- Нет, мама, - Джинни торопливо натягивала кроссовки. - Мы пойдём. Не беспокойся.
- Ну, ты же не одна, - улыбнулась Норма. - Мне не о чем беспокоиться.
Она сама не ожидала, что сможет так сказать по-русски.
- Спасибо за доверие, - очень серьёзно сказал Громовой Камень. - Всё будет хорошо.
- Всё, - взмахом головы Джинни высвободила из-под воротника курточки волосы. - Я готова. Мама, мы пошли.
- До свидания, - попрощался Громовой Камень. Когда за ними закрылась дверь, Норма вздохнула. Конечно, она бы желала Джинни другого поклонника, но… Да, он - индеец, воевал, и, возможно, именно он убил Майкла, да, это вполне возможно, но… Но он образован, вполне окультурен и… надёжен. Да, вот подходящее слово. И самое главное - он нравится Джинни. Разумеется, муж Джен красив, и, пожалуй, самый красивый мужчина если не в городе, то в их доме, но чужой муж и грузчик на заводе, только-только научившийся читать и писать, а Громовой Камень холост и дипломированный учитель, так что… Нет, если благодаря ему Джинни оставит свою влюблённость в мужа Джен, это уже будет очень хорошо и даже полезно.
О том, что именно будет происходить этой ночью у озера, Норма старалась не думать. В конце концов, она же сама сказала Джинни, что они должны теперь жить по местным обычаям. И Джинни не одна, а не мальчишка с ней, а взрослый мужчина, учитель… Норма снова вздохнула.
Как всегда, во вторую смену Эркин шёл домой с Миняем, разговаривая на всякие хозяйственные темы. Лето - варенья, соленья всякие, надо успеть побольше заготовить, пока всё дёшево.
- Твоя-то как, варит?
- Да, - улыбнулся Эркин. - Клубничного уже три банки. И малины.
- Ну, вся малина ещё впереди, - Миняй хмыкнул. - А зимой малина - первое дело.
Эркин кивнул.
- А у тебя на лоджии как? Растёт?
- Н-ну! - самодовольно ухмыльнулся Миняй. - Скоро урожай будет. Хоть горсточка, да своя. А ты? Посадил чего?
- Цветы в ящиках, знаешь, навесные такие.
- Где брал? У Филиппыча?
- Зачем? С Андреем сами сделали. А землю и рассаду во "Флоре".
- Дорого там.
- Зато без обмана, - возразил Эркин. - Слышал же, как нагрели одного.
- А то нет. На то и рынок, чтоб ушами не хлопал, - кивнул миняй. - И всё цветами засадил?
- Комнатную цветами, а на кухонной травы всякие, Ну, там укроп, петрушка…
- И хорошо растёт?
- Знаешь, - Эркин смущённо улыбнулся, - я с этими экзаменами так замотался, что и не смотрел.
- Ну, это понятно, - согласился Миняй. - Навесные - это, конечно, здоровско. По всей длине сделал?
- Ну да.
Они уже подходили к дому. Эркин нашёл взглядом свои окна. Светилось кухонное, значит, Женя ждёт. Он попрощался с Миняем и вошёл в свой подъезд, поднялся по лестнице. Дом спит. Как всегда, в это время. Жене завтра рано вставать, а она его ждёт, не ложится. Он совсем про всё забыл, как в тумане жил, только про учёбу и помнил, а остальное… Ведь делал эти ящики, покупал рассаду и семена, сажал, и всё будто мимо него прошло. Он открыл свою дверь и вошёл.
Всюду темно, только в кухне свет. Эркин повернул защёлку верхнего замка и, не зажигая света, стал раздеваться.
- Эркин, ты? - позвала его из кухни Женя.
- Да, Женя, готовно откликнулся Эркин. - Я сейчас, только руки вымою.
В ванной светло, нарядно, приятно пахнет любимым мылом Жени. Эркин вымыл руки, ополоснул лицо, разгоняя сонливую усталость.
