- А с чего вы взяли, что люди те же самые? За пару минувших лет в Союзе сменилась половина наркомов. Причем в подавляющем большинстве случаев на относительно молодых и деятельных людей. Чего стоит хотя бы новый тандем из Тухачевского с Кузнецовым. Да и Берия на посту наркома внутренних дел тоже хорошо раскрылся. У них вообще весь силовой и контрольно-ревизионный блок вышел на удивление хорош. Тот же Мехлис. Чудовище, а не человек. Фанатик в последней инстанции. Но на посту наркома государственного контроля проявил себя просто поразительно. Его именем пугают детей. Бледнеют от одного упоминания. Но этот ужас заставляет руководящие кадры выполнять свою работу честно и ревностно.
- Почему же его так боятся? Он что, настолько кровожаден?
- Да нет. Все намного проще. С ним просто нельзя договориться. Вообще. И взяток он не берет. А кровожадность его сильно преувеличена. Он практически никогда не стремится подвести человека под смертную казнь. Просто снимает или понижает в должности из-за некомпетентности или безответственности. Но это и пугает. Он ведь идеалист до мозга костей. С такими просто нереально полюбовно договориться. Он не войдет в положение и не примет "безвозмездный" дар. Просто маньяк.
- Чудно. Как же такой человек оказался на столь высоком посту?
- Поговаривают, что к этому приложил руку Тухачевский, ратовавший за наведение порядка на производстве. Если честно, то этот маршал слишком ко многим вещам эту самую руку прикладывает. Не офицер, а человек-оркестр. Он умудрился отличиться практически везде - от похода на японцев с лопаткой в руке до соблазнения известной киноактрисы. Это ведь было просто как гром среди ясного неба. Вы помните ту историю?
- Да как же ее забыть? - Все присутствующие заулыбались.
- Вместо небольшой интрижки, на которую уже настроился весь "свет" в Германии и Советах он делает ей предложение, и они сыграли свадьбу. После чего, что еще более удивительно, этой актрисе предлагают принять советское подданство и главную роль в новой киноленте. Что они там снимут - не важно. Но он все-таки смог утащить из-под носа у Гитлера его любимую актрису. Говорят, наш ефрейтор был в ярости. Но публично вида не подал. Ведь ему предстоит Французская кампания, в которой Москва должна быть его лучшим другом. Вот и держит в себе ярость и злость.
- Она весной начнется?
- Если ничего не изменится, то да. Впрочем, как и советско-финская война. Ведь Хельсинки отказались по-хорошему с Москвой договариваться.
- Чтобы не допустить польской трагедии, предлагаю потихоньку начать подготовку эвакуационных каналов. Пусть лучше финское правительство у нас посидит, так сказать, "в изгнании", чем его посшибают советские истребители, как в Польше.
- Да, согласен. Хотя, конечно, и Великобритания не откажется к себе забрать этот больной зуб Союза. Думаю, тут придется побороться.
- Кстати, а не пора ли нам начинать готовить японский проект? - задал вопрос человек с водянистыми глазами. - Они все больше вгрызаются в Китай, теряя позиции в Европе. Еще год-два и можно будет начинать.
- А что докладывает наша агентура?
- "Охота на ведьм" привела к провалу львиной части наших агентов, однако Япония сейчас слаба. Против китайцев и прочих папуасов воевать может, но не более того. Прежде всего из-за промышленности, которая развивается хоть в целом довольно бурно, но все равно уровень пока достигнут слабый, да и скорость все одно - недостаточна. Они не готовы к боевым действиям высокой интенсивности. Плюс испытывают определенные сложности с жидкими видами топлива. Советы, конечно, поставляют им определенный тоннаж тяжелой сахалинской нефти, но это их не спасает - дефицит чрезвычайный. И дальше он будет только нарастать.
- Хм… тогда да, пора потихоньку начинать.
ЧАСТЬ 4
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ РЫБАЛКИ
- Кузьмич! Ну и что подумает интеллигентный человек, прочтя эту надпись?
- Интеллигентные люди, между прочим, в трансформаторную будку с цветами не ходят!
ГЛАВА 1
20 декабря 1939 года.
Хельсинки.
- Итак, господа, - начал Маннергейм, - вчера прошли референдумы в Прибалтике. Думаю, ни у кого нет сомнений в том, какой будет результат? - Он оглядел присутствующих. - Отлично. Германия, Франция и даже Великобритания признали права Советского Союза на земли в пределах старых границ Российской империи. Польшу они захватили. Румыния добровольно вернула часть Бессарабии. Прибалтика сама вернулась. Остались только мы.
- И мы будем воевать! - воскликнул президент Каллио Кюести.
- Конечно, - согласился с ним Маннергейм.
- Вы так говорите, словно вас это тяготит, - покривившись, произнес министр иностранных дел Йихан Нюкопп. - Вы солдат! Это ваш долг!
