* * *
На этот раз посетившие Лаапку Неля, Кузнецов и Берч застали Вийю во дворе дома.
– Ну, здравствуй, хозяйка, – приветливо окликнул ее фогтий. – Хорошая у тебя рыбка, и пиво хорошее. Жалко, быстро кончаются. Как, муж больше "ячменного" не сварил? А рыбка свежая появилась? Продашь?
Женщина настороженно промолчала.
– Ты чего так смотришь, словно мы тебе монету фальшивую подсунули? Рубль как, настоящий?
– Настоящий, господин.
– Ну так чего тебе еще надо? Так ты продашь рыбы и пива, или нам по соседям отправляться надо?
Сколь ни странный показались сервке дворяне, покупающие рыбу и пиво повозками на троих, и пожирающими их потом в диком лесу, однако прагматизм брал свое: как можно отказаться от покупателя, которому не нужно везти товар за моря в города на континенте, который приходит за ним сам, да еще и платит полновесным серебром? А потому она опять своими собственными руками едва не полностью опустошила погреб, перегружая на телегу корзины с рыбой, бочонки с пивом, мочеными яблоками и капустой, а так же полть зарезанного накануне кабанчика. Рыбы муж еще наловит, яблок она сама намочит, капуста сквасится – а вот добавить изрядную толику в семейную копилку удается далеко не всегда.
– Свезешь, Юхан? – спросила она сына, кивая на запряженную лошадь.
– Конечно свезет, – кивнул Игорь, хлопая его по плечу. – Дорога-то уже известная, не заблудится. Поехали!
Телега, загремев окованными колесами по камням у съезда на идущий вдоль моря тракт, покатилась вперед.
До низинки напротив зарослей можжевельника они добрались часа за три. Паренек натянул поводья, останавливая Ниашку, повернул голову на господ:
– Выгружать?
– Нет, рано еще, – ухмыльнулся фогтий. – Подожди.
Игорь Берч, словно катящийся, подпрыгивая на кочках, мячик потрусил к рябиннику, а спустя несколько минут оттуда стали появляться один за другим хмурые, заросшие дворяне, неся на шеях длинные железные палки с примотанными к ним деревяшками, похожими на приклад самострела, а за спинами – объемные мешки.
Не говоря ни слова, они складывали свою поклажу на телегу, мало интересуясь мнением ее хозяина.
– Да ты не бойся, – утешил Юхана Кузнецов. – Нам повозка вместе с возничим нужна… – И на всякий случай добавил: – с живым возничим.
– И что теперь… Господин… – сглотнул Юхан, понимающий, что попал в очень скверную историю – наподобие сказки про морскую тетку, похищающую доверчивых детей.
– Теперь ты отвезешь наши вещи в Аренсбург, – сообщил фогтий. – И только не говори, что ты не знаешь проезда на дорогу через остров мимо вашей деревни. Потому, что тогда нам придется заткнуть тебе рот, – и он красноречиво провел пальцем себе по горлу.
– А если я вас проведу… – мальчик облизнул пересохшие губы. – Вы меня не убьете?
– Нет, Юхан, – погладила его по голове Неля. – Может, мы и злые крестоносцы, но убиваем только по необходимости. Когда нас не слушаются или пытаются нам мешать. Ты ведь не станешь нам мешать? А потом мы тебя отпустим. Чтобы ты мог рассказывать всем о нашей доброте и платить налоги своей новой королеве. Ты ведь станешь ей хорошим подданным?
– Да, госпожа, – покорно кивнул мальчик.
– Вот и хорошо. Тогда ничего не бойся и погоняй конягу. Ты еще и награду домой привезешь. Богатую… Ты меня понял? Тогда поехали.
* * *
С высоты стены епископского замка караульный увидел, как из-за зарослей можжевельника показался ползущий по пыльной дороге на коленях проситель. Он усмехнулся – история про дворянина, который затеял ссору с поляком и получил мечом по башке была известна уже всем.