На столе оладьи, сметана, чай, конфеты в вазочке. Эркин с ел к столу и улыбнулся Жене.
- Женя, я…
- Поешь сначала, - улыбнулась Женя. - Ведь всё хорошо, так?
- Так, - кивнул он. - Всё хорошо. Но… я, - он ел и говорил сразу, - я как будто спал, а сейчас просыпаюсь. Женя, всё хорошо, но я… я обидел тебя, да?
- Ты что? - удивилась Женя. - Ничем ты меня не обидел. И не спал ты, ну, ты же всё делал, и работал, и по дому, и с Алиской возился, и с Андреем вы сколько сделали. Что ты выдумываешь, Эркин?
Эркин неопределённо повёл плечом. Он не знал, как объяснить Жене, что иногда на него… находит. И ведь в самом деле всё хорошо. Даже с Джинни, с мисс Дженифер Джонс всё обошлось. И, вспомнив об этом, он улыбнулся.
- Да, Женя, всё хорошо. Даже… - он вдруг запнулся, сообразив, что тогда не рассказал Жене всего.
Она, улыбаясь, ждала, и Эркин, густо покраснев, опустил голову, сглотнул ставший вдруг безвкусным кусок оладьи.
- Женя, я… я не сказал тебе тогда… всего не сказал. Ну… ну, с Джинни…
- Я помню, - кивнула Женя. - Ты говорил, она была в том имении, где ты… жил.
- Да, - и как всегда, говоря о прошлом, он перешёл на английский. - И вот, понимаешь, в день, ну, когда нам Свободу объявили, хозяева сбежали, а она… то ли забыли её, то ли бросили, но она прибежала на скотную и за брикеты, ну, сена, спряталась. А я пришёл и услышал, что бык беспокоится. Бык злой был, кидался на всех.
Он рассказывал спокойно и обстоятельно. Женя слушала его, поставив локти на стол и подперев подбородок кулачками.
- Я уже вытащил её и вдруг подумал, что хозяйку спасаю, - Эркин смущённо улыбнулся. - Даже испугался. Ну, и стал ощупывать. А она отбивается, я сжал её, придавил. А как я узнаю? Ни по одежде, ни по чему ещё, я ж хозяйку не знал, видел только издали, да и то, по разам пересчитать можно. А в скотной темно. И тут вспомнил, что хозяйка серьги носила. Пощупал, а пальцы загрубели, не чувствуют ничего. И я, - он улыбнулся, - языком попробовал, ну, мочки ушей.
К его удивлению, Женя рассмеялась, и он тоже весело закончил:
- Понял, что не хозяйка, и ушёл. А она уже сама слезла с брикетов и ушла из имения. Ну вот, а тут я её встретил. И, - он перешёл на русский, - на уроке, когда она по-учительски заговорила, узнал. И испугался. Ну, что она меня тоже узнала.
- Эркин! - у Жени распахнулись глаза. - И чего ты испугался? Ты же её спас!
- Ну, Женя! - удивился её удивлению Эркин. - Это же… это как насилие.
- Что-что?! Эркин, да ты что, это же какой дурой надо быть, чтобы на тебя и такое подумать!
- Она подумала, - вздохнул Эркин. - Но… на выпускном, ну, когда она в яму провалилась, я её вытаскивал, - Женя кивнула. Она эту историю уже слышала, даже дважды. Сначала от Андрея, а потом от Нормы. - Ну, и она вспомнила, узнала меня. И потом мы поговорили, я… я объяснил ей. Как смог. Кажется, она поняла. Я… я ек хотел её насиловать, у меня и в мыслях такого не было. Понимаешь?
- Конечно, Эркин. Ну, всё же уладилось?
- Д-да, - и более уверено: - Кажется, да.
- Ну и хорошо.
