– Да снизойдет на тебя божья благодать, добрый человек, – перекрестился странный посетитель, на коленях переполз через высокий порог и двинулся так по двору.
– Давай быстрее, – попытался поторопить его Анджей, но проситель упрямо покачал головой:
– Я дал зарок Господу нашему Иисусу Христу, что не поднимусь с колен до тех пор, пока он не вернет мне свою милость, не отдаст назад имя и прошлое мое, исчезнувшее во мраке.
Привратник вздохнул и прекратил свои понукания. Справа послышался смех – это стражники высыпали во двор полюбоваться необычным зрелищем. Проситель снес насмешки с поистине христианским смирением, лишь покосившись в их сторону и перекрестившись, отвесив небесам несколько поклонов. В итоге путь от ворот до трапезной правителя занял довольно много времени, и Анджей даже засомневался – а не забыли ли господа, что кого-то ждут?
– О господин епископ! – заползая в комнату, взвыл проситель, торопливо перекрестился и гулко стукнулся лбом об пол.
Начетник с правителем переглянулись – подобное рвение в молитве сулило трудный разговор. Человек, потерявший разум на ниве служения Господу зачастую плохо понимает обычные слова и советы. Однако, позволив привести гостя к себе, отступить они уже не могли, и господин епископ протянул ладонь для поцелуя:
– Что привело тебя ко мне, сын мой?
– Господин епископ! – проситель гулко простучал коленями по полу и припал грязными губами к ухоженной руке. – Господин епископ, Господь отвернулся от меня, и только в вашей милости вернуть мне его расположение!
– Изложи подробнее о своих бедах, сын мой, – эзельский епископ, отдернув руку, поднялся и отошел к окну, перебирая выточенные из гранитных камушков скромные четки.
– Я держал свой путь в Неанурмскую комтурию, чтобы вступить на службу в ряды Ордена, господин епископ, жалобно шмыгая носом, начал рассказывать проситель. – На землях Польского королевства один из шляхтичей при мне оскорбил имя Господа, и я немедля вступился за него, обнажив свой меч. Однако в схватке нечестивый шляхтич оглушил меня ударом по голове, и с того самого мига я не помню более имени своего, происхождения и даже языка своего не помню, разговаривая лишь на дикарском русском языке.
– Вот как? – история вызвала у правителя такой живой интерес, что он даже вернулся назад в свое кресло, забыв про брезгливость к посетителю. – Но, может быть, ты просто уродился русским, сын мой?
– Как можете вы оскорблять меня столь жутким подозрением?! – попятился проситель, не вставая, однако с коленей. – Разве вступился бы дикарь из восточных земель за Господа нашего, Иисуса Христа? Разве пожелал бы он вступить в ряды Ливонского Ордена? Между тем со слов слуги моего мне доподлинно известно, что путь я держал в Неанурмскую комтурию по приглашению самого комтура, что дрался я во имя Господне, а кроме того, одежды и доспехи мои европейского облика, и ничего дикарского в себе не имеют.
– Ну, не знаю, – не сдержал снисходительной улыбки правитель острова, окидывая взглядом одетое на просителя тряпье. – Думаю, в землях восточных нередки и такие наряды.
– Слуга мой, как понял, что помутился разум мой, сбежал в тот же день, по счастью не украв кошелька и многих ценных вещей моих… А может, и украв – но мне про то неведомо из-за утери памяти, – на щеки просителя выкатились два большие слезы. – Думаю я, кара сия обрушилась на мои плечи за то, что не смог я покарать нечестивца, не чтящего имя Иисуса Христа. С того дня, одевшись в покаянные одежды, ползу я на коленях по дороге, молясь по пять раз на дню и вопрошая людей о человеке святом, который сможет испросить для меня милости у Господа. Многие из встреченных людей указали мне на вас, господин епископ, как на наместника Бога на здешних земля. Молю вас от всей души, господин, – опять уткнулся лбом в пол безымянный дворянин, – испросите у Господа прощения за слабость мою, за то, что не смог я обрушить в ад нечестивого шляхтича. Клянусь Всевышним, что обретя твердость разума своего, посвящу я всю жизнь свою и меч свой на то, чтобы карать врагов Церкви, разить их на поле брани и в постелях, на пиру и на трауре, в домах и лесах…
Проситель подполз и снова впился губами правителю в руку.
