Как он добирался до Твери – отдельная тема. Где на попутных санях, где пешком. А больше тревожило то, что днем санные пути под солнцем таяли, и снег превращался в кашу, застывая лишь ночью. Еще неделя – и дороги вовсе развезет. Лед на реках стал хрупким, временами звонко постреливал, и уже не всякие обозы рисковали спускаться на него. Хуже всего было надолго застрять в пути, на постоялом дворе – жизнь в распутицу замирала.
Но Андрею повезло: он добрался до цели, усталый и грязный. Идти в таком виде к купцу – ни хозяина, ни себя не уважать. Поэтому он заказал на постоялом дворе баню, купил на торгу новое исподнее, рубаху и портянки, почистил тулуп и порты. В общем, привел себя в порядок, насколько это было возможно. Даже к цирюльнику сходил – постригся, бороду оправил. В зеркало на себя посмотрел – как будто годков пять сбросил.
Немного волнуясь, он подошел к дому купца. Зрительная память у Андрея была хорошей и не подвела.
Он постучал в калитку. На стук вышел слуга, узнал Андрея:
– А, герой! Чего же исчез, не попрощавшись? Хозяин сокрушался.
– Не пропал я, вот он, здесь. Прохор Захарович дома?
– Где же ему быть? Распутица. Сейчас узнаю, примет ли?
После того как он ушел не попрощавшись, идти в этот дом было не совсем удобно. Но Андрей решил попытать счастья. Не примут – пересидит распутицу на постоялом дворе, все лучше, чем в какой-нибудь деревне, а потом – в Переяславль. Или еще куда-нибудь – да мало ли других городов русских? Ярославль, Владимир, Суздаль, Нижний… Была бы голова на плечах, а устроиться всегда можно. Только на новом месте приглядываться будут, проще со знакомыми новую жизнь начинать.
Вместе со слугой на крыльцо вышел и сам хозяин, оказывая тем самым гостю уважение. И, наверное, интересно стало. Предложил Андрею место, жалованье – а он возьми да исчезни.
– Доброго здоровьичка, Прохор Захарович!
– Рад видеть! Проходи! Каким ветром к нам занесло?
– Повидать захотелось, – отшутился Андрей.
– Это меня-то? Небось, про Аглаю вспомнил? Поздно, замуж она вышла.
– Неуж за Терентия?
– Откуда знаешь?
– Авдотья обмолвилась – лыс-де и стар, и борода седая… Зато богат!
– Во-во, в самую точку! Эх, парень, такую девку упустил! Красавица и умница!
– Что теперь об этом?
Хозяин кликнул прислугу:
– Гость у нас, угощение на стол.
– Сей момент!
Слуги стали уставлять стол кувшинами, мисками и кружками. Запахло съестным.
– Рассказывай, как жил? Тебя ведь год не было видно.
– Родители померли от моровой язвы, избу сожгли, – соврал Андрей.
– Ой, беда! И нас сия участь не миновала. В окрестных деревнях люди как мухи мерли. А где твой короб? Ты же вроде офеней был?
– В прошлом все.
– Вот давай за прошлое выпьем и больше вспоминать о нем не будем.
Они выпили яблочного сидра из кружек и принялись за щи.
Когда подкрепились немного, Прохор Захарович сказал:
– Я ведь, когда ты ушел внезапно, почувствовал, что не насовсем, что вернешься. Мое предложение в силе остается. Небось за тем и пришел? – И хитро улыбнулся.
– Да, – не стал лукавить Андрей.
– Вот и славно. Зря год потерял, мог бы себе избу купить за это время.
– Какие мои года, успею!
– Это ты зря. Годы пролетят – не заметишь, по себе знаю. Давай выпьем за твою новую жизнь.
Они чокнулись кружками, выпили. Андрей взялся за крылышко курицы.
– А невесту мы тебе в Твери найдем.
Андрей едва не поперхнулся. Да что все его женить хотят? При его нынешнем образе жизни какая семья? Ни кола ни двора – риск сплошной. Стабильной работы и дохода нет – какой из него глава семьи? А дети пойдут? И угла своего нет.