– Если Бог не дал человеку разума, то и память ему ни к чему, – пробормотал он, отвернулся и отправился в недолгий путь от башни до угла стены. Когда он развернулся, то увидел идущую по дороге женщину в длинном платье, по виду – дворянку, несущую в руках какой-то сверток. – Видать, тоже хочет чего-то выклянчить у правителя острова и несет епископу подарок. Интересно, что она скажет, если он примет за подарок ее саму?
Караульный совершил еще один проход до башни и обратно, и на этот раз увидел ползущую по дороге телегу с мальчишкой на козлах и человек двадцать идущих следом богато одетых мужчин.
– Сегодня что, весь город собрался в гости к правителю?
Между тем процессия показалась караульному весьма странной: вроде и дворяне, а шествуют пешком? Хотя, конечно, пешие дворяне – это еще не повод поднимать тревогу, тревожить начальника караула и будить отдыхающих товарищей. В конце концов, внизу есть привратник. Если дворяне явились незваными – он просто не пропустит их в ворота. А понадобится – позовет начальника караула сам. Тем более, что они остановились в полусотне шагов от ворот и сгрудились вокруг телеги.
И хотя караульный не поспешил поднимать тревогу, он тем не менее остановился и начал внимательно наблюдать за подозрительными гостями.
Между тем внизу, далеко под ногами у бдительного караульного, Анджей Сбышек продолжал обедать. Как обычно, в первую очередь он набил живот квашенной капустой – вещью не очень вкусной, но хоть вызывающей ощущение сытости. Затем отломал копченой камбале голову и широкой лентой снял шкуру с пахнущей дымком тушки.
В ворота громко постучали. Анджей недовольно зарычал, мысленно поклявшись сделать все, чтобы явившегося не вовремя посетителя не просто оставили без внимания, но и покарали, как самого злостного преступника. Однако из-за стола он все-таки поднялся и побрел к калитке. Отворил окошко.
– Да смилостивится епископ, снизойдет до подарка безымянного раба Господа нашего, Иисуса Христа, – просительно произнесли снизу, из-под калитки. – Скажи, добрый человек, молится ли за меня господин епископ?
– А, это ты, – привратник смягчился. – Молится он, молится.
– Передай ему в подарок серебренную кадильницу, добрый человек, – протянул проситель свой подарок.
Анджей втянул через окошко тяжелый большой сосуд, больше всего напоминающий кувшин с расплющенным горлышком. Из горлышка и вправду тянулся легкий дымок – правда, не благовонный, как положено от кадильницы, а с привкусом серы.
– Сейчас-сейчас, добрый человек…
Последние слова заставили привратника на время забыть о подарке правителю и опустить глаза к земле.
– Сейчас-сейчас…
Сбышек не видел, как вскочивший на ноги дворянин шарахнулся от ворот в сторону, и они вместе с подошедшей к воротам дворянкой прижались спинами к холодной каменной стене. Женщина развернула сверток и не таясь стоящих поодаль мужчин протянула жалкому просителю короткий широкий меч и кинжал. В эти мгновения он выжидающе вглядывался в землю, но привычная серебряная монетка все никак не вкатывалась под ворота.
Анджей перевел взгляд на тяжелую серебряную кадильницу с курящимися из горлышка дымками, и тут у него возникло ощущение неладного…
– Д-дах! – от оглушительного взрыва створки ворот не распахнулись, а прыгнули вперед на несколько шагов, после чего остановились и, медленно теряя равновесие, завалились набок, с плеском уйдя в соленую воду.
Окружающие телегу мужчины принялись торопливо расхватывать пищали, не разбираясь, где чья, и ринулись вперед с оружием наперевес.
Но первым во двор замка, пробившись сквозь густую пелену белого дыма, ворвался Кузнецов. Он увидел заброшенные далеко в траву два безжизненных тела, выбегающих из караулки и останавливающихся в растерянности стражников и их командира – закованного в шлем, кирасу и железные наголенники, приклепанные к стальной юбке. Рыцарь тряс головой, словно надеялся вытряхнуть набившиеся под шлем опилки, однако при появлении Кузнецова выпрямился и обнажил палаш:
– Так это сотворил ты, беспамятный?
