Восточная война - Евгений Белогорский 21 стр.


С ужасом офицеры полка и сами виновники инцидента утром следующего дня ждали прибытие графа за своим арестантом. Среди нижних чинов уже был избран человек, который был готов принять ради мира наказание за смерть арестанта, но Ардатов вновь всех ошеломил.

Внимательно осмотрев основательно избитое тело интенданта, он вызвал врача и приказал немедленно выписать свидетельство о смерти для скорейшего погребения. Когда же испуганный эскулап спросил, что указывать в причине смерти, Ардатов удивился.

- Как, что, милейший? Ясно же видно, что арестант скончался от апоплексического удара, - и еще раз глянув на разбитое лицо казнокрада, добавил - Ох и сильный был удар, однако.

Этот случай моментально облетел не только Бахчисарай, но и всю Крымскую армию. Как это часто бывает в жизни, арест Свечкина оброс такими фантастическими подробностями, что для господ интендантов не стало злее и страшнее врага, чем граф Ардатов. Тут же Михаилу Павловичу припомнили его прошлогодние "зверства" над севастопольскими интендантами и чиновникам совсем поплохело. Отныне, страшный граф Ардатов стал видеться им в каждом незнакомом им визитере.

Однако если Ардатов стал зверем и аспидом для интендантов, то для простых офицеров и солдат граф стал, чуть ли не своим человеком. Еще больше это мнение укрепили две его поездки по стоящим у Бахчисарая полкам. Ардатов специально приезжал в них к обеду и к ужасу начальства просил подать ему пищу из солдатского котла, которую стоически пробовал на глазах у всех. О последующих выводах не стоит говорить, они были печальны как для начальства, так и для артельщиков.

Подобные действия императорского посланца вызвали сильное недовольство командующего Крымской армии Михаила Дмитриевича Горчакова. Во всех действиях Ардатова старый генерал-адъютант видел скрытый подкоп под себя. Вскоре, во время представления графа Горчакову как специального посланника царя, тот попытался поддеть его.

- Что, Михаил Павлович, воробушка съел? Смотри, так их много летает, всех не переловить, - язвительно спросил Горчаков, намекая на историю с интендантом Свечкиным и то, что Ардатов, по мнению генерала, занимался делом явно недостойного его чина и положения.

- Так для одержания скорой победы над супостатом, нужны здоровые и сильные люди, господин генерал. А то, чего доброго в нужный момент они ружье держать не смогу от недоедания, - парировал Ардатов. - Посмотрел, я недавно как лечат раненых в наших госпиталях, и диву дался. До чего же живуч и вынослив наш солдат. Бинтов нет, лекарств нет, кормят, черт знает чем, а он еще на поправку идет. Чудеса, да и только.

Услышав о нарушениях в госпиталях, Горчаков сразу насупился и присмирел. Ему было неудобно, что приехавший Ардатов сразу занялся инспекцией госпиталей, тогда как ему все было недосуг посетить хоть один лазарет.

- Руки не доходят, ваше сиятельство, разобраться с госпиталями. Слышал, что непорядки там творятся, но вот все недосуг было. Все воруют проклятые, а честных интендантов сыскать невозможно, - стал оправдываться командующий, поскольку царский посланец ходил возле очень скользкой темы - злоупотребление служебным положением. К этому виду проступка государь был очень строг и мог покарать кого угодно, невзирая на чины и звания, если вина человека была доказана.

Видя примирительный настрой командующего, Ардатов не стал дальше развивать эту тему разговора, и конфликт, казалось, был исчерпан, но это казалось. Вскоре мнения двух Михаилов вновь столкнулись и куда по более серьезному поводу, а именно судьбы Севастополя.

