– ВБР обязана обеспечивать правопорядок, – заметил Питер.
– Да. Но разве можно считать асоциальным элементом каждого, кто не захотел вживлять себе чип? Разве можно превращать нас в людей второго сорта, к которым нет доверия?
– Нельзя, – с легкостью согласился Питер. Он вовсе не готов был осуждать такое отношение к противникам чипов, ему хотелось поскорее узнать, как сложилась жизнь дочери. – Рассказывай, как ты жила эти пятьдесят лет.
– По-разному, – уклончиво проговорила она.
– Давай-давай, в подробностях. Для меня все важно.
Она помолчала, ее лицо стало сосредоточенным.
– После того, как тебя… чуть не убили, мы с мамой вернулись в Лондон не сразу. Сначала она ездила к тебе в больницу. Год, наверное. Порой меня брала. А потом у нее начались проблемы со здоровьем. Жили у бабушки. Я пошла в школу, когда закончила, поступила в Оксфордский университет, в колледж Церкви Христа.
– Подожди, – прервал ее Питер. – Мне говорили, что ты училась в Сорбонне.
Изобразив недоумение, она покачала головой из стороны в сторону.
– Не было такого. Я училась в Оксфорде, в Крайст-Чёрч колледже… Специализировалась по русскому, английскому и французскому языкам. Мечтала стать известным литературным переводчиком. Там, в колледже, я встретила Томаса, моего первого мужа. Он учился на менеджера, был рослым, красивым, увлекался греблей. Мы поженились на последнем курсе. После окончания университета поехали в Манчестер, где Томасу предложили работу. А я не была привязана к месту. Брала задания в издательствах и могла переводить, где хотела. Меня поджимали только сроки. По выходным ездили с Томасом по острову или приезжали в Лондон. Мы были довольны. Так продолжалось два года. Потом совсем разболелась мама. У нее обнаружили рак. Я вынуждена была перебраться в Лондон. Теперь мы с Томасом виделись только на выходные, и то не каждую неделю. Маме было все хуже. Бабушка не справлялась одна. Я не зарабатывала тогда столько, чтобы нанять сиделку. А пенсия от Интерпола уходила на лечение. Маме сделали две операции. Но остановить болезнь не удалось. Вскоре она умерла. После похорон я вернулась в Манчестер. Но оказалось, что мой муж за год раздельной жизни успел найти себе другую любовь. А я так была измотана болезнью мамы, что даже не восприняла это как трагедию. Мы развелись, и я вернулась в Лондон.
К тому времени я успела неплохо зарекомендовать себя в издательствах, получала хорошие заказы, да и времени для работы у меня стало больше. Так что я по уши погрузилась в тексты и провела за этим делом почти полтора года. Старалась отвлечься от событий, связанных со смертью мамы, от развода. В какой-то момент почувствовала: перетрудилась, вымоталась. Надо отдохнуть. И поехала в Испанию, в Коста-дель-Соль, к теплому морю. Там я встретила Пабло, который стал моим вторым мужем. – Она усмехнулась, невесело, но и не слишком печально. – Наш брак был недолгим, но бурным. Я родила моего первого ребенка. Эмилию. Она уже давно выросла, сейчас живет в Копенгагене, работает художником-оформителем. У нас с ней сложные отношения…
Он чувствовал, что Виктории не слишком приятно говорить об этом.
– Третий раз я вышла замуж пять лет спустя. Мой третий муж – Андрей Пименов, писатель из России. Я с ним познакомилась, потому что перевела его роман. И, поскольку эта книга получила престижную премию, ему захотелось встретиться со мной. И когда он приехал по каким-то делам в Англию, то разыскал меня. Тогда мы только познакомились, начали поддерживать постоянный контакт. Я перевела еще несколько его книг. Мы не раз виделись на международных мероприятиях. Потом он снова приехал в Англию и предложил выйти за него замуж. Этот роман развивался медленнее всего, но был самым долгим. Я родила ему двух сыновей…
Она замолчала.
– Вы все-таки развелись? – поинтересовался Питер.
Она медленно покачала головой.
– Андрей умер. Он был старше меня на восемнадцать лет. Но дело не в этом. Он отказался от операции.
– Какой?
– По аортокоронарному шунтированию. Сейчас обходятся без такой операции, а тогда только она могла спасти его.
– У вас не было денег?
– Деньги были. Но он не захотел ее делать. Он считал, что все должно идти так, как предопределено для каждого человека изначально.
Питер мог принять такую позицию. Жаль только, что она лишила дочь близкого человека.
