Как ему удалось найти меня? Разумеется, он получил необходимые сведения от дяди Стива. Страшно даже представить, как это происходило, хотя, по уверениям испанца, дядя особо не пострадал.
Задолго до появления Галапагосских островов на карте там устроил себе лагерь Кастелар. Оттуда он совершил несколько осторожных разведывательных рейдов в двадцатый век, а точнее, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год. Он знал, что в это время на архипелаге появится Ванда Мэй Тамберли - единственный человек, которого он мог… использовать в своих целях.
Жил он в древесном питомнике позади станции "Дарвин". Там испанец мог безбоязненно оставлять машину времени на несколько часов, особенно на рассвете или вечером. Ничто не мешало ему бродить по округе и даже наведываться в город - разумеется, без доспехов. Его одежда выглядела странно, но ему хватало благоразумия общаться только с народом попроще, а местные жители давно привыкли к сумасбродству туристов. Лестью, угрозами, а то и подкупом он всегда добивался своего. Вскоре я догадалась, что он не упускал возможности стянуть деньги. Этот человек ничем не брезговал.
В общем, несколько хитрых расспросов, проводимых, чтобы не вызвать подозрений, через большие промежутки времени, позволили ему кое-что выяснить об эпохе пребывания. И обо мне. Однажды он узнал, что я собралась на последнюю перед своим отъездом прогулку. Выведал он и приблизительный маршрут. Устроил засаду в небе, зная, что там мы его не увидим, и с помощью увеличивающего экрана, который показал мне впоследствии, проследил за моим приближением.
И вот мы здесь.
Все это будет проделано в сентябре. А сейчас уик-энд, завтра День поминовения. Он хочет, чтобы я провела его к себе домой, когда там никого не будет. И главное, чтобы там не было меня. (Встретить саму себя, во плоти, - интересно, каково это в ощущениях?) Мы сейчас в Сан-Франциско - мама, папа, Сьюзи и я. Завтра отправимся в Йосемити и вернемся только в понедельник вечером.
Мы с Кастеларом в моей квартире. Я знаю, что три соседние пусты, - студенты уехали праздновать.
Что ж, смею надеяться, что он по-прежнему не будет покушаться на добродетель своей пленницы. Испанец уже высказался насчет моего наряда - я-де одета как мужчина или как una puta. Спасибо на добром слове. У меня хватило ума притвориться оскорбленной и заявить, что в моей родной эпохе так одеваются респектабельные донны. С его стороны последовало что-то вроде извинения. Он сказал, что я белая женщина, хоть и еретичка. Видимо, с чувствами индианок этот грубиян считаться не привык.
Как он теперь поступит? Чего ждет от меня? Понятия не имею. Возможно, он и сам еще не решил. А что предприняла бы я на его месте? Если бы обрела могущество бога? Трудно оставаться в здравом рассудке, когда твои руки лежат на пульте такой машины.
- Сейчас направо. И помедленнее.
Проплываем над Юниверсити-авеню, пересекаем Миддлфилд; а вот и Плаза. Тут рядом моя улица.
- Стоп!
Останавливаемся. Я гляжу через его плечо на квадратное здание - оно десятью футами ниже и в двадцати футах впереди. Окна темные.
- Я живу на верхнем этаже.
- Здесь найдется место для колесницы?
Проглатываю комок в горле.
- Да, в самой большой комнате. Футах в… - Проклятье, да сколько их там?! Футах в трех за стеной свободный угол.
Надеюсь, что средневековый испанский фут не слишком отличается от современного английского.
Кастелар наклоняется вперед, вглядывается в пульт, что-то регулирует. У меня учащается пульс, по спине бежит пот. Сейчас будет квантовый скачок через пространство… Нет, на самом деле не через. В обход пространства? И мы окажемся в моей гостиной. А если на этом месте уже что-то есть?
Кастелар хорошо набил руку, пока отсиживался на Галапагосах. Представляю, какого страху он там натерпелся, экспериментируя. Но зато кое-что понял.