– Знаю, знаю, о чем думаешь! Угла своего нет, дела нет – не до семьи. Правильно думаешь, в нужном направлении. Сейчас, конечно, не сезон – ни на санях, ни на корабле, месячишко погодить придется. У меня поживешь. Дом просторный, места хватит. А там видно будет, куда тебя пристроить.
Больше они деловых разговоров не вели. Прохор Захарович о Новгороде расспрашивал, о своей семье рассказывал.
– Кромешники-то не беспокоят? – спросил Андрей.
Хозяин помрачнел – как туча на лицо набежала.
– Меня-то нет, а некоторые сгинули. Добро растащили. И не только бояре, люди видные, но и купцы.
Прохор наклонился к Андрею и прошептал:
– Побаиваюсь я.
– Оно правильно, – одобрил Андрей. – До Новгорода эта зараза не докатилась пока, но чую, и там будет.
– Только – тс-с-с!
Опричников боялись, а упоминание о Малюте Скуратове и вовсе приводило в ужас. Вообще-то звали его Малютой за малый рост, на самом деле он был Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский. Впервые он был упомянут в документах в 1567 году как сотник одного из полков. Карьере его способствовала опричнина. Был он крайне жесток, изобретателен в пытках, и сами опричники называли его "каменное сердце". Единственным достоинством его была собачья верность хозяину – Иоанну, и еще исполнительность. Хозяина он понимал с полуслова, с намека. Именно Скуратовым было создано своего рода политическое сыскное ведомство, переросшее в дальнейшем в "Приказ тайных дел" Алексея Михайловича. После смерти Малюты 1 января 1573 года его возглавил племянник Бельского, Богдан.
Палач Скуратов был редкостный. В подчинении его были десятки и сотни опричников, он сам любил попытать, казнить. Когда 25 июня 1570 года на Красную площадь для казни вывели 300 человек, Малюта не отказал себе в удовольствии начать казнь, отрезав для куража ухо у Ивана Висковатого, бывшего дьяка Посольского приказа.
А вот воеводой Скуратов был никаким. Имея чин дворцового воеводы, он возглавил царскую армию во время войны с Ливонией. Восьмидесятитысячная армия осадила замок Вейсенштейн, который обороняли всего 50 человек. Чтобы показать свою удаль и преданность царю, Малюта сам повел стрельцов на штурм и погиб в первом же для себя бою. В отместку Иоанн Грозный приказал сжечь пленных живьем.
Похоронили Малюту в Иосифо-Волоколамском монастыре.
Говорили: каков поп – таков и приход. Опричники в своей жестокости старались если не превзойти Малюту, то сравняться с ним.
Месяц Андрей просидел в Твери, отсыпался-отъедался на харчах купца. Город изучил вдоль и поперек – пригодится.
Тем временем лед с реки сошел, снег растаял, дороги подсыхать стали. Но судоходство еще не началось: река разлилась и несла всякий мусор, а главное – упавшие деревья. Столкнись судно с такой корягой – оно получит пробоину и уйдет под воду. И ладно, если бы только судно и товар – команды целиком гибли. Вода холодная, ноги сводило судорогами. А еще – многие просто не умели плавать. Кажется нелепым: человек в судовой команде, а плавает не лучше топора. Однако люди в воду лезть боялись, потому как верили – водяной на глубине живет, русалки под воду утянуть могут.
Конечно, реки тогда чистые были, рыбы полно, в том числе и сомы огромные водились. Вот они не только людей – иногда и небольших бычков, что на водопой приходили, под воду утаскивали. Народ же полагал – водяной балуется.
В один из дней Прохор Захарович спросил:
– Верхами ездишь ли?
– Приходилось.
– Тогда едем.
Слуги оседлали коней. Купец вскочил в седло лихо, видимо, опыт большой был. Кобыла под Андреем почуяла неопытного всадника и попыталась укусить его за колено. Но Андрей пнул ее в морду, и кобылка в дальнейшем вела себя смирно.
Они выехали из города.
– А куда мы едем? – поинтересовался Андрей.