Исполняя приказ Пелесье о штурме русских позиций, в последних числах мая, союзная артиллерия стала яростно обстреливать Камчатский люнет вместе с двумя другими русскими редутами, и здесь наглядно сказалось их преимущество в мортирах. Находясь в надежном укрытии, они методично разрушали передние фасы русских укреплений, выводя из строя пушки и заваливая амбразуры. В ответ русские батареи мало, что могли противопоставить огневой мощи союзников. Если в противостоянии с открытыми батареями противника они еще могли принудить их к молчанию, сбив или разрушив орудия, то против осадных мортир они были бессильны.

О приготовлениях французов к штурму Камчатского люнета русским сначала донесли дезертиры, а затем это же подтвердили и наблюдатели, заметившие большое скопление солдат во французских траншеях. Об этом было немедленно донесено генералу Жабокритскому, командовавшему обороной этого участка вместо погибшего Истомина, но к всеобщему удивлению тот не произвел усиление гарнизона укреплений.

В течение всего дня, Жабокритский только лихорадочно слал рапорта Остен-Сакену, который так же никак не реагировал на возникшую угрозу русским укреплениям. Оба генерала явно разделяли мнение Горчакова о необходимости сдачи Севастополя противнику ради сохранения армии.

На следующий день в самый разгар артиллерийской канонады, Жабокритский внезапно сказался больным, и, сев на лошадь, стремительно уехал в Северную сторону, оставив тем самым вверенный ему участок обороны без командования.

Когда это стало известно Нахимову, то он в категорической форме потребовал от Остен-Сакена замены Жабокритского Хрулевым и срочной посылки подкрепления на люнет и редуты. Сам же Нахимов, не желая мириться с предательским равнодушием начальства, лично направился на Камчатский люнет с тайной надеждой принять смерть на поле боя, чтобы избежать позора оставления родного города.

Общий штурм русских позиций начался в шесть часов по полудни, по сигналу ракеты. Французские штурмовые колонны сразу устремились в атаку на русские позиции и, пользуясь своей численностью четыре батальона против одного, смогли быстро сломить сопротивление защитников Волынского и Селингинского редута.

Развивая возникший успех, они попытались продвинуться в глубь русских позиций, но были остановлены русскими резервами, которые привел принявший командование Хрулев. При отражении неприятеля русские смогли захватить две гаубицы, которые французы неосмотрительно выдвинули вперед для поддержания атаки.

Камчатский люнет атаковали сразу три колоны французских стрелков, которые, несмотря на ураганную картечь, стремительно бежали вперед. Не обращая внимания на убитых и раненых, французские зуавы, составляющие ударную силу центральной колоны полковника Брансиона, приблизились к люнету и, перескочив через ров, стали врываться внутрь сквозь амбразуры.

Завязалась, отчаянна рукопашная борьба между защитниками люнета и алжирскими стрелками. В центре борьбы находился адмирал Нахимов, которого полтавцы и моряки окружили стальным кольцом и неоднократно бросались в штыки, спасая от зуавов своего горячо любимого начальника. Неизвестно как долго смогли бы триста пятьдесят русских солдат противостоять почти двум тысячи французам, но в этот момент английские мортиры, несмотря на присутствие на люнете зуавов, открыли ураганные огонь, который нанес большой урон, как в рядах защитников, так и атакующих.

Английские бомбы пощадили Нахимова, хотя один из осколков больно ударил его в спину и адмирал упал. Тотчас же моряки подхватили его под руки и, не обращая на протесты, унесли с люнета, прикрывая стонущего Нахимова своими телами.

Заметив отступление русских в сторону четвертого бастиона, французы сначала захватили оставленный люнет, а затем бросились преследовать их, намериваясь с ходу захватить и Корниловский бастион. Под картечным и ружейным огнем зуавы все же смогли достичь неглубокого рва бастиона, но были остановлены огнем с Малахова кургана и других близь лежащих батарей. От русской картечи погибли командиры штурмующих колонн полковники Леблан и Брансион. Лишившись своих командиров, зуавы сразу залегли, хотя с десяток смельчаков все же взобрались на вал бастиона, но тут же были подняты на штыки и сброшены в ров.