И потом даже пытался объяснить мне принцип действия машины времени. Пожалуй, человек двадцатого века выразился бы примерно так: из одних пространственно-временных координат вы перемещаетесь прямо в другие. Возможно, это происходит благодаря "червоточинам" - смутно припоминаю статьи из "Сайентифик Америкен", "Сайенс ньюс" и "Аналог". В какой-то момент ваши размеры становятся нулевыми, потом вы расширяетесь, заполняете собой обычный объем, но уже в другом месте, и при этом вытесняете из него всю материю. Например, молекулы воздуха.
Луис опытным путем выяснил, что небольшие твердые тела тоже отодвигаются в сторону. Если же тело крупное, машина вместе с вами возникает рядом с тем местом, на которое вы нацелились. Вероятно, здесь происходит взаимное отталкивание и смещение. Действие равно противодействию. Сэр Исаак, вы согласны?
Вот бы и правда все было так просто. Но что, если Кастелар допустит грубую ошибку и мы материализуемся в толще стены? Это равносильно попаданию в нее пушечного ядра. Точно шрапнелью, я буду растерзана щебенкой, кусками штукатурки и гвоздями. А потом - падение вместе с тяжелой машиной с высоты десять-двенадцать футов.
- Храни нас святой Яго, - бормочет Кастелар.
Я чувствую его движения. Ну, девочка, держись!
Мы внутри. Висим в считаных дюймах над полом. Испанец сажает машину. Пронесло…
За окнами тускло светят уличные огни. Спешиваемся. Ноги у меня как из ваты. Впрочем, попытка идти пресечена в самом начале - Кастелар точно клещами сжимает мою руку.
- Стоять! - командует он.
- Да я просто свет зажечь хотела.
- Сударыня, я не возражаю, но прошу, чтобы вы это сделали в моем присутствии.
Испанец тенью следует за мной. Когда я щелкаю выключателем, похититель ахает от неожиданности. И так сжимает мою руку, что наверняка останутся синяки.
- Вот это да! - Отпустив меня, он озирается.
На Санта-Крусе, конечно, есть электрическое освещение, но Пуэрто-Айора - бедная деревушка, и я не думаю, что он заглядывал в жилища персонала станции. Попробую-ка я посмотреть на обстановку его глазами. Да, это непросто. Я-то воспринимаю все как само собой разумеющееся, а каким оно предстает гостю из другой эпохи? Много ли из увиденного он понимает?
"Мотоцикл" занимает большую часть циновки, загораживая стол, диван, тумбу с телевизором и шкаф с книгами. Два стула он опрокинул. Дальше противоположная от входа стена, отворена дверь в коридорчик. Ванная комната и кладовка слева, а справа встроенный шкаф для верхней одежды и спальня. В самом конце - кухня, ее дверь затворена. По нынешним меркам - конура собачья. Но бьюсь об заклад, в шестнадцатом веке такое жилище мог себе позволить не всякий преуспевающий купец.
Кастелар дивится обилию книг.
- Зачем вам столько?! - восклицает он. - Вы же не духовное лицо.
Вообще-то, книг у меня не больше сотни, и часть из них учебники. И потом, разве Гутенберг не жил до Колумба?
- А переплеты убогие! - Кажется, при виде негодных обложек он снова обретает уверенность в себе.
Надо полагать, в его время книги были редкостью и стоили очень дорого. Ну и мягких обложек, конечно, тогдашний мир не знал.
Заметив пару журналов, дон Луис недовольно качает головой - они и впрямь кричаще-пестрые.
- Давайте показывайте ваши покои, - снова переходит похититель на грубый тон.
Я подчиняюсь. И стараюсь объяснять как можно понятней. Он уже видел (то есть увидит) в Пуэрто-Айоре водопроводные краны и унитазы со сливом.
- Как же вымыться хочется! - вздыхаю я.
Принять бы горячий душ да переодеться в чистое - тогда, дон Луис, мне и вашего рая не надо.
- Соблаговолите, ежели вам угодно. Но только в моем присутствии! Я должен видеть все, что вы делаете.
- Что? Даже… гм… даже это?
