Толстый краснощекий хозяин появился почти сразу. Я заказал ему завтрак и через минуту на столе уже дымился аш-кебаб, завернутый в маринованные листья дикого винограда, белела в пиале чесночная подлива, возвышалась стопка желтых лепешек - и я жадно принялся за еду, изредка поглядывая на шумных спорщиков.
Через некоторое время визгливый сплетник - долговязый и смуглый детина с неожиданно мелкими чертами невыразительного лица - обратил на меня внимание.
Его глубоко посаженные глазки остановились на мне раз, другой - и вдруг он уставился на мою правую руку, не донеся до рта пиалу с вином. Я просто слышал, как лихорадочно трещат его заржавевшие мозги, сопоставляя увиденное с известным.
Наконец долговязый расплылся в широченной улыбке, видимо, придя к какому-то определенному выводу.
- Смотрите! - заверещал он, тыкая в мою сторону грязным пальцем. - Вот что значит мода! Теперь все хотят быть похожими на Чэна Анкора! Вон у него железная перчатка на руке, видите?!
Теперь уже все смотрели на меня. Я вежливо улыбнулся, прекратив на мгновение жевать.
- Тебя как зовут, парень? - нахально осведомился болтун. - Кабирец, да? Ты Чэна-то хоть однажды видел?
- Видел, - откусывая большой кусок кебаба, кивнул я, - каждый день, почитай, видел.
- Это где же ты его видел?
- В зеркале, - ответил я. - Когда брился по утрам.
И взял верхнюю лепешку правой рукой…
4
…А потом мы снова ехали по Фаррскому тракту, и с осенних тутовников осыпались на обочину липкие спелые ягоды, а мы по-прежнему молчали - но молчали уже гораздо веселее, чем вчера, и солнце припекало вовсю, причем я поймал себя на том, что невольно улыбаюсь этому солнцу, а Единорог у седла весело звякает в ответ каждой моей улыбке.
Впрочем, улыбался я не только солнцу. Мне то и дело вспоминалась утренняя немая сцена в караван-сарае, испуганно-уважительные лица подвыпивших спорщиков за соседним столом; недоумение в их глазах, постепенно переплавляющееся в изумление…
"Вот и родился еще один слух, - думал я. - И пойдут дальше гулять легенды о Железноруком Чэне, и буду я в этих легендах обрастать железом с головы до ног… А ведь кто-то и впрямь видел меня в Кабире, одетого в доспех - то ли по дороге домой от Коблана, то ли при выезде из города; и по пути вчера нам люди встречались, и сегодня встретятся, и завтра… Так что слухи, похоже, будут преследовать меня по пятам и, скорее всего, обгонят; и ничего из попытки тихо выяснить, что к чему, у меня не выйдет…"
Ну и не надо! Глупо было бы рассчитывать остаться незамеченным, разгуливая по эмирату в этом-то железе! Дурак ты, Чэн… дурак и есть. Прав был Друдл-покойник.
При воспоминании о шуте что-то больно кольнуло внутри, и рука сама коснулась Единорога. Дурак я или не совсем дурак - но все равно я докопаюсь до сути… и пусть слухи торопятся, пусть бегут быстрее моего коня - я одновременно буду и приманкой, и охотником. Пожалуй, так даже лучше…
Тут я обнаружил, что мой меч уже давно разговаривает с Дзюттэ Обломком, и невольно прислушался к их беседе.
Единорог не возражал. Ну а у меня уже начало входить в привычку подслушивать и подглядывать.
- Дурак ты, Единорог! - прозвучал у меня в голове голос Обломка, и я невольно вздрогнул, натягивая поводья - до того этот голос и манера говорить напоминали покойного Друдла.
Или это Друдл напоминал Дзюттэ?
- Олух безмозглый, - продолжал меж тем Обломок. - Совсем как твой Придаток… Хорош он у тебя - нацепил на себя гору всякого-разного хлама, и рад! Чего это я с вами увязался?! Он же теперь, как статуя - даром что железный! Ну, и толку с этого?!