- Идти на войну, которая не может закончиться ничем, кроме поражения? - удивленно переспросил Маннергейм.
- Ну почему же сразу поражением?
- Потому что Польша разгромлена и весной Германия обратит свой взор на Францию. Что сильно свяжет по рукам и ногам всех наших возможных союзников. Ни политической, ни экономической помощи нам ждать неоткуда. Разве что США, но они далеко и вряд ли решатся на что-то серьезное. По данным нашей разведки, Советы уже вполне могли бы напасть, переведя под Ленинград войска прошедшие через Польскую кампанию. Но они этого не делают. Не знаете почему?
- И что вы предлагаете? - с недовольной миной произнес президент.
- Ничего, - пожал плечами Маннергейм. - Максимум, на что мы можем рассчитывать - это затянуть войну и попытаться выторговать пусть и ограниченную, но автономию. Но даже это станет выдающимся успехом. Именно поэтому я и говорю таким тоном. Мы обречены на поражение. В мире такой расклад, что ни один крупный игрок за нас не вступится, если Москва нападет после того, как немцы атакуют Францию и Париж с Лондоном погрязнут в войне. А это значит, что мы от них ничего не получим. Вообще. И разгром наш будет страшен и неотвратим, ибо силы несопоставимы.
- То есть нам лучше сдаться? - уточнил, с издевкой в голосе, министр иностранных дел.
- Да, - кивнул Маннергейм. - По крайней мере, сохраним жизни нашей молодежи.
- Нет! Этот вариант совершенно неприемлем, - произнес, чуть привстав с кресла, президент. - Вы сами-то понимаете, что предлагаете?
- Вполне. Правительство Финляндии может выторговать у СССР широкую автономию в обмен на мирное вхождение в состав Союза. Это самый лучший сценарий в нашем случае. Все остальные заставляют нас умыться кровью.
- Но и Советы тоже ей умоются.
- Нам от этого будет легче? - усмехнулся Маннергейм. - Вы правы. Да. Мы можем теоретически взыскать достойную плату за нашу независимость. Но мы обречены на поражение, и чем сильнее мы будем сопротивляться, тем суровее с нами будут обходиться оккупанты. Зачем дразнить тигра, дергая его за усы?
- Общественность будет против любых уступок! - снова воскликнул президент. - И будет права!
- Конечно, против. Ей, видимо, очень хочется отправиться копать какой-нибудь очередной канал в Среднюю Азию.
- Это мы еще посмотрим, - усмехнулся министр иностранных дел.
- Да смотрите сколько угодно, - усмехнулся Маннергейм. - Наша армия может продержаться против РККА две недели, после чего фронт рухнет и начнется стремительное отступление. Если случится какое-нибудь чудо или русские будут наступать вдумчиво, то месяца полтора-два. Но в любом случае СССР в состоянии оккупировать нашу страну быстрее, чем Гитлер разобьет французов.
- Ваша позиция не делает вам чести!
- Если вы так считаете, то я с радостью оставлю свой пост. Командовать глупой и бессмысленной бойней я не желаю.
- В таком случае я с радостью приму вашу отставку, - сквозь зубы произнес Каллио. - Потому что такой трус, как вы, не сможет достойно встретить врага нашего Отечества.
- Трус? - усмехнулся Маннергейм. - Пусть трус. Зато мои руки не будут по локоть в крови собственного народа. Вы разве не понимаете, что ваше безумие хуже топора палача? Нет? Это печально, - произнес презрительно Карл Густав, развернулся и вышел.
- А что вы от него хотели? - с презрением произнес министр иностранных дел, когда Маннергейм вышел. - У этого, - он скривился, - до сих пор на рабочем столе стоит портрет с фотографией и личной подписью императора Николая II. Москва провозгласила наследие. Ввела некоторые старые традиции вроде офицерского достоинства, погон и уважительного отношения к полководцам прошлого. Вот он и растаял.
- Согласен. Этот… никогда не был по-настоящему финном. Как был подданным Его Императорского Величества, так им и остался.
То же время в Нью-Йорке.
- Господа, вы слышали? После того как Советы захватили свои старые польские земли, они незамедлительно учредили совместную с бошами комиссию по расследованию зверств режима Пилсудского. Землю носом роют. Да еще и представители конфессий привлекли в качестве независимых представителей. РПЦ, католиков, различных протестантов.
- И как, есть успехи?
- И какие! Оказывается, поляки даже и не думали скрывать свои проказы тех лет. Фото, документы и прочее. А стремительное наступление советско-германских войск просто не дало им эти документы уничтожить. Грязи на свет вылезло - не пересказать. Ради этой задачи Москва и Берлин учредили международный трибунал, который не затягивая рассматривает выявленные преступления. Ведь бунт поляков в 1917 году теперь трактуется просто как восстание бандитов против законной власти, - усмехнулся холеный мужчина в тройке.