– Я, мой хороший, я это натворил, – кивнул фогтий. – Мне очень понравился этот замок и я собираюсь поселиться здесь жить. Хочешь служить у меня? Я стану платить хорошие деньги!
– Ты мерзкий, подлый тип! – взмахнул палашом начальник караула. – Обманщик, мелкий мошенник! Ты обманул доверие епископа, ты втерся к нему в доверие и воспользовался его добротой!
– Да, я сделал это! Но так поступали многие и до меня!
– Чужая подлость не может служить оправданием для новых подлостей…
– Вот дурак, – не выдержал Кузнецов. Сам он нес всю эту ересь, чтобы протянуть время и дождаться своих друзей. Но какого хрена занимается трепотней начальник караула? – Иди сюда, кретин, и сразись со мной!
– Еще чего, – и впервые за последнюю минуту эзельский рыцарь произнес правильные слова: – Убейте его!
Стражники наконец-то обрели смысл жизни и, опустив копья, двинулись на Виктора – но из клубов дыма за его спиной уже появлялись один за другим одноклубники "Ливонского креста". Первым упал на колено Игорь Берч, нажимая на спуск – его пищаль с грохотом выплюнула облако дыма, и трое стражников, уронив копья, слетели с ног. Следом появился, как призрак из преисподней, широкоплечий Комов, потом Чижиков, Костырев, Моргунов. Выстрелы слились в непрерывный рокот, и два десятка караульных полегли, так и не успев поразить никого из нападавших.
– Сдавайся, – предложил рыцарю Кузнецов.
– А-а-а! – тот вскинул над головой палаш и ринулся вперед.
Фогтий принял удар на кинжал, отвел его в сторону и со всей силы выбросил вперед меч. Толстый широкий клинок без труда пробил миллиметровую жесть кирасы и вошел в грудь не справившегося со своими обязанностями начальника караула на глубину нескольких пальцев. Бедолага выпучил глаза, изо рта хлынула кровь, но нападающим было сейчас не до нежностей.
– Вон дверь к епископу! – указал через двор Кузнецов, качнул меч из стороны в сторону и выдернул из вражеской кирасы. Рыцарь упал, а Витя побежал следом за своими одноклубниками.
Караульный наверху услышал оглушительный грохот, от которого содрогнулось все тело древнего замка, увидел как кинулись к воротам быстро расхватавшие с телеги оружие дворяне, заметался из стороны в сторону:
– Тревога! Тревога! Мост, поднимайте мост!
Далеко внизу мальчишка начал было разворачивать телегу, но подбежавшая дама схватила его за ухо и заставила пойти в сторону ворот, ведя за уздцы лошадь. Со стороны двора доносился непонятный грохот, но выглянуть туда караульные не мог: неширокая галерея для стражников в эзельском замке была проложена только вдоль зубцов внешней стороны – от двора эту галерею отделяла островерхая кровля. Что делать в получившейся ситуации стражник не знал: ему вменялось в обязанность дежурить наверху, наблюдая за окрестными землями, и только. Уйдешь – обвинят в дезертирстве, выпорют и лишат даже того крохотного содержания, что выплачивается простой страже.
Наконец послышался знакомый скрежет – внизу поднимали мост. Значит, помощь нападающим уже не подойдет. На душе стало немного легче. И тут из темного проема лестницы появился незнакомый дворянин. В руках он держал мушкетон – похожими пользовались ландскнехты во время прошлогоднего польского похода. Правда, у этого мушкетона на конце ствола поблескивало острие, а приклад казался заметно короче.
– Сдавайся, – предложил караульный, обнажая палаш.
– Чего? – не понял чужак.
– Сдавайся…
Дворянин сперва просто улыбнулся, а потом не выдержал, и в голос захохотал. Стражник ринулся вперед, рубя его из-за головы, но чужак резко вскинул мушкетон, подставляя под удар толстый ствол, резко им повернул, черканув кончиком наствольного острия караульному по лицу, а когда тот, вскрикнув от боли, попятился, резко выбросил оружие вперед, насаживая защитника на острие.
