* * *
Удалось Баженову купить в предчувствии неладного европейский товар, или нет, Кузнецов так и не узнал – но к оговоренному месту ладья пришла вовремя. С плеском шлепнулся в воду якорь, от борта отвалила лодка с двумя гребцами и торопливо направилась к берегу. Торопясь переправиться скорее, одноклубники набились в нее так, что воде не доставала до края борта от силы пару пальцев – но Бог миловал, добрались до судна нормально, и лодка вернулась за оставшимися воинами. На этот раз челн осел не так сильно, и Неля даже позволила себе на ходу пополоскать руки. Примерно через полчаса после того, как судно бросило якорь, последний из воинов "Ливонского креста" уже перевалился через борт, и Илья Анисимович с облегчением махнул кормчему:
– В море поспешай, Торокуша, от берега. Скрыться с глаз хочу, коли были такие, и поскорее.
Купеческая ладья, о которой одноклубники раньше судили только по картинам Рериха или силуэтам, проплывающим где-то на горизонте ввиду Березового острова, вблизи оказалась не просто большой – она поражала своими размерами. В длину она составляла, в привычных размерах, примерно два "Икаруса" типа тех, что возят пассажиров на оживленных маршрутах. В ширину – три "Икаруса". Борт возвышался над водой примерно на полтора человеческих роста, и еще на столько же уходил под воду. Получалось, что в ее трюмы без особого труда влезло бы пять-шесть железнодорожных вагонов какой-нибудь ерунды вроде леса или стиральных машин. А кроме того, поскольку никакие надстройки не предусматривались, купец имел возможность заставить грузом еще и всю палубу.
Зато на счет удобств для отдыха строители судна особо задумываться не стали. В двух помещениях, на носу и на корме, каждое метров пять в ширину и метра три в длину, сетчатые гамаки висели в три яруса – и все равно мест получалось примерно на треть меньше, чем требовалось для всей команды.
"Наверное, лишние спят на палубе" – решил Кузнецов, направляясь к купцу.
– На Эзель правим, Илья Анисимович?
– На него, куда же еще, – вздохнул Баженов. – Ты как, господин кавалер, место какое для высадки задумал, али просто куда-нибудь сойти хочешь?
– Куда-нибудь подальше от чужих глаз, – кивнул Кузнецов. – Там разберемся. А посылка где?
– В светелке моей. Ты, господин кавалер, ее пока не трогай. Негоже товар, что в сумах завернут, людишкам простым видеть. Спужаются понапрасну, в порту чужом ляпнут не подумавши. Не нужно, господин кавалер.
Кузнецов внутренне подготовился к долгому путешествию, однако еще до того, как он успел проголодаться, прямо по носу ладьи появилась темная полоска, которая очень быстро превратилась в низкий лесистый берег.
– Эзель, господин кавалер, – кивнул купец. – Море здесь мелкое, к берегу близко не подойти. Вы уж не серчайте.
– Да ладно, – кивнул Виктор. – Поселки ближайшие далеко?
– Не очень. Деревня Леси вправо верстах в пяти. Орисари верст десять влево. Коли Аренсбург нужен, то он на той стороне острова. По прямой верст тридцать. Но стражи береговой здесь нет. Берег большой, а людишек на острове живет мало. Можно не спешить.
На этот раз одноклубники усаживались в лодку всего лишь по четверо, забирая с собой рюкзаки. Вдобавок моряки спускали к ним по одной из посланных Росиным сумок – продолговатых и довольно тяжелых. А если к этому добавить, что до берега приходилось грести саженей триста, то становится понятно, что высадка затянулась до темноты.
– Вот, – прежде чем Кузнецов спустился в лодку, Илья Анисимович протянул ему довольно тяжелый мешочек. – Это главное. Да благословит тебя Господь, господин кавалер.
– Спасибо на добром слове тебе, купец, – Виктор спрятал драгоценную посылку за пазуху. – Прощевай. Не поминайте лихом.
