В лучах предзакатного солнца приоткрылись крепостные ворота (вторые, не основные, "речные"), и из-за них навстречу сошедшим с корабля торопливо выскочил подполковник Феодосий Бухвостов – командир первого батальона Александровского полка, двоюродный брат Сергея и Василия Бухвостовых – старых сотрудников Егоровой охранной Службы. Увидев самого Петра, Феодосий от неожиданности резко остановился и замер – секунд на десять-двенадцать, но быстро взял себя в руки: старательно одернул короткий камзол, поправил длинную шпагу, висящую на левом боку, размеренным шагом подошел к царю, стоявшему чуть впереди всех остальных, приложив ладонь к своей треуголке, доложил – голосом напряженным и слегка механическим:
– Государь, Петр Алексеевич! Александровский полк Преображенской дивизии, занимающий бывшую шведскую крепость Ниеншанц, готовится к отражению атаки коварного неприятеля! По берегам рек Невы и Охты, а также у северо-восточных хуторов выставлены усиленные сторожевые посты…
– Феодосий! – устало велел Петр. – Встань-ка нормально и расскажи толком – что тут у вас происходит.
– Слушаюсь! – Бухвостов расслабился и стал дельно рассказывать: – В обеденное время через реку на рыбацкой шняге спешно переправился Юхно Онфимов – крестьянин села Лигово. Он рассказал, что около новой шведской деревни Купсино (по-русски – Зайцево), что расположена на берегах невеликой реки Волковки, появились передовые конные разъезды генерала Кронгиорта. Я тут же объявил общую строгую тревогу, выставил охранные посты. Судя по выстрелам на западном берегу Невы, Юхно не соврал…
– А кто по кому там стреляет? – перебил Феодосия царь.
– Скорее всего, это шведские гренадеры расстреливают в селе Спасском русских рыбаков и крестьян, – хмуро предположил Андрюшка Соколов. – Кронгиорт уже знает, что Ниеншанц пал, наверняка знает или просто понял, что русские части переправились через Неву на рыбацких лодках. Вот и наказывает тех, кто, по его мнению, повинен в этом… Да, теперь будет совсем непросто переправиться на западный берег: шведы будут открывать огонь по любой лодке, которая отчалит от берега восточного. Правда, ночи-то уже темные, можно и прорваться…
– Это еще не все, господин полковник! – чуть повысил голос Бухвостов. – Есть и другие плохие новости.
– Что там еще? Докладывай!
– Два часа с половиной назад приплыла еще одна лодка – из старинной деревни Каменки, что находится на месте впадения самого северного рукава Невы в Финский залив. Гаврило Логвинов, что был в той лодке, поведал о тревожных известиях. Первое – с севера спешно следует шведский пехотный полк. Неприятель уже начал переходить через реку Сестру, солдаты ремонтируют старый мост, завтра непременно будут здесь…
– Откуда идет этот полк? – озабоченно нахмурился Петр.
– Из крепости Кексгольм, что выстроена врагом в северо-западном углу Ладожского озера. Крепость та мощная, в ней да на мызах окрестных шведы завсегда держат до двух полноценных полков… А второе еще хуже будет, государь! Около устья все той же реки Сестры рыбаки поутру видели четыре шведских фрегата и бригантину. Эти суда идут от города Выборга. Да и в Ладожском озере имеются шведские пушечные корабли, которые запросто могут подойти к Ниеншанцу от крепости Нотебург… Как бы блокады не получилось! Я уже распорядился – у каждой крепостной пушки на ночь оставить по надежному расчету, часовым на стенах – постоянно факелы жечь, непрестанно осматривая окрестности…
– Пройдемте уже, господа, в крепость! – предложил Егор. – Над картами поговорим подробно, обсудим все перед сном.
Внутри крепости было достаточно тесно: все же Ниеншанц не был приспособлен для расквартирования целого полка. Около стационарных крепостных строений везде были расставлены летние светло-бежевые армейские парусиновые палатки, между ними были натянуты крепкие веревки, на которых сушились многочисленные солдатские подштанники и портянки.
