– Наверное, только то, о чем вы уже и сами догадались. Нами достоверно установлено, что любое значимое вмешательство в Прошлое каждого конкретного мира не оказывает никакого воздействия на Настоящее и Будущее этого же мира! Просто в этом случае рождается мир новый, параллельный, развивающийся самостоятельно… Вот и вам, Е-его-ор Пе-етро-ови-ич, предстоит выбор непростой: вернуться в свой прежний мир или же – перенестись в двадцать первый век нового мира, который и создан вашими же стараниями, любезный Странник. Извините, я вижу, что вы можете перевести мои слова не совсем точно, возможно недопонимание. Лучше о таких материях высоких толковать на родимом языке… Советую вам дождаться разговора с Координатором, который у вас непременно состоится – в любом из этих двух миров. Он вам все объяснит гораздо точнее и понятнее… Параллельные миры – вещь очень непростая и даже опасная. Видите ли, у каждого "первоначального мира" может быть только строго определенное количество его параллельных "детей". Если "емкость" переполняется, то на месте всех этих миров образуется "черная дыра"… Вижу, что вы меня не очень понимаете. Дождитесь, пожалуйста, разговора с Координатором! Так будет лучше для всех нас…
– Когда, где, как? – тяжело и учащенно дыша, спросил Егор. – Кого пришлют мне на замену? А моя жена, дети? С ними что будет?
– Успокойтесь, Е-его-ор Пе-етро-ови-ич! Успокойтесь, молодой человек! – еще раз настойчиво посоветовал посланец Координатора. – Все произойдет совершенно обычно: укол в темечко, – показал пальцем, – замена объектов… Перенос в конкретный – из двух миров – зависит только от количества введенного препарата. Кто сюда прибудет вместо вас? Извините, не знаю! Когда и где? В самую короткую летнюю ночь, по завершении дня летнего солнцестояния. Место значения не имеет. Про жену и детей – совершенно глупый вопрос, даже не требующий ответа… Ваш преемник изобразит падение с лошади, повредит лицо, сильно разобьет голову, как следствие – частичная потеря памяти, всякие странности в повседневном поведении. Ничего сложного, уже отработанный механизм… Да, вижу, что вы сильно поражены услышанным, не радуетесь совсем. Ладно, оставлю вас – наедине с вашими мыслями…
– Спасибо, уважаемый! – Егор с трудом растянул губы в неубедительной пародии на счастливую улыбку. – Извините, но не знаю, как вас зовут…
– Пусть будет – Аль-Кашар!
– Так вот, уважаемый Аль-Кашар, мне сейчас, действительно, надо побыть одному… Спасибо вам, и все такое… Где и когда мы с вами встретимся в следующий раз?
– Вы не будете против, дорогой Е-его-ор Пе-етро-ови-ич, если на Москву я проследую вместе с вашим, э-э, караваном и поселюсь – по прибытии – в вашем московском доме? Благодарю, благодарю! Понимаю, что вы не планировали – до самой осени – посещения Москвы, но теперь, видит Бог, придется… Надеюсь, что вы заранее известите меня о времени отбытия, э-э, вашего каравана? Я остановился на постоялом дворе Ни-ики-ити– ина. Этот человек неплохо знает турецкий язык, когда-то в молодости он принимал участие в самых первых русских походах на татарский Крым.
Отвесив очередной вежливый поклон, посланец Координатора отбыл – в неизвестном направлении. Егор медленно подошел к столу, надолго приник к стеклянному саксонскому кувшину, наполненному крепкой медовухой, пытаясь привести свои мысли в некое подобие порядка…
"Держи себя в руках, братишка! – заботливо посоветовал мудрый и хладнокровный внутренний голос. – Думай, рассуждай, спорь со мной – до полной потери пульса! Только, ради бога, не психуй и не впадай в пошлую истерику… Да и окружающим не давай повода подумать, что ты чем-то сильно расстроен и огорошен. А то ведь вопросами замучают… И с женой, пожалуйста, будь поаккуратней: первым делом сполна отдай долг супружеский, иначе заподозрит всякое, начнет внимательно присматриваться, одно к одному, закатит жаркий скандал. А тщательные размышления и семейный скандал – вещи абсолютно несовместимые… Еще есть один очень хороший вариант: забудь об услышанном – до самого утра, сейчас напейся от души, потом – с женой покувыркайся вволю, еще выпей. А с утра, как начнется классическое похмелье, сразу же езжай на крепостные стены, якобы на ревизию. Там, на ветерке да холодке, и подумай обо всем – спокойно и непредвзято. С похмелья голова будет пустой и звонкой, может, и придумаешь что-нибудь гениальное…"
В столовой появился Алешка Бровкин, удивленно покосившись на опустевший кувшин, поинтересовался:
– Чего надо было – басурману этому?