– Судно смотреть, купить хочу. Сказали люди – лодья продается. Тут недалеко, верст десять.
Прохор пустил коня галопом, пришлось и Андрею ходу поддать.
Скакали молча. Тут не до разговоров – язык бы не прикусить да из седла не вылететь. Час всего добирались, но на ветру Андрей вспотел, как будто всю дорогу бежал.
Прохор уже бывал в селе и подъехал к дому владельца судна уверенно, легко спрыгнул с коня. Андрей же сполз осторожно.
Хозяин вышел навстречу, поздоровались.
– Смотреть судно будете?
– Обязательно. Как же, не глядя, корабль брать?
Лодья лежала на берегу на двух бревнах, пришвартованная к врытому в землю столбу. Переруби швартов – и она по бревнам съедет в воду.
Прохор не хуже заправского корабела облазил судно. Борта простучал, в трюм залез, снасти осмотрел.
Андрей тоже имел опыт плавания, хоть и небольшой. Он дотошно лазил по закоулкам лодьи, отыскивая дефекты. Ему на этом судне плавать. Проглядит гнилую доску обшивки – не на кого пенять будет.
– Судно не новое, три года ему, – ходил за ним по пятам владелец. – Однако дебелое, просмолить ноне успели. Ставь паруса и плыви.
– Хорошо, беру, – выдохнул после осмотра Прохор. – Завтра жди с деньгами.
– А команда есть?
– А как же? Скажите только, всех соберу.
– Тогда завтра встречаемся.
Обратно они ехали медленно, пустив лошадей шагом.
– Я про лодью эту еще зимой узнал, только брать не решался. Мне человек надежный был нужен, с опытом торговым. А тут ты подвернулся. Мыслю, на Новгород судно пустить, за товарами заморскими, – не спеша, рассудительно говорил Прохор.
О Господи! Андрей из Новгорода сбежал, а Прохор его туда снова посылает. Воистину – все дороги ведут в Рим! А собственно, чего он ожидал? Тверь стоит на важном торговом пути из Новгорода в Русь. Хотя купцы тверские торговали в Смоленске, Киеве, Витебске, Дорогобуже, Вязьме, Полоцке, Вильне и в других городах, а Афанасий Никитин до Индии добрался. Грунтовая дорога вилась вдоль реки Тверцы. Уже вдали показался Отрочь-монастырь, где через год, получив от заточенного здесь митрополита Филиппа отказ на благословление в поход на Новгород, царь приказал Малюте Скуратову убить непокорного, что тот и выполнил, задушив митрополита подушкой.
Сзади послышался нарастающий конский топот. Прохор и Андрей обернулись – их догоняли трое конных опричников. Черные одеяния и вороные лошади не оставляли сомнений. Не сговариваясь, оба подхлестнули коней. Скоро должен пойти Затверецкий посад. Хотя какая разница, разве кромешников когда-нибудь останавливали свидетели? Кони у опричников сытые, холеные, изъятые из конюшен боярских.
Расстояние между Андреем, Прохором и их преследователями неумолимо сокращалось. Прохор Захарович побледнел и в страхе постоянно оглядывался назад. А опричникам было весело, они покрикивали и лихо посвистывали.
Андрей вытянул из-за пояса пистолет. При выходе или выезде из дома он теперь не расставался с оружием.
Купец увидел его движение и замотал головой:
– Не надо, может, обойдется!
Ну да, обойдется! Даже если не обобрать решили, так зарубят походя.
Когда до опричников десяток метров остался, один из них прокричал:
– Остановитесь, псы поганые!
Андрей обернулся и вскинул пистолет. Тяжело попасть во всадника, сидя в седле скачущей лошади. Но он угадал момент и нажал на спуск. Раздался грохот выстрела, дым сразу отнесло ветром назад, а опричник откинулся на круп лошади. Готов!
Сотоварищи его взвыли от ярости, повыхватывали сабли и стали ругаться матерными словами.
