– Иди, Саша, иди! Уже скоро вечер, я буду через специальную большую трубу наблюдать за вечными звездами и за чудными кометами… А ты иди, готовься к своей кровавой войне, занимайся другими делами мирскими. Разошлись наши дороги… навсегда…
Глава седьмая
Было дело – под Дерптом
Незадолго до Рождества в Москву прибыл герцог Священной Римской империи Карл Евгений фон Круи – с письмом от польского короля Августа. Само то письмо и выеденного яйца не стоило: обычные льстивые и пошлые уверения в вечной дружбе и в братской любви, пожелания воинских успехов в предстоящих жарких баталиях с подлыми шведами (об обстоятельствах смерти Франца Лефорта, понятное дело, ни единого слова), а вот сам цезарский герцог царю очень даже приглянулся.
– Боевой такой дядечка, отважный! – без устали восхищался Петр. – Участвовал в пятнадцати, или даже в шестнадцати, знатных схватках и сражениях, громил и топил, предварительно загнав в глубокие реки, целые неприятельские дивизии, города брал знатные – на свою шпагу! Хочу вот на службу его пригласить. А что, боевой и опытный генерал! Нам такие зело нужны… Как ты мыслишь, Алексашка?
Егор, прекрасно понимая, что, чем больше царю возражаешь, тем он только упрямее становится, ответил весьма обтекаемо и неопределенно:
– Почему бы и нет, мин херц? Вояка-то, судя по всему, весьма дельный. Воля твоя! Только вот языком он треплет чрезмерно, и все – только о разных победах. Странно это… Неужели так и не проиграл этот речистый герцог ни единого сражения? Не, я-то когда сильно подопью, то и не такое еще поведать могу… Думаю, что обязательно надо фон Круи нашего предварительно проверить в невеликом деле. А то знаю я тебя, мин херц! Запросто можешь этому павлину разряженному доверить и всю российскую армию…
Герцог действительно был очень импозантным и даже весьма брутальным с виду мужчиной, да еще и большим модником при этом. Длинный нос, чуть скривившийся от сильного удара – тяжелым прикладом турецкого ружья (как сам фон Круи рассказывал про то), светлые длинные усы, водянистые прозрачные глаза, пышный парик – в мельчайших кудряшках, на лиловом кафтане красовались разноцветные орденские ленты, на шее – золотая цепь с алмазными звездами… Не кавалер – а картинка идеальная! А как рассказывал, сукин сын, как рассказывал! Не хочешь, а заслушаешься! И все о себе, любимом, о героизме собственном, небывалом…
"Натуральный барон Мюнхгаузен! – подозрительно высказался внутренний голос. – Я бы такому вруну – даже эскадрона драгунского не доверил бы…"
Царь, выслушав аргументы Егора, чуть нахмурился, после чего беззаботно улыбнулся и уверенно подвел под этим разговором жирную черту:
– Может, охранитель, ты и прав! Ладно, возьмем этого цезарца с собой – в зимнюю вылазку на генерала Шлиппенбаха, посмотрим его в настоящем деле…
А вот такого поворота Егор совсем не ожидал: мало того что и присутствие самого Петра – при осуществлении этой рискованной и бесшабашной операции – было крайне нежелательным, так тут еще и герцога (неизвестного – по большому счету, и совершенно непроверенного!) приходилось брать с собой… Но дальше спорить с царем он не стал: себе дороже, можно было запросто нарваться уже на серьезные и крупные неприятности. Например, Петр Алексеевич, сильно разгневавшись, мог этого сладкоголосого и хвастливого герцога назначить командовать всей предстоящей вылазкой, а мог – и на себя лично стянуть руководящее одеяло…
Фон Круи, которого, естественно, пришлось ознакомить с оперативными планами диверсии под Дерптом (вернее, на мызе Эрестфер), пришел в неописуемый восторг и зашелся (на немецком языке) в нескончаемых и нудных комплиментах:
– О, какая замечательная придумка! Дерзость и коварство – залог успехов воинских! Сами великие маршалы – Вобан и Люксамбург – были бы в восторге… Кто придумал сие? О, Александр Данилович, господин генерал-майор, сэр Александэр! Примите мои искренние уверения в бесконечном и полном уважении! У вас прекрасные задатки стать со временем – великим и славным полководцем! Я бесконечно рад нашему знакомству…
– Как считаешь, любезный герцог, не маловато ли будет для славной победы всего двух полков? – строго спросил Петр, вскользь одобрительно подмигивая Егору. – Солдатского да конного? Хватит ли для полного успеха тридцати пушек?