– Твоя история тронула меня, сын мой, – кивнул епископ. – И я сегодня же помолюсь и милости Божией к тебе. Жаль, что ты не можешь назвать своего имени, но все мы живем на руке Господа и под взглядом его. Коли он пожелает простить тебя, то сможет найти тебя и безымянного. Ступай, и молись.
Проситель, в третий раз припав к руке священника и в третий раз стукнувшись лбом об пол, выполз на коленях за порог.
– Какая трогательная история, – взял со стола свой кубок господин епископ, и задумчиво его пригубил. – Нужно обязательно записать ее для нравоучения потомкам.
– Как он стремился карать врагов Церкви везде, где только можно! – многозначительно приподнял брови начетник.
– Нет, – мотнул головой правитель. – До тех пор, пока он с таким рвением вымаливает себе прощение, его невозможно использовать. Бог отнял у него разум, и на его благоразумие нельзя полагаться.
– Его благоразумия хватило, чтобы сохранить свое имущество, – начетник поднял со стола принесенный в дар серебряный кубок. – Он не столь безумен, как кажется на первый взгляд. К тому же, господин епископ, он явно силен. Стоя на коленях, он все равно доходил вам до плеча.
– Терпение. Терпение, и еще раз терпение. Доверимся руке Господа. Коли этот дворянин окажется нам полезен, Бог все равно оставит его в нашей милости. А пока… Пока я запишу его историю и обязательно помолюсь за этого несчастного.
Между тем "несчастный", выпущенный Сбышеком за ворота, на коленях ковылял по дороге, пока не добрел до зарослей можжевельника, укрывших его от взглядов со стороны замка. Там он упал на живот прямо в пыль и откатился на придорожную траву.
– Ну, Витя, ты как?
– Ах, какая это была душещипательная история, – он закрыл себе глаза ладонью. – Я даже заплакал!
– Поверили?
– Какая разница? – он убрал руку с глаз и довольно прищурился. – Значит так: ворота и подвесной мост мы видели снаружи. Падающей сверху решетки за воротами у них нет. Это первое. Караулка как входишь – справа. Было в ней человек двадцать. Положим, выскочили наружу не все, часть гарнизона стоят на постах, внутри, кто-то отлучился. Плюс всякого рода дворяне, что тоже службу несут, слуги. Если считать по максимуму, то в замке около полусотни воинов, а всего порядка ста человек. В принципе, больше и не нужно: достаточно просто понять мост, и даже если не оказывать сопротивления, раньше, чем через месяц внутрь проникнуть невозможно. Что еще? Двор изрядно зарос травой, если не считать пятен перед караулкой и конюшней. Значит, большего количества солдат там не бывает даже изредка. В покои епископа можно попасть через дверь слева от ворот, посередине стены, третий этаж. Мне показалось, он занимает весь этаж, и редко бывает в других местах замка. Что, кстати, неудивительно – это же половина Эрмитажа. Бегом по всем помещениям пробежать – и то пара дней пройдет. Что еще… Слева в углу башня с виду похожа на донжон. Коли защитники туда забьются – месяц выкуривать придется. Если, конечно, они не ленятся подновлять там продовольственные припасы и имеют запас дров. Все. Теперь давай обойдем замок сторонкой и посидим на берегу моря. У меня жутко болят ноги и я хочу немного отмыться от всей этой пыли.
* * *
В очередной раз безумный дворянин показался у ворот замка спустя три дня. Стоя на коленях, он протянул привратнику высокую серебряную вазу:
– Да смилостивится епископ, снизойдет до подарка безымянного раба Господа нашего, Иисуса Христа, – просительно произнес он. – Скажи, добрый человек, молится ли за меня господин епископ?