- Поживем-увидим, - философски заметил Единорог, и я с ним полностью согласился.
- Ага, увидим, - ехидно бросил Дзюттэ. - Вот на ближайшем привале и увидим!
Я понял, что шут-Блистающий специально дразнит Дан Гьена, как Друдл в свое время дразнил меня. Единорог это тоже отлично понимал, но подразмяться нам всем действительно не мешало, так что я лишь кивнул, а Единорог мирно согласился:
- Очень хорошо, Дзю. Так и сделаем.
- Хорошо, хорошо! - не замедлил передразнить его шут. - Это тебе хорошо! А со мной рядом этот паскудный недоделок умостился!
Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы сообразить, кого Обломок имеет в виду. Конечно же, Сая Второго…
- Ты у нас доделок! - проскрипел в ответ не выдержавший Сай. - Тупица болтливый! И гарда у тебя…
Ах, лучше бы он помалкивал!
- А, так оно еще и разговаривает! - зловеще обрадовался Обломок. - Ему, видите ли, гарда наша не нравится! По-моему, тот, чье место в навозной куче, не должен встревать в разговор истинных Блистающих… верно, Единорог?
- Верно! - согласился мой меч. - Эй, Сай, видишь своих родичей?
Я сперва не понял, о чем это они. А потом обнаружил, что в стороне от тракта двое крестьян неторопливо перегружают в арбу, запряженную ломовой пегой лошадью, целую гору навоза. Грузили навоз, как положено, вилами. Собственно, я не очень-то знаю, как положено грузить навоз, но не руками же в нем копаться!
А металлические наконечники трехзубых вил, средний зуб которых был существенно длиннее боковых, отгибающихся в разные стороны, и впрямь весьма напоминали по форме торчащий у меня за поясом Сай. Похоже, крестьянские вилы действительно могли оказаться его дальними предками, как верно заметил Дзюттэ.
- Что?! - возмутился Сай, тоже сообразивший, что к чему. - Меня, подлинного Блистающего, известного древностью своего рода, которые ведет начало…
- Из дерьма, - прозаически закончил за него Обломок. - И в него же вернется!
- Хорошая мысль, Дзю, - с удовольствием поддержал шута Единорог. - Вот в ближайшем караван-сарае отыщем палку подлиннее, примотаем к ней этого умника, затем попросим пару Придатков спустить шаровары и потрудиться во имя великой идеи - и пусть наш друг займется тем, чем ему положено!
- Да я… да вы… - если бы Сай был человеком, я сказал бы, что он задохнулся от обиды. - Мерзавцы вы, а не Блистающие!
Я более тесно соприкоснулся с Единорогом и мысленно прошептал ему:
"Ты бы лучше попробовал выяснить, куда делись его дружки! Хоть Блистающие, хоть люди… или хотя бы одни Блистающие, потому что людей мы наверняка найдем там же!"
- Уже пробовали, - ответил Дан Гьен, и я не сразу понял: отвечает он мне вслух или так же мысленно, как и я. - Молчит, подлец… Ничего, мы с Дзю его разговорим! Чем и занимаемся…
Я понимающе кивнул и снова вернулся к роли пассивного слушателя.
Дзюттэ явно заметил, что Единорог отвлекся от разговора, как если бы он с кем-то беседовал помимо Блистающих, но вида шут не подал.
- Это ты здорово придумал, Высший Дан Гьен, - подчеркнуто церемонно признал Обломок. - Небось, у меня научился… Дело говоришь! Чем таскать за собой эту обузу, лучше его к полезному труду пристроить. Местность тут сельская, лошадей с овцами невпроворот, да и Придатки не брезгуют пару раз в день под куст присаживаться - так что без работы не останется, со всех трех концов рыть станет…
Сай гордо молчал - но, похоже, он всерьез начинал верить в возможность такой, мягко сказать, незавидной участи. Допекли его мои приятели! А где обида да страх, там и разговоры. Есть, есть ему о чем поговорить, а нам послушать!..