Андрей вернул пистолет за пояс и достал другой. Взвел курок. Один из опричников решил, что противник теперь безоружен, и пришпорил коня. Сделав рывок, тот мордой почти поравнялся с развевающимся хвостом лошади Андрея. Ждать больше нельзя, еще чуть-чуть – и кромешник достанет его саблей.
Андрей вскинул пистолет и выстрелил в грудь опричнику. На такой короткой дистанции промахнуться было невозможно, и пуля выбила из седла преследователя. Он свалился с лошади, однако нога его застряла в стремени, и теперь он тащился за лошадью, которая продолжала скакать во весь опор, бился мертвой головой о кочки.
Третий опричник, видя бесславную смерть сотоварищей, откровенно струсил. Он натянул поводья, останавливая коня.
Андрей понял, что нельзя дать ему уйти. Он вернется в Тверь, где опричников полно. А найти затем Андрея – лишь вопрос времени.
– Скачи домой! – закричал он Прохору.
Натянув поводья, Андрей заставил коня остановиться, потом развернул его.
Опричник успел это сделать раньше и теперь нахлестывал лошадь. Вот только конь его споткнулся – он устал от гонки.
Опричник оглядывался, оценивая свою дистанцию до Андрея.
В один из таких моментов Андрей демонстративно вскинул пистолет. Оба они были разряжены, а на скаку зарядить их просто невозможно. Но откуда опричнику это знать? Они-то и второго выстрела не ожидали.
Кромешник нахлестывал коня. Теперь он двигался от Твери. Куда ведет дорога, Андрей не имел ни малейшего понятия. Вот же набрал Иоанн команду, один на один сражаться трусят! Только над безоружными да с численным превосходством изгаляться могут, тьфу!
Опричник повернул коня в сторону от реки. Однако он или повод резко дернул, или конь оступился, только лошадь со всадником упала набок. Конь попытался встать, однако Андрей был уже рядом.
Оглушенный падением опричник неловко встал, припадая на левую ногу, видимо, повредил при падении. Он выхватил из ножен саблю и закричал:
– Убью!
Андрей спрыгнул с лошади.
– А если мне повезет?
Опричник оглянулся по сторонам – нет ли где подмоги? Пусто кругом, почти на краю луга они одни. За Андреем – дорога, дальше – река.
Кромешник сразу узрел, что у Андрея сабли нет, и воспрял духом.
– Брось саблю, не то застрелю!
Опричник закричал и бросился на Андрея. Тому ничего не оставалось, как швырнуть пистолет в лицо нападающему. Кромешник не успел среагировать, и пистолет тяжелой рукоятью угодил ему в бровь, рассек ее и вызвал кровотечение. Само по себе оно не сильное и не опасное, но ему залило глаз.
Сам же Андрей рухнул на землю сразу после броска, и сабля просвистела выше. Из положения лежа Андрей вырвал из ножен боевой нож, но что такое нож против сабли?
Опричник развернулся, смахнул с лица кровь рукавом, но в итоге только размазал ее, став похожим на вурдалака. Лицо кромешника исказилось в злобной гримасе.
– А, гад ползучий! Вот я тебе!
Он сделал шаг вперед, выставив ногу, и занес саблю.
Андрей крутанулся и ударил опричника ножом в бедро. Но тот успел ударить, зацепив Андрея. Руку обожгло резкой болью, она онемела.
Но и опричник получил тяжелое ранение. После падения лошади он едва ли мог опираться на левую ногу, а теперь и по правой обильно струилась кровь – лезвие ножа задело крупный сосуд.
Андрей перекатился в сторону и вскочил.
Опричник тяжело дышал и не двигался. Ну да, с такими ногами, когда каждое движение причиняет нестерпимую боль, не побегаешь.
А у Андрея кровь течь перестала, хотя левая рука не слушалась.
– Ну, подходи! – закричал опричник.
– Ага, как же! Накося выкуси! – Андрей скрутил из пальцев кукиш. Мозг его лихорадочно работал. Кистень в рукаве его левой руки, на петле, и быстро его в правую руку не перебросишь, а нож – оружие короткое.
Опричник не сводил с него злобных глаз. Руки у него были целые, и он слегка помахивал саблей.