По залегшим солдатам противника гарнизон бастиона открыл ураганный огонь, а подошедшие батальоны Черниговского полка своей контратакой не только отогнали французов от бастиона, но даже смогли выбить их из Камчатского люнета, захватив при этом в плен до трехсот человек.

Убедившись, что люнет в наших руках, генерал Хрулев устремился с частью солдат к Килен-балке, где у наступавших вместе с французами англичан наметился определенный успех. Полковник Шарлей во главе отряда в четыреста человек сумел приблизиться к линии бастионов и под прикрытием штуцерных стрелков попытался ворваться на русские позиции. Появление черниговцев во главе с Хрулевым, которые атаковали неприятельские цепи фланговым ударом, исправило положение, отбросив противника на исходные позиции.

В это время, по личному приказу генерала Пелесье, желавшего обязательно одержать победу, на Камчатский люнет была организованна новая атака силами двух бригад корпуса генерала Боске, стоявших в резерве. Перед новой атакой англичане в течение получаса обстреливали люнет из своих мортир, не давая русским исправить полученные ранее разрушения и расклепать забитые врагом пушки.

С громким криком "Вива ля Франс!" - алжирские стрелки ворвались на бруствер Камчатского люнета, устилая своими телами ров и близлежащие подступы к нему. Несмотря на численное превосходство врага, защитники люнета смело приняли неравный бой и отошли только после гибели своих командиров капитана Шестакова и майора Беляева. Наученные горьким опытом французы не стали преследовать отступавших, ограничившись только частым ружейным огнем.

Весть об атаке врага наших передних позиций застала Ардатова на подъезде к Севастополю. Услышав о падении Камчатского люнета, атаки Корниловского бастиона и контузии Нахимова, граф пустил в галоп своего коня и еще засветло прибыл в Южную сторону.

Доклад Тотлебена и Нахимова о положении дел произвел на Михаила Павловича удручающее действие. Узнав о поведении Жабокритского, чья трусость во многом способствовала успеху врага, Ардатов немедленно потребовал генерала к себе и, не стесняясь присутствия посторонних, высказал генералу все, что он о нем думал.

На Жабокритского было жалко смотреть, когда Ардатов буквально размазывал его по стенке своими гневными тирадами. Поддержи Нахимов или Тотлебен в этом момент Михаила Павловича хотя бы одной репликой осуждения, и граф тут бы же обвинил генерала в предательстве со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но оба севастопольских патриота молчали, проявляя сочувствие к человеку, который своими действиями его совершенно не заслужил.

- Думаю, что вопрос о вашем дальнейшем пребывании в действующей армии, господин Жабокритский, будет решен в самое ближайшее время, - молвил Ардатов, закончив свой разнос. Но за Жабокритского неожиданно вступился Остен-Сакен, говоря что, возможно, не стоит торопиться с выводами за не совсем удачное командование.

Именно в этот день, Ардатов впервые воспользовался своим рангом личного посланника императора, поскольку генерал Остен-Сакен был равен Ардатову по чину и являлся начальником севастопольского гарнизона. Едва только Дмитрий Ерофеич открыл рот, как граф, невзирая на чины и должность напрямую спросил его, собирается ли он оборонять Севастополь или намерен сдать город врагу, сокращая гарнизоны передовых укреплений. В обычных условиях подобное поведение с равным по званию человеком было немыслимым, но Ерофеич хорошо помнил, кто перед ним стоит, и потому он даже не попытался одернуть Ардатова. От столь щекотливого вопроса, заданного в лоб, да еще в присутствии двух главных инициаторов обороны города Нахимове и Тотлебене, генерал сразу скис и залепетал такую ахинею, что, гневно сверкнув глазами, Нахимов демонстративно покинул комнату. Вслед за ним на свежий воздух вышел и сам Ардатов, затем Тотлебен, Хрулев и князь Васильчиков, оставив, таким образом, Остен-Сакена наедине с Жабокритским.