Он спустился в лодку. Гребцы откинули веревочный конец, взялись за весла. Вскоре фогтий вместе с Нелей и двумя одноклубниками легко выпрыгнули на каменистый берег. Моряки, не задерживаясь, отвалили назад, торопясь вернуться на судно до наступления темноты – сумерки сгущались с пугающей быстротой.
– Ну вот мы и на Эзеле, – подвел итог долгому путешествию Кузнецов. – Половина дела сделана. Осталось только этот остров покорить.
В темноте рассматривать вещи уже не стали, а кое-как разобрались с надувными матрасами и ковриками, и улеглась спать. Зато утром, еще до завтрака, принялись с интересом изучать, что за подарок подкинул им с собой мастер из "Черного шатуна".
В самой объемной из сумок оказались небольшие, размером с голову, выдолбленные из цельного деревянного чурбака и закрытые деревянной же пробкой бочоночки с порохом – штук пятнадцать. Здесь же лежали матерчатые мешочки с крупной, девятимиллиметровой картечью и отдельно – мешочки с пулями примерно двадцать миллиметров в диаметре.
В трех других сумках оказались пищали. Не с гранеными железными стволами, как большинство современных огнестрелов, а с круглыми и, похоже, стальными. Приклады подаренных ружей имели привычно изогнутую форму, а конец заметно расширялся. Набитая на торец толстая кожаная прокладка ясно показывала, что приклад следовало упирать в плечо, а не засовывать подмышку, как делали по всей Европе. Мало того – на конец стволов крепились, упираясь в специальные пазы, самые настоящие каленые четырехгранные штыки с глубокими долами. Якобы предназначенные для стекания крови, на самом деле они позволяли заметно облегчить оружие без ущерба для его прочности – Росин успел продумать все до мелочей. В свете главных усовершенствований железные шомпола, колесцовые замки и ремни для закидывания пищалей за спину уже никого не удивили.
– Однако, нехилые машинки Костя для нас сварганил, – покачал головой Комов. – Не "Калашников", конечно, но по нынешним временам любому оружию на свете фору в двести лет даст.
– Ну да, – недовольно поморщился Кузнецов. – Не считая того, что стоит хоть одному серву увидеть, как по дороге бредет двадцать мужиков с пищалями на шеях, как слухи о нашем появлении разлетятся по всему острову в момент.
– Модно подумать, весть о появлении просто двадцати вооруженных мужиков, пусть даже без пищалей, не разлетится с той же скоростью, – резонно ответил Берч, примеряя пищал к руке. Он сделал несколько выпадов, уколол невидимого врага штыком, отбил воображаемый выпад, саданул противника прикладом. – Хорошая вещь. Не знаю, как вы, мужики, а я по таким игрушкам уже соскучился.
– Не мужиков, а дворян, – поправил Берча Кузнецов.
– Он прав, Витя, – подала голос Неля. – Пусть даже мы выглядим, как породистые дворяне, но отряд в двадцать человек незаметным остаться не может. Причем ладно бы еще сервов грязных и сирых. А уж такую толпу дворян – точно заметят. Тут небось во всем епископстве столько не наберется.
– Наберется, – хмуро ответил фогтий. – Коли они тысячу воинов выставить могут, еще больше наберется. Каждый из дворян человек десять в среднем с собой по призыву приводит. Тысяча человек армии, это сто дворян.
– Я так думаю, ты сгущаешь краски, Витя, – покачал головой Комов. – Это на Руси на рать без двух коней минимум никто не приходил. А здесь конным только рыцарь, да его оруженосец являются. Остальные пешими позади трусят. Соответственно, с каждой деревеньки раза в три больше народу наскрести можно. Дели твоих сто дворян натрое, и получаем всего тридцать господских семей.
– Тридцать три.
– Неважно. В общем, по примерному прикиду можно считать что при тысяче воинов, собираемых по общей мобилизации, в епископстве должно проживать примерно полсотни дворянских фамилий и около десяти тысяч населения, которые их кормят. Десять процентов призывников от общего населения – для западной Европы это нормально.