Смутить его, оказывается, можно. А вот переубедить…
- Уж не обессудьте, сударыня. Я, конечно, отвернусь, но буду видеть достаточно, чтобы вы не отважились на какой-нибудь трюк. Смелости вам не занимать, и наверняка тут имеются неизвестные мне устройства.
Ах, если бы! Какая жалость, что нет у меня привычки держать в комоде под нижним бельем пистолет сорок пятого калибра.
До чего же трудно убедить Кастелара, что стоячий пылесос - не пушка! Приходится тащить штуковину в гостиную и демонстрировать. Улыбка делает испанца почти похожим на нормального человека.
- По мне, так лучше простая уборщица, она не воет бешеным волком, - комментирует он.
Оставив пылесос в гостиной, мы спускаемся в коридор и проходим на кухню. Там испанец восхищается газовой плитой с автоподжигом.
Чем не предлог, чтобы сказать:
- Хочу сэндвич с пивом. Сэндвич - это еда. А вам? Теплую воду и полусырую черепашину, как вы привыкли?
- Вы предлагаете мне свое гостеприимство? - удивленно спрашивает он.
- Можно и так сказать.
Поразмыслив, он отказывается:
- Премного благодарю, но у меня все-таки есть совесть, и я не могу преломить с вами хлеб.
Как трогательно! И забавно.
- Не слишком ли это старомодно? И если мне не изменяет память, это в ваше время Борджиа прославились своими проделками? Или раньше? Давайте считать, что мы враги, садящиеся за стол переговоров.
Он наклоняет голову, снимает шлем и водружает на кухонную стойку.
- Сударыня, у вас доброе и благородное сердце.
Пища восстановит мои силы - и, возможно, сытость обезоружит конкистадора. И не только сытость. Я могу быть соблазнительной, когда захочу.
Надо вытянуть из него как можно больше сведений. И быть начеку.
Ах, как бы все это было увлекательно - если бы не было так страшно.
Он наблюдает за моими манипуляциями с кофеваркой. Интересуется содержимым холодильника, вздрагивает при хлопках, когда я откупориваю пиво. Делаю глоток и протягиваю ему банку.
- Видите, не отравлено. Присаживайтесь.
Он устраивается за столом. Я вожусь с хлебом, сыром и прочей снедью.
- Необычное питье, - говорит он.
Надо думать, средневековое пиво сильно отличалось от нашего.
- Вы бы предпочли вино? У меня есть.
- Нет, мне нужен ясный ум.
Увы, от калифорнийского пива не сомлеет даже кошка.
- Сеньорита Ванда, расскажите о себе.
- Если вы, сеньор Луис, поступите так же.
Расставляю на столе тарелки. Беседуем. До чего же интересная ему досталась судьба! Хотя, по его мнению, моя ничуть не уступает. Но я-то женщина. С точки зрения средневекового испанца, моя жизнь должна быть посвящена воспитанию потомства, домашнему хозяйству и молитвам. Исключением из этого правила может быть разве что королева Изабелла Первая.
Вот и хорошо. Надо, чтобы он меня недооценивал.
А чтобы этого добиться, нужны специальные приемы. Жаль, что я не обучена восторженно хлопать ресницами и провоцировать мужчин на хвастовство.
Значит, нужно учиться на ходу.
Чтобы свидания не превращались в борцовские матчи, надо их своевременно прекращать. Так я и поступаю, если парень считает женщин существами второго сорта.
Впрочем, Луис ведет себя не по-скотски, он вежлив и выполняет обещания. Неуступчив, но деликатен… Убийца, расист, фанатик - плоть от плоти своего мира. Человек слова, бесстрашный, готовый жизнь отдать за други своя. Его амбиции достойны Карла Великого. Нежный полузабытый образ оставленной в Испании матери - женщины бедной, но гордой. У него нет чувства юмора, но он пылкий романтик.
Смотрю на часы. Близится полночь - мы засиделись.
- Так что же вы, дон Луис, намерены предпринять?
- Добыть оружие вашей страны.
Ровный голос, улыбка. Он видит, что я обалдела.