- Что будем делать, Павел Степанович? Попытаемся отбить у врага наши позиции или оставим их врагу? - напрямую спросил Ардатов, едва догнав адмирала на улице, и сразу получил не менее прямой ответ.

- При сложившихся обстоятельствах не вижу никакого смысла в проведении наступления, ваше превосходительство. Пытаясь отбить люнет, мы будем двигаться в гору под непрерывным огнем противника, что принесет нам огромные потери при весьма сомнительном результате. Как не прискорбно это говорить, но я категорически против атаки на Камчатский люнет, - с горечью ответил Нахимов.

- Я тоже категорически против атаки на люнет, ваше превосходительство, - вслед за адмиралом высказал свое мнение генерал Хрулев, которого было очень трудно заподозрить в трусости. Его немедленно поддержали Тотлебен и Васильчиков. Все они в один голос заявляли, что попытки отбития позиций приведут к непозволительному ослаблению севастопольского гарнизона перед явно намечающимся общим штурмом города.

- Одержав победу сегодня, Пелесье, разумеется, не пожелает остановиться на достигнутом успехе и непременно попытается взять Севастополь в самое ближайшее время. Тут и к гадалке ходить не надо, все ясно, - сказал Нахимов, и все присутствующие генералы полностью согласились с его выводом.

Ардатов тоже был согласен с этим мнением, но пример с Жабокритским его очень сильно взволновал. Если ранее он был полностью уверен за судьбу Севастополя, пока в нем находился Нахимов, то теперь он не разделял своего прежнего убеждения. Поэтому на другой день граф спешно отъехал в Бахчисарай, намереваясь поговорить с Горчаковым о назначении Нахимова главой обороны города. Однако, как не был быстр конь, доставивший его в ставку главнокомандующего Крымской армии, Горчаков уже был прекрасно осведомлен о случившемся инциденте. Поэтому, он встретил запыленного графа во всеоружии начальственного гнева.

- Не по чину командуешь, Михаил Павлович! - с места в карьер начал Горчаков. - Хоть ты и царский посланник, но бесчестить боевого генерала в присутствии других и угрожать ему отставкой, это уже слишком! Знай свой шесток!

Ардатов был тертый калач в подковерных интригах и потому молчал только первую минуту, а затем, воспользовавшись, что собеседник взял паузу, чтобы вдохнуть в грудь воздух, сам перешел в атаку.

- Так что же, за самовольное оставление своего поста, сказавшись больным, ему Георгия на грудь вешать!? Видел я этого больного! Здоров как бык! И только благодаря его мнимой болезни в самый важный момент на переднем крае не было командира, и французы, чуть было, не ворвались в город. Что это? Глупость, трусость или, еще того хуже, измена!?

- Да, что ты несешь, граф!? Белены объелся? Какая еще такая измена!? - взвизгнул Горчаков, но Ардатов не дал ему возможность продолжить. Он рывком приблизился к генералу, и гневно глядя ему в глаза, и с придыханием произнес.

- А это уж государь пусть сам решит, Михаил Дмитрич, как оценивать деяния генерала Жабокритского. Донесение свое, вкупе с рапортами адмирала Нахимова, генерала Хрулева и полковника Тотлебена я уже отослал императору вместе с фельдъегерем в столицу. Подождем и узнаем, кто из нас прав.

- Фельдъегеря в столицу!? Да ты в своем ли уме, Ардатов!? Его только я могу в столицу послать! Я, и никто другой! Да за нарушение устава и артикля я тебя под арест могу упечь! - продолжал гнуть своё Горчаков. Но Ардатов вновь опередил его, когда генерал набирал воздух в спадшую грудь.

- Да не серчай ты так, Михаил Дмитриевич, право дело. По уставу ты полностью прав, это я полностью признаю. Да вот только право на фельдъегеря мне от самого государя дадено, ибо послан я сюда им, чтобы надзирать за всем тут происходящем и сразу докладывать, если что не так случиться. Вот я ему и доложил, работа у меня такая.