– О, мой великий Бог! – сморщив свой милый носик, непритворно возмутилась по-немецки Луиза. – Какие незабываемые ароматы! Откуда взялись здесь эти палатки? Ведь еще вчера они стояли перед крепостными воротами…
– Один батальон у нас раньше размещался в самой крепости – в бревенчатых казармах, а два другие – в армейских палатках, что были выстроены ровными рядами за крепостными стенами, – немного смущенно объяснил подполковник Бухвостов. – Но после получения известия, что с севера подходит шведский полк, я приказал всем переместиться в крепостные пределы. Дело в том, что вокруг Ниеншанца лес вырублен в радиусе одной четвертой части версты, а дальше начинается взрослый сосновый бор, из-за деревьев которого очень даже удобно вести ружейный огонь по парусиновым палаткам…
Они расположились в отдельной просторной избе, занимаемой раньше шведским комендантом Ниеншанца. Разложили на столе многочисленные карты, зажгли полтора десятка свечей, долго и жарко спорили, ругались до хрипоты. Луиза, еще плохо понимавшая по-русски, очень быстро заскучала и вскоре уснула, свернувшись калачиком в старинном массивном кресле. За крохотным окошком вскоре полностью стемнело.
Наконец Егор, которому уже достаточно надоела это бестолковая словесная перепалка, попросил всеобщей тишины и выступил со следующей речью:
– Господа! Я прежде всего являюсь главным охранителем нашего государя! Прошу вас всех помнить об этом… Поэтому моя основная обязанность и забота: как можно быстрее вытащить Петра Алексеевича из этого смертельно опасного капкана. Предлагаю: на самом рассвете отплыть на "Луизе" в Финский залив и далее – к устью реки Наровы, а второй фрегат – "Астрил" – оставить здесь, для нужд крепостной обороны. По-хорошему, надо бы прямо сейчас отплывать, да Прохор Погодин не советует, мол, ночью по Неве ходить на корабле – очень уж небезопасно… На борт фрегата, который отправится к устью Наровы, должны (кроме матросов) взойти: Петр Алексеевич, Антон Девиер, полковники Волков и Бровкин, настоящая мадам Луиза, семь моих сотрудников, несколько драгун. Я, как командир Преображенской дивизии, должен остаться здесь… Далее. В крепости есть солидные огневые и продовольственные припасы. Но если шведы будут дружно наседать со всех сторон, то без сторонней помощи будет очень трудно. Поэтому прямо сейчас – пока темно – надо отправить в Новгород две вестовые команды, по четыре человека в каждой. Почему две? Чтобы разными путями идти к Новгороду. Первую команду пусть поведет Прохор Погодин, хорошо знающий все местные окрестности. Эти вестовые в темноте проплывут по течению Невы до южной оконечности Васильевского острова. Там высадятся на берег и пойдут к Новгороду сушей – по лесным дорогам и гатям. Вторую группу возглавит Фролка Иванов. Он малый надежный и проверенный. Эта команда доплывет на шлюпке до самых истоков Невы. Там они отдохнут, тщательно спрятавшись на берегу, снова дождутся ночи, под покровом темноты проскользнут мимо фортов Нотебурга, вдоль озерного берега дойдут на веслах до Старой Ладоги. У воеводы Семена Ростова пусть возьмут быстроходные струги – с дюжими гребцами, по реке Волхову доплывут до самого Новгорода… У каждой группы будет по письму к генералу Аниките Репнину, подписанному государем, со строгим приказом – незамедлительно и срочно выдвигать свою дивизию к невским берегам… Вот такие дела я предлагаю! Как от шведов будем обороняться в крепости? Завтра все и решим – в рабочем порядке. Как известно: утро вечера – мудренее…
Петр зло поиграл бровями, подергал щеками, поморщился, но спорить не стал, проговорил хмуро:
– Будь по-твоему, охранитель! Будем собираться в обратный путь. Рано мне еще помирать, не все важные дела завершены… Как только мы доплывем до Наровы, я тут же дам команду Шереметьеву – срочно выслать к Нотебургу два драгунских полка.
