- Квириты! - воскликнул сенатор, и разношерстная публика в таверне заулыбалась. - Квириты! - повторил Клодий и даже сделал жест, будто размахивает полой тоги, - известный всему Риму жест Клодия-оратора. - Там, за дверьми, стоит Милон со своей шайкой. Видимо, ребята очень проголодались, раз не желают уходить и рвутся к нам обедать. Но вы понимаете, жратвы на всех не хватит, так что пусть Милон ищет другую таверну.
Акт I
РИМ. ДВЕНАДЦАТЫЙ ЧАС
Картина I. Катилина
Трижды Катилина был под судом и трижды оправдан: его обвиняли в связи с весталкой, в разорении провинции и, наконец, в убийстве. Катилина не просто убил Марка Мария Гратидиана, а руководил расправой и сам истязал с наслаждением. Но проскрипционные списки Суллы освятили это убийство. Зато на консульских выборах Катилина в очередной раз провалился. Быть по своей природе жестоким неприлично. Пытать и убивать должны рабы и наемные слуги, патриций проливает кровь только в бою.
Здесь и далее - отрывки из записок Публия Клодия Пульхра, уцелевших на выскобленном пергаменте, переданном Зосиму.
5 ноября 63 года до н. э
I
- Дождь… - вздохнул Клодий, стоя под навесом вестибула и кутаясь в толстый простонародный плащ с капюшоном.
Впрочем, дождь заканчивался - уже последние капли стучали по мостовой, да шумела вода в водостоках, убегая в Большую клоаку, а оттуда - в зеленые воды Тибра.
В разрывах туч мелькало синее небо. Клодий плотнее закутался в плащ и зашагал мимо глухих стен особняков, лишенных окон и однообразно повторявших друг друга. Различия вносили лишь вестибулы, одни - украшенные колоннами, другие - росписью или трофейными щитами. Несмотря на дурную погоду, на улицах царила суета - сновали слуги, носильщики, почтари, даже знатные куда-то шествовали, накинув поверх тог толстые плащи. Уже спустившись с Палатина, Клодий нагнал лектику, которую неспешно несли восемь темнокожих рабов. Неожиданно занавески носилок дрогнули, высунулась полная обрюзгшая физиономия. Брат Аппий! Какая встреча! Интересно, куда направляется старший брат? Может быть, к Лукуллу за Город, вкушать жареных дроздов? Но первым вопрос задал Аппий:
- Ты куда?
Носильщики тут же остановились. Остановился и Клодий, откинул с лица капюшон.
- Прогуливаюсь, - последовал неопределенный ответ.
- Сатурналии еще не начались! - Аппий так и кипел, он даже протянул руку, будто собирался схватить Клодия за плащ. - А ты расхаживаешь в этих серых рабских тряпках! Постыдился бы! Ты - патриций! Где твоя тога?
- Еще не Сатурналии? - почти искренне удивился Клодий. - Как жаль! Люблю повеселиться от души! Это же замечательно, когда все равны, и не надо делить людей на рабов и господ; можно пировать, обнимая одной рукой хорошенькую рабыню, а другой - хорошенькую матрону.
- Ты пьян!
- Ничуть. Пьян я был вчера и буду сегодня. Но в промежутке между вчера и сегодня я трезв. - Клодия забавляла Аппиева злость.
- Ты позоришь род Клавдиев!
- Братец, что с тобой? С чего ты решил меня воспитывать? Мне двадцать восемь, наш отец скончался, и в правах мы с тобой равны.
- Ты пьянствуешь в тавернах с рабами. Всякий сброд у тебя в друзьях! Твое место в лупанарии!
- Я не против. Там порой попадаются милашки, одна беда - у них такие тесные клетушки! Одну смугляночку из Вифинии я выкупил и выделил ей в своем доме покои попросторнее.
- Прекрати фиглярствовать! Ты… - Аппий замолчал, сообразив, что их перебранку слышат рабы-носильщики.
- Ну да, ты мной недоволен, я понял, - кивнул Клодий.
Тут опять хлынул ледяной дождь.
- Э, так не пойдет! - возмутился Клодий. - Ты читаешь наставления, сидя в лектике, а мне прикажешь слушать поучения и мокнуть?
Аппий нахмурился, будто, в самом деле, был готов разразиться очередной гневной тирадой, но потом вздохнул и отодвинулся в глубь носилок. Клодий запрыгнул внутрь, снял мокрый плащ и, свернув, сунул под ноги.