От возмущения грудь старого генерала быстро заходила взад вперед, но, боясь сболтнуть лишнего царскому фискалу, он только гневно жег его глазами. Граф точно угадал, какие мысли мелькали в его голове и миролюбиво произнес.

- Успокойся, Михаил Дмитриевич. Не доносы я на тебя строчить приехал, а исправлять огрехи, которые могут сыграть на руку врагу.

- Это какие такие огрехи! Назови! - запальчивым петухом взвился генерал.

- Да с назначением на ответственные должности безответственных людей. Вместо Нахимова Остен-Сакена назначил, вместо Хрулева - Жабокритского. Вот и результат - потеря передней линии обороны. А почему? Потому что число гарнизона было сокращено до одного батальона, а резервы находились очень далеко и в любом случае не успевали прийти на помощь. Это конечно не измена, а простая дурь, но из-за неё мы чуть было Севастополь не потеряли.

При упоминании о Севастополе лицо генерала скривилось, но Ардатов сделал вид, что не заметил этого.

- На носу новый штурм города, по всем признакам французы хотят взять Севастополь к очередной дате сражения при Ватерлоо, есть у Луи Наполеона такая страстишка. Поэтому я думаю, для пользы дела надо быструю рокировку произвести и поменять местами Нахимова и Ерофеича.

- То мне решать, кого куда ставить и назначать! - взвился Горчаков, но теперь уже на не столь высоких тонах.

- Конечно тебе, Михаил Дмитриевич. Только тебе, но и спрос с одного тебя будет, если Севастополь падет. Моё дело маленькое, я только предупредил, а уж решать тебе, - многозначительным тоном произнес Ардатов, и генерал сразу осел. Судьба светлейшего князя Меньшикова, отправленного государем в отставку из-за неудач под Севастополем, ярким примером замаячила перед глазами Горчакова.

Видя, что его стрела попала точно в цель и собеседник смущен и растерян, граф немедленно поспешил прийти к нему на помощь с готовым решением.

- Ты, Михаил Дмитриевич, утверди предложенные мною назначения, и я с ними в Севастополь тотчас уеду. Если отстоим город, я за тебя перед государем похвальное слово замолвлю. Это я тебе как перед богом обещаю. А возьмет враг город, так ты на меня мертвого все спишешь, поскольку живым из Севастополя я не уйду.

Услышав столь необычное предложение из уст царского посланника, Горчаков вначале с опаской глядел на графа из-под стекол очков, а затем спросил с недоверием.

- Слово?

- Слово, Михаил Дмитриевич. Ведь ты знаешь, что я своего брата, боевого генерала, никогда не подставлял.

Горчаков ещё некоторое время обдумывал предложение Ардатова, толи стараясь найти скрытый подвох, толи придумать что-то свое, но, так ничего не придумав, махнул рукой и произнес.

- Ну, коли так, тогда я согласен, Михаил Павлович, но только если что, ты уж не взыщи.

- Договорились! - сказал граф. - Сейчас кликну секретаря, напишем приказ, и я поеду.

- Что же, даже не отобедаешь? - удивился Горчаков, но Ардатов был неумолим. Сейчас же на его зов явился секретарь, через двадцать минут приказ о смене Остен-Сакена на Нахимова был подписан, и он тут же покинул Бахчисарай.

В том, что Пелесье будет штурмовать Севастополь именно в день битвы при Ватерлоо, Ардатов угадал на все сто процентов. Именно в этот день французский главнокомандующий решил взять Севастополь и тем самым доставить своему императору огромную радость.

На общем собрании союзников было решено, что французы будут наносить главный удар по 1 и 2 бастиону, Малаховому кургану, а англичане нанесут вспомогательный удар по 3 бастиону. Правую штурмовую колонну возглавил генерал Майран, командование центральной колонной Пелесье доверил Брюне, левой же командовал генерал Отмар. У англичан штурмовыми батальонами командовал Гербильон, при общем командовании штурмом генерала Сент-Анжели.

Назад Дальше