– А где же твои сыновья?
– На работе. Они живут здесь. На нашей территории. Старший, Петр – учитель, а младший, Владимир – в самообороне.
– Оба живут с тобой? – осторожно спросил Питер.
– Нет. Только младший. У старшего своя семья. Он живет неподалеку отсюда. У них ребенок. Мой внук. Я бабушка. – Она встрепенулась. – А ты, получается, прадедушка.
Ласковое выражение появилось на лице Питера. Удивительно было слышать, что он – прадедушка. "Неплохо бы увидеть их – внуков, правнука", – решил он и вновь посмотрел на Викторию.
– А ты чем занята?
– Я - один из руководителей Совета самоуправления нашей особой территории, – голос ее звучал устало.
Пора было ему разобраться с тем, что здесь происходит.
– Объясни, – попросил Питер, – что это за территория и почему… – тут он запнулся, подбирая формулировку, – за ее пределами говорят об асоциальных элементах.
Пренебрежительная улыбка появилась на ее лице.
– Здесь живут люди, отвергающие имплантацию чипов. Люди, не желающие быть все время под контролем, когда про любого в любой момент известно, где он, с кем, как себя чувствует, что говорит, просто лежит или занимается любовью. Здесь пространство, свободное от чипов. Мы живем так, как хотим. Это наш выбор. Но это создает многие проблемы. Покупать в обычных магазинах там, на той территории, мы не можем – для того, чтобы снять с личного счета деньги за покупку, сначала определяют личность покупателя. Нас невозможно определить. Робот не пустит нас во многие здания. Мы не можем воспользоваться такси, скорой помощью. Поэтому здесь мы наладили иную, чем на других территориях, жизнь. Здесь все рассчитано на отсутствие чипа. Здесь мы можем жить комфортно с точки зрения наших ценностей. Но это более сложная жизнь, чем во "внешнем мире". Вот и все. А они утверждают, что здесь – асоциальная территория, зона повышенной опасности.
Питер не мог осудить людей, не терпящих полного контроля над собой, и вовсе не потому, что среди них была его дочь.
– Сколько здесь живет народу?
– Более трех миллионов человек.
– Более трех миллионов?!.. – Его удивление было искренним – надо же, сколько набралось тех, кто отказался от благ цивилизации. Чуть позже появились некоторые соображения, и он проговорил с достаточной долей тактичности. – Но преступникам действительно проще прятаться здесь, чем где бы то ни было.
– Мы делаем все, чтобы не дать им такой возможности.
– Это непросто осуществить при таком количестве людей.
– Да, непросто. Но это не повод считать преступниками всех нас, – жестко отрезала Виктория.
Питер понял, что необходимо как можно скорее сменить тему. Оглядевшись, спросил:
– У тебя нет робота-домохозяйки? Почему?
– Обхожусь и так.
– Он серьезно упрощает жизнь.
Она смутилась.
– Робот дорого стоит. У меня нет таких денег. А в рассрочку нам товары не дают. – Сообщив это без всякого сожаления, она глянула на часы, всплеснула руками. – Уже три. Ты, наверно, кушать хочешь. Давай я тебя покормлю.
– С удовольствием пообедаю с тобой.
Она поднялась, ушла в кухню. Немного погодя прозвучал звонок видеомобильного, который дала ему Линда. Вытащив трубку, Питер увидел на экране ее лицо.
– У тебя все в порядке? – спросила она.
– Да.
– Ты нашел Викторию?
– Нашел.
– Я рада.
– Линда, надеюсь, ты понимаешь, что быстро я не освобожусь?
– Понимаю.
– Поработай сегодня одна. – Он увидел заинтересованный взгляд вернувшейся в гостиную Виктории.
– Уже работаю, – отвечала Линда.
– Что-нибудь есть?
– Пока что нет.
– До свидания.
Он спрятал видеомобильный в карман.
– Кто это? – поинтересовалась Виктория.
– Моя напарница. Мы вместе расследуем одно дело.
Она смотрела на него внимательными, добрыми глазами.
– Папа, может, тебе надо было выйти на пенсию?
– Ни в коем случае. – Он почувствовал необходимость объяснить ей. – Понимаешь, для меня этих пятидесяти лет фактически не было. Эффект быстрого старения современные препараты устраняют. Мне по-прежнему около сорока. У меня уйма энергии. Я хочу работать!
Питер произнес эти слова с невероятным воодушевлением, а потом подумал – нехорошо получилось. Своей страстной речью он подчеркнул то, что Виктория фактически старше его.
