3
…Мы спустились во внутренний дворик караван-сарая, где было очень темно. Интересно, а чего я ожидал ночью в неосвещенном дворе? Луна спряталась за случайное облако, лишь слегка присыпав светящейся пудрой верхний край своего временного убежища, и какие-то две нервные звезды подмигивали нам из-за глинобитного дувала.
Впрочем, особого освещения нам и не требовалось. Кос сразу же отошел к дувалу и сел спиной к нему, скрестив ноги и укрывшись плащом - темное на темном, недвижный валун у подножия сгустившейся ночи с двумя моргающими глазами-звездами.
Я свистнул ан-Танье и плавно бросил ему Сая Второго рукоятью вперед. Еще недавно я сказал бы: "Бросил сай", но теперь-то я знал, что Сай живой и говорить о нем следует, как о живом. Я бросил, услышал шорох Косова плаща - и все. Раз не было звука падения, значит, ан-Танья поймал Сая и положил рядом с собой.
Вот и пускай полежит.
Для начала я просто походил по дворику туда-сюда, поднимая и опуская руки, наклоняясь в разные стороны, передвигаясь то боком, то вприпрыжку - короче, привыкая к новому ощущению тела, заключенного в доспех.
Затем я упал. Полежал. Встал. Снова упал. Перекатился на левый бок… на правый… показал язык любопытным звездам и вскочил.
Неплохо, если для начала. Падаю шумно, но вполне прилично.
Я высоко подпрыгнул, приземлившись на колени, кувырком ушел вперед, застывая в позиции низкого выпада - и обнаружил обнаженного Единорога у себя в правой руке.
Мы ничего не сказали друг другу. Что значат слова для тех, кто способен слиться воедино теснее объятий влюбленных, ближе матери и ребенка в ее чреве, неразрывнее двух смертельных врагов, сцепившихся в решающей схватке?! Язык Единорога - язык Блистающих - был ближе к тому, что переполняло нас обоих, но и он не годился для выражения очищенных от рассудочной шелухи чувств и слившихся в единый порыв движений.
Вот мы и не говорили.
Мы двигались. Словом можно обмануть, и я не хочу никого обманывать, описывая это словами; движением обмануть нельзя. Настоящий удар не бывает неискренним.
…Я не думал о том, что делаю. Сознание мое было свободно, и я почему-то вспомнил сперва своего отца, Янга Анкора, а потом и деда Лю. В роду Анкоров существовало две главные родовые ветви - Анкоры Вэйские и Анкор-Куны, южане и северяне, но за столетия смешанных браков эти ветви срослись почти намертво. Мой дед Лю - как и я - по внешнему виду был чистым южанином: невысокий, стройный, жилистый, с буйным, но отходчивым характером и способностью моментально вспыхивать по любому поводу и без повода. В его старшем сыне и моем отце, спокойном и неторопливом Янге, волею судеб повторились в основном северные черты: мощное телосложение и уравновешенный нрав, ленивая грация крупного зверя и умение незаметно избегать любых столкновений. Впрочем, отец в последние годы жизни с Единорогом в руках выигрывал у деда, вооруженного Большим Да, одну Беседу из двух.
Это было немало. Это было даже очень много. Могучий Янг с легким Единорогом и маленький Лю с огромным Да-дао. На их Беседы сходился посмотреть чуть ли не весь Кабир.
Мой отец погиб, когда мне было семнадцать лет. Погиб нелепо, по-глупому: взбесившаяся лошадь понесла по краю обрыва, случайная осыпь и… и все. Дед пережил его на восемь лет и тихо умер в своей постели пять лет тому назад. Но к Единорогу дедушка Лю с тех пор ни разу не прикасался, отдав его в мое безраздельное пользование (до того я брал Единорога лишь во время обучения - вернее, мне его давали - а так я носил точно такой же прямой меч Дан Гьен, только чуть-чуть худшей проковки.) Дед забрал мой первый меч себе, отдав Большого Да своему племяннику, который прошлым летом уехал с ним в Мэйлань - и будь проклята черная лихорадка, что за неделю свела в могилу нестареющего Лю Анкора!
