4
Пышная суета празднества, на которое мы с Фальгримом слегка опоздали, сразу же закружила меня, действительно давая возможность ненадолго забыться - и я с радостью окунулся в этот шумный водоворот, сверкающий шитьем одежд, ослепительными улыбками, полировкой клинков и чаш с искристым вином.
Я с искренней радостью приветствовал знакомых, стараясь не обращать внимания на бросаемые украдкой сочувственные взгляды; я раскланивался с дамами, говоря один комплимент за другим; я даже шутил, я был почти весел, суматоха лиц и приветствий вытеснила из головы тяжелые мысли - чего не смог сделать хмель вина, сделал хмель праздника.
Мгновениями мне казалось, что все вернулось на круги своя, что все - как прежде, и я сам - прежний обаятельный и галантный Чэн Анкор, душа общества… и ничего не случилось, словно и не было никогда разрубленного тела на кабирской улице, не было незнакомца с изогнутым двуручным мечом, не было неба, падающего на турнирное поле…
Не было!..
…Когда шум в зале внезапно стих, я даже не сразу сообразил, в чем дело, всерьез увлекшись беседой с крохотным Сабиром Фучжаном, умевшим на удивление легко управляться с огромным Лунным ножом Кван-до.
Оглянувшись, я понял, что близится кульминация сегодняшнего вечера. Гости уже успели освободить центр зала, в углу расположились толстые зурначи со своими дудками и согбенный старец с пятиструнным чангом - и теперь в кругу остались двое.
Племянник эмира Кемаль аль-Монсор - не по возрасту мощный и крепко сбитый юноша - и его невеста, стройная и легкая на ногу Масако из рода Тодзи.
И блики от огоньков множества свечей играли на безукоризненно отполированных лезвиях: узкой и длинной алебарды-нагинаты в руках госпожи Масако, и тяжелого ятагана - в руках Кемаля.
В руках…
Я мысленно одернул себя и стал с интересом ждать предстоящего танца в честь помолвки.
Наконец они поклонились друг другу: аль-Монсор - с неторопливым достоинством и сдержанной улыбкой, Масако Тодзи - низко и почтительно, тоже с улыбкой, но чуть лукавой.
А потом нагината госпожи Масако чуть дрогнула и неуловимым движением взлетела вверх, описывая двойной круг вплотную к замершему Кемалю. Замершему - да не совсем. Трижды раздавался чистый звон металла - это стремительный ятаган аль-Монсора слегка изменял траекторию клинка нагинаты. И тут же сам Кемаль сорвался с места - и жених с невестой закружились по залу в звонком, блистающем танце под пронзительные вскрики зурны и низкий ропот чанга.
Это было - Искусство.
Настоящее.
Дважды мелькало гибкое древко, и мерцающее лезвие нагинаты проходило впритирку к шелковой кабе Кемаля; и дважды пылающий полумесяц ятагана касался вышитой повязки, стягивавшей под грудью узорчатое кимоно госпожи Масако.
Через некоторое время упал на пол разрубленный пояс, и взвихрились освобожденные полы халата аль-Монсора - но в тот же миг одна из прядей черных волос Масако плавно легла ей на плечо и сползла вниз по широкому рукаву.
Жених и невеста улыбнулись друг другу, и танец продолжился. Некоторые гости, не выдержав, начали присоединяться, и зал наполнился звоном и топотом.
Прекрасная пара! Они были просто созданы друг для друга.
Как мы с Чин.
Раньше…
За моей спиной кто-то вежливо кашлянул.
Я обернулся. Передо мной стоял эмир Кабира Дауд Абу-Салим.
Собственной персоной.
- Приветствую тебя, Высший Чэн Анкор, - негромко произнес он, поглаживая окладистую завитую бороду, лишь недавно начавшую седеть. - За все время празднества мы с тобой так и не успели отдать дань приличиям, поприветствовав друг друга…
- Прошу прощения, великий эмир, что я не успел это сделать первым, - смиренно ответил я, склоняя голову. - Для меня большая честь быть приглашенным на этот праздник.
Кажется, я сказал это излишне сухо, а выдавить из себя соответствующую случаю улыбку и вовсе не смог - все, праздничный водоворот в моей голове смолк, и я вынырнул на поверхность таким же, каким был несколько часов назад.
Эмир чуть заметно поморщился.
- Я хочу поговорить с тобой, Чэн, - по-прежнему негромко, но уже другим тоном сказал он. - Здесь слишком шумно. Пройдем в мои покои…
- Как вам будет угодно, великий эмир, - еще раз поклонился я и почувствовал, что говорю не то и не так.
На этот раз эмир Дауд вообще не ответил, и мне ничего не оставалось, как просто последовать за ним.
