– Эх, плохо разгорается, сырое же все! – огорченно вздыхал капитан обреченного яла, поглядывая на вялые, белесо-серые струйки дыма. – Не дай бог, шведу достанется мой бедный кораблик…
– Не достанется, брат! – уверенно заверил его Егор и, пристально взглянув на морскую гладь, предложил: – Давай, Емеля, оперативно сматываться на берег, пока еще не поздно!
Метрах в трехстах от севшего на мель "Франца Лефорта" надежно и однозначно встали на якоря пять шведских кораблей: три серьезных фрегата и две длинные озерные шняги, от которых уже отплывали гребные лодки, ощетинившиеся многочисленными ружейными стволами.
– Вот же повезло мордам скандинавским, усатым, так их всех растак! – от души выругался Емельян и по широкому веревочному трапу начал торопливо спускаться в холодную воду…
Егор и Тихий скрытно залегли на крутом береговом обрыве – за разлапистым сосновым корневищем-выворотнем. Первая вражеская лодка уже пристала к невидимому с обрыва борту яла, послышался редкий стук – это шведские моряки старательно метали абордажные крючья, пытаясь зацепиться ими за широкие перила бортов яла. На палубе "Франца Лефорта" горели – в среднюю силу – четыре дымных костра.
Еще две лодки противника медленно оплыли севший на мель корабль – по разным сторонам, матросы, находящиеся в них, без устали поводили своими ружьями туда-сюда, высматривая на берегу подходящую и достойную мишень для меткого выстрела.
– Давай! – коротко приказал Егор и с силой метнул зажигательную гранату, целясь в переднюю мачту яла, где горел самый яркий костерок, после чего опустил голову и прикрыл ее сверху руками.
Один за другим громыхнули два сильных взрыва, волосы на затылке резко погладила торопливая и жаркая волна, послышались звуки беспорядочных выстрелов, вокруг визгливо и бестолково запели шведские пули…
– Все, огонь разгорелся знатно, и шведы трусливо уходят! – через три минуты объявил Тихий. – Боятся, что на "Франце Лефорте" может взорваться пороховой погреб. Это они, усачи, правильно опасаются…
Когда они стали отходить вглубь берега, Емельян несколько раз болезненно охнул и хмуро выругался себе под нос.
– Ранило никак? – озабоченно спросил Егор.
– Да не в этом дело! – печально и расстроенно ответил Тихий. – Шведская пуля только плечо оцарапала совсем чуть-чуть, даже кровь уже не идет… А вот когда мы гранаты метали, то я глаза-то закрыл, а лицо так и не успел спрятать, вот все усы и опалило (брови-то ерунда, это ничего не значит!), а без усов жена меня совсем не воспринимает: смеется без остановки и все отталкивает в сторону…
Сильный западный ветер принес громкое эхо нового сильного взрыва.
– Вот и все! – печально объявил Егор. – Погиб еще один "Франц Лефорт"…
На привале решили окончательно разобраться с ближайшими планами.
– Ну, Емеля, пойдешь с нами к истокам Наровы – охотиться на командора Лешерта? – спросил Егор. – Со всей командой, естественно… Если захватим эскадру шведскую, то ты какой кораблик заберешь – под свое начало?
– Я бы взял флагманскую яхту "Каролус"! – сглотнув слюну и мечтательно щурясь, ответил Тихий. – Такое красивое и ходкое "корыто", это что-то… Только, видимо, не судьба. Мы же с командой приписаны к Псковской крепости, нам туда и возвращаться надо. Иначе – дезертирство получится, кнут ката, клейма на щеках, вырванные ноздри, ссылка сибирская, лютая… Вот дойдем вместе с вами до Гдова, разживемся скромными съестными припасами, простеньким походным снаряжением, да и тронемся в обратный путь. А как вернемся в Псков, так сразу же второй ял заложим на верфи…
Уже в Гдове, прощаясь с командой погибшего яла, Егор протянул капитану Тихому небольшой коричневый конверт и кратко пояснил:
– Это мое письмо к псковскому воеводе. В нем я подробно рассказываю об обстоятельствах гибели "Франца Лефорта", велю никого строго не наказывать, прошу действенно помочь – в постройке нового яла. А может, капитан, сразу замахнешься на фрегат трехмачтовый?