В нашей семье бытовало одно предание - о том, как наш божественный предок Хэн в великую засуху спас первую виноградную лозу бога виноделия Юя, и в благодарность получил от божества бочонок вина и дар "пьяного меча". Каким образом Хэн спасал эту лозу и чем он ее поливал и удобрял - об этом Анкоры предпочитали не рассказывать посторонним во избежание кривотолков. Но дальше в предании говорилось, что предок Хэн, не очень-то доверяя лукавому богу, сперва отхлебнул из бочонка один-два глотка и сразу после этого взял в руки "пьяный меч". Но погода стояла жаркая, и вспотевший Хэн вскоре выпил целую пиалу, потом перелил часть бочонка в жбан и осушил его единым глотком (ох, здоровы пить были предки!), а вскоре и в самом бочонке показалось дно.
С тех пор и делятся мастера "пьяного меча" на "пьяниц одного глотка", "пьяниц с пиалой", "пьяниц со жбаном" и "пьяниц с бочонком".
Мой дед Лю был большим мастером "бочонка" - и когда он метался по турнирной площадке с "мертвецки пьяным" мечом в руке, успевая упасть лицом вперед - плашмя! - и мгновенно перейти к "Фениксу, взмывающему в грозовое небо", то на это стоило посмотреть.
Но и не меньше стоило посмотреть на его сына Янга, чей "Феникс" был вдвое тяжеловеснее, и, прежде чем взмыть в "грозовое небо" сперва "расправлял крылья", затем "бил клювом на четыре стороны света" и лишь после…
Собственно, взмывать зачастую уже не приходилось, поскольку у со-Беседников, попавших под клюв могучего феникса Янга, возникали большие неприятности.
Вот такие-то дела… Просто-напросто сыну и внуку Чэну Анкору, надевшему доспех аль-Мутанабби, пришлось стать меньше похожим на своего деда и больше - на отца. Ладно, запомним - в доспехе мне больше жбана не выпить.
Ну и не больно-то хотелось… я ж не божественный предок Хэн, мне лозу не поливать.
4
…Мы замерли, и некоторое время я стоял, не двигаясь, и прислушиваясь к самому себе. Дыхание сбилось лишь самую малость и почти сразу же восстановилось, тяжести доспеха не ощущалось вовсе, словно он стал второй кожей и прирос к телу; само тело от ног до кончика клинка Единорога было легким и послушным.
- Ну? - бросил я в сторону мрака по имени Кос. - Как?
- Ничего, - ответила темнота. - Вполне.
В устах ан-Таньи - тем более нового, независимого ан-Таньи - это было невероятной похвалой. Впрочем, я мог и не интересоваться его мнением. Я и сам знал, что - вполне.
Мы знали. Я-Единорог.
Наступала очередь Дзюттэ. Я аккуратно и бережно опустил возбужденного Дан Гьена в ножны и вынул из-за пояса подозрительно тихого шута.
И вновь стал ходить по двору кругами, помахивая Дзюттэ в воздухе, привыкая к его балансу и рельефу рукояти. Правую, железную руку я намеренно держал подальше от Единорога - мне хотелось поближе познакомиться с шутом-Блистающим без посредничества моего меча.
Работая Единорогом, я обычно держал пальцы левой руки собранными в незамкнутое кольцо, то есть сжимая воображаемую пиалу, или смыкал прямые указательный и безымянный, собрав остальные пальцы к центру ладони - отчего ладонь начинала походить на своеобразный меч.
Так, держа Дзю в левой, я смогу одновременно "взять пиалу"… это хорошо. Это привычно. Хотя теперь уже и не очень-то нужно. Поехали дальше… баланс, вроде, пойман… интересное дело - Обломок в два с лишним раза короче Единорога, а весит, почитай, столько же! Колоть им бессмысленно - он тупой; рубить тоже глупо - разве что по голове кому-нибудь попадешь…
Что ж это выходит, шут? Оказывается, ты для нападения совсем-совсем неприспособленный?! И переучивай тебя или не переучивай - ты все равно для убийства не шибко годен? Все Блистающие могут в принципе переучиться и убивать людей, да не хотят, - а ты даже если и захочешь, то все равно не сможешь!
Вот и Друдл, пусть и с Детским Учителем в руке - хотел, да не смог… а вот их обоих - и захотели, и смогли!