– Ерунда полная! – сладко и беззаботно зевнул Егор и, окончательно решив принять на вооружение последний совет всезнающего внутреннего голоса, начал нагло и вдохновенно врать: – Загорелись турки открывшимися торговыми перспективами. Русская пшеница, конечно, это хорошо и очень сладко. А что еще есть в России интересного и полезного? Вот и просит Медзоморт-паша прояснить вопрос с самоцветами уральскими: отправить его доверенного человека, которого зовут Аль-Кашар, на те самые рудники. Чтобы тот на месте присмотрелся ко всему, в первую очередь – к ценам на самоцветы. Понимаешь? Не к московским ценам, а – к уральским. Обычное, в общем, дело… Да, маркиз, а притащи-ка еще медовухи, наливок всяких! Ложечников позови, плясунов! Пусть барышни приезжие ознакомятся с песнями и плясками местными. Да и я нынче отчего-то гулять настроен…
Вечер прошел строго по сценарию, разработанному опытным и мудрейшим внутренним голосом: Егор был весел и беззаботен, много пил веселящих и хмельных напитков, пел песни и стучал на ложках – вместе с дворовыми песенниками псковского воеводы, чем вызывал искренние восторженные охи и ахи – с той стороны вечернего разгульного стола, где располагались Луиза и Екатерина…
Наконец, уже очень сильно захмелев, он манерно извинился перед своими сотрапезниками и откланялся, прихватив с собой смущенно улыбающуюся жену. В супружеской спальне Егор тоже не ударил лицом в грязь: был страстен, нежен и в меру неутомим…
Только вот Санька все же что-то почувствовала и боязливо прошептала ему в ухо:
– Ты, Саша, сегодня так меня целовал… Так, как будто бы прощался – на целый год. Как тогда, когда вы с Петром Алексеевичем надолго уезжали в свою Голландию…
Вот после этих неуверенных Санькиных слов в его нетрезвую голову и пришла – в первый раз – одинокая и крамольная мысль: "А почему, собственно, я должен возвращаться в этот долбаный двадцать первый век? Не, а почему, собственно?"
С утра на высоких крепостных стенах было промозгло и ветрено. Многочисленные офицеры и всякие штатские морды назойливо показывали ему различную ерундовую всячину: обновленные бастионы, широкие и глубокие рвы, наполненные мутной водой, пушки, новые казармы и бани, что-то там еще…
Егор, ничего толком не видя и не слыша, довольно хмыкал и время от времени согласно кивал головой. А сам все думал, рассуждал, анализировал… И вот постепенно, далеко не сразу, в его похмельной голове начала складываться следующая железобетонная концепция: "Там, в двадцать первом веке, меня особо никто и не ждет. Близких родственников нет. Дальние? Есть какие-то двоюродные и троюродные дяди и тети, с которыми виделся только в далеком детстве, даже адресов их не помню… Друзья? В основном – приятели. Да и у каждого из них имеется своя, далеко не простая жизнь… Принципы, идеалы, конкретные цели, которые – кровь из носу – необходимо претворить в жизнь? Да ну, не смешите, право! Сорок миллионов евро и личный остров в Карибском море? Это еще бабушка сказала надвое: вдруг за все эти "подвиги" в семнадцатом веке, не согласованные в Контракте, меня, наоборот, накажут примерно и посадят в тюрьму – на долгие годы? Запросто такое может быть! Начальству – только повод дай… Теперь о том, что я имею (и могу безвозвратно потерять!) здесь, в веке семнадцатом. Во-первых, горячо любимая жена и трое детей. Во-вторых, куча добрых приятелей и просто приятных людей знакомых. Настоящих друзей – на текущий момент – не наблюдается, это правда. Был один верный друг – Яшка Брюс, был, да весь вышел… В-третьих, очень много денег и разной недвижимости. Причем имеются и хорошо налаженные каналы – для неуклонного приумножения этих благ материальных… Что там еще? Э-э-э… Вот же оно! В-пятых, это Власть! Да, надо честно признать: настоящая Власть – очень даже приятная и затягивающая штука! А еще эти "параллельные миры", мать их. Как сделать правильный выбор между ними?"