У Андрея оставалась надежда только на бросок ножа, но если он оплошает, промахнется – останется вовсе без оружия. Ничего другого в голову не приходило. Была бы схватка в селе, деревне – можно было бы жердь из забора вырвать, но кругом – луг.
Внезапно неожиданная мысль осенила Андрея – он решил обмануть кромешника. Он перевел взгляд на пространство за спиной опричника и крикнул:
– Бей!
Опричник обернулся, подставив ему спину, и Андрей швырнул нож, вложив в бросок всю свою силу. Нож по рукоять вошел под левую лопатку, и опричник рухнул на землю.
Андрей приблизился к опричнику и пнул его по ноге. Тот не шевельнулся. Да нет, с такими ранами не притворяются. Он вытащил из спины убитого нож, обтер о его одежду и вложил в ножны. Вот же гад, руку поранил!
Андрей стянул кафтан, закатал рукав рубахи. Но раны на руке уже не было, остался только розовый рубчик. Рукава кафтана и рубахи были рассечены и вымазаны кровью. Однако рука оставалась онемевшей, Андрей не чувствовал пальцев.
Он подобрал свой пистолет, сунул его за пояс и попробовал подойти к лошади. До нее-то и было два шага всего, но лошадь, отходя в сторону, косила на Андрея глазом. Он к ней, а она, проклятая скотина, от него! И клички лошади он не знает. Хоть бы кусок хлеба был – подманить. Он уже и свистел, и рукой помахивал, подзывая – все без толку.
Андрей плюнул со злости и направился к Твери. Лошадь сама дорогу найдет. Но лошадь, как в насмешку, пошла за ним.
Так они и шли по дороге – версту, не меньше. Со стороны посмотреть – смехота.
Все-таки дурная и своенравная скотина подпустила его к себе, когда Отрочь-монастырь уже близко был.
Андрей взобрался в седло и врезал плеткой по крупу лошади. А не фиг баловать!
Он въехал в город, прикрывая ладонью правой руки порез кафтана на левой.
Добравшись до дома Прохора Захаровича, он услышал доносившиеся оттуда суматоху и плач.
– Чего случилось-то? С Прохором Захаровичем плохо?
– А ты разве жив? – от удивления домочадцы округлили глаза.
– Жив, только рукав вот порезал.
Из горницы вышел купец – его трясло от пережитого. Заикаясь, он накинулся на Андрея:
– Ты зачем на кромешников напал?
– А разве они не за нами гнались?
– Да, может, они в город ехали по своим делам!
– Ну да, кричали: "Остановитесь, псы поганые!" Не нам разве?
– Не слыхал я, – отвел глаза в сторону Прохор.
"Трусоват купец", – решил про себя Андрей.
– С рукой что?
– Саблей порезали, руки не чую.
– А с кромешниками что? – с замиранием сердца спросил купец.
– Мертвее не бывают – все трое.
– Видаки есть? – Прохор даже как-то голову в плечи втянул.
– Голое поле и луг, не было никого. Коли сам не расскажешь, никто и знать не будет.
– Это хорошо. Эй, кто-нибудь!
Явился слуга.
– Дайте Андрею рубаху новую и кафтан. А старое немедля сжечь в печи.
Слуга поклонился и ушел.
– Лошадь цела?
– Что с ней будет? Едва поймал потом.
Вернулся слуга с одеждой. Когда Андрей переоделся, слуга тут же забрал порезанную рубаху и кафтан.
– Вот что, Андрей. Я не исключаю, что жизнью тебе обязан. Но у меня семья, пойми меня правильно.
Андрей понял.
– Когда уходить?
Прохор снова отвел глаза. Да, похоже, сейчас.
– Я только узелок свой с вещами возьму.
Прохор вздохнул облегченно.
Андрей поднялся в отведенную комнату, собрал узелок, где лежало запасное исподнее и рубаха, перезарядил пистолеты. Сунул мешочек с деньгами, данный Гермогеном, за ворот и спустился вниз.
– Держи! – Прохор отвел глаза. На ладони у него лежал тощий мешочек с монетами. Недорого же он оценил свою жизнь!