Так, не будем погонять коня ненависти… не ко времени. Как же тебя перехватывать, Обломок ты этакий, чтоб ты из прямого хвата в обратный лег? А если…
И тут я отчетливо почувствовал, как Дзюттэ дрогнул в моей руке, пытаясь помочь, подтолкнуть, подсказать…
- Нет уж, погоди, - вслух сказал я, прекрасно понимая, что без помощи Единорога Обломок меня не услышит, а услышав - не поймет. - Дай-ка я сам сперва разберусь, что к чему… сам.
В общем, при определенной сноровке дело оказалось не очень сложным. Я еще раз мысленно представил, как увесистый Обломок вращается вокруг моего запястья, как после четверти круга я прихватываю большим пальцем его гарду-лепесток, удобная у тебя гарда, шут, зря над ней Кабир смеялся, дураки они все! - и к концу оборота Дзю уже…
- Ну, теперь давай, шут! - выкрикнул я.
…и через мгновение лихо крутанувшийся Дзю уже лежал вдоль моего предплечья, лязгнув о металл поручня… или наруча, или как там этот железный нарукавник называется.
- Молодец, - прошептал я, имея в виду то ли себя, то ли Обломка, то ли нас обоих вместе.
Продолжая крутить Дзюттэ, то и дело меняя хват, я прикидывал, как можно на Обломка - вернее, на руку, защищенную им, - ловить чужой клинок. Получалось, что ловить можно по-всякому и довольно неплохо. На такой толстый брусок (прости, Дзю!) и Гвениля поймать не страшно, если вовремя спружинить.
Главное - чуть проскальзывать во время столкновения, и тогда бьющий клинок вполне способен застрять между Дзю и лепестком его гарды. А там - резкий рывок с поворотом, и Блистающий вылетает из рук, его держащих, или…
Или одним Блистающим в мире становится меньше. Был бы жив Шото, он бы со мной согласился.
…Я поймал себя на том, что понятия мои и Единорога так тесно переплелись в моей голове, что я сам путаю их и не замечаю этого. Говорю "Гвениль", а представляю себе Фальгрима, и Беловолосый настолько сливается в моем мозгу со своим двуручным эспадоном, что мне, в общем-то, уже все равно - как называть получившееся двойное существо.
Опять же Кос с его Заррахидом… наши отставные дворецкие. И не только они…
Я отругал себя за посторонние мысли - думать о чем угодно я могу позволить себе только с Единорогом, да и то не всегда - и продолжил изучать Дзюттэ. Нет, не изучать - знакомиться; и не я с ним, а мы друг с другом. На равных. Это я чувствовал и без Единорога.
М-да, если со-Беседник вовсе не со-Беседник, и не имеет никакого желания останавливать свой удар - то такой вот Обломок для человека с незащищенными руками просто находка! Чуть ли не отец родной, благодетель и спаситель…
И при этом палач для Блистающих!
А ведь ты не мог не знать этого, шут… Ты обязан был это знать. В какие ж времена тебя ковали, для чьих рук?! Сколько тебе лет, Дзю?
"Сколько тебе лет, Дзю? - эхом отдался у меня в сознании голос Единорога, очень похожий на мой собственный, и я ощутил, что стальные пальцы крепко сжимают рукоять. - Сколько?"
- Много, - глухо буркнул Дзюттэ, и его ответ был подобен скрежету клинка о наруч. - Много мне лет. Слушай, Единорог, а ты действительно… ну, ты и вправду с ним, со своим… разговариваешь?
По-моему, он хотел сказать "со своим Придатком", но поостерегся.
- Да, - коротко отозвался Единорог-Я.
- А сейчас… кто из вас спрашивал, сколько мне лет?
- Не знаю, - задумчиво прошелестел Единорог-Я. - Кажется, оба. А какая разница, Дзю?
- Разница? - медленно протянул Обломок. - Не в разнице дело… А он один - Чэн твой - может мне что-нибудь сказать? Пусть через тебя, но - один?
"Скажешь? - беззвучно обратился ко мне мой меч и с готовностью расслабился, пропуская меня вперед. - Давай!.."
- Я… - начал было я и почувствовал, как шорох клинка в ножнах, еле заметное покачивание, трепет кисточек - как все это становится речью, словами, понятными и доступными нам: Единорогу, Обломку и мне.
- Я… мне… очень жаль, Дзю, что Наставника убили. Честное слово, просто очень жаль. Если б мы с Единорогом знали тогда… если б мы понимали!..