- Но ведь…
- Да, это очень неудобно. Однако в Москве поступили предельно просто - во всех внутренних газетах они публикуют материалы о зверствах поляков по отношению к красноармейцам и русским, не делая между ними различия. Волна ненависти по стране пошла очень серьезная. Причем каждый повешенный по решению этого трибунала принимается в Союзе в целом с удовлетворением. Да и в Рейхе тоже. Польша вся буквально стонет от быстрого, холодного и жесткого разбирательства тех преступлений. Уже несколько тысяч человек повешено.
- Так ведь это натуральный террор!
- Террор. Но проходит он под лозунгом "Никто не забыт, ничто не забыто!". Да и поляки, поняв куда ветер дует, начали активно сдавать старых активистов новым властям. Ведь честных тружеников ни Советы, ни рейх не трогают. Тем более что в газетах, ходящих на территории Польши, вся та грязь, что была найдена союзниками, выкладывается в полном объеме. Думаю, если так дело пойдет и дальше, то о польском сопротивлении нужно будет забыть. И обвинить в открытом терроре не получится, так как Москва с Берлином все официально и аккуратно оформляют по нормам уголовного права. Польша утопает в крови, и никто с этим не только ничего сделать не может, но и не хочет. Вся Европа кипит в возмущении от той грязи, что нашли советские и германские следователи. Видит бог - лучше бы они поступили как раньше - тихо перестреляли неугодных поляков, а не устраивали этот балаган.
- Нам лучше, - усмехнулся собеседник. - А не им. Хотел бы я взглянуть на того, кто их надоумил так поступить.
ГЛАВА 2
21 декабря 1939 года. Подмосковье.
Танковый полигон Кубинка.
Михаил Николаевич подошел к остановившемуся недалеко от наблюдательного пункта танку Т-39. После двухсот часов пробега он выглядел так, что казалось, отмыть его совершенно невозможно. Однако машина продолжала упрямо идти вперед, что было совершенно непривычно для советских танков той эпохи.
Стоящий рядом начальник полигона махнул рукой высунувшемуся командиру танка, дескать, глуши мотор. Танкист все понял, кивнул, и все стихло, но ненадолго - спустя несколько секунд где-то в глубине заурчал легкий рокот вспомогательного двухцилиндрового генератора.
- Все-таки поставили?
- Да. Наши расчеты показали, что львиная доля моторесурса у танков уходит на простой в режиме боевой готовности. Вот мы и решились впихнуть в машинку небольшой двигатель, мощностью всего десять лошадей. Но его полностью хватает не только для обеспечения электроэнергией всех механизмов, но и для отопления и принудительной вентиляции обитаемого отсека. От него же можно заряжать аккумуляторы и запускать основной двигатель. Кроме того, он дает меньше помех при работе радиостанции. Конечно, мы все, что могли, экранировали, и даже в обычном режиме - прием и передача намного лучше, чем раньше, но при питании от вспомогательного генератора радиостанция выдает практически лабораторные показатели.
- Сильно экономим на оценочных циклах эксплуатации?
- Да, почитай, процентов сорок добавляет. Не меньше. В ненапряженных режимах так и вообще - в несколько раз увеличивает общий моторесурс, многократно повышая боевую готовность и эксплуатационные качества. Причем в сам танк мы поставили два механических датчика, которые фиксируют время работы главной силовой установки и пробег. Аналогичные решения мы собираемся применять вообще на всей новой технике. Оно, конечно, дороже, но того стоит. Прежде всего, для оперативной оценки мобильности подразделений, мы ведь после капремонта эти датчики будем сбрасывать.
- Замечательно, - задумчиво произнес Тухачевский, осматривая машину. - Гусеницы, я смотрю, вы тоже поменяли?
- Да. Увеличили массу, так как рвались при преодолении надолбов.
- И много таких улучшений?
- Двести семнадцать. И это только по первой партии. Сейчас обкатываем вторую. Очень серьезно доработана ходовая часть. По мелочи, но все-таки. Ход стал мягче, а переключение передач - легче. Работаем над улучшением удобства управления и обитания, эвакуации. На этой серии мы уже ставим автоматы пожаротушения, которые после возгорания заполняют двигательный отсек пеной. Отрабатываем механизм заполнения топливных баков выхлопными газами, он пока еще дает сбои время от времени, но по результатам стрельб шансы на взрыв баков резко уменьшились.
- А что с живучестью машины под обстрелом?
