– А ну как этого Кошкина схватим, а он в починок по личным делам заявился? Скажем, к родне, за салом, или полюбовница у него там? Пустышку вытянем.
– У меня целый список его людей, все на площади за Литву кричали.
– Это не преступление, у нас свободный город. На вече всякое кричат, и что из этого?
– Если у него при себе бумаг никаких не будет, попытать можно.
– Эдак мы далеко зайдем. Под пытками любой человек и себя и других оговорит.
– Так что же мы, ничего делать не будем?
– А если шпионских бумаг не будет, а людишки из твоего списка скажут, что за товаром к нему ходили, – что тогда? Он в Совет жаловаться будет, челобитные писать. Пимен с нас обоих голову снимет.
– Коли только разговаривать будем и бояться что-то сделать, с нас Иоанн голову снимет, когда придет!
– Остынь, не кипятись!
Гермоген дернул за шелковый витой шнур, который висел позади него. Через некоторое время в дверь постучали.
– Войди.
В комнату вошел один из воинов Владычного полка, поклонился.
– Здравствуй, отец Гермоген.
– Доброго здоровья, Фадей. Придется вам сегодня не поспать. Поступаешь в распоряжение Андрея со всеми людьми.
Воин кивнул. Чем-то он напоминал Никифора.
– Ступайте с Богом!
Андрей и Фадей вышли. В коридоре воин спросил:
– Что делать будем?
– В Елизово добираться надо, жучка одного потрясти.
– Это можно. Сопротивления не окажет?
– Не исключено.
– Верхами ездил?
– Приходилось. – Андрей вздохнул.
– Ладно, мы тебе лошадку посмирней подберем.
Они вышли во двор.
– Ты постой.
Через несколько минут с заднего двора выехали пять всадников. Один держал в поводу оседланную лошадь.
– Садись, Андрей.
Он неловко взобрался на лошадь. Всадники хихикнули, Фадей строго взглянул на них:
– Едем.
По пустынным улицам они добрались до городских ворот. У закрытых ворот стояла стража.
– Открывайте, Владычный полк.
Начальник караула посмотрел неодобрительно.
– Выпустим, но до утра, пока не рассветет, ворота больше не откроем.
– Поторгуйся еще!
Караульные приоткрыли одну створку, и всадники протиснулись поодиночке. А когда последний миновал ворота, рванули по дороге.
Луна освещала окрестности, но все равно было страшновато. Лошади буквально летели по санному пути. Все мысли Андрея были об одном – удержаться в седле, не упасть. Костей ведь не соберешь, да еще и опозоришься.
Через полчаса скачки Фадей поднял руку, и все остановились. Лошади пофыркивали, дышали шумно.
– Починок впереди. Что делать?
– Интересующий нас человек в крайней избе. Желательно захватить его без шума и живым. В избе он может быть не один.
– А сколько их?
– Не знаю.
– Вот задачка! Ладно, попробуем. Алексей, за лошадьми присмотришь. Кирилл, избенку обойди, на заднем дворе будь и не зевай. Остальные – за мной!
– А я? – спросил Андрей.
– У ворот будь, мы позовем.
Одежды на воинах Владычного полка были темными, и ночью, в темноте их видно плохо. Пара минут – и они как будто растворились.
Андрею стало интересно: как они собираются проникнуть в избу? Оконца маленькие, не пролезть. Он вытянул шею, стараясь через забор разглядеть, что происходит. Какая-то возня доносилась от входной двери, потом стук и шум уже изнутри избы.
На крыльцо вышел Фадей.
– Иди! Уже спеленали.
В избе уже успели зажечь свечу, и после ночной темени Андрею показалось даже светло в комнате.
Кошкин лежал на полу со связанными руками. На кровати за печью – хозяин, тоже связанный. Оба были ошеломлены неожиданным вторжением.
– Фадей, в избе еще кто-нибудь есть? – спросил Андрей.
– Вроде никого.
Фадей обошел небольшую избенку. Тут и смотреть-то было нечего. В центре – русская печь, вокруг – жилая комната, обстановка более чем скромная: обеденный стол, лавки, два сундука и хозяйская кровать.