Уже ближе к вечеру он принял окончательное и бесповоротное решение, резко свернул свою ревизионную поездку и – со спокойным сердцем – отправился домой.
Санька встретила горячими поцелуями и удивленными глазами, прошептала чуть слышно, крепко прижавшись к его груди:
– Сегодня, Саша, ты совсем другой! Теплый, оттаявший, родной… Словно у тебя тяжелый камень упал с души. И сынок наш, Шурочка: вчера все капризничал и плакал – жалобно так – целый вечер напролет, потом – всю ночь, и даже все сегодняшнее утро, а вот где-то уже с обеда – полностью успокоился, улыбается, радуется жизни…
Надо было еще как-то разобраться с посланником Координатора: обостренная интуиция подсказывала, что этот человек очень опасен и может, со временем, доставить целую кучу серьезных неприятностей.
С самого утра Егор провел целый час в скучном обществе массивной чернильницы, листов разноцветной бумаги и – на совесть заточенных – гусиных перьев, после чего отправил денщика за Бровкиным. Сонный маркиз Алешка – со свежим багровым засосом на шее – явился минут через десять, недовольным голосом предположил:
– Что, Данилыч, похмелиться не с кем?
– Отставить глупые насмешки! Дело важнейшее, государственной важности! – прикрикнул Егор.
Алешка тут же дисциплинированно и старательно подобрался, резко встряхнул головой, внимательно посмотрел своими холодными и умными голубыми глазами, попросил:
– Излагай, Александр Данилович! Все исполню!
– Вот, маркиз, мой письменный и тайный приказ: незамедлительно арестовать прибывшего из Турции господина, который называет себя "Аль-Кашар"! Заключить означенного Аль-Кашара в самый дальний и гнилой уральский острог, содержать его там – вплоть до моего особого распоряжения – в отдельном помещении, никогда не вступая с ним в разговоры! Все ясно?
– А как же, Данилыч, Медзоморт-паша? – неуверенно спросил Алешка.
– Это, маркиз, уже мои дела! Слушай дальше. Вот тебе – письмо к дьяку Андрею Виниусу. В нем я прошу Андрея – лично подобрать для Аль-Кашара надежную и тайную темницу, присмотреть, чтобы острожная стража была достойной. Давай, Алешка, одевайся – и исполняй, выезжай в Тулу и далее… Лично передашь арестованного Аль-Кашара Виниусу – из рук на руки! Только после этого возвращайся на Москву. Потом, уже в июле месяце, если захочешь, можешь проехаться на ладожский берег, к деревеньке Назия, там дела намечаются – насквозь веселые… Не волнуйся, Луизе твоей я все объясню: мол, дело важное, государево! А возвернешься – и свадебку сыграем веселую! Тем более что все равно раньше поздней осени не получится – сыграть свадьбу, потому как – война…
Глава десятая
Схватка с командором Лешертом
Луиза, узнав о скором, вернее, о незамедлительном отъезде своего ненаглядного маркиза, очень сильно расстроилась и даже откровенно запаниковала:
– А как же я? Что я буду делать на Москве Белокаменной, где жить?
