- Умный, наверное, человек, - с чувством произнес Нижниченко, принимаясь за кулеш. - Кстати, о спешке на Тропе. Что мы дальше будем делать?
- Ждать.
- Чего ждать?
Сашка пожал плечами.
- Не знаю. Адам же ничего не сказал. Значит - ждать. Тропа подскажет.
- Интересно получается. Ты говорил, что случайных встреч здесь не бывает. А вот встреча с Михаилом-Махмудом - зачем она?
Мальчик снова пожал плечами.
- Не могу сейчас сказать, но она была нужна. Может, для Вашего разговора с Михаилом-Махмудом, может того, чтобы я получил рапиру…
- Хм…
А ведь и правда, разговор с купцом привел его к маяку. Иначе - не получилось бы…
- Послушай, Саша, как-то я пока не очень понимаю. Есть Тропа, есть Адам, есть Михаил-Махмуд… Какая между ними связь?
- Я сам до конца не разобрался. Михаил-Махмуд и Адам знают друг о друге и помогают друг другу. Только вот цели у них, похоже, у каждого свои. А Тропа… мне просто кажется, что она тоже живая, хотя она никогда со мной не говорила.
- Так… Ладно, давай с другой стороны зайдем. Помнишь, вчера ты хотел мне рассказать про себя.
- Не особо хотел… - Сашка посмотрел на Мирона весьма хмуро, почти как тогда, в самолете.
- Саша, - как можно мягче попросил Мирон, - я понимаю, что тебе вспоминать все это особой радости не доставляет. Как ни странно, мне - тоже. Но мы должны что-то сделать, причем должны точно знать, что именно. Я не хочу, чтобы нас использовали втёмную, как патроны к оружию. Я не патрон, да и ты тоже.
- Другие такого не спрашивали, - пробурчал мальчишка.
- Другие что, попадали сюда так, как я?
- Не знаю… я же говорю, их Михаил-Махмуд приводил.
- Вот видишь… Сам понимаешь, я - не такой как они.
- Да уж…
- И потом, у меня другой характер и другая работа. Люблю я вопросы задавать.
- Да понимаю я, Вы - следователь.
- Еще чего, я - аналитик. Понимаешь?
- Нет, - искренне признался Сашка. - Вот помвопрмобначштаарматри один раз видел. Пленного.
- Ага… - Мирон призадумался. Хороший ребус… - Помощник начальника штаба Третьей армии по мобилизации?
- Ого! - Сашка искренне удивился. - Знали, или…
- Или. Так вот, моя задача собирать информацию, анализировать её, делать выводы и разрабатывать план операции.
- Так бы и сказали - штабной офицер… А то придумали - аналитик, - Сашка все еще бурчал недовольно, но гораздо более миролюбиво. - Видел я штабных, у генерала были… Вы, наверное, полковник…
- Генерал, - улыбнулся Мирон.
- Генера-ал, - от удивления мальчишка повторил звание как-то нараспев. - Честно?
Все так же улыбаясь, Мирон достал из внутреннего кармана ветровки служебное удостоверение и протянул его Сашке.
- А почему на двух языках?
- Потому что у нас в стране два государственных языка - украинский и русский. А в Крыму ещё и специальный вкладыш оформляется - на крымско-татарском.
- Зачем? - изумился мальчик.
- Затем, что это тоже государственный язык - в Крыму.
- А зачем столько языков?
- Чтобы людям удобнее жилось. Принцип такой у нас: работаешь на государство - изволь знать все языки, которые положено. Просто, с тех времен, которые ты помнишь, в мире многое изменилось…
- Это я уже понял. Даже писать по-другому стали: без ятей, без твердых знаков…
- Без фиты и ижицы, - механически продолжил Мирон, поднял взгляд от котелка - Сашка беззвучно смеялся.
- Ты чего? - не понял Нижниченко.
- Ладно, спрашивайте. Что вам рассказать?
- Давай по порядку. Значит ты Саша Волков из станицы Стародубской. Так?
- Ну… не совсем. Мы на хуторе жили.