Неторопливо, с безгранично задумчивым видом, фон Круи раскурил свою венскую фарфоровую трубку и минуты через три с половиной веско ответил, надуваясь немаленьким пузырем – от осознания собственной значимости:
– Два полка, на мой взгляд, будет вполне достаточно. Чем меньше воинский контингент, тем легче им управлять как нас учит мой великий тезка – Евгений Савойский… Зачем нужна лишняя и глупая скученность? Главное – внезапность и дерзость… Тридцать пушек? Можно и меньше! Но вдруг какая лошадь сломает ногу, сани перевернутся, дуло орудийное треснет от мороза? Пусть, для страховки, будет тридцать! Лишь бы морозов не было сильных… Кстати, а когда мы планируем выступать из Москвы?
– Полки и артиллерия выступают уже через неделю, – сообщил безо всякого на то желания Егор. – Встанут временным лагерем в Псковской крепости. Мы же тронемся позже, в середине февраля, как только немного ослабнут русские морозы…
После этого разговора, полного – со стороны герцога – цветастых комплиментов и грубой лести, пришлось пригласить фон Круи в гости.
Герцог прибыл в московский дом Меньшиковых во всеоружии: разодетый – в пух и прах, напомаженный и напудренный, пахнущий изысканными европейскими духами, с подарками-безделушками для детей и разлапистой геранью в горшке – для Саньки. Егору же фон Круи – еще при их первой встрече – презентовал большую жестяную коробку с английским корабельным табаком.
– Смешной-то какой! – весело прошептала Егору на ухо жена. – Разряженный и напудренный – словно молоденькая и озабоченная дама, разговорчивый… Он что, молчать не умеет совсем? Саш, надо же ему тоже подарить что-нибудь в ответ, а?
– Шкуру медвежью! – легкомысленно предложил Егор. – Не пойдет? Тогда лосиные рога, разлапистые…
– Ну тебя, шутника! – крепко надулась Санька. – Надо же солидное что-нибудь, чтобы было не стыдно перед людьми… Давай подарим ему связку собольих шкурок? Хороший подарок! А, Саша?
– Дари, милая, если тебе не жалко! – легкомысленно улыбнулся Егор. – Связка отборных соболей – в обмен на герань и банку дешевого табака? Нормальный, в общем, обмен! Чисто по-русски так…
Отведав вдоволь крепких русских настоек и наливок, герцог превзошел самого себя: такого понарассказывал о своих героических подвигах и свершениях – только держись!
"Отработал герцог свои собольи шкурки, отработал! – перестав ржать, торжественно объявил внутренний голос. – Молодец! Куда там – этому Мюнхгаузену, отдыхает – мальчишка сопливый…"
Особенно фон Круи понравился Алешке Бровкину, присутствующему на этом торжественном обеде в качестве Санькиного старшего брата.
– Представляешь, герцог, а голубями увлекается! – с восторгом делился своим удивлением Алешка. – У него одна голубятня в Вене, а другая – в Варшаве. Этот фон Круи так любит голубей, что даже в Россию захватил с собой две пары. Говорит, что они особой породы, лохматые, которые и в морозы могут летать далеко… Завтра герцог собрался заехать в Преображенское, взглянуть на наших птичек. Мы же с Васей Волковым, Данилыч, тоже завели – по твоему совету – почтовых голубей…
– Ты, маркиз, раз такое дело, крепко подружись с герцогом! – неожиданно для самого себя, попросил Егор Алешку. – Подружись, присмотрись к нему: с кем общается, к кому ходит в гости, вообще…
– Чего-то опасаешься, Данилыч? – забеспокоился Бровкин.