Сам город Гдов оказался весьма занятным и приметным местом: крепкие, почерневшие от сильных озерных ветров деревянные избы-пятистенки, разбросанные по всему низкому берегу, и повсюду – надежно вкопанные в землю деревянные столбы с натянутыми между ними толстыми веревками, на которых была вывешена – для провяливания на свежем воздухе – самая разнообразная рыба. Гигантские щуки и налимы, лещи – многократно превосходящие по своим размерам самые большие подносы, полутораметровые судаки… Над северо-восточной окраиной городка плавно и лениво поднимались вверх многочисленные бело-серые дымки больших и маленьких коптилен, по широким деревянным тротуарам улиц дюжие парни – в холщовых рубахах и портах, обутые в липовые лапти, катали здоровенные бочки с соленой рыбой, вокруг пахло рыбой, и только – рыбой…
"Рыбная столица России! Вернее, одна из ее четырех рыбных столиц, – подумал Егор. – Ведь еще есть и Астрахань, и Азов, и Нижний Новгород…"
В Гдове они задержались совсем ненадолго: переночевали, с утра реквизировали у местного воеводы три подводы с запряженными в них сытыми и шустрыми лошадьми, невеликий запас продовольствия, разной походной мелочи и двинулись на север – по неширокому проселку, сильно заросшему травой и молоденькими рябинками…
Через двое суток с небольшим, преодолев порядка шестидесяти пяти верст, обоз выехал к северо-восточной оконечности Чудского озера, совсем недалеко от искомого истока Наровы.
– Стой, кто следует? – раздался строгий вопрос, и из-за толстого и приземистого двухсотлетнего дуба вышли трое вооруженных солдат – в форме Екатерининского полка Преображенской дивизии.
Егор, одетый в обычный (для тех времен) дворянский охотничий костюм, слез с передовой телеги, снял с головы темно-зеленую шляпу-пирожок, вежливо представился.
– Здравия желаем, господин генерал-майор! – дисциплинированно вытянулись в струнку служивые, безусловно узнав своего самого старшего, не считая царя Петра, командира.
– Вольно, ребята! А где тут у нас – расположение полка? Где полковник Смирнов?
– Через полверсты будет молоденькая березовая роща, – принялся расторопно докладывать самый пожилой из троицы, морщинистый и седоусый солдат. – Как только минуете эту рощу, сразу увидите перекресток. Поезжайте по узкой дороге, что ведет прочь от озера. Выедете на первый холм – все увидите сами…
С холма, где располагался наблюдательный полковой пост, открывался просто замечательный вид: веселое светло-зеленое клеверное поле, на котором в ровные ряды выстроились светло-бежевые прямоугольники армейских палаток, между ними горели аккуратные, почти бездымные костры, на которых готовился нехитрый солдатский обед. Чуть в стороне – ближе к сосновому бору – расположилась полковая артиллерия и несколько специальных повозок – с красными крестами на светлой боковой парусине, еще дальше угадывался темно-гнедой косяк пасущихся лошадей.
– С одной стороны – просто идеальнейший порядок, а если посмотреть с другой, то с полковника надо срочно обрывать погоны! – невесело усмехнулся Егор.
Никита Смирнов – командир Екатерининского полка – встретил своего непосредственного воинского начальника широкой радостной улыбкой и, приняв положение "смирно", принялся бодро докладывать: обо всех происшествиях, случившихся за время перехода полка из московского стационарного лагеря, о количестве заболевших людей и павших в дороге лошадей…
– Вольно! – выслушав доклад до конца, подал команду Егор и предложил нейтральным, ничего хорошего не обещавшим голосом: – Давай-ка, господин полковник, отойдем в сторонку на пару ласковых слов… – и застыл в немом изумлении, заметив за спиной Смирнова знакомое лицо.