- Скажи носильщикам, чтобы шагали к таверне "Свиное вымя", - велел Клодий. - Там, кстати, подают отличные свиные колбаски. Не хочешь попробовать?
Аппий брезгливо скривился.
- Не хочешь? Жаль. Могли бы пообедать вместе.
- Счастье, что наш отец не видит тебя из царства Дита, - вздохнул Аппий. - Он бы опечалился, он бы рыдал непрестанно.
- Да ладно тебе! - Клодий взъерошил ладонью свои великолепные каштановые кудри. - Счастье, что он не видит нашего тупоголового братца Гая, а то бы, в самом деле, обрыдался. Гай так глуп, что даже не сумел ограбить вверенную ему провинцию. Ты читал жалобы, что на него подали? Это занятней речей Цицерона. Теперь его осудят - вот увидишь. Если ты не сунешь пару миллионов кому надо.
- Публий!
- Ты первый потревожил память отца.
Аппий нахмурился еще больше, отчего в лице появилось что-то обезьянье, хотя в юности Аппий был почти так же красив, как и младший брат:
- Публий, если ты не прекратишь ночные попойки и драки в тавернах, мои выборы окажутся под вопросом!
- Он волнуется за свои выборы! Братец, ты, кажется, забыл, что за тебя будут голосовать мои друзья из "Свиного вымени". Больше, извини, некому.
В этот момент носильщики остановились перед таверной, вывеской для которой служило изображение огромной свиньи. Клодий нырнул в дверь, из которой пахнуло теплом, пряностями и дымом.
- Нельзя же так себя вести! - простонал Аппий, хотя младший брат его уже не слышал.
II
Клодий уселся за стол в таверне, налил из кувшина полную чашу неразбавленного вина. Прежде чем выпить, проверил, на месте ли кошелек и кинжал. И то, и другое надо держать под рукой в таких местах. Пить здесь в одиночестве - безрассудство. Два факела освещали закопченное помещение, в очаге вспыхивал и гас притомившийся огонь. На улице - стремнина суеты, здесь - пищевой омут, где над медными крышками медленно курится пар, плывет запах петрушки и сельдерея.
Любил молодой патриций такие места - сомнительные и темные. Здесь можно встретить удивительных людей, поговорить о девчонках, гладиаторских боях, начале мира и его конце, выучить какой-нибудь мудреный прием для уличной драки и расстаться закадычными друзьями, чтобы никогда потом не встретиться.
Ноябрь. Год заканчивается. Скоро начнется новый, год новых консулов, новых преторов и эдилов, старых склок в сенате и неразрешенных проблем. Какие интриги, какие схватки на форуме! И зачем? Чтобы один год повелевать этим сумасшедшим Городом на пару с каким-нибудь идиотом, а потом удалиться от дел и смотреть, как другие набивают свои кошельки? Разве не безумие, что народ, покоривший весь мир, год от года становится все беднее! Разве не безумие, что воинственные римляне не жаждут больше служить в легионах; разве не безумие, что в этот великолепный Город стекаются сокровища со всего мира, а следом сюда же стекаются подонки со всех концов огромной Республики, все мерзавцы, преступники и подлецы?
Клодий выпил полную чашу хиосского вина, но не почувствовал хмеля. Человек шесть подозрительных личностей о чем-то совещались в темном углу, да еще три философа, явно вольноотпущенники, драли глотку, споря о цели бытия и природе богов, готовые вцепиться друг дружке в растрепанные бороды. Один философ тайком что-то записывал - чужие мысли, надо полагать, чтобы выдать потом за свои. И правильно делал. Разве можно удержать при себе мысль? Высказал - улетела. И, может быть, не умрет. Если проходимец-бродяга запишет ее и употребит. Но философия сейчас мало кого интересует. Теперь в Риме говорят о пирах и безумно дорогих рыбных блюдах, о драгоценных камнях и драгоценных шелках, что привозят с Востока, - они стекают с пальцев летним дождем и сверкают, как солнце. Где прежняя римская суровость, где строгость жизни, доходящая до аскетизма, когда со всего Города - о, насмешка! - для приема послов смогли собрать по ложечке и кубку один-единственный столовый прибор из серебра?
Но жизнь меняется, и порой - слишком быстро.