- Хорошо. Когда ты родился?
- Шестнадцатого мая тысяча девятьсот седьмого года.
- Ага. Значит, в семнадцатом тебе было десять лет. Вообще-то маловато для участия в войне.
- Можно подумать, ваши меня спрашивали, - снова насупился парнишка.
- Вот что, Саша, может хватит из меня верного дзержинца делать, а? Если на то пошло, то я наследник традиции министерства внутренних дел Российской Империи ничуть не меньше, чем наследник ВЧК. Знаешь ли, контрразведка на Руси была чуть ли не со времен Михаила-Махмуда.
- Была, да сплыла, - не так-то просто было в чем-то убедить юного шкуровца. - Ваш Ульянов-Ленин был немецким шпионом, его из Германии специальным поездом привезли.
- Во-первых, не из Германии, а из Швейцарии…
- Один… хрен…
Парнишка явно собирался употребить другое слово, но не рискнул сквернословить в присутствии генерала, пусть и красного.
- Ну, если ты берешься судить, то, прежде всего, как ты говоришь, хрен - совсем разный. Швейцария была нейтральной страной и против России подрывной деятельности не вела. А далее, могу тебе сказать, что, придя к власти, часть большевиков остепенилась и начала служить интересам страны. К тому моменту, когда я стал офицером госбезопасности, немецких шпионов среди нас уже не было. По крайней мере, легальных.
- Ладно, - Сашка снова вспомнил, что решил отвечать на вопросы Мирона. - Что еще Вам рассказать?
- Как ты попал к Шкуро?
- Обыкновенно попал. Хутор красные спалили, тех, кто не успел сбежать или спрятаться поубивали. Мамку с сестренками в заложники взяли… Я утечь успел. Болтался, пока шкуровцы не подобрали. Там хорунжий был, дядя Степан Лютый с нашего хутора, он меня узнал. Остался я при сотне, только дядю Степана скоро убили. Стал учиться воевать…
- Многому научился? - полюбопытствовал Мирон.
- Многому. Стрелять могу из револьвера, из нагана, из карабина… Из трехлинейки тоже могу, только тяжела, зараза. Пулемет знаю. Штыком владею - русский способ, французский, английский, немецкий, австрийский…
- Ух ты, - не сдержался Мирон. Искусство фехтования на штыках в его годы было почти забытым, даже не каждый спецназовец владел этой довольно разнообразной техникой. Конечно, и штатные штык-ножи для АКМов довольно сильно отличались от старых добрых штыков для винтовки Мосина.
- Мину могу поставить, - продолжал Сашка. - Могу обезвредить. Даже сделать могу. А вообще, я не столько воевал, сколько в разведку ходил: мальчишка много внимания не привлекает.
- Но однажды не повезло - сцапали?
- Я всегда возвращался, - обидчиво возразил мальчишка. - А сцапали меня в двадцать первом, уже после…
- Ну, про это как-нибудь в другой раз, - предложил Мирон.
- В другой, так в другой, - легко согласился парнишка. - А что еще в этот?
- Поподробнее все-таки о том, что ты еще умеешь. Карты, например, читаешь?
- Обижаете. Даже нарисовать план могу.
- А карту?
- Не… Топография - наука слишком сложная. Да и зачем? Карты у штабистов, а командиру сотни и плана всегда хватит… А в штабе с плана на карту офицеры зараз переносят всё, что надо.
- Добро. Минное дело вряд ли понадобится, да и опыт твой устарел. Прочее же в хозяйстве не помеха.
- Как это устарел?
- Саша… Ну, представь себе современную мину с установками на неизвлекаемость и самоликвидацией, реагирующую только на тяжелую бронетехнику, или горе-сапёра. Что ты с ней будешь делать?
- Изучать, - улыбнулся Сашка.
- Ага… Давай дальше. Какая у нас ближайшая задача?
- Наверное, встретиться с кем-то. Тропа подскажет.
- Подскажет… Давай думать, Саша. Какова цель операции?
- Кто ж его знает?
- Ладно. Слушай приказ.