- Ожидаемо. По крайней мере, все основные противотанковые пушки калибром от тридцати семи до сорока семи миллиметров на дистанции свыше пятисот метров в целом не страшны. Могут, конечно, разбить ходовую, но это не критично. При удачном стечении обстоятельств могут пробить борт или корму, но заброневое действие снаряда получается очень слабое. Грубо говоря, нашим машинкам опасны только семидесятипятимиллиметровые или более тяжелые пушки. Отчасти немецкие пятисантиметровые противотанковые орудия, но только в борт и в корму. А на дистанциях от километра танк вполне уверенно себя чувствует в лобовой проекции даже под огнем немецких Pak 39 и наших легких полевых пушек. До неуязвимости, конечно, далеко, но вероятность поражения довольно скромна из-за хорошего шанса рикошета.
- Пробовали уже обстреливать спецсредства?
- Только активную защиту против кумулятивных снарядов начали отрабатывать. Коробочки с взрывчаткой. Работает она с переменным успехом, но работает. Думаю, если немцы начнут применять массово кумулятивные средства, то нам будет, чем им ответить.
- Ладно, пойдемте посмотрим, что у вас с другими машинами вышло. Вы ведь подготовили демонстрацию?
- Конечно, - устало улыбнулся мужчина в очках. - С чего начнем?
По большому счету, было не так уж и важно с чего начинать, потому что все, что в тот день увидел Тухачевский, было очень вкусным. А главное - полезным и интересным.
ГЛАВА 3
2 февраля 1940 года. Москва. Кремль.
Кабинет Сталина.
- …я так понимаю, вы решили с эм…
- Берсеркером?
- Да, - слегка покачал головой Иосиф Виссарионович, никак еще не привыкший к новому рабочему псевдониму Тухачевского. - Вы решили вопрос доверия Берсеркеру?
- Отчасти. По крайней мере, в тех вопросах, которые у нас вызывают подозрения, мы долго и основательно беседуем, пытаясь понять, насколько разумным является то, что он предлагает, выискивая подвох.
- Хорошо. И… Вам не кажется, что в случае положительного исхода проверки этот псевдоним стоит сменить?
- Вы правы, товарищ Сталин, Берсеркер несет в себе много негативных смысловых оттенков. Но на какой? Вернуть прежний?
- Не стоит опять красть имя у товарища Кагановича, - едва заметно усмехнулся в усы вождь. - Тем более что он находится под особым вашим наблюдением. Есть и другие варианты, более подходящие к нынешней ситуации, например "Янус". Хотя… Это слишком явно. Пусть лучше товарищ Тухачевский станет "Архангелом", в знак того, что он не только чист перед партией аки "агнец божий", но и ведет ее воинство.
- Но не станет ли это подсказкой?
- Подсказкой в чем? В том, что его рабочий псевдоним совпадает с предводителем воинства Божьего? - снова улыбнулся в усы Сталин. - И, кстати, что там с Кагановичем?
- Пока ничего хорошего. Мы выяснили несколько очень неприятных фактов, которые позволяют нам считать его замешанным в ряде нехороших проделок. Грубо говоря, он помогал лоббировать интересы ряда партийных групп на самом высоком уровне. В этом, по большому счету, нет ничего плохого. Однако мы пришли к выводу, что в ходе продвижения их интересов товарищ Каганович навредил в целом спектре промышленных и научно-технических областей. Найдены косвенные контакты с иностранными разведками, которые пользовались услугами товарища Кагановича через тех, кого он поддерживал. В общем, ситуация вырисовывается довольно грустная. В ряде ситуаций только вмешательство Берсеркера позволяло избежать трагедии или принятия на вооружение далекого от оптимума образца. Собственно, даже покушение на Берсеркера, как нам удалось выяснить, произошло не только по причине того, что кавалерийское лобби захотело отомстить своему обидчику. Они почувствовали поддержку, поэтому и начали действовать более активно.
- Но прямых доказательств у тебя, как я понимаю, пока нет?
- Да. Только подозрения. Товарищ Каганович если во всем этом и замешан, то действует очень аккуратно, не подставляясь.
- Вы считаете? - хмыкнул Сталин. - Ладно. Работайте дальше по этому направлению. Кстати, а как там продвигается проект "Эдем"?
- Неплохо. По военно-патриотической линии кроме запланированного нами ранее фильма про фельдмаршала Суворова мы начали работу еще над тремя кинолентами. Первая - "Россия Молодая" про молодость Петра I. Вторая - "Адмирал Ушаков", дилогия о судьбе известного отечественного адмирала. Третья - "Крейсер Варяг" - о злоключениях знаменитого крейсера, погибшего в Чемульпо во время Русско-японской войны. Берсеркер довольно быстро надиктовал подробные описания сцен, их последовательность, реплики героев, и сейчас мы работаем над сценариями. Кроме того, ряд картин нам пришлось завернуть. Уже снятая кинолента "Степан Разин" восхваляла откровенного татя, который прославился на борьбе с Россией. Мы решили вообще такие материалы попридержать.
- Когда будут первые результаты?