5
В личных покоях эмира я бывал не единожды - Дауд любил приглашать к себе победителей турниров, а я частенько входил в их число - и всякий раз они поражали меня заново. Нет, не своим великолепием - да и не были они так уж подчеркнуто великолепны - а точным соответствием характеру и даже сиюминутному настроению эмира Дауда. Этого, знаю по себе, не так-то просто добиться, даже имея идеальных слуг. Впрочем, где они, эти идеальные - если не считать моего Коса…
Сейчас покои выглядели сумрачными и даже слегка зловещими. Большая часть свечей в канделябрах на стенах была погашена, и по углам копились вязкие серые тени, словно выжидая своего часа.
Огоньки оставшихся свечей блуждали по перламутровой инкрустации старинной мебели, будто открывая вход в какой-то иной, потусторонний мир. Это было красиво, но вместе с тем немного жутковато.
Хотя, казалось бы, недавно я сам собирался всерьез отправиться в этот запредельный мир теней. И ничего, не боялся… да и сейчас - не боюсь.
Эмир Дауд жестом указал мне на атласные подушки, разбросанные по всему покрывавшему пол ковру. Я послушно опустился на одну из них, а Дауд Абу-Салим устроился напротив, держась неестественно прямо.
Сперва мы немного помолчали. Я ждал, что скажет Дауд, а эмир, по-видимому, собирался с мыслями. Наконец он заговорил - и, признаюсь, от его слов я вздрогнул.
- Ты знаешь, что происходит в Кабире, - начал Абу-Салим без всяких предисловий.
Я не ответил. Я не был уверен, нужен ли здесь ответ, и если нужен - то какой?!
- Конечно, знаешь. И все знают. И я знаю. Но если всем это не нравится, то мне это ОЧЕНЬ не нравится. Как и тебе.
- Мне нравится, - горько усмехнулся я.
- Не перебивай без нужды. Потому что все гораздо хуже, чем ты полагаешь, - жестко сказал эмир, кивнув на мою искалеченную руку.
Это был первый человек, не старавшийся не замечать моего уродства.
- Что может быть хуже, сиятельный эмир?
- То, что это происходит не только в Кабире. Харза, Кимена, Бехзд, Дурбан… Короче, по всему эмирату и многим сопредельным землям. По нескольку случаев на каждый город, но этих городов довольно много…
Я напрягся.
- Вчера я говорил с Эмрахом ит-Башшаром из Харзы, - продолжил Дауд, глядя мимо меня. - У него погиб друг. Та сабля, что у Эмраха вместо пояса - память о покойном. Следы привели ит-Башшара в Кабир. И он, как и мы с тобой, пытается понять, что происходит. Только горяч не в меру, как и все харзийцы. Все нахрапом норовит… Говорил - хочет найти этих… людей. Если их можно так назвать.
Так вот в чем дело! А я-то думал… Мне на мгновение стало стыдно.
- Людей калечат и убивают, - так же жестко говорил эмир дальше. - Пусть - немногих. Ты согласишься, что твоя рука - это немного? И правильно сделаешь. Но мы не в силах положить этому конец. Мы - другие. Нам не понять, как оружием можно убивать. А они, те, кого мы ищем - такие, какие они есть. И, значит, часть из нас должна уподобиться им. Иного пути нет.
- Но это ведь невозможно! - растерянно выдавил я.
- Наши предки были способны на это, если верить легендам. Значит, это возможно. И Эмрах ит-Башшар хочет стать первым…
Дауд Абу-Салим надолго замолчал, и я не решался прервать его молчание. Я и так понимал, кем хочет стать отчаянный Эмрах и зачем ему это нужно. Ах, как я его понимал!..
- Я хочу, чтобы ты стал вторым, - наконец произнес эмир. - Хочу - и не могу приказать тебе. Но иначе при столкновении с Другими ты будешь… обречен.
- Я?! А почему - я?..
- Не перебивай меня! И выслушай до конца. Я допускаю, что Эмрах, побуждаемый местью за друга, действительно научится… - эмир все не мог произнести нужное слово. - И я даже допускаю, что он сумеет найти корень преступлений. Но я хочу, чтобы в этот момент рядом с ит-Башшаром был человек, способный не только на… опрометчивые поступки, но и на понимание. Иначе мы будем гасить огонь огнем. Тем более что у Эмраха наверняка найдутся последователи. Месть - болезнь заразная, вроде чумы…
- Да, заразная, - тихо согласился я. - Хуже чумы.
- Рано или поздно ты сам пришел бы к этому, - кивнул эмир. - Я лишь чуть-чуть подтолкнул тебя. Просто ты - один из немногих, способных устоять на грани. И… ты уже изменился. Разве ты не замечаешь?