– Десять тысяч? Всего? – Берч облегченно рассмеялся. – Ну, это мы и сами справимся.
Одноклубники, как по команде, повернулись к нему и с интересом уставились, ожидая продолжения.
– А чего? – тут же смутился Игорь. – Ну, десять и десять… Магеллан, вон, на Филиппинах с пятьюдесятью моряками против двух тысяч островитян сражение закатил.
– Я помню, – кивнул Комов. – Как раз в этом сражении его и грохнули.
– Ну и что? – развел руками Берч. – Зато португальцы победили!
– Лично мне этот пример не нравится, – под общий смех сообщил Кузнецов. – Предпочитаю, чтобы все закончилось наоборот. Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения. Купец, что нас сюда привез, рассказывал, что тут по всему острову дорога вдоль берега тянется. Так что, разбирайте пищали, каждому по штуке, бочонки с порохом, сворачивайте свои подстилки, и будем пробираться на проезжий тракт.
Увы, сказать это оказалось куда проще, нежели сделать. За прибрежной полосой шириной в два десятка шагов начинались заросли колючего можжевельника высотой в два человеческих роста, на долгие годы своей жизни настолько переплетшего ветви, что превратился в единое целое – приятно пахнущую, но непреодолимую стену. Поначалу Кузнецов походил по берегу туда-сюда, надеясь найти хоть какой-нибудь просвет, но вскоре сдался, вытянул из ножен меч и принялся безжалостно рубить ветви, пробивая хоть какой-нибудь проход.
– Хорошая практика, коли меча уже пару месяцев в руках не держал…
Увы, как не крепился фогтий, спустя полчаса он выдохся и вынужденно уступил свое место Комову. Следом встал Толя Моргунов, за ним – Игорь Чижиков. Так, ступая след в след и постоянно работая клинками, одноклубники продвигались вперед со скоростью примерно метр в минуту. К полудню все изрядно выдохлись и, обнаружив небольшую прогалину, представлявшую собой просто обширный выступ скальной породы, остановились на привал, попадав на устилающий камень сероватый мох. Из приятного было то, что мох оказался довольно мягким. Из неприятного – развести огонь и приготовить еду, или хотя бы вскипятить воды было невозможно: добыть хворост из окружающего кустарника не смог бы и сам Господь Бог.
– Блин, кажется попали… – сделал вывод Берч, поглаживая свой округлый животик. – Сколько там еще до Аренсбурга топать? Хоть до заморозков успеем?
– Солонины пожуй, на душе легче станет, – посоветовал Кузнецов.
– Ага, потом пить захочется. А нечего, – настроение Игоря стремительно ухудшалось. – И чего нас сюда понесло?
– Не скули, – поморщился Виктор. – Коли дело выгорит, станешь маркизом. Ты ведь хотел получить дворянский титул?
– А маркиз выше барона, или ниже?
– Маркиз – это маркиз, – Кузнецов, тяжело вздохнул, поднялся, подошел к окружающей прогалину стене можжевельника и снова принялся рубить колючие ветви. В таких ситуациях лучший способ руководства: личный пример.
Действительно, еще до того, как он окончательно выдохся ему на плечо положил руку Комов, и заступил на место фогтия. Теперь они работали без рюкзаков, возвращаясь для отдыха на камни. Какой смысл держать на плечах лишнюю тяжесть, если за час удается продвинуться едва на сотню шагов? Поняв, что они застряли здесь надолго, одноклубники поставили на скале палатки, белый орденский шатер, надули матрасы – лежать, так хоть на мягком. Вместо мяса и воды подкрепились взятыми в дорогу у гапсольского серва яблоками.
– Еще пара таких дней, – предсказал Берч, – и нам вместо покорения страны придется сдаваться в плен…
– Ты сперва найди, кому сдаться, – посоветовал лежащий неподалеку Чижиков. – Тоже мне, Магеллан.
