спорил рьяно. Кажется, это Гай. Сенатор удивился. Гаю положено быть в Риме и заниматься подготовкой к преторским выборам. Если Гай приехал в Ариций, значит, дело очень важное.
Клодий шагнул к окну, повернул раму в бронзовом шарнире, зимний воздух хлынул в комнату. Два дня назад шел снег, а теперь растаял, трава и кустарники в саду сделались стеклянными, неживыми. Настоящая зима, с морозами и метелью, Ганнибалом прорвалась через Альпы в Италию. С утра плыли по небу плотные облака, но их стада так и не сбились в свинцовые тучи, не пролились дождем. Клодий зябко передернул плечами. На нем были две туники: нижняя - с длинными рукавами, зеленого цвета, из тонкой шерсти, верхняя - с начесом, обшитая бахромой. Белоснежная тога кандидата, в которой он выступал перед жителями Ариция, была аккуратно уложена и спрятана до следующего раза.
Клодий глубоко вдохнул холодный влажный воздух, и прежняя вялость вмиг с него слетела. Он услышал шаги, но не обернулся, - и так знал, что пришел Зосим.
- Доминус, гонец из Рима от народного трибуна Мунация Планка.
Клодий захлопнул раму, резко повернулся и протянул ладонь. Вольноотпущенник вложил ему в руку письмо - две скрепленные друг с другом вощеные таблички. Клодий сломал печать и пробежал глазами послание.
- Милон сегодня выехал из Рима. С ним тридцать человек паразитов и рабов-музыкантов. Из настоящей охраны - почти никого. - Клодий швырнул таблички на стол, и они тут же затерялись среди папирусных и пергаментных свитков. - Зачем Милону выезжать из Рима накануне консульских выборов? Что у него за дела?
- Не знаю.
- Тридцать человек… - Сенатор по своему обыкновению размышлял при Зосиме вслух. - Пускай все тридцать - охранники, это мизер. Зосим, старый ворон! Ты хоть понимаешь, что мы можем шутя сорвать этому парню выборы! - Клодий рассмеялся дерзко, белозубо, по-мальчишески. - Поедем тихо-мирно в Город и будто ненароком столкнемся на дороге с Милоном. Аве, Милон! Как дела? Аппиева дорога всего одна, - заявил он самым невинным тоном. - Наш смельчак Полибий затеет ссору с чужими паразитами, вспыхнет драка. Мои люди немного помнут бока бездельникам Милона. А потом я обвиню его в насильственных действиях и отдам под суд.
- Его не осудят, - предрек Зосим.
- Разумеется. Но если Милон окажется под судом, то его исключат из списков кандидатов в консулы, должность он не получит. А я тем временем стану претором. Неплохой план? А?
- Доминус, ты же собирался вечером поехать в Альбанскую усадьбу к сыну, - напомнил Зосим.
- Нет, не поеду. У меня, наконец, появилась возможность разделаться с Милоном. Один раз не удалось. Теперь получится. Кто упускает второй попутный ветер? Ну, скажи, кто?
- Я бы не рисковал, - нахмурился Зосим. - Мы сможем выставить не более тридцати бойцов. Наши самые лучшие гладиаторы сейчас в Риме.
- Кроме Полибия, он один стоит десяти, - напомнил Клодий. - Не суетись, Зосим, все получится. У нас же с тобой всегда все получалось. Сам посуди, мне быть претором при консуле Милоне - это же смешно. Тогда уж лучше совсем не избираться. Так что пускай Милон сядет на скамью обвиняемого в траурной одежде. А я - в курульное кресло, отделанное золотом и слоновой костью. Вели собираться. Поскорее! Полибия предупреди!
II
В усадьбе началась суматоха: рабы бегали и кричали, демонстрируя показное усердие; управляющий орал на всех без разбору; ребятня путалась под ногами. В Город с хозяином отправлялись тридцать человек. Зосим записал имя каждого на вощеной табличке и пометил, кому из рабов что нести. Носилок не брали: сам сенатор Публий Клодий, его гость Кавсиний Схола и клиент Гай собирались ехать верхом.