– Да нет, ничего конкретного! – честно признался Егор. – Просто на воду дую – после того фортеля, что Яшка Брюс выкинул.
В конце второй декады февраля начали готовиться к отъезду: злые метели уже отшумели, морозы ослабли – до минус десяти-двенадцати градусов ночами, а днем и вовсе температура воздуха поднималась вплоть до нулевой отметки…
За трое суток до предстоящего отбытия в Псков царь вызвал к себе Егора и генерала Шереметьева, задумчиво поковыряв пальцем в ухе, велел:
– Борис Петрович, давай, пока еще стоят зимники, перебрасывать всю тяжелую осадную артиллерию на север, поближе к местам будущих баталий… А то придет весна, начнется знаменитая на весь честной мир русская распутица, дороги раскиснут. Намучаемся…
– Слушаюсь, государь! – незамедлительно и тщетно попытался втянуть свое объемистое брюшко Шереметьев. – Только поясни, будь так добр, что и куда конкретно – перемещать да перебрасывать?
Петр небрежно указал перстом на Егора:
– Вот он, высокоумный наш, все тебе и пояснит…
Егор достал из внутреннего кармана камзола сложенный вчетверо лист тонкой бумаги, развернул его, аккуратно разгладил на коленке, протянул генералу:
– Там, Борис Петрович, все подробно прописано! Зачти, все ли тебе понятно?
Шереметьев минут семь-восемь молча шевелил своими тонкими губами, внимательно изучая предложенный список-перечень, после чего задумчиво разгладил свои седые усы и невозмутимо доложил:
– Ясно мне все, Петр Алексеевич и Александр Данилович! Это – доставить в Псков, то – в Новгород… Часть пушек, что переместим в Новгород, требуется в самом конце весны, по реке Волхову – как пройдет ледоход – перебросить в крепость Старой Ладоги. Понятно, выполним… А разрешите старику вопрос задать один? Спасибо! Так вот, в Старую Ладогу направляются и французские картечные мортиры, и датские ломовые единороги… Для чего же осадные пушки нужны в крепости Ладожской? Не, про обычные пушки, оборонительные, оно все и понятно, но для чего датские единороги? Царь, обменявшись с Егором понимающими взглядами, охотно пояснил:
– Мы эти ломовые орудия кораблями потом доставим поближе к шведской крепости Нотебург, которую по-нашему кличут Орешком. Смекаешь, Борис Петрович? Спрашиваешь, откуда крепкие корабли возьмем, на которых можно безбоязненно плавать по бурной Ладоге? Построим, старинушка! Вон, воевода Сенька Ростов прислал радостное донесение: отписывает, что втайне от шведа они заложили на верфях городка Олонца ял двухмачтовый, а по весне другой строить начнут…
Выйдя из кабинета Петра по окончании этого совещания, Егор столкнулся с Алешкой Бровкиным. Тепло поздоровались, обменялись свежими новостями, после чего Егор спросил:
– Ну, мой любезный маркиз, как там наблюдения за нашим славным герцогом? Заметил что-нибудь подозрительное?
– Абсолютно ничего, Александр Данилович! Он, морда речистая, с иноземцами вообще не знается, только русские доверчивые уши (на немецком языке, других-то герцог и не знает!) старательно грузит – байками героическими своими… Не знаю, какой из него вояка, но товарищ он хороший и добрый! Напрасно ты на него, командир, косишься, напрасно, ей-ей…
– Может, и напрасно, – хмыкнул Егор. – Хотя то, что он совсем не общается с другими иноземцами, – само по себе – слегка подозрительно… Голубей-то своих почтовых герцог оставляет на попечение преображенских голубятников?
– Нет, не оставляет, – Алешка задумчиво взлохматил на затылке парик. – С собой берет, в воинский поход. Да, странно это немного… А, Данилыч?