- Удивлены, сеньорита? Но в чем же еще я могу нуждаться? Я не намерен задерживаться здесь. Пусть сверху ваш мир похож на преддверие рая, но внизу это сущий ад. Тысячи несущихся куда-то с дьявольским ревом колесниц, чужой народ, язык, образ жизни… Повсюду буйствуют ересь и разврат. Не обижайтесь на меня. Я верю, что вы добродетельны, хоть и носите такое бесстыдное платье. Но разве вы веруете в Господа? Ведь ясно же, что в грош не ставите Его законы, касающиеся поведения женщины. - Он укоризненно качает головой. - Нет, я вернусь в эпоху, которая принадлежит мне и моей стране. И вернусь не с пустыми руками.
- Как вернетесь? - спрашиваю с ужасом.
Он теребит бороду:
- Я уже все обдумал. Не стоит брать одну из ваших повозок - для нее у нас нет ни дорог, ни топлива. Да и не сравнится она по изяществу с моей трофейной "Флорио". Но ваше огнестрельное оружие наверняка превосходит испанские аркебузы и пушки, точно так же как последние превосходят индейские копья и луки. Да, ваши ружья - это, пожалуй, наилучший выбор.
- Но у меня нет никаких ружей. И раздобыть их я не смогу.
- Вы знаете, как они выглядят и где хранятся. В армейских арсеналах, например. У меня будет к вам уйма вопросов в ближайшие дни. А выяснив все необходимое, я воспользуюсь очень хорошим средством, чтобы пройти незамеченным через любые двери и запоры и унести все, что мне приглянется.
А ведь и правда, у него неплохие шансы. И у него есть я: в первую очередь инструктор, во вторую - проводник. Как же мне уклониться от такой сомнительной чести? Ответить категорическим отказом и геройски погибнуть? Но он просто найдет другой способ добиться своего, а дядя Стив останется невесть где и невесть когда.
- И как же… вы собираетесь применять украденное оружие?
Он с пафосом отвечает:
- Я возглавлю армии императора и поведу их к победе. Отброшу турок, выкорчую лютеранскую крамолу - я слышал, на севере бушует мятеж. Усмирю французов и англичан. Будет и последний Крестовый поход. - Испанец переводит дыхание. - Но прежде всего я должен завершить покорение Нового Света и сосредоточить в своих руках власть над ним. И не потому, что пуще других алчу славы, а потому, что для сей миссии я избран самим Господом.
Голова идет кругом, стоит вообразить последствия реализации самой невинной из его затей.
- Но если вы это сделаете, все, что нас окружает сейчас, исчезнет! Меня тоже не будет - я просто не появлюсь на свет.
Он крестится:
- На все воля Божья. У вас есть выбор: послужите мне верой и правдой, тогда я увезу вас с собой и позабочусь о вашем благополучии.
Благополучие испанской женщины в шестнадцатом веке? Ну-ну. Еще не факт, что я жива буду. Ведь мои папа с мамой так и не родятся. Или родятся? Я в этом ничего не смыслю. Просто убеждена: дон Луис пытается управлять силами, которые непостижимы и для него, и для меня, и, возможно, для всех остальных - кроме, может быть, Стражи Времени, о которой он упоминал. Этот испанец точно ребенок, играющий на снежном пласте, готовом обрушиться лавиной.
Стража Времени! И мистер Эверард, являвшийся по мою душу в прошлом году. Он расспрашивал о дяде Стиве? Почему?
Потому что Стивен Тамберли на самом деле трудится не для знаменитого института. Он работает на Стражу Времени. Чья задача - предотвращение соответствующих катастроф. Эверард оставил мне визитку с телефонным номером. Куда же я засунула этот кусочек картона? Судьба всего мира нынче зависит от него.
- Для начала я хочу узнать, что случилось с Перу после того, как я… оставил эту страну, - говорит Луис. - А потом придумаю способ все исправить. Рассказывайте.
Я встряхиваюсь. Надо сбросить с себя ощущение кошмара. Придумать план действий.
- А что рассказывать? Я же ничего не знаю. Это было свыше четырехсот лет назад.
Напротив меня сидит призрак из давно минувшей эпохи. Призрак крепкий, жилистый и потный. Нас разделяют грязные тарелки, кофейные чашки и пивные банки.