– Я это, Александр Данилович, точно – я! – заверил его, весело и жизнерадостно скалясь, Никита Апраксин – молоденький новгородский воевода, на плечах которого тоже красовались полковничьи погоны. – Меня Петр Алексеевич лично сюда направил – за справную службу, первый батальон доверил! Правда, только временно, к началу зимы велел незамедлительно следовать обратно, в Новгород…
– Ладно, братцы Никитоны! – задумчиво почесав переносицу, решил Егор: – Полковник Смирнов! Распорядись, чтобы возле вон того белого камня поставили раскладной столик – сам знаешь с чем, и три стула (если есть, конечно), поговорим – более обстоятельно, с чувством и толком.
Выпили крепкой и ароматной зубровки – за встречу, закусили сочной и духовитой оленятиной, зажаренной на углях обычного солдатского костра.
– Это я вчера на берегу озера, на самом рассвете, завалил красавца рогача! – совершенно по-мальчишески похвастался Апраксин.
– А как же – эскадра Лешерта? – удивленно поинтересовался Егор, отправляя в рот аппетитный, светло-розовый кусочек мяса, наколотый на острие стилета. – Громкими выстрелами можно же привлечь внимание шведских кораблей…
Тезки смешливо переглянулись между собой, и Смирнов охотно пояснил:
– Мы уже погоняли немного посудины этого славного командора. В тот вечер, когда полк только прибыл на это место, мне разведчики доложили, что под восточным берегом стоят шведские корабли. Целых двенадцать штук. Мы тогда – уже на позднем малиновом закате – выкатили на высокий обрыв три полевые мортиры и открыли по судам противника беглый огонь. Правда, сильного урона нанести не удалось: эскадра Лешерта тут же снялась с якорей и растворилась – в наступившей ночи, ушла куда-то к югу…
"Теперь понятно, почему "Франц Лефорт" тем памятным ранним утром неожиданно напоролся на шведские корабли!" – сделал свои выводы сообразительный внутренний голос.
После того как вкусили по второй чарке зубровки, Егор вкрадчиво и внешне очень даже ласково спросил:
– Не скажете ли мне, любезные Никитоны, а с какой такой важной целью Екатерининский полк прибыл к истокам Наровы?
Полковники, предчувствуя некий скрытый подвох, озабоченно переглянулись, и Смирнов четко доложил:
– Цели сии нам, господин генерал-майор, неизвестны! Федор Голицын – в присутствии самого Петра Алексеевича – поставил перед нашим полком такую задачу: "Тайно проследовать к истокам реки Наровы и встать там крепким лагерем! Каждому солдату иметь при себе: по одному плотницкому топору и долоту да восьмую часть пуда длинных бронзовых гвоздей, еще – по одной хорошей пиле – на десять человек…" Для чего? Было сказано, мол: "Появится Меньшиков Александр Данилович, он вам все и объяснит подробно!" Что-то не так, господин генерал-майор?
"Да, русское головотяпство – воистину бессмертно!" – тоскливо подумал Егор.
После минутного молчания он, так и не дав воли своему праведному гневу, терпеливо и вдумчиво объяснил:
– Правильно приказ должен был звучать следующим образом: "Тайно проследовать к истокам реки Наровы!
И тайно же – встать там крепким лагерем!" Улавливаете разницу? Нет? Хорошо, так и быть, поясню – специально для глупых малолеток. Мною планировалось следующее: изготовить – скрытно от шведов – необходимое количество лодок, маленьких шняг и надежных плотов, после чего – в тихую и безветренную погоду – неожиданно атаковать корабли командора Лешерта, стоящие под восточным берегом на ночной стоянке, и полностью пленить их… Поняли теперь? А вы что натворили? Нашумели, глупыми пушечными выстрелами отогнали эскадру от берега… Ну, что делать теперь прикажете? Да хватит вам играть в гляделки! Все переглядываются, перемигиваются…
"Как же эти Никиты – похожи друг на друга! – восхищенно сообщил наблюдательный внутренний голос. – Оба молодые, русоголовые, широкоплечие, кровь с молоком, если говорить коротко и образно…"
На этот раз ему ответил Апраксин – взволнованным и чуть дрожащим голосом:
– Александр Данилович! Мы же ничего не знали про этот ваш план! Просто выполняли полученный приказ… Что же теперь – ничего не получится? Ничего придумать нельзя?