Эркин понимал, вернее, чувствовал, что Женя не поняла его, не совсем поняла, но не знал, как объяснить. И потом… если он начнёт настаивать, подробно рассказывать, говорить о насилии - это напомнит Жене о том, джексонвилльском. Нет, не надо. Женя забыла и пусть не вспоминает. Он облизал ложку и отодвинул тарелку.
- Уф, спасибо, Женя, как вкусно всё.
- На здоровье, улыбнулась Женя. - Ещё чаю?
Эркин кивнул. И когда Женя налила ему вторую "разговорную" чашку, улыбнулся.
- Женя, я нижний замок не закрыл, вдруг Андрей придёт.
- Ну, конечно, - кивнула Женя и улыбнулась. - Хотя, я думаю, он раньше утра не уйдёт оттуда.
Эркин рассмеялся.
- А как же! У нас из бригады тоже пошли. Петря с Серёней и Колька, они - холостяки все, так что… да, Женя, мы с Андреем, может, в субботу или в воскресенье к Кольке пойдём, крольчатник делать. Ничего?
- Конечно, идите, - горячо согласилась Женя. - Посмотрим, может, и мы с Алиской придём. Эсфирь, ну, мама Фира звала варенье варить.
- Вот здорово! - обрадовался Эркин. - Значит, мы все вместе, да?
- Ну да, - Женя потрепала его по голове и встала, собирая посуду. - Иди, ложись, Эркин, уже поздно.
- Да, - он ловко перехватил её руку, поцеловал и тоже встал. - Да, Женя, - и вышел.
Убирая и готовя всё на завтра, Женя прислушивалась. Но озеро слишком далеко и с другой стороны, так что песен не слышно. Жаль. А может, и к лучшему. Нужно будет выбрать день и сходить на озеро. Позагорать, выкупаться, вода уже должна была прогреться. В это воскресенье вряд ли, а если в субботу? Наверное, так. А то вдруг дожди зарядят. Тогда надо зайти купить купальник Алиске, а Эркину и Андрею плавки и… и себе она посмотрит. А то её старый, ещё с колледжа, и немодный, и сидит уже наверняка не по-прежнему.
Когда она пришла в спальню, Эркин уже спал, и Женя решила, что расскажет ему о своей идее потом. Это же не срочно. Она сбросила халат, надела ночную рубашку и легла. И Эркин сразу, не просыпаясь, подвинулся к ней. Женя тихо засмеялась, обнимая его. Они так и заснули, в обнимку.
* * *
Школа была в Алабино, и в дни занятий Андрей возвращался домой последним автобусом, а то и вообще ехал на попутке до поворота, а дальше шёл пешком. Напрямик, через луга и рощу, по узкой тропинке, так что брюки до колен намокали от росы. Пахло травой и отдыхающей от дневной жары землёй, в роще свистели и щёлкали птицы. Он уже знал, что это соловьи. Колюня ему много птиц показал.
Андрей улыбнулся, покрутил головой. Надо же, как он психанул тогда. А зря. Никуда Колюню не увезли, и маманя… как она целовала его, благодарила, крестила и плакала. Будто он иеё… и ей не чужой. Снимает теперь комнату в Алабино и работает санитаркой в госпитале. Чтоб к Колюне поближе, ну, и зарплата всё ж-таки. А он сам как и раньше ходит к Колюне. Поболтать. И вообще…
Из-за заборов его облаивали собаки, но без особой злобы, так… для порядка. Но ивинские собаки не злые, а которые злые, так те на цепях и заботы там другие.
А вон и его проулок. И дом. Окна тёмные, все спят. Поздно же. Но калитка не заперта, как и входная дверь. Его ждут. Входя, он аккуратно запирал за собой двери. В тёмной прихожей, не зажигая света, разулся и босиком, неся ботинки в руках, поднялся к себе. И только, закрыв за собой дверь, включил свет. На столе стакан молока и тарелка с нежно-золотистым коржиком. Его ждали.