- Ладно, хватит о навозокопателях, - заявил Обломок. - Время не ждет. Как найдем подходящее местечко - так и по-Беседуем всласть, пусть попотеет в железе… Эй, Заррахид, ты как насчет Беседы?
- Всегда с удовольствием, - качнул рукоятью Заррахид, до того молчавший и лишь ритмично постукивавший о бедро Коса ан-Таньи.
Разрешения вступить в разговор эсток спрашивать не стал. Еще бы - он теперь свободен, как и Кос!.. поскольку мой меч оказался ничуть не умнее меня самого, уволив Заррахида с должности… с той же самой должности, с какой я уволил ан-Танью, только разве что без письменного приказа.
А результат оказался одинаковым.
Я снял руку с Единорога и задумался о перемене в поведении Коса. После увольнения мой дворецкий неожиданно преобразился: спал, сколько хотел, заказывал блюда дороже, чем я, зачастую ехал впереди меня и полюбил размышлять вслух о "некоторых бездельниках". Я уж было подумывал принять его обратно на службу, заверив необходимые бумаги в ближайшем городе - да только не знал, согласится ли Кос?
Я бы на его месте ни за что не согласился.
Потом я случайно задел локтем Сая Второго - и мысли мои вернулись к Блистающим, прошедшим Шулму и устроившим эмирату кровавую баню. С целью спасения мира Блистающих. М-да… простая, однако, штука - жизнь! Ни тебе мифических убийц-ассасинов, ни зловещих Тусклых с теплым клинком - а есть себе за горами-пустынями какая-то Шулма, которой до нас восемьсот лет тянуться, и есть бежавшие оттуда наши же Блистающие, узнавшие вкус крови.
А что им оставалось - скажи, Чэн-умница?! Этому Саю навоз в Кабире мешать - счастье после Шулмы! Ведь они, небось, объясняли - им не верили; доказывали - их не поняли или не захотели понять; и тогда они начали нас спасать. Как могли, как умели, убеждая кровью, смертью…
И убили Друдла!
Вот не умею я спокойно рассуждать… Как вспомню последний бой шута, так готов Сая этого узлом завязать! Я руку свою родную, отрубленную - и то простить готов, а Друдла никогда и никому не прощу.
Радуйтесь, Блистающие из Шулмы - нашли вы последователей! Чэна Анкора с Единорогом… и пошли последователи по следу вашему.
Радуйтесь и ждите!
Правда, вряд ли много таких, как я, наберется. Кто еще сумеет (или захочет) узнать цену крови, и звону сломанного клинка, и звуку, с каким входит в тело отточенная сталь?
Не успеть вам, беглецам… не переучите. Даже если у вас - у нас! - есть в запасе несколько лет. Три. Пять. Десять. Все равно - не успеете. Мало найдется людей и Блистающих, способных понять; еще меньше - способных отказаться от идеала, от искусства и изящества Бесед ради жестокой науки убивать. Пусть даже и во имя будущей жизни - своей и своих близких.
Мало. Даже если каждый будет стоить десяти, двадцати шулмусов - что с того? И грозой пройдет по эмирату Джамуха Восьмирукий…
Ну а допустим, что ваш план, беглецы, удался! Чем тогда мы будем лучше тех же шулмусов? Живее - будем, а вот лучше ли?.. И покатится вспять время, отбрасывая нас к эпохе варварских войн, тяжелых доспехов и Диких Лезвий.
Что лучше?
И есть ли третий путь?
Путь Меча?
Одно было ясно - мир стремительно меняется, и никогда уже ему не быть таким, как раньше… мир - он ведь тоже один.
Один против неба.
Глава 11
1
Чуть в стороне от дороги нашлось прекрасное местечко для Беседы. Мы слезли с коней, у Коса в руке немедленно оказался обнаженный эсток, и они принялись методично накручивать "Большую спираль Огня", которую я до того видел в их исполнении всего дважды.