– Эй, вы чего? – отойдя от шока, спросил Кошкин.
– Обыщите его и одежду, – распорядился Андрей.
На Кошкине было только исподнее, и спрятать бумаги, если они были, некуда. Прощупали одежду, все складки и полы, куда могли зашить нечто тайное. Пусто!
– Сапоги! – Андрей вспомнил, как сам прятал послание Гермогена в обувь.
Один из воинов осмотрел сапоги.
– Вроде нет ничего.
Кошкин запричитал:
– Да что же это делается? Из постели вытащили, связали, обыскали! Я буду жаловаться! До самого Пимена дойду!
Андрей поднял сапог и перевернул его голенищем вниз. Потом запустил внутрь руку. Нет ничего. Поднял второй сапог, засунув внутрь руку. А почему стелька отстает? Зацепив ее ногтями, он отодрал ее полностью и вытащил наружу.
Под стелькой была бумага. Андрей поднес сапог поближе к свече и осторожно вытянул бумагу, чтобы не разорвать ее невзначай.
– Кошкин, это что?
– Понятия не имею.
– Но сапог-то твой!
Андрей развернул бумагу. Попахивало от нее изрядно. Это был список из фамилий, напротив каждой фамилии стояла сумма.
– Кошкин, объясни, что за список?
– Должники мои, – буркнул тот.
Андрей пробежал список глазами. Да ведь тут половина тех, кто уже фигурирует в его списке, который он сам составлял по сведениям Леонтия. Но и неизвестные фамилии есть.
– Обыскивайте избу. Всю, вплоть до подвала и сарая с баней. Искать любые бумаги – и на стол.
Воины стали рыться в сундуках, полезли в подвал, но ни одного клочка бумаги не нашли, в избе не оказалось даже чернильницы и перьев. Странно. Тогда зачем Кошкин приехал сюда?
– Осмотрите сарай, баню, конюшню – все!
Воины вышли.
– Бесчинство творишь! – злорадно заявил Кошкин. – Я не тать, я честный златокузнец.
– Это мы еще проверим.
Воины искали долго, но не нашли ничего. Андрей был расстроен. То, что хранилось в сапоге, ни для кого доказательством вины Кошкина не является. Тоже невидаль – фамилии и суммы денег. Да у каждого купца такие списки есть – кому он должен и кто ему должен. Но ведь зачем-то Кошкин сюда приехал? Любовницы нет, стало быть – по делу. Неужели только для разговора? Но хозяин вовсе не похож на человека умного, на руководителя паучьей сети. Исполнитель, не больше.
Андрей решил проверить все сам. Воины приучены хватать, рубить, вязать в плен – приучены к активным действиям. Вот, не нашел же воин под стелькой сапога бумагу.
Андрей нашел масляный светильник, зажег его.
– Фадей, пусть один из твоих воинов побудет в избе – не давай им разговаривать. Остальные – за мной.
Андрей тщательно осмотрел содержимое сарая. Инструменты для нехитрой работы – вроде топоров, вил, лопат. У стены была сложена поленница дров.
– Фадей, поленницу разбирали?
– А зачем?
– Надо.
Фадей кивнул. Втроем они разобрали и вновь сложили дрова. Пусто. Стены из тонких жердей, ничего не спрячешь.
Они перешли к бане. Андрей не погнушался простучать стены. Бревна толстые и вполне могут скрывать тайник. Каждую половицу на полу попытался ножом подцепить – не поддавались. Он не погнушался в печь-каменку руку запустить, но только испачкался.
Андрей старался не показывать своего разочарования. К Гермогену ходил, воинов выпросил – и что?
Все вышли во двор. Андрей обратил внимание, что на задах, на отшибе стоял нужник.
– Его осматривали? Кто?
– Я, – отозвался один из воинов. – Стенки из горбыля, тонкие.
Вот незадача! Взгляд его упал на собачью конуру недалеко от ворот. Цепь от нее идет, ошейник на снегу валяется, но самого пса нет.
– Конуру осматривали?
– Ее-то чего смотреть?