Караульный не почувствовал боли – только внезапную слабость. А Серега Костырев, выдернув штык, завершил классический прием сильным ударом приклада в челюсть – и бедолага, даже не вскрикнув, перелетел через зубцы, исчезнув где-то внизу.
– Чисто, – удовлетворенно кивнул он, и устремился назад, вниз по лестнице.
Одноклубники со всех ног мчали по длинным коридорам, заскакивали в комнаты, проносились по лестницам. Встреченные слуги и служанки, завидя их, роняли что было в руках и падали на колени, высоко вскидывая руки с пустыми ладонями. Некоторые стражники поступали точно так же, и тогда у них просто отбирали оружие, и гнали перед собой, иногда пытались сопротивляться – но долгая мирная жизнь отучила их от жестокой ярости. К тому же на своих постах они неизменно оказывались в одиночку против двух-трех врагов, и быстро гибли – воины "Ливонского креста" не имели времени на душещипательные разговоры и предложения сдаться без кровопролития.
В итоге единственной неприятностью оказалась стычка возле механизмов подъема моста – здесь трое вооруженных пиками стражников пытались не подпустить нападающих к вороту и даже накололи Лешу Комова в грудь. Не насмерть, но крови он потерял изрядно. А стражников после этого просто расстреляли двумя залпами из пищалей.
Епископ тоже оказался убит – причем все одноклубники утверждали, что они к этому непричастны.
– Ну и хрен с ним, – махнул рукой Кузнецов, перешагивая через окровавленное тело и подступая к камину, на полке которого стояли рядком серебряные кубок, ваза и кувшин персидской работы. Усмехнулся: – Воистину, рука дающего не оскудеет. Все назад вернулось.
Он повернулся к собравшимся в покоях бывшего правителя острова друзьям:
– Толя, загоните пленных в подвал, в какой-нибудь погреб с крепкой дверью. Сережа, Костырев, пройдите еще раз по комнатам и коридорам, поищите, не прячется ли кто… Черт, тут месяц искать можно… Ну, в общем, как получится. Игорь, Магеллан. Сходи на кухню, собери служанок, кухарок, пусто накрывают стол в трапезной. Надо нам отметить удачу. А я пока во двор спущусь, посмотрю, где там Неля.
Двор крепости, наполовину заросший бурьяном, наполняли стоны раненых и увечных – большинство стражников, попавших под пищальный огонь, были одеты в кирасы, и картечь не поубивала их, а поломала ребра, вдавливая железо в тело на глубину кулака; порвала мясо на руках и ногах, и только нескольким несчастным размозжила черепа. А может – счастливцам, поскольку ныне они не испытывали никаких мук.
Неля стояла возле телеги, удерживая хныкающего Юхана за шкирку:
– Вот, Витя, хотел свалить под шумок.
– Нехорошо, мой мальчик, нехорошо, – покачал головой, приближаясь, Кузнецов.
– Но вы обещали… – паренек весь сжался при виде грозного господина. Зрелище двора, заполненного убитыми и ранеными явно не добавляло ему мужества. – Вы обещали меня отпустить, когда я вас довезу.
– Обещали? – поднял Кузнецов глаза на Нелю.
Та утвердительно кивнула.
– Но все равно, – покачал головой Виктор. – Ты должен был спросить разрешения уехать, а не удирать самовольно.
– Отпустите меня, господа… – всхлипнул мальчишка. – Очень вас прошу.
– Хорошо, уезжай, – кивнул Кузнецов.
– Можно возвращаться домой? – не поверил своим ушам Юхан.
– Можно, – Неля разжала удерживающую его руку. – Мы ведь обещали отпустить тебя невредимым, если станешь хорошо себя вести? Ты свободен.
– Стой!
– А?! – паренек, только-только переведший дух, испуганно присел.