Сашка рефлекторно вскочил и вытянулся в струнку.
- Сведения о противнике: обладает развитой системой базирования, по крайней мере, в нескольких мирах, не контролирует Тропу, похоже, не имеет доступа к таковой. Сбор информации и действия осуществляет через агентуру, современными способами прикрытия деятельности не владеет. Имеет собственные системы межмирового транспорта. Первым этапом действий является добывание и анализ сведений о противнике. Вопросы есть?
- Никак нет!
- Тогда садись и пей чай. Что имеешь дополнить к информации о противнике? А то даже, - Мирон улыбнулся, - и приказ нормальный не составить.
- А почему?
- Ага, ты не в штабах крутился, верно… Саша, приказ должен начинаться с информации о противнике и цели операции. Это придумали давно - и совершенно правильно. Пока ясно, что противник боится разглашения сведений о себе, ему проще ликвидировать базу, чем…
- Стойте! - Сашка явно переступал через себя. - Такое мне попадалось!
- Саша, спокойно. Что именно?
- Тогда, в Гражданскую… Мы встречали несколько раз что-то очень странное. Мне поручик Бочковский показывал мастерскую и остатки какого-то оружия… Мастерскую взрывали неясно чем, запах стоял незнакомый.
- Какие запахи знакомы?
- Пироксилин, динамит, аммонал, тротил, кордит.
- Ясно, Саша. Совсем не факт, что это то, что мы ищем, но давай, доложи точнее. Где это было?
- Между Невинномысской и Барсуковской!
- Добро. Что-то кроме оружия запомнил?
- Так точно! Свёрла и резцы с наконечниками золотистого цвета. Оружейник наш забрал: сказал, очень удобные и прочные.
- Добро. Что-то ещё?
- Никак нет!
- Нарисовать оружие можешь?
- Плохо получится, - Сашка застеснялся.
- Нарисовать, разведчик. Не начертить. Держи блокнот и ручку.
- Ага…
Сашка долго прикидывал и возился, но на листке возник вполне узнаваемый пулемёт Калашникова.
- Так, - критически обозрел эскиз Семен. - В общем, ясно. Это скорее выглядит так, это - вот так… Верно?
- Ага… Вы… Вы знаете это оружие?
- Встречал. Хорошая машина. Одна из основных у нас. Хорошо… Скажи-ка, вот это - прицельная планка. Она там сохранилась?
По памяти Мирон набросал крупный рисунок планки.
- Нет! Эти линии были по-другому!
- Неплохо, Саша…
Единственное, что нужно было переделать.
- И там была еще одна пластина: с надписью "1908"
- Как интересно, - сказал Мирон с глубоким отвращением. - Все понятно, Саша, все понятно. Очень удачное оружие, пожалуй - лучшее, что можно придумать под старый добрый российский винтовочный патрон. Даже под разные типы этого патрона. В производстве довольно прост, куда проще винтовки штабс-капитана Мосина, в эксплуатации - и того проще. Ясно?
- Как это: под разные типы патрона?
- У тебя какое оружие было? В смысле: за тобой числилось? Карабин?
- Так точно, кавалерийский карабин системы Мосина, номер…
- Не нужно номера. Так вот, русский винтовочный патрон разных модификаций отличался в основном типом используемого пороха. Поэтому прицелы тоже использовались разные. Здесь, заметь, мы имеем дело с прицелами, легко и быстро подгоняемыми под любой тип патрона. Думаю, планок было больше - под разные варианты. Ясно… Светлая голова работала! Попадалась мне в детстве повесть, автор которой поставлял красным бойцам автоматы ППШ, а воинам Отечественной - автоматы Калашникова.
- Автоматы?
- Сокращение такое. Полное название автоматическая винтовка.
- И что же, автор этот на Бородинском поле гренадеров автоматическими винтовками вооружил? - изумлению мальчишки, казалось, не было предела.