Кожаная занавеска в дверном проеме рядом с кухней дрогнула, в зал выглянула смуглая девица. Ее наряд - узенькая нагрудная повязка и полупрозрачная юбка с разрезами - был украшен стеклянными бусинами. Танцовщица. Девушка обвела взглядом гостей, приметила Клодия. Узнала. Да, в любой таверне его узнают - от этой славы ему не уйти.
- Привет, Красавчик! - Девушка подмигнула ему и улыбнулась. Зубы у нее были ровные, белые, улыбка ее красила. Девушка об этом знала. - Что-то ты сегодня грустный. Станцевать тебе? - Она вызывающе повела бедрами. - Могу с раздеванием, если дашь серебряный денарий.
Клодий бросил ей монету. Девушка не сумела поймать, и монета, звеня, покатилась по полу. К добыче рванулись сразу двое - танцовщица и один из философов. Девушка оказалась проворней. Клодий расхохотался:
- С философами надо держать ухо востро!
- Так как насчет танцев, Клодий?
- Не сейчас! И не кричи мое имя на всю таверну. - Он приложил палец к губам.
Но предупреждение запоздало. Один из компании в темном углу тут же поднялся и направился к патрицию. Краем глаза Клодий видел, как человек подходил - закутанный в плащ и под этим плащом явно скрывающий меч или кинжал.
- Можно рядом с тобой присесть? - спросил посетитель.
- Нельзя, видишь, все места заняты сиятельными членами сената. - Клодий поднял голову. Перед ним стоял Луций Сергий Катилина, в простой тунике из грубой шерсти и сером плаще с капюшоном, точь-в-точь таком, как у Клодия.
В сорок шесть лет римлянин должен выглядеть солидно, выступать неспешно, уметь красиво говорить, но при этом не забывать искусство владения мечом и копьем. Катилина был худ, порывист, угловат, как подросток. Черные слишком длинные волосы торчали во все стороны. Но в этом человеке чувствовалась бешеная энергия, и многих к нему влекло, будто магической силой.
- Неподходящее место для патриция из рода Клавдиев. - Катилина улыбнулся. Улыбка эта не сулила ничего хорошего.
- Для патриция из рода Сергиев подходит не больше.
Приятели Катилины подошли следом. Клодий узнал Цетега и Марция. Вряд ли Катилина и его дружки явились сюда лишь затем, чтобы перекусить свиными колбасками.
- Друзья мои, не кажется ли вам странным, - Катилина повернулся к спутникам, - что Публий Клодий Пульхр сидит в таверне "Свиное вымя" в одиночестве и пьет вино. - Катилина взял чашу Клодия, понюхал - хиосское вино, причем не разбавленное. Совсем неплохое для такой дыры.
Цетег изобразил улыбку. Марций остался невозмутим.
- А мне почему-то кажется, - продолжал Катилина, и лицо его исказилось, - что ты шпионишь за мной, Красавчик! - Он грохнул кулаком по столу так, что и чаша, и кувшин подпрыгнули, а деревянная столешница треснула вдоль - мятежный патриций обладал поразительной силой. - Так что ты здесь делаешь? - Голос его мгновенно вновь сделался вкрадчив.
- Жду Гая Цезаря.
Катилина расхохотался:
- Представь, мы тоже ждем Цезаря.
- Отлично. Подождем его вместе. - Клодий сделал приглашающий жест. - Эй, хозяин, вели, чтобы принесли чаши для моих друзей!
Мальчишка-прислужник мгновенно выполнил просьбу, не дожидаясь окрика кабатчика.
Луций Сергий уселся напротив Клодия. Руки его двигались по столу непрерывно, будто он вязал невидимые узлы.
- Луций, оставь его. Он нам не помешает, - сказал Цетег.
- Э, нет. Или, кто-то думает, я мог забыть, что Красавчик был обвинителем на моем процессе. Он - меня - обвинял.
- Тебя оправдали, - напомнил Клодий.
- Не твоими стараниями, любимчик Цицерона!
- Что ты имеешь против консула Цицерона?
- Что я имею против Цицерона?! Вздумал шута разыгрывать? Консул Цицерон провалил меня на выборах. Он представил дело так, будто выбери меня народ - и Риму конец. Он клялся, что я опаснее чумы и Ганнибала, вместе взятых.
- Цицерон - прекрасный оратор, - поддакнул Клодий.
- Кучка мерзавцев захватила власть в Республике. Все остальные, патриции и плебеи, стали чернью, зависящей от их высокомерия. Тебе такое положение нравится, как я посмотрю.