Ночевать пришлось в стихийно возникшем лагере, а поутру одноклубники опять один за другим стали втягиваться в уже довольно длинную просеку. Кое-кто, уступая голоду, начал разворачивать завернутую в холстину солонину и отрезать себе толстые ломти солонины, но большинство, предчувствуя неизбежные муки жажды, предпочитало от еды пока воздерживаться.
Около полудня из просеки вернулся Моргунов и, растянувшись на тонкой туристкой пенке, сообщил:
– С вас бутылка, мужики! Впереди рябинник. Весь аж красный от ягод. Метров двадцать осталось… Кажется, пробились.
Кузнецов молча поднялся и устремился вперед по проделанной в кустарнике тропе.
Можжевельник и вправду наконец-то закончился, разделяясь на отдельные кустики, закрытые от солнца широкими кронами пламенеющей от ягод рябины. Витя протиснулся между гибкими стволами рябины еще только подрастающей, вышел на прогалину, где на густой траве уже развалился, широко раскинув руки, усталый Комов. Обогнув товарища, он двинулся дальше и вскоре оказался среди толстых стволов вековых ясеней, толстых и покрытых наростами наподобие бородавок. В тени густой листвы травы почти не росло, зато вдосталь хватало сухого валежника: и тонкого хрупкого хвороста, и толстых сучьев и ветвей.
Собрав охапку этих готовых дров, фогтий двинулся обратно, на скалистую поляну где, высыпав добычу, попросил:
– Неля, Берч, Чижиков, мужики. Выбирайтесь за кустарник, разойдитесь в разные стороны. Вода нужна. Наверняка здесь или болотина какая, или ручей, или озерцо поблизости есть. Местность-то низкая. Поищите вокруг.
Спустя час над очагом, сложенным из найденных вокруг валунов, булькало пахнущее пряной свининой варево, рядом закипал большой, закопченный алюминиевый чайник – общая собственность клуба с давних времен. А довольный собой Игорь Берч громко вспоминал:
– Вижу я, впереди низинка, и вроде деревьев поменьше. Ну, думаю, где низина, там и болото. А в болотах вода-то завсегда чистая, через торфяники фильтруется. Можно не кипяченой пить! Я тут же туда повернул, через орешник продрался… Да, орехи там уже поспели, фундук натуральный. Вот… Ну, значит, продираюсь через орешник, а там колея. Я еще, помнится, удивился: откуда здесь колея-то? Не тропа даже, а самая натуральная колея: две полосы до самого камня продавленные, и валик с чахлой травкой посередине. А потом и соображаю: да ведь это дорога! Дорога та самая. Ну, что мы искали. Тут я как кинусь бежать. В смысле, вперед. Я ведь человек уравновешенный, хладнокровный. Я понимаю – никуда дорога не денется, коли уж накатали, а вода прямо сейчас нужна. Ну, я в низинку…
– Я так думаю, мужики, – перебил его Кузнецов, – что толпой нам тут шляться и вправду не след. Засветимся. Разведку нужно сделать по-тихому, внимания не привлекая. Жратвы, кстати, раздобыть на первое время. В общем, место здесь, в можжевельнике тихое, случайных людей сюда забрести не может. Думаю, базовый лагерь нужно делать здесь. Мы с Нелей пройдем по дороге до ближайшего селения, попытаемся разведать обстановку и чего-нибудь купить. Если купец не врет, и до ближней деревни пять верст, до вечера успеем обернуться.
– А я? – возмутился Игорь. – Это ведь я дорогу нашел!
– Ладно, – махнул рукой фогтий. – И ты тоже пойдешь, Магеллан. Двое дворян и приличная леди опасными показаться не должны.
Наскоро перекусив, и оставив все вещи, кроме меча и ножа на поясе и кошелька в поясном кармане, все трое продрались через рябинник на дорогу и, повернув на запад, пошли быстрым шагом, экономя драгоценное время.