Через час две гребные шлюпки срочно отбыли по Неве – в разные стороны, увозя с собой царские письма к генералу Репнину.
– Алешка, буди свою прекрасную Луизу! – велел Бровкину Егор. – Хотя август месяц уже не за горами, но местные ночи все равно еще очень коротки, и вам уже совсем скоро надобно выплывать…
Из-за кромки восточного леса показался край ласкового желтого солнца, в прибрежных невских кустах весело щебетали мелкие пичуги, радостно приветствуя новый наступающий день. На речной глади активно приплясывала легкая рябь, гонимая свежим южным ветерком. На борт "Луизы" уже прошли шведские матросы – под конвоем серьезных и бдительных александровцев, все остальные пассажиры. Только Петр нерешительно остановился около самых сходней, немного помялся и, смущенно поглядывая на Егора, произнес негромко:
– Ты, охранитель, это… Береги, пожалуйста, себя! Если что случится с тобой, как же я тогда буду? – неожиданно тоненько всхлипнул и полез обниматься, больно царапая Егорову щеку своей жесткой недельной щетиной…
"Хорошо все будет! – заверил сентиментальный внутренний голос. – Не отдаст царь нас с тобой, братец, на растерзание князю-кесарю Ромодановскому. Любит он тебя, дурилку картонную…"
Фрегат, подняв якоря и несколько прямоугольных парусов, бодро двинулся на север, влекомый утренним ветром и течением Невы, и минут через пятнадцать-двадцать скрылся за речным поворотом, поворачивая на запад…
– Александр Данилович! – осторожно и уважительно тронул его за плечо Андрюшка Соколов. – Там вернулись ночные дежурные, что бдили в разных сторонах – на подступах к крепости. Не хочешь ли выслушать их доклады? Узнать о здравии одного своего давнего и старинного знакомца?
Из докладов следовало, что шведский полк, подходящий к Ниеншанцу четырьмя батальонами с разных направлений, будет у крепостных стен в течение ближайших двух-трех часов. Причем вел тот полк не кто иной как доблестный и великолепный цезарский герцог Евгений де Круи.
– Клянусь святыми угодниками, что это тот самый герцог! – истово божился сержант Ванька Ухов, своим внешним обликом и повадками напомнивший Егору незабвенного Василия Теркина – из одноименной поэмы Александра Твардовского. – Я же на Москве этого самого де Круи видел не единожды: высокий, сутулый, нос свисает длинной грушей, сам весь из себя разряжен – как дочка дворянская на выданье. Как-то один раз, когда я днем стоял на часах в Преображенском дворце, у меня с этим герцогом казус приключился небольшой… В общем, я не выдержал и чуть улыбнулся, когда этот павлин проходил рядом с постом. Он, гад такой, запомнил, а потом нашептал что-то на ухо господину полковнику, – Соколов тихонько кашлянул в кулак и смущенно отвернулся в сторону. – После этого я провел целые две недели в холодном карцере… Так вот, когда я глянул в подзорную трубу на подходящую свейскую колонну, так сразу же и понял: тот тип, что на лошади шествовал (он один верхом, все остальные – на своих двоих), и есть натуральный герцог де Круи. А еще рядом с ним шагал Том Гаррис, который на Москве служил лакеем у английского посла. Мы с ним, с Гаррисом то есть, а не с послом, конечно же, выпивали пару раз в царском кружале. Неплохой Том парнишка, тоже англичанин, но неплохо болтает по-нашему. Любопытный только чрезмерно…
"Интересные дела творятся вокруг! Все в этом мире взаимосвязано – невидимыми, но очень прочными нитями… – ударился в занудные философские рассуждения внутренний голос. – Впрочем, братец мой, нет худа – без добра! Теперь можно будет задуматься и об эффективной диверсии… А что? Подкрасться незаметно – глухой ночной порой – к шведскому лагерю, да и выкрасть этого сволочного герцога – к такой-то матери! А после допросить с пристрастием: кто послал, да зачем, да почему…"