Зосим был мрачен: ему не нравилась вся эта затея. Выезжали слишком поздно и могли не добраться в Город до темноты, да и людей с собой брали маловато, по нынешним временам тридцать человек - не ахти какая охрана. Предстоящая встреча с Милоном и драка тоже не сулили ничего хорошего. Милон - человек опасный, хотя многие не принимают его всерьез. Однажды он уже нанес Клодию чувствительный удар. Но Зосим знал, что отговаривать патрона от затеи - дело бесполезное.
Зосим направился в конюшню, проверить, готовы ли лошади, но его остановила женщина в длинной тунике до пят и в черном гиматии, черном, как ночь или вороново крыло. Женщина эта, совершенно незнакомая, еще нестарая и даже миловидная, положила руку Зосиму на плечо и торжественным голосом сообщила:
- Сегодня утром родился двухголовый теленок, и я этого теленка только что видела.
- Ну и что? - Зосим усмехнулся. О двухголовых телятах, волках, землетрясениях, облаках серы и каменных дождях непрерывно толковали все последние годы. Он сам видел, как кровавый пот выступил на статуе Меркурия, и кровь с мрамора стирали губкой.
Женщина смотрела на Зосима в упор, не мигая. Ее темно-оливковое лицо - оттенок скорее Востока, нежели Италии, - обрамляли черные кудри. Зосим даже сквозь шерстяной плащ чувствовал, как горяча ее ладонь. Незнакомка походила на служанку, но из тех, что сами руководят господами.
"Не рабыня, скорее - вольноотпущенница. Как я", - уточнил про себя Зосим. Он всегда все уточнял, ибо был человеком обстоятельным.
- Так в чем дело? - Он раздраженно стряхнул ее руку с плеча.
- Добрая богиня помнит обиды. - Женщина отступила, ее тонкие губы сложились в злорадную улыбку.
У Зосима от этой усмешки холодок пробежал по коже. Богов он чтил, особенно таких древних римских покровителей, как Добрая богиня. А вот его патрон перед Доброй богиней провинился. Много лет назад оскорбил смертельно. Но это для людей - много лет, для богов - миг единый.
Женщина повернулась и пошла из усадьбы к Аппиевой дороге, что-то бормоча. Зосим кинулся вслед за нею и нагнал уже возле придорожной гробницы. Гробница была старой, яркое италийское солнце сделало мрамор янтарным, дожди почти смыли рельеф: с трудом угадывались фигурки многочисленных гениев с опущенными факелами.
- Почему Добрая богиня? Ее празднества давно миновали.
- Ты уезжаешь сегодня? - Женщина глянула на Зосима то ли презрительно, то ли сожалеюще. "Глупый, неужели не понимает?" - так и читалось в ее глазах.
- Мы едем в Рим. Мой патрон, сенатор Публий Клодий Пульхр, решил до темноты вернуться в Город.
- Так не забудь про Добрую богиню, - повторила женщина, слегка толкнула его в грудь и добавила: - Красавчик!
Зосим хмыкнул и пожал плечами. Уж кем-кем, а красавчиком его называть нелепо. Глаза светлые, галльские, нос слишком короткий, а на щеке от угла рта к уху - рваный шрам. Да и роста Зосим высокого, слишком высокого, чтобы считаться красивым. Правда, одет хорошо: новенькая туника из синего сукна, всего один раз стиранная, плащ тоже новый, на поясе меч, рукоять серебром украшена.
- О чем ты? На Клодия намекаешь?
Его злила потеря драгоценного времени. Пока он болтал неизвестно о чем с этой странной пророчицей, уже полклепсидры утекло наверняка. Но расспросить незнакомку толком Зосим так и не успел - к ним подскакал Клодий на рыжем жеребце. Скакун был горяч и своенравен - патрон всегда выбирал непокорных коней.