На протяжении почти трех километров дорога тянулась через драгоценный ясеневый лес, временами перемежающий с рябинниками, можжевельником и небольшими кленовыми рощицами, как вдруг впереди открылся обширный луг, за которым, почти скрываясь за линией горизонта, величественно помахивала темными крыльями ветряная мельница, сильно смахивающая на голландскую – с конусообразным верхом и широкой "юбкой" у земли.
– Вот черт, – не удержался Кузнецов. – Надеюсь, купец ничего не перепутал, и не высадил нас в Нидерландах.
Спутники ничего не ответили, а вот дорога, нырнув в широкую низину и попетляв там между пахнущими тиной ямами, опять забралась наверх, и с вершины взгорка спутники опять обнаружили, что вдоль линии горизонта машут крыльями ветряные мельницы – на этот раз целых три.
– Вот жаба, – на этот раз засомневался Берч. – Неужели и вправду промахнулся?
Дорога опять спустилась между холмами, потом поднялась наверх, потянулась вдоль черного из-за вывернутых комьев поля и увидели пахаря неподалеку пахаря, бредущего за вороной лошадью.
– Озимые, что ли, сажать собирается? – пожал плечами Кузнецов. Больше всего его удивило не то, что поле возделывают ранней осенью, а то, что за сохой стояла женщина. – Эй, хозяюшка, дай Бог тебе урожаев хороших, ты к нам на пару слов не подойдешь?!
Женщина обернулась, натянула поводья, после чего бросила лошадь с плугом прямо в поле и, вытирая руки о подол, пошла навстречу гостям.
– По-русски понимает, уже хорошо, – негромко порадовался фогтий, оглядывая незамысловатый наряд сервки: платок на голове и домотканое платье с несколькими юбками, одетыми одна поверх другой.
– И вам здоровья, добрые люди, – поздоровалась женщина.
– Мы с женой и пажом плыли в Аренсбург, – не дожидаясь расспросов, сообщил Витя. – Купец, высаживая, сказал, что здесь совсем рядом.
– Обманул тебя купец, добрый человек, – приветливо улыбнулась сервка. – Город наш совсем с другой стороны, и идти до него далече. Коли дальше по дороге, то в деревне нашей, Лаапки, отворот будет, от моря вглубь острова, к Робаке. Дорога через сушу одна, заблудиться не бойтесь. Оттуда к Каисе, потом на Пиилу. В ней двор постоялый есть, в нем и переночуете. По утру на Саю пойдете далее, а от нее до Аренсбурга ужо рукой подать, после полудня доберетесь.
– А ты чего, вдова? – втиснулся в разговор Берч.
– Господи помилуй, – испугалась женщина. – Почто говоришь-то такое, господин?
– А чего пашешь сама, а не муж?
– Я и баба, и мужик, я и лошадь, я и бык, – несколько успокоившись, ответила прибауткой сервка. – Когда ж мужу пахать? В море он каженный день выходит, по рыбу. От земли, известно, не прокормишься. А нас в доме пятеро…
– Коли ловит, – тут же навострил уши фогтий, – может у него и на продажу чего есть? Нам с собой чего взять, покушать в дороге?
– Отчего же не быть, есть рыбка, – кивнула сервка. – И свежая есть, и на леднике подмороженная, и камбала копченая вчерашнего дня. Вам какой хочется.
– Копченой, естественно, – кивнул Кузнецов. – В дороге стряпать некогда, сама понимаешь.
– А как же, само собой, – с готовностью согласилась женщина. – Я сейчас, господа, только кобылку распрягу. Могу и пивка вам налить. Муж отменное пиво варит, в округе все знают.
– Что-то проголодался я с дороги, – Виктор внезапно ощутил, насколько остро подвело голодом живот. – Может, и покормишь заодно, хозяйка?
– Как господам угодно будет, – отпустив лошадь пастись на еще невспаханную сторону поля, женщина направилась к ним. – Идемте, я дорогу покажу. Тут недалече, только болотину лягушачью обогнуть потребно, а там и Лаапки рядом.