Андрей положил у двери сумку с книгами, быстро разделся, убрал свои вещи в шкаф и в одних трусах сел к столу. Что его кто-то увидит с улицы, он не боялся, хотя и не задёрнул занавески. Поздно уже, да и если увидят - не страшно. Вон у Серебрянки на пляже загорают каждый день. А в воскресенье там и шагу ступить негде. И все почти что нагишом, и никого это не волнует. А стакан надо отмыть, нехорошо, если присохнет.
Он взял посуду и по-прежнему в трусах пошёл вниз. Опять же не зажигая света, скользя, а не шлёпая босыми ступнями по полу, прошёл на кухню. Воду открыл еле-еле, чтоб не журчала. Вымыв стакан и тарелку - хотя чего там мыть: ни соуса, ни жира, он поставил их на сушку и пошёл к себе. В душ он сходил после смены, так что сейчас вполне обойдётся. Теперь книги.
Андрей выложил на этажерку учебники и тетради, завёл будильник, быстро разобрал постель, скинул прямо на пол трусы и нырнул под одеяло. Всё, день закончен.
Он вытянулся на спине, привычно закинув руки за голову. Всё хорошо, всё спокойно, всё безопасно. В открытое окно тянет ночными запахами листвы и травы, где-то лениво взлаивают собаки, птицы уже умолкли. Завтра у него вторая смена, он с утра всё успеет. Школа послезавтра, он в первую, так что завтра надо всё к школе сделать. Что там у него? Русский, как всегда, историю он прочитал уже, математика. Ну, это всё легко. Ладно, можно спать. В воскресенье… в Царьград… нет, он уже два воскресенья пропустил, не ходил в церковь, надо будет сходить, а то переживают за него. Ладно, ему нетрудно, а им приятно. Они-то всё для него делают. Они… любят его. Теперь-то он это понимает. И жизнь у него теперь, как у всех. И семья… почти, как у всех. Ну, всё. Подвёл итог, убедился, что всё хорошо, теперь можно и спать.
Он потянулся, поёрзав спиной и ягодицами по простыне, сдвинул одеяло к груди, чтоб не давило. Если вот так, под такие мысли засыпать, то и сниться ничего не будет. И хотя ему ни Паласы, ни хозяева уже давно не снились, он старался засыпать так, как его учил Иван Дормидонтович, доктор Ваня. По правилам.
Внизу, в гостиной, отбили полночь часы. Обычно он у себя их не слышал, но сейчас так тихо… Да, а помолиться на ночь он опять забыл. Ладно, с утра двойную прочитает. Бог простит. Андрей улыбнулся, не открывая глаз. А может, он и в самом деле уже спал.
Работа, школа, да ещё хозяйство… Никогда ещё Крис так не уставал. Но усталость была приятной. И Люся на его отлучки совсем не обижается. Или просто не показывает своей обиды?
- Люся…
Они уже лежали в постели, и голова Люси на его плече.
- Да, Кирочка, - тихо откликнулась она.
- Люся, - повторил он и запнулся, подбирая слова. - Ты… тебе хороо? Со мной.
- Ага, - счастливо вздохнула Люся.
И Крис решил больше не спрашивать. Если сильно приставать, то услышишь правду. А может, и впрямь… так положено. Чтоб жена мужа дома ждала, а не наоборот. И не то, чтобы он, как говорится, гулял на сторону. Всё ж по делу. И работа, и учёба… Повернув голову, он коснулся губами лба Люси.
- Спи, Люся. Ты устала, спи, отдыхай.
- И совсем я не устала, - ответила, не открывая глаз, Люся и хихикнула. - Что ты, Кирочка, от этого не устают.
- Хочешь ещё? - обрадовался крис.
И, не дожидаясь её ответа, мягко повернулся к ней, дотронулся до груди. Но тело Люси уже засыпало, и он погладил её, успокаивая, усыпляя поглаживанием. Люся сонно вздохнула, обнимая его.
- Как хорошо, Кирочка. Как же мне хорошо, когда ты со мной. Я самая счастливая, Кирочка.