Когда солдаты и сержанты, несшие ночную караульно-разведывательную службу, отправились спать, Егор поделился своими опасениями с Соколовым и Бухвостовым:
– Полк пеших гренадеров – маловато будет для решительного и успешного штурма Ниеншанца. Но противоположный берег тоже плотно занят противником, если еще с реки подойдут шведские корабли, то ловушка полностью захлопнется и установится полная блокада. С одной стороны, ничего страшного: продовольствия и огненных припасов в крепости достаточно, сами шведы – в свое время – постарались знатно. А через месяц-полтора и подмога к нам уже подойдет: не от Новгорода, так от Иван-города… Но, с другой стороны, за это время неприятель может и артиллерию подтянуть дальнюю. Наверняка полевые пушки уже двигаются от Кексгольма по лесным дорогам… Вот тогда-то нам придется очень туго! Установят эти мерзавцы свои полевые мортиры где-нибудь на лесной полянке в северо-восточном бору и начнут бросать навесом – по пологой дуге – в крепость зажигательные и картечные гранаты. А у нас здесь – страшная людская скученность. Потери будут великие и существенные! Да и укрытий надежных не возвести, толстых бревен-то совсем и нет – для надежных накатов подземных блиндажей. Разве что хозяйственные пристройки разобрать для этих целей?
– Эх, хорошо еще, что Петр Алексеевич уже уплыл! – облегченно вздохнул подполковник Бухвостов. – Уже легче гораздо! А мы-то что? Нам умирать в жарком бою – не впервой…
Простучали торопливые шаги, и перед ними замер, вытянувшись в струнку и с трудом переводя дыхание, усатый пожилой сержант.
– Ну, что там еще случилось? – недовольно нахмурился Егор. – Докладывай, служивый, не молчи!
– Так это, вашество… Там фрегат царский возвращается! Уже близко совсем…
– Мать твою – козла драного! – гневно обернулся Егор к Бухвостову. – Это ты, Феодосий, сглазил, мордатый сукин кот! Язык – что помело… Еще раз вякнешь что под руку, в простые солдаты разжалую! Не посмотрю, что ты близкий родственник моих давних и проверенных сотрудников…
Через приоткрытые "речные" крепостные ворота он выбежал на обрывистый берег Невы, на ходу вытаскивая из глубокого внутреннего кармана камзола короткую бельгийскую подзорную трубу. Но хитрая иноземная оптика уже не понадобилась: "Луиза", торопливо меняя галс, находилась уже совсем близко, а на крутой северной излучине Невы маячили зловещие силуэты шведских кораблей.
Вскоре фрегат – с русским царем на борту – заякорился на прежнем месте, на берег были сброшены крепкие четырехметровые (четырехметровые – в длину, ширина же их была ненамного больше метра) сходни. Луиза, одетая все в тот же походный мужской костюм, радостно махнув Егору рукой, первой ступила на толстые сосновые доски.
Неожиданно раздался громкий пушечный залп: это крепостная артиллерия открыла беглый прицельный огонь по шведской эскадре, которая приблизилась непозволительно близко к Ниеншанцу. Молодая женщина непроизвольно вскинула руки вверх, видимо намереваясь прикрыть свои нежные уши от неприятного удара звуковой волны, неожиданно пошатнулась, потеряв равновесие, и – через мгновение – плашмя упала в темные невские воды…
– А-а-а! Она же плавать не умеет! – с отчаянием воскликнул Бровкин и, даже не сняв шляпы, отчаянно сиганул "солдатиком" за корабельный борт.
Егор, сбросив камзол, шпагу, шляпу и парик, стянул с ног сапоги, разбежался и "ласточкой" прыгнул следом. Алешка, отчаянно борясь с течением, раз за разом, громко отдуваясь, упрямо нырял под сходнями.