И тут у меня рождается спасительная идея.
Надо говорить тихо, опустив глаза. Изображать смирение.
- Вообще-то, у нас в городе есть книги по истории. В библиотеках. Туда всех пускают. Пойду поищу интересующие вас сведения.
Он смеется:
- Неплохо придумано, сеньорита. Но я не выпущу вас из этих покоев. За каждым вашим шагом буду следить, пока не приду к убеждению, что полностью управляю ситуацией. Если же мы расстанемся - я пойду осматривать округу или лягу спать, - то не сомневайтесь: я возвращусь в тот самый миг, из которого отбыл. Поэтому прошу середину комнаты не занимать.
Эффектное было бы зрелище, если бы машина времени очутилась там в один момент со мной. Бабах! Но скорее всего, она сместится на несколько дюймов в сторону, а меня отбросит к стене.
Уж если и рисковать костями, то не напрасно.
- Есть и другой вариант: поговорить с каким-нибудь знатоком истории. У нас имеются устройства для передачи речи на расстояние, за многие мили. Одно такое у меня в спальне.
- А как я пойму, к кому вы обращаетесь и о чем говорите, если беседа пойдет на английском? Постарайтесь зарубить на носу: к этому устройству вы не притронетесь.
Испанец не знает, как выглядит телефонный аппарат. Но догадается, едва я попробую набрать номер.
В его голосе уже нет враждебности, это скорее искренняя попытка убедить.
- Сеньорита, поверьте, у меня нет никакого злого умысла. Я просто выполняю свой долг. Перед моими друзьями, перед страной, перед Церковью. Хватит ли у вас мудрости - или милости - чтобы принять это? Мне известно, что вы постигали разные науки. Подумайте, может, среди ваших книг есть та, что содержит нужные мне сведения? Вы наверняка уже поняли: ни при каких обстоятельствах я не поступлюсь своей священной миссией. И от вас зависит, чтобы ход событий не причинил лишних страданий тем, кого вы любите.
Волнение оставляет меня вместе с надеждой. Только теперь чувствую, как я устала. Все тело ноет, до последней клеточки. Ничего не остается, как выполнить его просьбу. Может, потом он разрешит мне поспать. И пусть снятся кошмары - действительность в сто раз хуже самого ужасного сна.
Энциклопедия. Пару лет назад Сьюзи, сестренка, мне ее подарила на день рождения. А сама Сьюзи не родится, если Испания подчинит себе Европу, Ближний Восток и обе Америки.
Как же меня трясет! Будто от лютой стужи.
Вспомнила! Я бросила карточку Эверарда в верхний левый ящик письменного стола, где храню всякую всячину.
Как раз над этим ящиком - телефон. Возле пишущей машинки.
- Сеньорита, вы дрожите.
- А что, на это нет причины? - Я встаю. - Идем. - Откуда только силы взялись. - У меня и в самом деле есть нужная книга, а может, и не одна.
Дон Луис следует за мной тенью. Это неправда, что тени всегда невесомы.
Подойдя к столу, я слышу:
- Стойте! Что вы хотите достать из ящика?
Лгать я толком так и не научилась. Не поворачиваясь к испанцу лицом, отвечаю с ожидаемой дрожью в голосе:
- Тут уйма книг, видите? У меня записано, где какие сведения содержатся. Чтобы найти интересующие вас хроники, сначала нужно заглянуть в эти записи. Не бойтесь, здесь не припрятана аркебуза.
Рывком выдвигаю ящик, и дон Луис перехватывает мое запястье. Стою столбом. Пускай пороется и успокоится.
Визитка, побывав в его руке, падает на прочие мелочи. Мое сердце падает чуть раньше - в самые пятки.
- Вы уж простите меня, сеньорита. Не давайте поводов для подозрений, и тогда я не позволю себе никакой грубости.
Перекидываю карточку нужной стороной кверху. Как бы случайно. Читаю. Мэнсон Эверард, такой-то дом в Среднем Манхэттене, такой-то телефон…
Этот номер надо запомнить крепко-накрепко.