Егор, мгновенно оценив сложившуюся ситуацию, очень акцентированно взглянул на Саньку, и та, сразу же поняв, что от нее требуется, принялась горячо утешать нежную герцогиню:
– Для начала – поселитесь с Катей (женская дружба крепла – прямо на глазах!) в нашем московском доме: он очень большой и просторный, места всем хватит. А потом Петр Алексеевич распорядится – куда, как, кто и что, – Санька скорчила многознающую милую гримаску и поведала – нарочито громким и таинственным шепотом: – Вот, к примеру, совсем недавно очень тщательно отремонтировали старый Измайловский дворец, привели в порядок тамошний знаменитый парк, пруды старательно очистили и запустили в них золотых китайских рыбок, подновили мосты перекидные…
– Дворец – с большим парком и прудами? – Луиза удивленно и радостно вскинула вверх свои выщипанные карие брови. – Это очень даже хорошо! Тогда я полностью спокойна! – ласково и умиротворенно улыбнулась Алешке: – Езжайте, мой дорогой друг, по своим важным государственным делам! Только возвращайтесь быстрей, я буду по вам, душа моя, очень сильно скучать…
Алешка – вместе с арестованным (крепко связанным и с надежным кляпом во рту) Аль-Кашаром, отбыл на восток вечером того же дня. Еще через двое суток выехали на Москву (под надежнейшей охраной) и прекрасные дамы – в компании с Александром Меньшиковым-младшим.
– Надо поторапливаться! – непреклонно объявила Санька. – Чтобы Петра Алексеевича застать на Москве, а то он в июне месяце (сам шепнул мне на ушко – по большому секрету!) собирается отъехать к морю Балтийскому…
Егор же остался в Пскове еще на полторы недели: стояли последние майские деньки, и выдвигаться к истокам реки Наровы, куда должен был прибыть во второй декаде июня месяца Екатерининский полк – под командой полковника Никиты Смирнова, было еще откровенно рановато.
Он усердно полазил-попрыгал по крепостным бастионам и рвам, вволю пострелял из оборонительных мортир, целые сутки провел на борту новенького яла "Франц Лефорт", бороздящего спокойные серые воды Псковского озера, после чего прочно засел в библиотеке старенького и ветхого монастыря – изучать разные интересные карты и документы прошедших лет.
В библиотеке (книгохранилище – как называли это помещение сами монахи) и застал Егора его давний московский знакомец Андрей Матвеев, сын того самого Артамона Матвеева, безжалостно убитого стрельцами во времена кровавого бунта 1676 года.
– Андрюха, бродяга! Каким ветром тебя занесло сюда? – Егор радостно хлопал приятеля по плечам. – Тебя же Петр Алексеевич, года два назад, отправил в Европы! В Бельгию, кажется, если не ошибаюсь, учиться пушечным и пороховым делам…
– Все точно! – широко улыбнулся Матвеев – плотный и кряжистый мужчина средних лет, с усами подковой а-ля князь-кесарь Ромодановский. – Ну и память у тебя, Александр Данилович! Все, отучился я за границей иноземной, скучной, от тоски звериной – по нашей России-матушке – чуть умом не двинулся… Слава богу, вот возвращаюсь! Причем и не с пустыми руками. В бельгийском городке Льеже – по поручению высокородного князя-кесаря Федора Юрьевича, но на деньги польские – закупил я двадцать пять тысяч новейших тамошних ружей, тридцать пять скорострельных пушек, восемь ломовых единорогов, двести пятьдесят сильных подзорных труб, семьсот страусовых перьев – для офицерских шляп…
– Да, страусовые перья – это страшная сила! – весело похмыкал Егор, после чего заинтересованно спросил: – Андрей, а что сейчас говорят в Европе о нашей войне со Швецией? Довольны, чай, мерзавцы тонконогие?