Сам я почти не разминался. Вот ночью, на постое, выйду я тихо во дворик и погляжу всерьез, как жить мне в новой одежке да за какой конец меч держать. А сейчас - пустое это дело, баловство и больше ничего. Ночью, ночью подойдем к коню неизведанного с уздечкой умения - тут спешить ни к чему, мы теперь ученые…
…Кос встал напротив - и мы поклонились друг другу, тщательно соблюдая этикет. За нами никто не наблюдал, но ритуал - это для себя, а не для других.
Повинуясь подсказке Единорога и полностью с ним согласный, я положил левую руку на рукоять Дзюттэ.
- Не возражаете? - спросили мы с Дан Гьеном одновременно у Коса и Заррахида.
- Пожалуйста, - вежливо улыбнулся ан-Танья, и сверкнул на солнце эсток.
Улыбки и блеск - вещь хорошая, а добрый выпад - лучше. Посмеиваясь над собственным пафосом, я ушел от рванувшегося вперед Заррахида (или Коса?), Единорог проводил со-Беседника чуть дальше, чем тот намеревался пройти, и я попытался пустить в ход Дзюттэ - ну а он, соответственно, попытался пустить в ход мою левую руку.
Нет, зря я все-таки считал раньше, что работать двумя клинками - это то же самое, что спать с двумя женщинами.
Это гораздо хуже.
И с первого раза вообще не выходит.
- Твоему болвану-Придатку, Единорог, надо и вторую руку отрубить, а вместо нее железную приделать, - огрызнулся Обломок. - Я его веду, а он…
Я ничего не ответил, потому что Кос резко шагнул ко мне, и острие Заррахида замерло на волосок от зерцала моего доспеха.
- Ну и колол бы, - заметил я ан-Танье. - Чего испугался?
И выпятил бронированную грудь.
Бывший дворецкий немного смутился.
- Непривычно как-то… попробовать надо, - пробормотал он, пряча глаза.
- Пробуй!
Мы сошлись, я специально открылся, но острие эстока и на этот раз замерло на том же расстоянии.
- Не могу, - дрогнул эсток, а на лбу у Коса выступили мелкие капельки пота.
- Ладно, хватит на этот раз, - смилостивились мы с Единорогом, и даже Обломок не сообразил, что все встало с ног на голову, и Беседа превратилась чуть ли не в экзамен для Коса и Заррахида.
- Вот на постое повешу я доспехи на стенку, - властно бросил я, закрепляя успех, - там и поучишься. Авось, пригодится…
Кос неуверенно кивнул.
- …На кого это ты во время Беседы отвлекался? - мрачно осведомился Дзю, когда мы снова выехали на тракт. - И вообще, Единорог - у тебя что, второй клинок вырос?!
"Сказать ему, Чэн?"
"Скажи, - согласился я. - Все равно ведь придется, рано или поздно."
- С Чэном.
- С этим косоруким Придатком?! - удивлению Дзю не было предела.
- Точно, косорукий, - проворчал из-за пояса Сай. - И вообще вы тут все Грозовым Клинком ударенные. Меня бы тому Придатку, что с эстоком, во вторую руку - мы б с Заррахидом вам всем…
- А тебя, Вилорогий, никто не спрашивает, - перебил его Дзюттэ. - Во вторую руку его… Твое место - сам знаешь где! Я б тебе этого места целую кучу навалил бы - да жаль, не умею…
2
…И был день, и был вечер, и был очередной караван-сарай, как две капли воды похожий на первый; и были мы, подъехавшие к нему и привязавшие коней у коновязи.
Первым в харчевню, из которой неслись запахи, способные поднять мертвого из могилы, вошел Кос. Он с порога неспешно оглядел собравшихся, немного подождал, пока к нему подбежит хозяин - обладатель хитрющей длинноносой физиономии - и затем провозгласил с барственной ленцой:
- Ужин на двоих!.. Ну, и келью получше!
После чего Кос слегка посторонился, и вошел я. Глазки хозяина широко раскрылись и полезли даже не на лоб, а куда-то к оттопыренным ушам, отчего нос вытянулся еще на локоть, словно желая обнюхать меня с головы до ног.
Похоже, хозяин и впрямь решил, что я весь железный.