"Кучка мерзавцев - это сенат и, прежде всего, оптиматы, которых так любит Цицерон", - уточнил про себя Клодий высказывание Катилины.
- Высшая власть принадлежит народу, - сказал он вслух.
- Народ! О боги, ты сказал "народ"?! Какой народ? Республика давно уже не прежняя. Рим похож на шлюху, которую посещают все похотливые козлы по очереди - были бы деньжата.
- Но все равно это самая желанная красавица в мире, - перебил Клодий.
Катилина тут же подхватил:
- Женщину надо держать под опекой, даже если в душе она - волчица. Тот, кто этого не видит, - дурак и слепец. О чем только думают эти идиоты? О чем? - Он схватил Клодия за плечо и тряхнул, как будто тот должен был отвечать за всех сенаторов, вместе взятых. - Ответ прост: лишь бы сохранить свою власть, свое богатство, свое положение. Любой намек на перемены приводит их в бешенство, и они вопят: "Рим гибнет!" - Катилина смотрел куда-то поверх головы Клодия - сквозь настоящее, в дальнюю даль, во тьму. - Они придавили своими толстыми задницами Республику. Остальным ни вздохнуть, ни двинуться. На что же надеются оптиматы? Что наш римский бездельный люд, который разучился работать и просиживает целыми днями в кабаках, и дальше будет так сидеть? Что провинции год за годом будут сносить бессовестные поборы? А послы соседних народов будут смотреть на жирные рожи наших сенаторов и восторгаться величием Рима?
- Что ты хочешь сделать? - спросил Клодий, хотя и так уже понял, на что намекает собеседник.
- Огромное тело фактически лишено головы. Я готов дать ему новую голову. Свою.
Вдруг представилось Клодию, что голова Катилины с длинными черными волосами, с холеной бородкой венчает огромное тело Республики - столь огромное, что даже богам не окинуть его взглядом: от Геркулесовых столбов и Испанских владений на Западе до Ливийских песков и Понтийского царства - на Востоке. И это странное видение уродливого кентавра вызвало на губах Клодия невольную улыбку.
- Хочу, чтобы ты был на моей стороне, Публий.
- Я уже почти твой друг. - Клодий бросил взгляд на дверь.
Цетег шагнул ближе и выхватил кинжал Клодия из ножен, после чего отступил, демонстративно поигрывая трофеем.
- Просто так моими друзьями не становятся. Друзья обязаны оказывать друг другу благодеяния, - усмехнулся мятежный сенатор.
- Как мне облагодетельствовать тебя, Катилина? - было не понять, шутействует молодой патриций или всерьез желает услужить.
- Убить Аппия Клавдия Пульхра.
- Моего брата Аппия? - переспросил Клодий ошарашенно. - Зачем? У него куча детей. Мне после него не достанется ни асса.
- Дело не в деньгах.
Клодий понял, что из таверны ему живым не уйти.
- Это шутка? - Он сумел улыбнуться.
- Нет, я сегодня не в настроении шутить. Но, пожалуй… Можно сохранить Аппию жизнь. Если ты прикончишь Цицерона. Ты же бываешь у консула в доме. Ты - его друг и почти телохранитель.
- Думал, ты лично жаждешь это сделать и никому не уступишь подобного удовольствия.
Катилина щелкнул пальцами, подзывая своего вольноотпущенника, что сидел в углу, пока его господин вел беседу.
- Луций, подай-ка сюда таблички и стило.
Вольноотпущенник положил на стол перед Клодием навощенные таблички и бронзовое стило.
- Хочешь хлебнуть? - Клодий протянул вольноотпущеннику свою чашу. - Отменное винцо. У тебя, парень, вид какой-то прибитый, щеки бледные. Пей, чего смутился?
- Пиши, - приказал Катилина.
- Что именно? - Клодий попытался притвориться непонимающим.
- Обязательство убить Цицерона. Это пароль, который откроет перед тобой дверь таверны. Надеюсь, кольцо с печатью при тебе?
Клодий взял стило.
- А если я не сумею убить консула? Вдруг Цицерон отобьется?
Это предположение вызвало дружный хохот в компании Катилины. Только Луций Сергий не улыбнулся.
- Главное, ты напишешь обязательство. - Катилина погладил свою холеную треугольную бородку, похожую на приклеенный к нижней губе лоскут черной материи.
- Понимаю, ты хочешь взять за образец Суллу.