"Неправильно это! Надо искать Луизу гораздо ниже по течению! – посоветовал опытный, видавший виды внутренний голос. – С чего бы это ей сразу – камнем идти на дно? Наверное, просто при падении герцогиня ударилась об воду и потеряла сознание. Вот ее и отнесло течением. Давай-ка, братец, отдайся на волю стихии…"
Уверенно, короткими саженками, Егор подплыл к месту, где, как он помнил, женское тело плюхнулось в воду, и, размерено подгребая руками и ногами, устремился вниз по течению реки, время от времени ныряя с широко открытыми глазами и вертя при этом головой во все стороны. Невская вода, пронизываемая лучами яркого утреннего солнца, была неправдоподобно прозрачной (для жителя двадцать первого века), были видны даже мелкие камушки на дне, до которого было метра три с половиной…
"Вон она – нога в офицерском новеньком ботфорте! Выглядывает из-за большого гранитного камня! – азартно завопил внутренний голос, когда Егор уже миновал второй трофейный фрегат – "Астрил". – Вперед, братец! Форвертс!"
Егор, извернувшись самым невообразимым образом, поднырнул под уродливый валун, вспугнув при этом здорового пятнистого налима ("Килограмм на пятнадцать потянет!" – непроизвольно отметил внутренний голос), осторожно обхватил хрупкие плечи и, заработав – что было сил – босыми ногами, устремился к поверхности…
Вынырнув, он жадно наполнил свои легкие живительным речным воздухом, без промедления перевернул обмякшее женское тело на спину, подхватил одной рукой Луизу под мышки (как учили – в свое время) и, сильно загребая другой рукой, устремился к песчаной пологой косе, до которой оставалось всего-то метров двадцать.
Сзади раздались возбужденные громкие крики.
"Наверное, увидели, что я плыву уже не один, – мысленно предположил Егор. – Сейчас все они сюда бросятся, жалобно причитая и взахлеб предлагая бесполезные и бредовые советы…"
Он вынес безвольное тело Луизы на берег, "переломил" его через свое колено, несколько раз сильно хлопнул по узкой спине: должного эффекта не последовало. Тогда Егор положил молодую девушку спиной на желтый речной песок, уже слегка нагретый утренним солнцем, распахнул камзол, сильно рванул за ворот белоснежной рубахи – тут же во все стороны полетели светло-бежевые костяные пуговицы…
Алешка Бровкин, выбравшийся следом за ним на невскую косу, чуть не задохнулся от праведного возмущения:
– Что же ты творишь, Данилыч! Бога побойся…
– Молчать! – прикрикнул Егор, усаживаясь на бывшую герцогиню "верхом" и начиная активно перебрасывать ее руки из стороны в сторону – в соответствии с канонами классического "искусственного дыхания". – Леха!
– Что, Данилыч?
– Там сейчас по берегу – набегут всякие… Останови их, баранов… Пистолет, что ли, вырви у кого-нибудь из-за пояса… Пальни в воздух…
Судя по звукам, Бровкин дисциплинированно отправился выполнять полученную команду. Егор, пользуясь этим обстоятельством, тут же приступил к таким экзотическим процедурам – для последнего года семнадцатого века, – как дыхание "рот в рот" и "закрытый массаж сердца"…
Ничего не происходило, он ощущал, что женское тело, лежащее под ним, безысходно и окончательно – мертво. Минута, две, две с половиной: "махи руками", "рот в рот", "закрытый массаж сердца", "махи руками", "рот в рот"…
У него самого безудержно и противно закружилась голова, действительность перестала ощущаться чем-то цельным и непреложным: были слышны чьи-то "охи" и "ахи", удивленный и подозрительный шепоток…
Неожиданно, уже мысленно прощаясь навсегда с последними надеждами на благоприятный исход, он почувствовал, как женская тоненькая кисть, крепко зажатая в ладони его правой руки, чуть заметно задрожала, а его щеки коснулся след (именно что коснулся, именно что след!) легкого дыхания…