– Не знаю… – Анджей мысленно прикинул, что может сделать сегодня для просителя. Получалось, что ничего: начетник уехал в Салми, а к правителю острова привратника не допустят. Отдавать подарок начальнику караула бесполезно – пользы не принесет.
– Да, прости, добрый человек, сейчас…
Проситель зашуршал, и под ворота вкатилась серебряная монета. Увы, сейчас это ничего не могло изменить.
– Я передам подарок, – пообещал Сбышек. – А коли хочешь сказать что-то сам, приходи завтра, после обеда.
На следующий день дворянин не появился – он пришел спустя четыре дня, принеся высокий серебряный кувшин персидской работы с вытянутым наподобие лебединой шеи носиком и узким горлышком, прикрытым откидной крышкой.
– Подожди, добрый человек, – проситель зашуршал, и привратник опустил глаза вниз. Несколько мгновений – и под створку выкатился привычный скудо.
– Стой здесь, – кивнул ему через окошко Анджей, и устремился через двор.
На этот раз дворянину повезло: правитель острова и его начетник опять пребывали вместе, заканчивая обед. Привратник, постучав, протиснулся в трапезную и замер, не рискуя отрывать господ от еды – но в то же время сжимая в руках очередной подарок.
– Неси его сюда, – кивнул епископ, промакивая рот бязевой салфеткой. – Боже, какая красота! Это опять все тот же безумный дворянин?
– Да, господин епископ.
– Похоже, Господь настойчив, присылая его к нам снова и снова, – кивнул начетник, откладывая нож и облизывая пальцы.
– Господь ли? – покачал головой правитель. – Или король Сигизмунд? Ныне на континенте лютеранские проповедники смуту чинят, костелы жгут и рыцарей христовых в свою веру обращают, побуждая клятвы свои нарушать и жен брать, обет целибата нарушая. Недавно известие пришло, что Орден изменение в свой устав принял, дозволяя еретикам в нем отныне состоять и голос свой иметь наравне со всеми.
– Не может быть!
– Уже случилось сие. Орден Ливонский отныне христианским считать более нельзя. И нам следует помнить о том, что желающие покой наш разрушить в этом мире есть, и доверчивыми излишне быть не следует, – господин епископ повернулся к привратнику: – Передай дворянину, что за прощение его я молюсь еженощно. Пусть он надежды не теряет, себя блюдет в духовной чистоте и так же молитвы возносит. Ступай…
Глава 6
Штурм
Фогтий со своей спутницей вернулись на скалистую поляну среди можжевельниковых зарослей как и обещали – спустя две недели. Переждав радостные крики и перетерпев крепкие объятия, Кузнецов поднял руки:
– Внимание, начинаю доклад о проделанной работе. Первое мое сообщение достаточно неприятно: хрена лысого мы сможет взять епископский замок штурмом, даже если наймем в Германии стотысячное войско. Во-первых, потому, что собрать и перевести такую армию незаметно невозможно, и епископ успеет подготовиться к отпору. Во-вторых, потому, что его замок, это охрененнейшая бандура высотой с семиэтажный дом, и площадью примерно в шесть гектар, вдобавок окруженная глубоким рвом с водой. На полкилометра вокруг замка свободное пространство, просматривается, как на ладони. На всех стенах часовые, мост подвесной, и на ночь поднимается, закрывая ворота.
– А что-нибудь хорошее для нас ты сказать не можешь? – поинтересовался Комов.
– Могу, – кивнул сапиместкий фогтий. – Внутри гарнизон всего из пятидесяти человек, и примерно столько же прислуги. К тому же, ни у кого из них я не видел огнестрельного оружия.
– Ага, – зачесал затылок Толя Моргунов. – Ты намекаешь на то, что если нам удастся незаметно проникнуть вовнутрь, мы имеем хороший шанс справиться с ними своими силами?