– Господи, поверить не могу. Неужели это ты? – Она смотрела на него с тихой улыбкой, делавшей ее так похожей на Марию. – Идем в кухню. Конечно, если ты хочешь, я накрою в гостиной. За неимением столовой. Но ты в России. А русские любят есть на кухне.
Питер беззаботно рассмеялся.
– Ради Бога. Никаких проблем.
Чуть позже он сидел за столом, стоявшим у окна, смотрел, как дочь разливает суп в тарелку, ставит ее перед ним. Кухня была не слишком просторная, но и не тесная. Важная часть пространства обитания его дочери.
– Ты привыкла жить в России?
– Еще бы. Я живу здесь тридцать лет. Я стала частью этого мира. – Она поставила вторую тарелку. – Вина выпьем?
– Выпьем. – Он выразительно кивнул в знак согласия.
Появилась бутылка вина. Питер взял ее в руки.
– Чилийское?
– Да. Сейчас практически все вино производится в Чили и Аргентине. А в Европе виноградников почти не осталось. Во Франции производят лишь эксклюзив. Мизерными партиями. Это очень дорого стоит.
Оторвав, наконец, взгляд от этикетки, он спросил:
– А как это все попадает к вам?
– Наши владельцы магазинов давно наладили деловые связи с теми территориями. Но это оптовые закупки.
"А что вы предлагаете взамен?" – хотел выяснить Питер, но тут из прихожей донесся звук открывающейся двери. Тут уж было не до вопросов. Питер напрягся – кого он сейчас увидит? Несколько секунд спустя в кухне появился парень, худой, быстрый, черноволосый, похожий чертами лица на Викторию – и не похожий. Увидев Питера, удивленно остановился.
– Здрасте, – проговорил он в некоторой озадаченности. – Мам, пообедать найдется?
– Найдется. – Виктория смотрела на него ласковыми глазами. – Володя, познакомься, это мой папа. Твой дед. Зовут его Петр.
Парень совсем опешил.
– Ты говорила… он погиб.
– Я так думала. И, как выяснилось, ошибалась. Папа все эти годы лежал в коме. И только недавно врачи нашли способ вернуть его к жизни.
Лицо парня отражало недоверие. Он весьма нерешительно подошел к Питеру, протянул руку. Питер поднялся, не сводя с внука глаз.
– Владимир. – Пожатие было осторожным.
– Питер. – Довольная улыбка отразилась на его лице. – А можно – Пётр… Ты не удивляйся, что я на тебя так смотрю. Я еще не привык к тому, что у меня такой большой внук. Я и маму твою с трудом воспринимаю взрослой. Я видел ее в последний раз семилетней.
Владимир изобразил некоторое понимание. А Питер думал, что внук его – парень симпатичный, и лицо неглупое.
– Ну что вы стоите? Садитесь, – радушно проговорила Виктория.
Едва устроились за столом, Питер налил вина в бокалы.
– Давайте выпьем за нашу встречу, – предложил он.
Вино было неплохим. Еда – вкусной. Виктория умела готовить.
Питеру захотелось разговорить внука.
– Значит, у вас живет более трех миллионов? – Он пытливо смотрел на Владимира. – Это русские?
– Не только. К нам приехали со всего мира те, кому дороги наши идеалы. Кто не хочет быть под полным контролем. Кто не желает зависеть от случайных голосований. Кто хочет, чтобы с его мнением считались. Мы – интеллектуальная оппозиция. Мы бросили вызов диктатуре большинства. – С каким воодушевлением он говорил. – Самая демократичная диктатура – диктатура большинства. Но это диктатура. Все, что не нужно большинству, не существует, не имеет права на жизнь. Это касается всего – быта, искусства, науки. Всего, что обеспечивает существование человечества.
– Это хорошо, что вы привержены определенным идеалам, – рассудительно заметил Питер. – Но так вы противопоставляете себя остальному населению Земли. Причем, большей его части.
– Когда-нибудь они поймут, что были неправы.
Питер, которому нравилась бурная реакция внука, азартно продолжил:
– А достижения цивилизации? Вы лишены их.
– Свобода стоит дороже.
– Свобода хороша для молодых, для полных сил. Но как обеспечить достойные условия жизни детям, старикам?
– А вы думаете, мы не стараемся? Мы даже производство развиваем.
– Какое? – удивился Питер.
– Стараемся производить то, что нужно нам.
– Но всё вы не сможете произвести.
– Для этого мы производим то, что нужно им.
– А что вы можете им предложить? – в запале спросил Питер.
Наступила тишина, потом прозвучал голос Виктории.