Ну вот, как с покойным Друдлом говорю! Косноязычным становлюсь, слова все куда-то разбегаются, и чувствую себя уже и не дураком, а полным недоумком. До каких пор это будет продолжаться?!
- Спасибо, - очень тихо и серьезно произнес Дзюттэ Обломок, и еще раз провернулся у меня в руке. - Спасибо и… завидую. От души.
А потом добавил более привычным тоном:
- Везет же дуракам! Правда, не всем. Ну тогда не вцепляйся в меня на перехвате со всей дури, я ж тебе не кебаб недожаренный…
5
И я кивнул, вняв дельному совету. Действительно, теперь перехват получался куда легче (я бы даже сказал - изящнее), и Дзю почти без лязга сам ложился вдоль предплечья, а когда было надо - стремительно бросался вперед, заклинивая невидимого Блистающего, уводя его в сторону, вырывая из чужих пальцев…
Я и сам не заметил, как в правой, железной руке у меня оказался Единорог, и в свете выкарабкавшейся наконец из-за облака луны тусклым маревом развернулись "Иглы Дикобраза"; длинные уколы и кистевые удары Единорога сменялись короткими и азартными всплесками Дзюттэ, и все получалось само собой - хотя в каноне ничего подобного и близко не было.
Похоже, все в порядке. Ну, не то чтобы совсем в порядке - воду из этого колодца можно еще черпать и черпать, добраться до дна, пробить его и черпать снова - но для первого раза все складывалось достаточно неплохо. А о том, что на мне доспех, я вообще напрочь успел забыть…
Закончив, я посмотрел туда, где все это время сидел Кос - и обнаружил, что ан-Танья под дувалом отсутствует. Впрочем, как тут же выяснилось, отсутствовал он только под дувалом. А во всех остальных местах двора Кос присутствовал - причем, по-моему, во всех местах сразу. Ан-Танья творил что-то невероятное, став удивительно похожим на моего собственного дедушку - ну просто зависть брала, до чего ловко, хотя и не совсем привычно для моего взгляда, он орудовал почти неразличимым из-за скорости и скудного освещения эстоком!
Через мгновение я заметил, что во второй руке Коса со свистом вертится Сай Второй. Оставалось только диву даваться, как быстро наши бывшие дворецкие сумели найти общий язык с этим неприятным трехрогим нахалом!..
А потом Кос закончил свою невообразимую импровизацию, крутнул напоследок Сая, взвизгнувшего от удовольствия - и оказался напротив меня с двумя клинками в руках. Я посмотрел на ан-Танью, сделав чрезвычайно серьезное выражение лица, и мы подчеркнуто церемонно поклонились друг другу.
Поклонились, выпрямились и… застыли. Потому что я - Единорог-Я или Я-Единорог?.. неважно! - потому что мы видели, понимали, чувствовали - сейчас двигаться нельзя. Вот мы и стояли, а мгновения растягивались, сливались, их уже нельзя было отличить одно от другого - и никто не смог бы определить, когда именно моя передняя нога поползла чуть в сторону, и слегка изменился наклон Дан Гьена, а Дзюттэ приподнялся вверх самую малость…
Мы не осознавали этого. Просто Я-Единорог-Дзюттэ чуть-чуть изменился - и в ответ, уловив это, начал меняться Кос-Заррахид-Сай, но промедлил, и тогда мы поняли-увидели-почувствовали, что теперь - можно.
Можно.
Во имя Ушастого демона У, как же это было здорово! Не было врага, не было язвительного Дзюттэ и противного Сая, не было злобы, и ненависти не было - была Беседа, Беседа Людей и Блистающих, и все в ней были равны, и думать было некогда, ненавидеть некогда, и лишь где-то на самой окраине сознания пульсировало удивленное восхищение…
Вот как это было.
А слова - это такая бестолковая вещь… бестолковая, но, к сожалению, необходимая.
6
- Смотрю я на вас, молодые господа, и давно уже, надо заметить, смотрю, давно-давненько и пристально-пристально смотрю, в оба глаза и… так о чем это я? Ах да… - смотрю я на вас, молодые господа, и прям-таки сердце радуется…
Ну понятное дело, это была неугомонная Матушка Ци! Я остановился на середине удара, переводя дух, и мысленно еще раз обозвал ее "старой любопытной урючиной". Даже если это и было невежливо. А подсматривать за людьми по ночам (да хоть бы и днем!) - вежливо?! И откуда она взялась на нашу голову?