- Каких гренадеров? - машинально удивился Нижниченко, прежде чем осознал, что Отечественная война для Саши Волкова - это война восемьсот двенадцатого года. До Великой Отечественной он просто не дожил - целых двадцать лет. Почти столько же, насколько после Дня Победы родился сам Мирон Павлинович Нижниченко.
- Я имел в виду другую войну, Саша. В сорок первом Германия напала на Россию, немцы дошли почти до Москвы, Санкт-Петербурга, штурмовали Царицын, - память услужливо подсказывала дореволюционные названия городов.
- А Ростов?
- Ростов немцы взяли.
- И-и-и… Да у нас и в страшном сне никому не могло присниться, чтобы немец до Дону дошел.
- Вот потому-то война та тоже Отечественная… Так о чем я говорил-то…
- О патронах.
- Ага… Удивительно, что эти финты сходили главному герою с рук, поскольку ППШ был не способен стрелять револьверными патронами, как описывал автор, а винтовочный патрон в "калаша" и засунуть-то было совершенно невозможно. Примерно ясна ситуация, Саша?
- А когда эту штуку придумали?
- А ты у меня сообразительный, - улыбнулся Мирон. - Лет через тридцать после окончания твоей войны - это минимум. Так что сам понимаешь. Еще один объект, похоже, с нашими заклятыми друзьями. Молодец все же поручик Бочковский! Что с ним дальше было?
- Погиб через несколько недель на "Памяти Витязя".
- На чем?
- На бронеавтомобиле.
- Ясно. Вечная память…
ВИЛЬНЮС. 14 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.
Диму по дороге домой он не увидел, хотя, пробираясь дворами к дому деда, постоянно проверялся, что было не слишком трудно. Шел третий час ночи, дворы словно вымерли, тут хвостом привязаться сложно.
Дворы вымерли, а в окнах горел свет: Вильнюс не спал. Балис понимал, что после этой ночи всё будет по-другому. И в огромном Союзе, и в отдельно взятой Литве и в его, Балиса, жизни. Но сейчас он об этом не думал: на это найдётся время и позже, а сейчас надо благополучно вывезти из города семью.
Рита открыла дверь почти сразу после звонка, увидев усталое лицо жены, он понял, что она в эту ночь так и не сомкнула глаз.
- Целый, - прошептала жена, прижавшись к Балису. Уткнувшись лицом в пальто на груди, всхлипнула. - Я за тебя так боялась.
- Ну что ты, маленькая, что ты, успокойся, всё нормально, - он осторожно гладил её по голове, пытаясь успокоить. - Видишь, я здесь, в порядке, всё хорошо…
- Хорошо… Я же видела по телевизору, что там творилось… Стрельба, танки… Ты же в форме уходил, почему на тебе пальто? Чьё оно? - подняла заплаканное лицо Рита.
- Форму придется новую в Севастополе покупать, - усмехнулся Балис, легонько отстраняя супругу. - А пальто… В хозяйстве пригодится. Кристинка спит?
- Спит… Мама твоя звонила, когда это всё началось…
- А ты?
- А я сказала, что ты выпил вечером со своими друзьями и теперь спишь.
- Ты у меня умница, - улыбнулся Балис, снимая пальто.
- Кофе хочешь?
- Ага… А пожевать у нас чего есть?
Здесь, дома, он вдруг почувствовал сильный голод, видимо, это была реакция на нервное напряжение.
- С поминок полно всего осталось, сейчас накрою.
Тихонько, чтобы не разбудить дочурку он зашел в ванную, глянул на себя в зеркало - вроде, всё в порядке. Побриться бы не мешало, но лучше он это сделает в поезде. Холодная вода отбросила вдруг наползшую сонливость. Крепко растерев лицо махровым полотенцем, он прошел на кухню, где Рита успела уже сообразить то ли очень поздний ужин, то ли ранний завтрак: индарити агуркай , якнине, сыр, колбаса, хлеб… На плите пофыркивал кофейник.
- Если хочешь, там есть гинтарис. Разогреть?
- Да нет, не надо… Ты хоть ложилась?