– Что-нибудь придумать – всегда можно! – назидательно и чуть насмешливо усмехнулся Егор. – Если, конечно, голова имеется на плечах, а не чурбан деревянный – для ношения модных шляп, украшенных страусовыми перьями, закупленными в Бельгии… Ладно, будем исправлять ваши ошибки!
На следующее утро полк – с громким барабанным боем, который разносился чутким северным эхом по всей глади Чудского озера, покинул свой временный лагерь и неторопливо двинулся на север.
– Пусть шведы подумают, что мы направляемся к Нарвской крепости! – разъяснил свою нехитрую задумку Егор. – Другие-то наши войска уже подошли к Нарве? Кого Петр Алексеевич назначил командовать ими?
– Бориса Петровича Шереметьева! – браво отрапортовал Смирнов. – Шумство нарвское должно начаться уже через неделю-полторы. Значит, на подходе к крепости должны находиться две пехотные дивизии да одна – драгунская.
– Хорошо, может, командор Лешерт и поверит, что мы тоже направляемся к Нарве… Мортиры-то сбросили в озеро?
– Так точно, Александр Данилович! – торопливо ответил Апраксин. – Три штуки лежат на мели, под самым обрывом! С озера так смотрится, будто обрывистый берег нежданно обвалился, и пушки – сами по себе – попадали в мелкую воду. Обрыв в том месте крутой и высоченный, попробуй их подними назад, а полку уже выступать надо, нельзя опаздывать к месту общего сбора. Вот русские и бросили свои пушки, ушли, мол, подберем на обратном пути, без всякой спешки… Мортиры-то новенькие, саксонской работы! Должен Лешерт клюнуть, должна взыграть его природная европейская жадность…
Екатерининский полк, пройдя вдоль русла Наровы верст десять-двенадцать, резко повернул на восток, постепенно заворачивая на юго-восток. Через двое суток они встали уже новым лагерем – на широкой прогалине между вековым сосновым бором и мрачной стеной густого лиственного леса.
– Место как место! – неопределенно пожал плечами Егор. – Дальше все равно нам не пройти, болото начинается, вся артиллерия завязнет…
– Главное, что до берега Чудского озера будет верст двенадцать-пятнадцать, и стук топоров будет не слышен шведу, – высказал свое мнение Апраксин. – Что, Александр Данилович, начинаем мастерить лодки и легкие плоты?
– Начинайте! – махнул рукой Егор. – Надо столько понаделать этих самых плавсредств, чтобы на них одновременно разместилось сотен пять-шесть бойцов. Все готовые лодки и плотики – сразу транспортировать поближе к озерному берегу. Полковник Смирнов! Немедленно направить к Чудскому озеру команду толковых разведчиков! А еще лучше – две серьезные команды. Пусть внимательно наблюдают и незамедлительно доносят обо всем мало-мальски интересном…
Работа спорилась, из-под плотницких инструментов безостановочно появлялись на свет плавсредства самых разнообразных конструкций и размеров: дощатые лодки, борта которых были наспех проконопачены лесным мхом, лодки-долбленки, крохотные катамараны, легкие плотики-поплавки, служащие только для перемещения оружия – толкающими их вперед пловцами…
Через неделю в лагере появился посыльный от разведчиков, доложил:
– Вчера, уже под вечер, объявились два вражеских фрегата. Долго ходили вдоль берега туда-сюда, все стекла подзорных труб сверкали на закатном солнце… Потом неприятель спустил на воду четыре гребные лодки, которые подошли к самому обрыву, под которым лежат мортиры. Осмотрели шведы все, ощупали. Потом команда из шести вооруженных матросов высадилась на берег, толково прочесала там все. Даже дошли те матросы до брошенного полкового лагеря. Потом лодки вернулись на фрегаты. А те сразу же отчалили к западному берегу.
– Все, господа мои, пора срочно половину полка перебрасывать к озерному берегу! – решил Егор. – Не сегодня, так завтра сам Лешерт пожалует к нам в гости! Вторая половина полка пусть дальше усердно стучит своими топорами, таскает к озеру готовые лодки и плотики. Только все надо делать очень тихо, чтобы не спугнуть противника…
Прошли сутки, другие… Время тянулось нестерпимо медленно, напряженное ожидание бесконечно утомляло.