А путников в харчевне оказалось всего двое - ужинавший в углу пожилой крестьянин, чье двузубое копье в полтора роста стояло прислоненным к стене, и высушенная временем старуха с морщинистым крохотным личиком, и видом и цветом напоминающим передержанный в кладовке урюк. Правда, на этой урючине при моем появлении остро сверкнули неожиданно внимательные и любопытные глаза. Сверкнули - и погасли. Словно пеплом подернулись.
Рядом с глазастой бабкой стояло нечто, длиной почти с копье крестьянина, но расширяющееся с обоих концов и аккуратно замотанное в тряпки.
Что это было за оружие и оружие ли вообще - этого я так и не смог угадать.
Мы с ан-Таньей уселись за стол по соседству со старухой, который показался нам наиболее удобным. Почему - не знаю. Остальные столы на вид были точно такими же.
Пока удравший на кухню хозяин поспешно собирал нам ужин, старуха исподтишка разглядывала нас с неослабевающим интересом. Еще бы! Небось, у дряхлой сплетницы уже чесался закаленный в словесных боях язычок… Собственно, я бы и сам - месяца этак с три назад - увидев в харчевне человека в железном наряде, стоял бы столбом и пялился на него, забывая даже жевать.
А старушка жевать не забывала.
- Далеко путь держите, молодые господа? - осведомилась наконец она. Голос у бабки оказался под стать глазам - низкий и чистый, без старческой хрипотцы.
И чем-то неуловимым похож на голос эмира Дауда. Бред, конечно, но - чего в жизни не бывает?!
Я со скрежетом неопределенно пожал плечами. А Кос, которому явно понравилось чувствовать себя молодым господином в его сорок пять лет, бодро сообщил:
- В Мэйлань едем. Из Кабира.
- Попутчики, значит! - возрадовалась словоохотливая бабка. - Это хорошо, это чудесно… только я из Дурбана еду, по делам там была, а в Кабир не заезжала, нет… мечталось старой на столицу хоть одним глазком взглянуть, а вот не довелось, дела не пустили…
Какие-такие у нее в Дурбане были дела, и почему они не пустили ее в Кабир - об этом старуха умолчала. Или забыла сказать. Или попросту сочла свои дела недостойными внимания двух замечательных молодых господ. Или двух замечательных молодых господ сочла недостойными посвящения в свои замечательные дела. Или…
А, пошла она в Шулму вместе со своими делами! Не больно-то и интересно…
- Матушка Ци, - представилась между тем старуха, намекая тем самым на необходимость ответных действий с нашей стороны.
- Весьма рады знакомству, - вежливо улыбнулся Кос. - Кос ан-Танья из Кабира.
Я тоже улыбнулся, следуя примеру Коса, но улыбка вышла довольно кислой.
- Э-э-э… Чэн.
- Чэн Анкор, - машинально добавил обстоятельный Кос, а я мысленно пожелал ему убраться под седалище к Желтому богу Мо.
- Уж не из тех ли Анкоров вы, молодой господин, что зовутся Анкорами Вэйскими? Или вы из Анкор-Кунов? - аж прослезилась бабка, одновременно заглатывая здоровенный кусок лепешки с сыром. Я б таким куском сразу подавился бы и умер в мучениях. - Вот уж не ждала, не чаяла…
Тут, на наше счастье, появился хозяин с долгожданным ужином, прервав болтовню любопытной Матушки Ци, и мы с Косом принялись за еду - причем Кос принялся с завидным рвением и скоростью. Хозяин уважительно поглядел на ан-Танью и отошел, позвякивая висевшим на боку длинным кинжалом без гарды, вложенным в ножны багряного сафьяна с бронзовыми накладками.
Остаток ужина прошел в молчании. Потом мы поднялись в выделенную нам келью - родную сестру вчерашней - еще позже вышли проследить за обращением служителей с нашими лошадьми, выяснили, что лошади давным-давно распряжены и усердно хрупают овсом, и с чистой совестью вернулись в келью, где сели играть в нарды.
Я выиграл у Коса восемь динаров.
А он мне их не отдал.
К этому времени успело стемнеть.
Совсем.