- Красавчик! - воскликнула женщина и опять рассмеялась.
Клодий лишь скользнул по женщине взглядом: она была для него старовата и явно не его круга.
- Зосим, что с тобой? Мы выезжаем! Забыл, что ли?! Иди, присмотри за рабами, чтоб тупицы взяли с собой толстые палки и ножи. И мечи пусть захватят, но спрячут под одеждой. Полибию напомни, что он должен делать.
- Не волнуйся, доминус, он все понял, Полибий - большой задира.
- Там, где не надо! Провалит дело - я его на свободу отпущу! Поторапливайся! Или ты хочешь дождаться темноты, чтобы нас по дороге ограбили?!
- Но, доминус, эта женщина говорит… - начал было Зосим.
- Ладно, можешь затащить свою телку в гробницу и предаться Венериным утехам, но быстро. - Клодий ударил пятками жеребца и поскакал обратно к усадьбе.
Зосим обернулся, чтобы спросить у пророчицы, что за опасность угрожает хозяину, но женщина исчезла. Вольноотпущенник огляделся - дорога была пуста. Он кинулся к гробнице - женщина могла укрыться только там. Решетка была сломана, внутри воняло мочой - у гробницы не было охранника, и путники использовали ее вместо латрин.
- Еще говорят, что римляне чтят своих предков, - пробормотал Зосим, бегом возвращаясь в усадьбу. Он редко говорил о римлянах пренебрежительно - только когда сильно злился.
А злиться было отчего: все уже приготовились к отъезду; Клодий, Кавсиний Схола и Гай сидели в седлах; рабы лениво разбирали мешки с поклажей. Зосим понимал, что предупреждение запоздало, он не успеет отговорить хозяина от поездки.
- Мечи спрятать! - приказал Зосим. - Этруск! - позвал он рыжего раба с наглыми искорками в темных глазах и лиловым пятном клейма на лбу. - Праща при тебе?
- А то! И праща, и свинцовые снаряды. - Этруск осклабился: пращник он был отменный. Еще Этруск мог аккуратно вскрыть чужую печать, потом склеить ее так, чтобы она выглядела нетронутой. За эту ловкость он был клеймен, за нее же выкуплен Клодием у прежнего хозяина.
- Говорят, ты подцепил какую-то красотку? - спросил гладиатор Полибий. - Хороша хоть оказалась, или так себе?
- Сбежала. Наговорила всякой чепухи и пропала, будто в Тартар провалилась.
- У тебя всегда с девками проблемы, - хмыкнул Полибий.
- У меня нехорошее предчувствие, - сказал Зосим. Они уже вышли на Аппиеву дорогу. Впереди них погонщик нещадно хлестал груженого мула, чтобы до темноты успеть в Город.
- У меня тоже предчувствие - что вечерком я буду трахать хозяйскую кухарку. - Гладиатор громко заржал.
Полибий три года провел в гладиаторской школе, но на арену так и не вышел: гладиаторы Публия Клодия занимались другим. Тоже делом небезопасным, если судить по свежему шраму на предплечье. Гладиатор прихрамывал: опрометчиво надел новые сандалии и стер пятки. А до Города еще идти и идти. Дорога, правда, гладкая, без единой лунки или ухаба - Гай Юлий Цезарь, тот, что теперь воюет в Галлии, когда был смотрителем Аппиевой дороги, истратил на ее ремонт тысячи сестерциев. Да, хорошую дорогу построил цензор Аппий Клавдий, двести шестьдесят лет простояла и еще две тысячи лет простоит. Как Рим. Вспомнив Аппия Клавдия Слепого, Зосим невольно перевел взгляд на своего господина - прямого потомка знаменитого Слепца. Патрицианский род Клавдиев сейчас в Риме один из самых могущественных, ну, а слава Клодия превзойдет славу его предка - в этом Зосим не сомневался. Надо только сегодняшний день пережить!