- И мне, - ответно выдохнул он, хотя она ни о чём его не спрашивала, наверное потому, что уже спала, и Крис, засыпая, всё-таки договорил: - И мне хорошо. Я тоже счастлив, Люся.
Сонная тёплая тишина, дыхание Люси, её тело рядом, кожа к коже. На мгновение ему стало тяжело дышать, и Крис несколько раз широко открытым ртом схватил воздух, но позы не изменил, не потревожил Люсю. Он никак не мог до конца поверить, что Люся… что он и Люся вместе. Люся с ним, и он защитит её от всего. Здесь всё хорошо, к ним хорошо относятся. Он так боялся, что над ними будут… смеяться, вышучивать Люсину беду, но всё обошлось. В глаза никто ничего, а если что за спиной, то они же этого не слышат, а, значит, этого и нет. И на работе всё хорошо. Хоть у него и краткосрочные курсы, но Юрий Анатольевич согласился, чтобы он работал в хирургии. Ничего, за начальную школу он сдаст, с сентября пойдёт на трёхлетний курс за среднюю школу. А потом в институт. В Военно-медицинскую Академию, ВМА, там учился Юрий Анатольевич. И другие врачи. Через од он получит гражданство, и в Академию - она же военная, студенты под присягой - его примут. Всё будет хорошо…
…Он сидит напротив Юрия Анатольевича, стараясь не отводить глаз и в нарушение всех вбитых ещё в питомнике правил смотреть прямо в глаза, но его смелости хватает ненадолго, и он снова рассматривает разделяющий их стол.
- И что дальше?
Он молчит, но доктор Юра смотрит на него так, будто слышит его вопрос, и он нехотя спрашивает вслух.
- Что дальше, сэр?
Ответ неожиданный, так что он, забывшись, вскидывает глаза и смотрит открыто.
- Решай сам.
- Что, сэр? - потрясённо переспрашивает он. - Что вы сказали, сэр?
За такое доктор Юра должен его ударить, а не улыбаться. Он быстро опускает глаза, следя из-под ресниц за руками доктора. А доктор Юра говорит:
- Как тебе дальше жить, ты должен решить сам.
Он из последних сил сдерживается, чтобы не закричать:
- Я раб, мне нельзя решать!
Но он уже знает, что говорить этого не стоит. Всё равно ответ будет один:
- Рабство отменили, ты свободен.
Он уже слышал это, и не раз, но не верил. И сейчас не верит. Рождённый рабыней рождён рабом и всегда раб. Номер на руке, и ты - раб, навечно и до смерти. Рождён рабом, живёшь рабом и умрёшь рабом. Но этому, сидящему напротив, человеку он дал клятву, сам, никто не заставлял. Он должен верить каждому слову, даже непроизнесённому.
- Чего ты хочешь?
- Остаться здесь, - сразу отвечает он.
И облегчённо переводит дыхание. Потому что доктор кивает.
- Хорошо. Оставайся. Будешь работать.
- Да, - сразу соглашается он. - Да, сэр.
Да, конечно, он будет работать, делать всё, что ему скажут, и тогда его не выгонят, оставят. Он уже понимает, что его клятву не приняли, он только ещё не понял, почему, но это неважно. Он остаётся здесь, с доктором Юрой. И с ней…
…Крис улыбнулся. Тогда он ещё не знал её имени и не пони мал, что с ним происходит, вернее, боялся понимать, но всё это в прошлом. Люся теперь его жена, и Юрий Анатольевич разрешил ему работать рядом с собой. Нет, всё хорошо, на самом деле хорошо. А что было раньше… так оно ж было. Было да прошло.
За окном приглушенно зашумели деревья. Дождь? Да, дождь. Ну и отлично: завтра меньше поливать. Ночью дождь, а днём жара - говорят, это самое оно, что нужно для огорода. Не проспать бы, а то под дождь хорошо спится.