- Какое там…
- Значит так, - уплетая фаршированный огурец, начал Балис. - У меня уже куплены билеты до Ленинграда, поезд отходит в семь двадцать два. Садимся, запираемся в купе - и ты отсыпаешься. А в Питере я сажаю тебя с Кристинкой на самолет, и Севастополь ждет вас. Ясно?
- Так срочно? И почему через Ленинград? - изумилась жена.
- Если у тебя больной спрашивает, нужен ли ему этот укол, ты что отвечаешь?
- Что доктору виднее.
- Вопросы есть?
- Балис, мне страшно…
- Не бойся, маленькая. Тебе ничего не угрожает.
- Да мне не за себя, мне за тебя страшно…
Их взгляды встретились, и Балис прочел в глазах Риты, что она действительно очень волнуется и боится. Так испуганно она не смотрела на него даже в восемьдесят четвертом, когда он отправлялся на практику в Афганистан.
- Успокойся, ничего со мной не случится, - полной уверенности в этом Балис, конечно, не испытывал, но убедить жену было необходимо. Простенькую легенду на этот счет он придумал ещё на вокзале. - Ты же понимаешь, что сейчас наверху начнут искать козлов отпущения. И не только звезды с погон полетят, совсем из Армии турнут многих. И с Флота тоже могут.
Рита грустно кивнула.
- А ты без Флота себя не представляешь.
- Не представляю, - подтвердил Балис. Его удивил и озадачил тон, которым супруга произнесла эту фразу. - Раньше тебя это вроде бы не раздражало?
Кофе вскипел, и Рита разлила его по чашкам. Грустно посмотрела на мужа.
- Раньше… Раньше была другая жизнь: я была женой защитника Отечества, а Отечество это было одно на всех. Знаешь, я всегда в Вильнюсе чувствовала себя как дома.
- Еще бы, ты литовским владеешь вполне сносно. Лучше многих из тех, кто живёт в Литве всю жизнь…
- Да разве в этом дело? Для меня домом был весь Союз, помнишь, как я рвалась за тобой в Ташкент? И даже не думала о том, что на узбекском языке не могу сказать ни одного слова. Нас учили с первого класса, что мы все - одна семья. А сейчас? Балис, ты понимаешь, что меня сейчас ненавидят только за то, что я - жена советского офицера. Им неважно, какой я человек, какой ты человек, им важно только одно - твои погоны. Ты хоть понимаешь, что, может быть, тебе больше никогда не удастся вернуться в этот город, в твой родной город - только из-за погон? Ты вообще думал о том, как ты будешь встречаться с родителями, с сестрой? А как ты будешь объяснять Кристине, что она не может поехать к деду и бабушке?
- Послушай, Рита, ты слишком мрачно на всё смотришь, - Балис понимал, что в словах жены есть своя, житейская, правда, но сейчас обсуждать это не хотелось: после всего увиденного в эту ночь было совсем не до политики.
Но Рита-то об этом не знала.
- Мрачно? Да все понимают, что Союз разваливается. Неужели ты не видишь, что страну делят на части не только на местах, но и в Москве, на самом верху. Горбачев, Яковлев, Лукьянов - все они знали, куда ведут страну. И теперь это уже не остановить. А отвечать будут те, кого подставят. А подставят таких как ты - тех, кто упорно не желает замечать, что страны, которой они присягали - уже нет.
- Страна еще есть, - начал было Балис, но Рита прервала его.
- Страны уже нет. Знаешь, в медицине есть понятие "смерть мозга". Тело еще живет: бьётся сердце, работают легкие, а клетки мозга уже умерли. Так вот, это не лечится. Можно поддерживать работу органов, но человек - мертв, личность необратимо распалась. Вот так и Союз: мозг уже умер.
- Хорошо, что ты предлагаешь делать? - Балис с трудом удержался от того, чтобы повысить голос, в последний момент вспомнил о спящей дочке.
- Что делать? Я не знаю… Я знаю только чего не надо делать. Не надо биться головой о стенку, стенка крепче. Подумай о том, что ты будешь делать, если Союз распадется. Где жить, где служить? Севастополь, между прочим, территория Украины.