Тем временем Матушка Ци соизволила подойти поближе. В руках у нее был все тот же странный предмет, виденный нами в харчевне и по-прежнему аккуратно замотанный в тряпки.
- Сколько на белом свете живу, - продолжала бубнить старуха, - отродясь такой изысканной Беседы не видела! Даже самой захотелось молодость вспомнить, кости старые поразмять! Не соблаговолит ли кто из молодых господ снизойти к старушке, по-Беседовать с ней по-свойски?.. а то бессонница бабку вконец замучила…
Мы с Косом переглянулись. Было совершенно ясно, что просто так старуха от нас не отвяжется. Да и вообще - отказывать женщине, предлагающей Беседу… неловко как-то.
Кос чуть заметно кивнул и выступил вперед.
- Отчего же? - проникновенно сказал ан-Танья, склоняя голову. - Я с огромным удовольствием по-Беседую с вами, Матушка Ци.
- Вот и спасибо, молодой господин, - мигом засуетилась старуха, - вот уж спасибо так спасибо, всем спасибам спасибо, вы только обождите минуточку, я сейчас…
И принялась с изрядным проворством разматывать тряпки, под которыми скрывался ее загадочный Блистающий.
Он являлся нашему взору по частям. Одно было несомненным - длинное древко в рост Матушки Ци. Зато все остальное… Сперва от тряпок очистилось лопатообразное лезвие со скругленными краями - и я тут же вспомнил детские сказки о песчаной ведьме-алмасты, любившей на таких вот лопатах сажать в тандыр непослушных мальчиков Косиков. Так сказать, для запекания в чуреках. Потом на другом конце древка обнаружился полумесяц с торчащими вверх рогами. Ну и довершали все это многочисленные колокольчики-бубенчики, кисточки и ленточки, прикрепленные к этому чуду со всех сторон.
Это было не оружие, а, скорей, со-оружение. Посох, топор, алебарда, рогатина, двузубец и ритуальный символ одновременно. Я косо усмехнулся и ощутил странную дрожь Единорога.
"Кто это?" - спросил я, поглаживая стальными пальцами рукоять своего меча.
- Это Чань-бо, - вместо Единорога ответил Дзюттэ. - А ну-ка, не будем лишний раз выставляться…
И чуть ли не сам полез ко мне за пояс, но позади, со спины, а я, уж не знаю зачем, постарался держаться к загадочному посоху лицом.
"Это Чань-бо, Чэн", - тихо сказал-подумал Единорог.
"Кто-кто?"
Единорог повторил мой вопрос вслух - видимо, для Обломка. Зачем он это сделал - я не понял, да и не очень-то стремился понять.
- Слушай, Единорог, - обидно скрежетнул из-за моей спины Дзюттэ, - оказывается, твой мэйланьский придурок… то бишь Придаток не знает, кто такие Чань-бо! Чему их в Мэйлане только учат! Я, кабирец, и то…
- Во-первых, теперь уже не "мой", а "наш", - раздельно и отчетливо прозвенел Единорог, и Дзюттэ примолк. - Наш, и не Придаток, а человек. Во-вторых, Чэн родился и вырос в Кабире, и в Мэйлане никогда не был - как его отец и дед. И в-третьих, не забывайся, Дзю…
И уже ко мне:
- Чань-бо в Мэйлане, Чэн, это как бы Дзюттэ в Кабире с точностью наоборот. Дзюттэ вечно в толпе, а Чань-бо, Посохи Сосредоточения, любят одиночество; Дзю язвит и суетится, а Чань-бо спокойны и рассудительны, и обидных глупостей не говорят. Есть такая вэйская поговорка: "Хочешь совета - иди к Чань-бо. Он помолчит, и ты уйдешь окрыленным."
- Отшельники, - подбросил я нужное слово.
- Примерно, - согласился Единорог.
- И это… нижайше прощения просим, - снова встрял Обломок. - Эй, Однорог, передай своему, чтоб не выкидывал меня в болото, а то с него станется…
- На дороге Барра ни одного болота нет, - серьезно сказал Я-Единорог.
- А жаль.