- Замечаю, - хрипло проговорил я, не узнав собственного голоса, и откинул правый рукав халата, обнажая обрубок. - Но еще я замечаю и вот это… Не гожусь я теперь в герои. Один, без руки…
- Ты будешь не один. Поисками будут заниматься и другие, помимо Эмраха из Харзы и тебя. А высочайший фирман, обеспечивающий тебе содействие по всему эмирату - и кое-где вне его - я уже заготовил. Теперь что касается твоей руки…
Эмир как-то странно посмотрел на меня.
- Есть человек, которой берется помочь тебе, - закончил он.
Я почувствовал у себя за спиной какое-то движение и быстро обернулся.
Передо мной стоял шут.
Друдл Муздрый.
Плотный коренастый человечек, похожий на пустынного тушканчика, если можно представить себе тушканчика с непоседливостью хорька, нахальством портовой крысы и многими другими сомнительными для тушканчика достоинствами. Восьмиугольная фирузская тюбетейка чудом держалась на его бритом лоснящемся затылке, а многочисленные пятна на куцем шерстяном халате-джуббе говорили об обильных обедах, сопровождавшихся не менее, а то и более обильными возлияниями.
Крохотные глазки шута сверкали двумя черными маслинами, а между ними алела слива вздернутого носа; при этом луна его лица завершалась черной козлиной бородкой, немытой и нечесаной со дня сотворения мира.
Или еще раньше.
Таким стоял передо мной их шутейшество Друдл Муздрый, посмешище всего Кабира.
Со своим дурацким тупым кинжалом за поясом. И вдобавок с детским маленьким ятаганом, который таскал в последнее время.
- Поговори с Высшим Чэном, Друдл, - спокойно заявил эмир. - А я не буду вам мешать.
Дауд Абу-Салим неожиданно легко поднялся на ноги и беззвучно растворился в тенях.
6
Я выжидательно поглядел на шута. Друдл не обратил на мой взгляд ни малейшего внимания и поспешил плюхнуться на ту самую подушку, с которой только что поднялся эмир.
В руках у шута неизвестно откуда оказалось блюдо с ореховой пахлавой, и он мгновенно набил сладостями свой рот, растянувшийся до ушей.
По-моему, столько пахлавы не влезло бы и в седельный хурджин.
- Ты дурак, - Друдл для верности ткнул в меня толстым и липким пальцем. - Спорить будешь?
Я сперва поперхнулся, словно это в мой рот набили гору сластей, потом представил себя спорящим с Друдлом на предложенную тему и сам не заметил, как отрицательно замотал головой - отрицая непонятно что.
- Значит, договорились, - удовлетворенно подытожил шут. - Ты дурак. И я дурак. Давай поговорим, как дурак с дураком. Руку новую хочешь?
- Зло шутишь, Друдл, - вполголоса ответил я, чувствуя, как во мне закипает гнев.
- Это отвечает умный Чэн Анкор, - блюдо с пахлавой пустело прямо на глазах. - А что ответил бы дурак? Давай попробуем еще раз… Руку новую хочешь? Ну?!
- Хочу!
Я даже не успел сообразить, что отвечаю. И впрямь глупею…
Друдл швырнул пустым блюдом в стену и радостно заскакал на подушке, сплющившейся под его увесистым задом.
- Получилось, получилось! - заорал он на все покои, и я испугался, что сейчас сюда сбегутся слуги - спасать эмира от ночных демонов.
Я огляделся - на всякий случай - и пропустил тот момент, когда у Друдла объявилось новое блюдо.
С виноградом. С розовым гератским виноградом.
- Так, продолжим, - шут задумчиво пожевал одну ягодку, плюнул косточками в медную курильницу, не попал и досадливо скривился. - Переходим ко второй части наших дурацких размышлений! А меч ты новый хочешь? Красивый…
- Нет, - твердо отрезал я. - Не хочу.
- Почему? - осведомился шут, лихо объедая кисть винограда. - Была одна железка, будет другая…
Я мрачно усмехнулся.
- Меч - не железка, Друдл. Меч - традиция рода. Меч - продолжение меня самого. Дурак ты все-таки…
- Понятное дело, - легко согласился шут. - Я и не спорю. А ты кончай изображать грозовую тучу - свечи от страха погаснут. Ты лучше вот о чем подумай: меч твой - железный… Да знаю, знаю, что стальной - не умничай! Так вот, меч - железный, рука - живая… меч, как мы выяснили, это продолжение тебя самого… А рука?
- Что - рука? - тупо спросил я.
- Ну, рука - тоже продолжение тебя самого? Ты что, действительно дурак? За моей мыслью следить не успеваешь? Ну, живо отвечай! Рука - продолжение или не продолжение?!