Андрей же спросил из интереса – к конуре шли следы сапог. Если кто-то из воинов подходил, тогда понятно. Пусть хозяин у конуры был – пса покормить. Так ведь пса нет!
Андрей направился к конуре. Встав на четвереньки, он просунул внутрь светильник. На полу конуры лежали клочки собачьей шерсти, и больше ничего.
Поднявшись, Андрей потянул вверх односкатную крышу будки, и она совершенно неожиданно откинулась на петлях в сторону. Тут уж и воины, что поодаль стояли, подошли, интересно стало.
Под крышкой имелось второе дно, на котором лежали два свертка из рогожи.
– Похоже, это то, что мы искали!
Фадей обернулся к воинам:
– Почему конуру не досмотрели? Вот я вам задам!
Андрей взял в руки оба свертка.
– Крышку прикройте, светильник заберите – в избе разберемся.
В избе он уложил свертки на стол и краем глаза заметил, как дернулся Кошкин.
Развернув рогожу, Андрей увидел свернутые в трубочку бумаги. Он взял одну бумагу в руки, развернул:
"Получено Матвеем Кошкиным двадцать рублев серебром…"
Дальше он читать не стал – долговая расписка. Развернул вторую бумагу, вчитался. О, самое то!
"Федору Басманову Матвей Кошкин кланяется. За сим сообщить спешу, что людишек подлого сословия набрал…"
Дальше Андрей читать не стал – зря такие бумаги в конуру прятать не будут. Изобретателен Кошкин, в этом ему не откажешь. Кабы не следы на снегу, Андрей, как и воины, к конуре не подошел бы.
– Обоих в узилище надо доставить, завтра поговорим! – распорядился Андрей.
Фадей вышел во двор и залихватски свистнул.
Вскоре Алексей привел коней. Воины, не церемонясь особо, водрузили пленных поперек крупов лошадей.
– Едем!
Обратно к городу они уже так не гнали, для лошади двоих нести – нагрузка большая. К тому же светать только начало. Аккурат поспели к открытию городских ворот.
– Татей словили? – позевывая, спросил стражник.
– Хуже.
– Да? – удивился стражник. Для него непонятно было, кто может быть хуже татя.
На улицах по раннему времени народу было мало, но все-таки Фадей распорядился накинуть на головы захваченных лошадиные попоны.
Обоих поместили в камеру подворья – были такие в подвале для особых случаев. Стены, выходящей в коридор, где обычно двери, не было, вместо нее – решетка из толстых железных прутьев.
Андрею даже не по себе в подвале стало – уж больно зловещее место. Воздух затхлый, гарью пахнет от горящих факелов, что на стенах висят. В камере ни лавок, ни окон – только полусопревшая солома на полу.
Узникам развязали руки и разместили их по разным камерам.
С облегчением Андрей вышел во двор, прижимая к себе бумаги.
Глава 7
Изгой
После суетной бессонной ночи голова была тяжелой, хотелось спать. Но дело – прежде всего.
Еще насельников и монахов не созывали к утренней службе, когда Андрей поднялся на второй этаж и постучал в дверь к Гермогену. Рано, конечно, может – он еще отдыхает.
Но Гермоген оказался на месте и выглядел бодро – как всегда. И когда он только отдыхает?
Андрей доложил ему о задержании Кошкина и хозяина избы, положил на стол свертки с бумагами:
– Задержать бы всех, кто в списке Кошкина.
– И что ты им предъявишь, какую вину? Они могут сказать, что брали у Кошкина в долг.
– Так узнают, что Кошкин в узилище, и разбегутся, как тараканы.
– А кто видел? Взяли вы его ночью, привезли на рассвете. Для семьи он в Елизово уехал, беспокоиться пока не будут.
– Тогда попытать его надо.
– Какой резвый! Бумаги я пока изучу, поговорю с Кошкиным. Если он человек разумный, поймет, что запираться не надо, улики – вот они.
– А если упрется?
– Тогда ката призовем. Пытки – последнее дело, под пытками любой человек и себя и ближних оговорит. Таким признаниям веры нет.