– Странно! – согласился Егор и тут же торопливо попрощался: – Бывай, благородный маркиз! Завтра встретимся уже возле саней. Мне, раз такое дело, надо срочно к доктору Жабо заскочить, поболтать немного, посоветоваться… Да, ты, Алешка, с герцогом поедешь – в одном возке.
– Избавь, Данилыч, избавь – ради бога! – взмолился Бровкин. – Фон Круи – мужик сам по себе неплохой, но духами парижскими обливается – без всякой меры. Я же задохнусь…
– Поедешь! – посуровел голосом Егор. – Так надо! Будешь внимательно присматривать за герцогом, чтобы он ненароком голубя не запустил почтового…
Для охраны царского передвижения Егор на этот раз решил привлечь – вместо двух обычных драгунских эскадронов – три сотни конных башкир и татар – из дивизии, что стояла под Долгопрудным (дополнительно – к всадникам Дикого полка, уже ушедшего к Пскову). Петр на это изменение отреагировал вяло:
– Это, охранитель, твои дела! Тем более что лошадки башкирские привычны – скакать по высоким сугробам и по снежной целине…
В сам же царский поезд-обоз вошло десять кожаных просторных возков. В первом ехали Петр и Егор, во втором – герцог фон Круи и Алешка Бровкин, в третьем – повар Антоха, две китайские собаки-нюхачи и доктор Карл Жабо, еще три – с вещами, теплой одеждой, продовольствием и разной мелочью, замыкали караван четыре возка с милосердными сестрами, всякими медицинскими штуками и причиндалами.
– А что же, Алексашка, твоя жена, прекрасная Александра Ивановна, не поехала в сей рейд военный? – чуть насмешливо поинтересовался Петр. – Уж как она тогда, почти три года назад, рвалась вместе с тобой в Азовский поход! Так рвалась, что и не остановить было… Помнишь, охранитель? А сейчас что случилось? Кончился порох в пороховницах?
Егор, широко и радостно улыбнувшись, ответил – с нотками законной гордости в голосе:
– Моя супруга, мин херц, будет не из робкого десятка, ты же сам ведаешь про это! Просто на сносях она у меня: рожать будет через два-три месяца. Так что – сам понимаешь…
– Ну-ну! Это, конечно, очень уважительная причина… Поздравляю, охранитель! – Неожиданно царь загрустил и закручинился: – Везет тебе, сукину сыну! Жена – красавица и умница, дети рождаются – один за другим… А я, как же я? Что молчишь, морда довольная, наглая? Где моя наяда ладожская? Как там ее зовут? Напомни!
– Марта Скавронская, проживает в ливонском Мариенбурге…
– Во-во, Марта… Мы же как ранее планировали с тобой? Направить в Мариенбург Яшку Брюса, чтобы он выкрал для меня эту красавицу… Планировали, охранитель?
– Планировали, государь!
– А теперь что же получается? Война началась со шведами, Брюс скурвился нежданно… Ну и что прикажешь делать? Не, ты ответь, вражина…
– Есть у меня один дельный план, мин херц! – обнадежил царя Егор. – Все сделаем в самом лучшем виде!
– Говори: как, что, когда?
– Может, повременим? Есть же такая русская верная примета: сперва доделай одно важное дело, а потом уже думай и говори о следующем. Иначе можно оба дела окончательно загубить – на корню… Вот разберемся со Шлиппенбахом, тогда уже и за твою Марту примемся! А, мин херц, подождешь немного?
– Подожду, конечно! – расстроенно махнул рукой царь. – Куда же я денусь?