У меня вдруг закружилась голова.
- Продолжение, - промямлил я. - А как же… это ведь рука. Живая…
- Выходит, что у тебя, Чэн-дурак, два продолжения? Одно - железное, а другое - живое?
- Выходит, что так, - обреченно согласился я.
А что мне оставалось делать?
- И одно продолжение - которое живое - тебе укоротили… Так может, нам для равновесия надо другую часть удлинить, а? Железную? Меч - железный, полруки - железные, а дальше - как раньше! И получится у нас…
- Не получится, - угрюмо возразил я, удивляясь, что вообще обсуждаю эту ненормальную идею с ненормальным собеседником. - Ты что, сам не понимаешь - пальцы, ладонь, запястье… Это тебе не просто кусок железа!
- А меч - просто кусок железа? - хитро сощурился Друдл, сдвигая тюбетейку еще дальше на затылок.
- Нет… меч…
- Слыхали, слыхали - продолжение тебя самого! Слушай, Чэн, по-моему, ты сам себе противоречишь! Вот уж воистину - все беды от ума!..
Друдл вскочил на ноги и заплясал вокруг меня, хлопая в ладоши и корча рожи, которым мог бы позавидовать полуночный людоед-якша.
- А у Чэна-дурака есть железная рука! - пел он противным фальцетом. - Есть железная рука - вот уж штука на века!
- Нет, - твердо заявил я. - Я в это не верю.
- Потому что умный, - сообщил мне пляшущий Друдл. - Был бы дурак - поверил бы. А в меч свой веришь?
- В меч верю.
- Значит, и в руку поверишь. Вот поглупеешь - и поверишь. - Друдл был непреклонен. - Да что я тебя, в конце концов, как маленького уговариваю?! Тебе это нужно или мне? Ты тут радоваться должен…
- Как дурак, - закончил я недосказанную мысль. - Всех дел-то - раз плюнуть. Сходить в кузницу к мастеру получше… Кто у нас из оружейников в Кабире верховодит? Ассатор иль-Убар? Или Мансайя Одноглазый? Сходить и заказать им…
- Нет, - Друдл вдруг стал ужасно серьезным. - Эти откажут. Они умные, а мы с тобой - дураки. Значит, нам кузнец вроде нас нужен…
- И кто же он такой? - поинтересовался я.
- Коблан. Коблан Железнолапый, - веско ответил шут. - Есть на окраине один такой кузнец…
- А почему именно Коблан?
- Он тоже дурак. Как я. И ты.
Глава 5
1
Если в чем-то Кабир и был единодушен, так это в том, что Коблан Железнолапый - кузнец со странностями. Причем со многими. Мастером-то он считался отменным, и даже, можно сказать, выдающимся - хотя оружие его работы и уступало по изяществу и тонкости внешней отделки изделиям того же Мансайи Одноглазого. Но…
В том-то и беда, что было еще это "но". Мало заказов принимал упрямый Коблан, да и те немногие, на которые соглашался, брал не у всякого - и дело было не в благородстве происхождения или увесистости кошелька заказчика. Насколько я знал от других, кузнец за всю его жизнь ни разу не сделал двух одинаковых или просто похожих клинков. А еще по неизвестным причинам он ужасно не любил узкие мечи вроде эстока моего дворецкого Коса ан-Таньи или того же Единорога; даже редкие в Кабире шпаги, столь популярные у заезжих гостей из далекого Фиона, заслуживали по мнению Коблана участи шампуров для шашлыка.
И то - шашлыка из тощих престарелых баранов. В лучшем случае.
В общем, на оружие, которое ему не нравилось, Коблан заказов не принимал. Даже если такое оружие должно было быть совершенно оригинальным и ни на что не похожим. А когда отвергнутый заказчик упорствовал и назначал двойную или тройную цену - Железнолапый, глядя упрямцу в глаза, скручивал спиралью штыри для городских ворот или звал дюжих подмастерьев, и те бесплатно выносили настойчивого клиента на свежий воздух.
Зато Железнолапый мог две недели кряду возиться с каким-нибудь кривым ножом, заказанным соседом-мясником, а потом взять за работу сущие гроши. Но это в том случае, если нож мяснику был действительно нужен. Причем - позарез.
В этом-то и крылась загвоздка. Оружейник Коблан делал только то, что было необходимо людям. Возможно, оружие, выходившее из-под его рук, выглядело не столь элегантно, как у Ассатора иль-Убара или Ахмета Кованый Ноготь (Мансайю я уже вспоминал), но зато это была именно та вещь, в которой нуждался заказчик.
Удобство и надежность. Главное - надежность. И предельная простота во всем. Ничего лишнего.
Пожалуй, Друдл дал мне и впрямь мудрый совет…