– И что же мне теперь делать? – растерялся Андрей. Он полагал, что Гермоген его поддержит, даст воинов – задержать всех крикунов и горлопанов, которые получали от Кошкина деньги. Его натуре были любезны действия быстрые, активные.
– Как что? Ты же ночь не спал. Иди завтракай, отдыхай. Как понадобишься – призову.
От Гермогена Андрей вышел немного обескураженный. Ладно, начальству видней.
Еще шла заутреня. Он постоял, помолился вместе со всеми, а потом направился в трапезную. Поел постной каши, поскольку шел Великий пост, и пошел в келью – спать. Отрубился мгновенно.
Проснулся Андрей от какого-то шума и криков снаружи, с улицы. Поднявшись, выглянул в окно.
У подворья стояла небольшая толпа, человек сто. Они шумели и что-то требовали, но через слюдяное окошко слышно было плохо.
Такое сборище у стен подворья Андрей видел впервые. Богомольцы на подворье ходили постоянно, но вели они себя тихо, поклоны били у надвратных икон, молились, а эти кричали.
Андрей вышел в коридор и столкнулся с идущим навстречу ему насельником.
– Что за народ, чего кричит? – спросил у него Андрей.
– Какого-то Кошкина требуют. А кто такой – не ведаю.
Хм, ведь никто не видел, как они Кошкина сюда привезли! Или кто-то из монахов проболтался по доброте душевной? Воины, что с ним были, не должны языки распускать – служба приучила. Неужто во Владычном полку или на подворье "крот" завелся? И кто он? Подкупленный монах или приверженец Иоаннов, специально затесавшийся на подворье? Вовсе не исключено. Слаб человек, не устоял перед соблазном денег или под давлением обстоятельств. Но теперь от Андрея ничего не зависело – дальнейшая судьба Кошкина зависела от решения Гермогена.
Андрей спустился во двор. Тут крики толпы просто оглушали.
У перехода с переднего двора на задний, хозяйственный, стояли воины Владычного полка, вся вчерашняя пятерка – при саблях, в шлемах и кольчугах. Однако на глаза толпе они не показывались – зачем попусту дразнить зверя в берлоге?
К кричащей толпе вышел Гермоген, поднял руки. Постепенно наступила тишина.
– Почто шумим, новгородцы? – спросил он.
Опять поднялся крик. Гермоген снова поднял руки. Шум стих.
– Пусть говорит один, самый уважаемый, кого вы уполномочите.
Вперед выступил осанистый мужик. Ранее среди крикунов Андрей его не видел – так же, как и среди приходящих в дом Кошкина.
– Люди видели, как Кошкина на подводе привезли – связанным, аки пленного басурманина. В чем вина его?
– И кто вам неправду сказал?
Все снова закричали, поднялся гам. Гермоген молчал, и шум стих.
– Тебя как звать? – обратился Гермоген к мужчине.
– Антип Нефедьев, сосед я Кошкина.
– Хорошо, берите еще двоих и сами посмотрите.
От толпы отделилась троица и пошла за Гермогеном – настоятель повел их в подвал, где располагалось узилище. Толпа затихла в ожидании.
Андрей не видел, что происходило в подвале, но через четверть часа тот же Антип со товарищи вышел сконфуженный и развел руками:
– Пусто в узилище, нет никого.
По толпе пронесся легкий ропот.
– Я бы хотел знать имя подстрекателя – кто вас взбаламутил, от дел оторвал, – спокойно сказал Гермоген.
В толпе переглядывались, но имя назвать не могли. Потихоньку люди стали расходиться, и вскоре толпа рассеялась.
Гермоген повернулся, увидел Андрея и кивнул ему – зайди, мол. Уже в своем кабинете спросил:
– Что думаешь?
– Кто-то из монахов продал. Ни я, ни воины не могли.
– Да, по всему выходит – кто-то сразу сообщил заинтересованным кругам. Стало быть, предатель есть.
– Из этого сразу второй вывод следует: Кошкин не главный. Кто-то выше его есть, кто организовал толпу. Кошкин, скорее всего, лицо второе, а может – и третье.
– Похоже на то.