– Еще мы обещали тебе награду, – вспомнил Виктор. – Так вот: у лежащих здесь людей есть кошельки или просто спрятанные в одежде монеты. Все они твои. Можешь забирать все, что только найдешь.
Он взял женщину под руку, довел ее до ведущей наверх лестницы, но как только они вошли в двери, неожиданно развернул, прижал к стене и крепко поцеловал:
– Ну, Нелечка, довольна? Как считаешь, я все еще сапиместкий фогтий, или могу уже считаться эзельским епископом?
– А ты не мог бы выбрать себе звание попроще? – усмехнулась женщина, гладя его пальцами по щеке. – То я три года фогтиэссой считалась, теперь епископэссой буду? Или епископшей? Язык сломаешь!
– Понятно… Тебе хочется стать просто королевой?
– Да, я предпочитаю чего-нибудь простенькое, без выкрутасов…
Они рассмеялись и снова принялись целоваться.
Впрочем, дальше поцелуев дело не дошло – в только захваченном замке расслабляться нельзя. Оставив Нелю с заряженной пищалью на коленях в покоях епископа охранять богатое убранство и резное бюро из красного дерева, в каковом почти наверняка имелось несколько тайников, Кузнецов в сопровождении Толи Моргунова двинулся по коридорам, на этот раз сгоняя вместе мужчин из числа слуг. Им было приказано собрать во дворе раненых, после чего всех вместе заперли в комнатах первого этажа. На всякий случай вычистили от оружия караульное помещение – мало ли кто незамеченный попытается туда пробраться? Выпустив на волю Юхана, отважившегося все-таки срезать кошелек у заколотого рыцаря, заклинили с помощью согнутой в кольцо кочерги, продернутой через цепь, мост в верхнем положении – опять же на случай, если кто-то захочет незаметно его опустить. После того, как служанки накрыли в епископской трапезной стол – их тоже всех вместе заперли в большом зале, что находился в замковом крыле напротив ворот: одноклубники хотели хоть несколько часов провести без опасения того, что кто-то попытается выпустить пленников, добыть оружие или сбежать сам. Хотя бы несколько часов.
– Ну, мужики, – поднял Кузнецов серебряный кубок, до краев наполненный терпким красным вином. – За то, чтобы наш "Ливонский крест" стал хозяином во всей Ливонии. И за наши первые шаги на этом пути. Ура!
– Ура-а-а!!! – радостно завопили победители, поднимая кубки. В этот миг они действительно начали верить, что смогут добиться власти над всей Прибалтикой. Ведь их было целых двадцать человек против всего четырех епископств и одного Ордена.
Нет – теперь только трех епископств.
Глава 7
Декабрь
Петр Иванович Шуйский пил. Сперва пил водку, потом вино, потом опять водку, пытаясь найти средство, которое отобьет дурные мысли, сохранив ясный рассудок. Он пил водку яблочную, анисовую, ореховую, рябиновую, закусывая солеными и свежими огурцами, пил вино рейнское, мальвазию, романею, венгерку, заедая его мочеными яблоками – и каждый раз получалось все наоборот. Рассудок отказывался воспринимать все округ, а мысли лезли и лезли, словно карабкались по высоким лестницам на земляные валы боярской усадьбы.
Судьба жестоко посмеялась над ним, с одной стороны позволив родиться в древнем и знатном роду, одарив талантом, с другой – лишив возможности воспользоваться своей знатностью и умом.
Молодой царь не очень жаловал родовитое дворянство, от которого ему пришлось немало перенести в юные годы, и старался поднять на высокие посты людей безродных – юных, но уже успевших показать свою отвагу, преданность и ратное умение на полях сражений. Именно из них он набирал свою личную тысячу, свою опричнину. Именно этих служилых людей первыми посылал в кровавые сечи или ставил на высокие посты.
Однако Русь велика, опричников на все ее концы не хватало, а потому немало воевод и наместников давало и земство – родовитые бояре, служившие стране не первое поколение и способные перечислить заслуги и посты десятков своих дедов и прадедов. Родовитое земское дворянство, и юная, но зубастая опричнина…