До Пскова они доехали без всяких значимых приключений. Слегка перекусили с дороги, выпили немного с устатку, выслушали толковые доклады командиров полков, прибывших в Псков ранее…
Как только грязная посуда была убрана, и все задымили своими курительными трубками, герцог фон Круи тут же расстелил на столе подробную карту Ливонии и прилегающих к ней территорий, потребовал всеобщего внимания:
– Господа! Давайте не будем терять времени! Пора уже обсудить и все мелкие детали предстоящей дерзкой вылазки… Вот, смотрите внимательно! – стал небрежно тыкать в карту мундштуком своей трубки: – Вот он – город Дерпт, это – мыза Эрестфер, где расположены зимние квартиры корпуса генерала Шлиппенбаха. Мы дружными колоннами – уже под самый вечер – подходим к крохотному хутору Эйво, что расположен на противоположном берегу реки Ая, воды которой сейчас скованы прочным льдом. Ночью стоим очень тихо, не разводя костров, – фон Круи на минуту замолчал и, дрожа худым кадыком, жадно приник губами к краю высокого хрустального бокала, наполненного до самых краев венгерским темно-янтарным вином…
– Ну как? Пока все правильно излагает наш цезарец? – спросил по-русски Петр.
– Обычно излагает, мин херц. И мы так запросто могем! Если прикажешь, конечно, – кисло и недовольно поморщился Егор.
Герцог аккуратно и твердо поставил на край карты пустой бокал, тщательно обтер белоснежным носовым платком свои светлые вислые усы, откашлявшись, уверенно и непринужденно продолжил:
– Итак, господа мои, на чем я остановился? Ага, переночевали, не разжигая костров, на берегу реки… В это время солдаты – в полной ночной темноте – тихо и старательно вытаптывают в снегу: на льду реки и далее – вплоть до самой мызы Эрестфер – тридцать широких троп. Понятно для чего? Чтобы уже перед самым рассветом полевые мортиры и гаубицы – оперативно и безо всяких помех – выдвинулись на заранее запланированные позиции. Я потом на карте наставлю точек – черными чернилами…
"А герцог-то – совсем и не дурак, каким старательно прикидывается! – искренне удивился внутренний голос. – Эти заранее вытоптанные тропы – отличная мысль, заслуживающая громких аплодисментов…"
Та же самая мысль, похоже, посетила и царя: он восторженно и громко стукнул кулаком по столу и высказался от души – в адрес герцога:
– Ай да фон Круи! Ай да сукин сын!
Герцог, похоже, и без перевода отлично понял, что его хвалят, довольно покраснел и воодушевленно замахал руками, тыча сразу в несколько точек на карте:
– Идет фронтальный пушечный огонь: половина пушек стреляет картечными гранатами, другая половина – зажигательными. В лагере противника начинаются сильные пожары, шведских солдат и офицеров охватывает пошлая и сильнейшая паника… Все просто великолепно, здорово и замечательно! Теперь необходимо нанести по противнику смертельные фланговые удары – силами вашей, сэр Александэр, дикой кавалерии. Просто отлично: злые черкесы, башкиры и татары налетают на мызу, отчаянно визжат, бросают ручные гранаты! Блеск полный! Естественно, что при этом артиллерия должна резко сузить сектор обстрела, сосредоточившись сугубо на центре, чтобы случайно не зацепить свою же кавалерию…
"Дельно, ничего не скажешь!" – завистливо вздохнув, признал внутренний голос.
Петр, нервно побарабанив костяшками пальцев по дубовой столешнице, нетерпеливо спросил:
– А где же будет располагаться наш командный пункт?
– Вот на этом высоком холме! – не раздумывая ни секунды, объявил фон Круи. – Видите, государь, маленький крестик на карте, на том берегу речки Ая? Это одинокая лютеранская кирха – с многочисленными хозяйственными пристройками. Место – просто идеальное: безлюдно, покатый и высокий холм, вся мыза Эрестфер и ее окрестности – как на ладони! За полчаса до того, как пушки начнут выдвигаться – по натоптанным тропам на назначенные им позиции, – мы тронемся на холм, к этой кирхе. С собой для охраны возьмем пятьдесят конных башкир, еще два десятка – в качестве посыльных и вестовых… Да, чтобы не забыть! Все дело надо завершить часа за полтора: в самом Дерпте (Юрьеве, как этот город называете вы, русские), за крепостными стенами находятся еще порядка двух тысяч пеших солдат да полторы тысячи конных драгун. Вполне возможна вражеская погоня…