– Это – как посмотреть, господин генерал-майор! – криво улыбнулся Матвеев. – С одной стороны, все довольны, что Петр Алексеевич объявил шведскому королю войну. Поют нескончаемые дифирамбы – за славную викторию под Дерптом… А с другой стороны, дипломаты европейские очень сильно разочарованы Карлусом Двенадцатым. Вернее, тем, что он совсем и не рвется – серьезно сразиться с Россией…
– Ну и ничего нового! – скучающе и лениво зевнул Егор. – Все эти хитрые поляки да немцы спят и видят, как Россия сойдется со Швецией в кровавой и беспощадной схватке. И все только для того, чтобы потом решительно добить выигравшего, но ослабевшего бойца – подлым ударом в спину…
– Может, тогда, Александр Данилович, и нам не стоит торопиться? Война объявлена, а активных действий-то и нет… Так, только видимость одна. Почему бы и нет? Они все там хитрые из себя, да и мы – не лыком шиты…
Егор непонимающе поморщился:
– Трудный вопрос, Андрюшка! Стоит ли торопить Историю? Или, наоборот, ее, особу хитроумную, тормозить надобно? Если бы я знал ответ, если бы знал…
Ясным июньским утром ял "Франц Лефорт", на борту которого – кроме штатной водоплавающей команды – находился Егор с десятком своих подчиненных, медленно отчалил от новехонького псковского мола. Задуманная операция была достаточно бесшабашной и рискованной: планировалось за световой день подойти к узкому проливу между Псковским и Чудским озером, ночью незаметно – для шведских наблюдательных постов и судов эскадры командора Лешерта – преодолеть пролив и уйти строго на восток, спрятавшись в узком заливе. Там Егор – со своим невеликим отрядом – должен был высадиться на прочный озерный берег и двинуться строго на север, к городу Гдову, а ял, дождавшись следующей темной ночи, вернуться по проливу обратно – в Псковское озеро. Необходимость в таком хитром действе была обусловлена тем, что между Псковским и Чудским озером (восточнее пролива) располагались совершенно непроходимые и топкие (особенно – после недавнего весеннего паводка), знаменитые псковские болота. Обходить эти трясины с востока – означало одно: делать неслабый крюк в лишние сто – сто двадцать верст…
Ночь выдалась тихой и безветренной.
– Все пушки снять с креплений и осторожно переместить в сторону! – тихо скомандовал Емеля Тихий – капитан парусно-гребного яла. – Весла закрепить! Весла – на воду! Пошли, ребята…
"Франц Лефорт" медленно, ориентируясь сугубо на звезды, двинулся на север…
Пролив прошли на самом рассвете.
– Здравствуй, Чудь-озеро великое! – уважительно поздоровался с водоемом капитан Тихий и радостно известил Егора: – Западный ветер принимается, господин генерал-майор! Сейчас поднимем паруса и уйдем на восток, спрячемся за дальний мыс! Делов-то – на рыбью ногу, а вы сомневались…
Убрали почти все весла, щедро подняли светло-бежевые, неказистые паруса, но спрятаться за мысом уже не получилось, сглазил Емеля: на севере неожиданно и угрожающе замаячили силуэты вражеских кораблей.
– Один, два, три… пять… девять… двенадцать! – вслух считал Тихий, не отрываясь от окуляра подзорной трубы. – Вся эскадра Лешерта пожаловала, в полном составе! Как же так, Александр Данилович? Ведь известно, что сей командор всегда на ночевку останавливается у берега. Что он тут делал – на раннем рассвете? Нас ждал? Тогда – откуда узнал? А, Александр Данилович? Ничего не понимаю…
– Видимо – судьба! – невозмутимо ответил Егор и спокойно уточнил: – А если попробовать – уйти проливом обратно, в Псковское озеро?
– Ничего не получится! – горестно и безнадежно махнул рукой Емельян. – Западный ветер больно уж окреп, несет нас прямо на берег. Надо отдавать якоря, чтобы не налететь на прибрежные скалы, а нельзя: швед тут же заберет в злой полон…
После тридцатисекундного раздумья Егор скомандовал:
– Капитан, прикажи поднять все паруса, курс – прямо по ветру, строго на восток! Когда нас выбросит на берег, то поджигаем ял и уходим! Пушки ядра и все тяжелое – немедленно за борт! Выполнять!
"Франц Лефорт" сел на прибрежную мель очень даже удачно: всего в двенадцати-пятнадцати метрах от желто-коричневого крутого обрыва, почти не накренясь относительно горизонтальной плоскости. Команда и пассажиры, захватив с собой огнестрельное и холодное оружие, а также теплую одежду и небольшие запасы продовольствия, послушно покинули борт судна и, погрузившись по пояс в прохладную озерную воду, хмуро побрели к берегу.
Егор и Тихий оперативно, щедро пользуясь жирной солониной, вынимаемой из толстого бочонка, развели на палубе яла – рядом с мачтами и бортами – несколько невеликих костров.