– Где же они? – недоумевал Никита Апраксин. – Может, ждут устойчивого западного ветра? Или же почувствовали ловушку и берегутся?
Тем временем наступило полноценное русское лето: солнце жарило уже вовсю, кругом витали чудесные ароматы зацветающего разнотравья, приглашая погрузиться в сладкий послеобеденный сон…
– Александр Данилович! – позвал чей-то знакомый и взволнованный голос. – Господин генерал-майор, просыпайтесь же скорее!
– А, что? – Егор неохотно вынырнул из завлекательной пучины цветного эротического сна, сел на войлочной кошме, расстеленной под раскидистым дубом – в тенечке, торопливо провел ладонью по лицу.
– Пришел командор Лешерт! – радостно сообщил Апраксин, широко улыбаясь и демонстрируя свои белоснежные зубы (большая редкость – для тех времен!). – Всей своей эскадрой – пришел!
Егор внимательно, буквально "прилипнув" глазом к окуляру своей подзорной трубы (было пасмурно, следовательно, предательских солнечных бликов можно было не опасаться), осматривал корабли противника, а внутренний голос дотошно комментировал увиденное: "Двенадцать штук – полный состав, что просто отлично! Суда стоят очень компактно: до самого дальнего фрегата будет метров триста пятьдесят, до ближней двухмачтовой шняги – метров двести… Тоже совсем неплохо! Вон – флагманская яхта "Каролус", где Лешерт держит свой командорский вымпел. Прав был капитан Тихий: очень красивая и элегантная штучка – эта яхта! Прямо-таки – сплошное совершенство… Так, что у нас с ветром? Легкий юго-западный бриз, похоже, что к ночи он стихнет полностью… Смотри-ка ты, эти ухари и плоты притащили с собой!"
Действительно, за кормой двухмачтовой шняги, которая называлась (по странному совпадению?) "Катериной", наблюдалось три длинных и широких плота, связанных между собой крепкими канатами.
– Это они на западном берегу разжились надежными плотами и только после этого заявились сюда – брошенные пушечки прибрать к загребущим рукам. К плотовым бревнам-то даже настилы прибиты дощатые! – насмешливо высказался Апраксин. – Ну надо же – до чего обстоятельные и хозяйственные ребятки…
На плоты тем временем с борта "Катерины" спустились матросы, вооруженные только короткими веслами, а вот от фрегата "Вахтмейстер" отчалили две гребные шлюпки, плотно заполненные людьми с длинными ружьями в руках.
До самого вечера шведы усердно возились с мортирами, перетаскивая их на плоты. Две пушки были успешно установлены и закреплены на настилах, а вот с третьей возникли существенные проблемы: правое колесо очень прочно увязло в коварном илистом дне озера. Видимо поняв, что до темноты им уже не управиться, матросы – во главе с офицером в темно-синей треуголке с ярко-желтой окантовкой – выбрались на обрыв и первым делом развели очень высокий костер, очевидно извещая эскадру о том, что завершение операции откладывается до утра.
Приближался рассвет, на небе по-прежнему было хмуро и пасмурно, но черная ночная мгла уже сменилась серым предрассветным сумраком, ветер полностью отсутствовал. Сзади негромко хрустнула сухая ветка, рядом с Егором, неотрывно наблюдавшим за озерной призрачной гладью, на кошму осторожно опустился Никита Смирнов, доложил вполголоса:
– Господин генерал-майор! У нас все готово: плоты и лодки размещены вдоль берега, люди расставлены. Ждем только условного сигнала…
– Будет вам сигнал! – заверил Егор, не торопясь, докурил трубку, тщательно выбил ее о каблук своего сапога, спрятал в карман охотничьего сюртука, из другого кармана достал ручную гранату, резко провел кончиком короткого фитиля по рукаву сюртука, убедившись, что фитиль горит ровно и уверенно, метнул гранату в сторону дотлевающего шведского костра.