– Именно так. А посему мне интересно, есть ли у кого-нибудь предложения по тихому и незаметному проникновению?
– Ну, так просто не скажешь… – пожал плечами Комов. – Нужно посмотреть на месте…
– Я же ясно обрисовал ситуацию, – вздохнул Кузнецов. – Чисто поле на берегу моря. На острове стоит замок в виде большого параллелепипеда высотой с семиэтажный дом. И на каждой стене – часовые. Чего смотреть?
– Хм-м, – почесал в затылке Комов. – Может, подкрасться в темноте?
– По воде во рву?
– А почему и нет? Надуем матрасы, сложим на них барахло, переплывем, переоденемся в сухое.
– А дальше?
– Забросим кошку наверх, – хлопнул в ладоши Берч, заберемся по веревке, и мы – в дамках.
– Кто станет забрасывать кошку на крышу семиэтажного дома? – поинтересовался Комов. – Ты? Лично я не возьмусь.
– Изготовим приспособу какую-нибудь…
– Ты когда-нибудь пробовал залезть на семиэтажный дом по веревке? – поинтересовался Чижиков. – Я уж не говорю о том, что придется переть на себе оружие и доспех. К тому же, пока ты ползешь наверх, часовой успеет перерезать шнурок раз пять.
– Давайте лестницу свяжем.
– Я согласен залезть на такую высоту по лестнице, – не удержавшись от ухмылки, сообщил Кузнецов, – если ты возьмешься ее изготовить, незаметно притащить к замку и поднять.
– Забирайтесь тогда, как хотите, – обиделся Игорь.
– Я так понимаю, придется ждать, пока откроют ворота и прорываться через них? – кивнул Комов. – А если мост опускают только днем, идти к воротам придется на виду…
– Можно переправиться через ров ночью и затаиться под стенами… – предложил Моргунов.
– Один случайный взгляд часового вниз со стены, и мы трупы, – поморщился Чижиков. – Нам даже убегать некуда будет.
– Нужно наломать тростниковых трубочек, – встрепенулся Берч, – и дышать через них из-под воды. Посидим, пока ворота не откроют, а потом…
– А потом у ворот всплывут наши тушки, погибшие от переохлаждения, – закончил за него Чижиков. – И, кстати, порох в пищалях, а особенно – на затравочных полках, почему-то плохо загорается в размокшем состоянии.
– Сам-то ты чего думаешь, Витя? – толкнул фогтия в бок Леша Комов.
– Есть одна мыслишка, – кивнул Кузнецов. – Но я надеялся, может кто что-то более умное предложит.
– Я могу раздеться в виду замка! – неожиданно предложила Неля. – Пока часовые пялятся на меня, вы добежите до ворот.
– Ни минуты не сомневаюсь, что взглянуть на это зрелище сбежится весь остров, – совершенно серьезно ответил фогтий, доставая новгородский кувшин, – но когда двадцать человек бегут по открытой местности полкилометра с оружием в руках, это очень трудно не заметить. Хотя бы краем глаза.
– Давай, выкладывай, – потребовал Чижиков. – Чего ты там такое измыслил?
– Будем атаковать в лоб, – спокойно сообщил Кузнецов. – Потому, как другого пути я не вижу, да и вы предложить не можете. Прикинемся простыми гуляками, подойдем поближе, а потом один рывок…
– В закрытые ворота? – поинтересовалась Неля.
– Через опущенный на день мост, – уточнил Витя. – Дело в том, что я за эти две недели маленько прикормил привратника.
– Так бы сразу и сказал! – хлопнул себя по коленям Комов. – Он откроет нам ворота?
– Да, – кивнул фогтий, откупоривая один из бочонков с порохом и пересыпай огненное зелье в кувшин. – Только он про это пока не знает. Кстати, что меня больше всего здесь удивило, так это то, что оружейные фитили продаются у портного. Дурдом какой-то…