– А куда он из подвала делся? Если бы он там оказался, толпа бы бесчинствовать начала.
– Тебе это знать ни к чему.
– Подозреваете?
– Нет. Просто меньше знаешь – лучше спишь. Иди отдыхай. Будет что интересное – скажу.
Отдых затянулся на неделю. Андрей уже подумал – не забыли ли про него? Ан нет, призвал его к себе Гермоген.
– Отдохнул?
– Еще как!
– Ну вот и славно. Сведения до меня дошли через осведомителей, что покушение на тебя готовят. Полагаю, без предателя не обошлось, кто-то должен был назвать им твое имя.
Андрей был удивлен. В свое время в Переяславле он уже пережил одно покушение.
– На время тебе, Андрей, из Новгорода исчезнуть надо. Все время в напряжении жить нельзя, не убережешься. И терять тебя не хочется, человек ты Новгороду полезный. Даже если в монастыре не выходя жить будешь, я гарантий твоей безопасности дать не могу.
– И на сколько мне исчезнуть?
– Полагаю, на полгода.
– Ого!
– За это время о тебе подзабудут. Место, где укрыться можешь, есть?
– Найду.
– Только помни: в Москву – ни шагу. Скуратов тебя и через год искать будет, как царев верный пес. Возьми деньги. – Гермоген протянул Андрею мешочек с монетами. Андрей поблагодарил, поклонился.
– Да хранит тебя Господь! – Гермоген осенил его крестным знамением.
Андрей вышел от настоятеля в полном смятении и прострации. Год назад ему казалось, что он нашел свое место в жизни, служит славному вольному городу в борьбе с тираном и деспотом, чувствует себя действительно нужным, что у него есть кров и пища. И сразу – полный крах!
Он зашел в келью, проверил и зарядил пистолеты, собрал в узелок скромные пожитки, усмехнулся. Не много он нажил честной службой!
С подворья вышел не оборачиваясь, спиной чувствуя взгляд, наверное, Гермогена. Видимо, и ему было жаль расставаться с ценным работником.
Поскольку дело шло к вечеру, переночевал Андрей на постоялом дворе. Его никто не гнал с подворья в ночь, но и оставаться там было для него сверх сил. Все вокруг – кельи, монахи – стало вдруг чужим. В трапезную он не пошел, лежал на топчане, раздумывая: куда податься, как зарабатывать на жизнь?
Поднявшись, Андрей взял мешочек, который дал ему Гермоген, и высыпал его содержимое на стол. Два рубля, и один из них – медяками. Негусто. Полгода на них не продержаться, если нет своего угла.
Присев за стол, он начал подбирать варианты. Москву отмел сразу – "засветился" он там изрядно. В Литву податься, по примеру Андрея Курбского? Ведь ни Новгороду, ни Москве он присяги не давал, стало быть, не изменит. Но что-то претила ему такая служба. Против своих, против тех же новгородцев или москвичей воевать заставят, иначе зачем он там нужен, в чужой стране? Про Крым и Казань Андрей даже не помышлял. В Переяславль податься, начать все с нуля? В голове мелькнула Тверь. Был он там – в гостях у дяди Аглаи вместе с купчихой Авдотьей. Предлагал ему тогда купец у него служить, корабль дать, жалованье хорошее положить обещал. Дай бог памяти – как же его звали? Точно, Прохор Захарович! И монахи-попутчики советовали к Аглае присмотреться – боголепна, мол. Зря не послушал.
Хотя, как писал немецкий наемник Генрих Штаден, служивший в опричном войске: "…опричники обшарили всю страну… на что Великий князь не давал им своего согласия. Они сами себе давали наказы, будто бы Великий князь указал убить того или другого из знати, или купца, если они только думали, что у того есть деньги. Многие рыскали тайком по стране, убивали по большим дорогам всякого, кто попадался навстречу".
Выходило – и богатым быть опасно, но и обида на Новгород глодала. Андрей не ожидал такого исхода, почти бесславного. Фактически изгнали, как преступника, только вины своей он не знал. Изгой! Как есть изгой, изгнанный. Точен русский язык!