– Здесь расположены вредные производства.
"Вот почему Всемирное правительство допускает существование этой зоны. Особой территории, – подумал Питер. – Скорее всего, не одной".
– Еще подобные особые территории есть? – Он внимательно смотрел на Викторию.
– Есть. В США, в Калифорнии. Там, где Силиконовая долина. А еще – на месте бывшей Венесуэлы.
Питер не стал ничего комментировать. Ему не хотелось расстраивать внука, а Виктория, похоже, сама все понимала.
Пауза несколько затянулась. Тут Виктория подняла бокал.
– Я хочу выпить за тебя, папа. За твое… фактически, воскрешение.
– Перестань. Я не Иисус Христос. Я не воскрес. Меня всего лишь вернули к жизни после долгого пребывания на грани смерти.
– За то, что ты вернулся к жизни, – поправилась она.
Три бокала соприкоснулись над столом.
Когда обед закончился, Виктория сообщила:
– Папа, я отправляюсь на работу, а Владимир покажет тебе нашу территорию. Вечером приедет Петр с женой, поужинаем в семейном кругу. Ночуешь ты у нас. Мы тебя в гостиной положим. А утром поедешь по своим делам. Хорошо?
Питер уверенно кивнул в знак согласия.
Вскоре они с Владимиром сидели в машине, такой, какие в большом количестве колесили по здешним улицам и какие Питер видел в далеком прошлом. Хотя, как объяснил Владимир, они ездили не на бензине, а на водороде. И потому их двигатели не чадили. И конечно, никаких роботов – машиной управлял тот, кто сидел за рулем.
На больших улицах движение было весьма интенсивное. Питер не без удивления отметил, что водители соблюдают правила движения.
"Надо же. Пятьдесят лет назад Россия славилась беспардонным поведением автомобилистов на дорогах, – размышлял Питер. – И вот вам! Удивительно…"
– Мы живем на Севере нашей особой территории. – Владимир посматривал на него, сноровисто управляя машиной. – Наш Совет самоуправления и правительство тоже располагаются на севере. Так сложилось. Потому что часть районов присоединилась к нам позже, и это были южные районы.
– Силы самообороны призваны поддерживать порядок на вашей территории? – спросил Питер, поглядывая по сторонам.
– Вовсе нет. – Владимир оживился. – Даже из названия ясно, что мы, в случае необходимости, будем защищать нашу независимость.
– У вас есть для этого все необходимое?
– Разумеется, есть.
Питер не стал с ним спорить, лишь едва заметно усмехнулся. Он-то понимал: пока здесь располагаются вредные производства, независимости этой территории, именуемой за ее пределами "зоной проживания асоциальных элементов", ничего не угрожает. Ему нравилось здесь – он видел более привычные городские пейзажи. Будто перенесся во времени назад. Он чувствовал себя здесь комфортно.
Они вернулись туда, где жили Виктория и Владимир, вечером. Вскоре появились Петр и его жена Елена, худенькая, похожая на подростка, с чуткими темными глазами. Старший внук был солидным, обстоятельным. Больше слушал, чем говорил. Сына – правнука Питера, – оставили у соседей.
– Он не даст нам поговорить, – немного смущаясь, пояснила Елена. – Страшный непоседа.
– Сколько ему лет?
– Пять.
– А как же соседи с ним справятся?
– Да у них свой такой же. Вместе поиграют, а потом их обоих спать уложат.
Последней приехала Виктория. Общими усилиями накрыли стол в гостиной. Семейная пирушка началась.
Питеру было хорошо среди этих людей. Он с радостью сознавал, что его дочь и внуки – неглупые, приличные люди.
– …Папа с мамой испугались, – азартно рассказывал Владимир. – Ищут меня, бегают, а я сижу в шкафу…
Уже была полночь, когда они проводили Петра с Еленой и легли спать.
Глава 10
Чтобы утром вернуться в Москву, Питеру пришлось воспользоваться помощью Линды, которая направила такси на Подольскую улицу. Вскоре он сидел с ней в одной из комнат отделения ВБР и слушал её рассказ о том, что удалось выяснить.
– Короче, никаких следов, – подвела она итог. – Возможно, Володин сделал пластическую операцию. Но это вовсе не значит, что его теперь не найти. Дело в том, что пластический хирург может сделать пациенту не любое лицо. Существует ограниченный набор вариантов. Он определен параметрами лица: расстоянием между глазами, высотой лба и так далее. Сейчас никто не делает пластических операций с целью скрыться от следствия. Сейчас стараются заменить чип. А раньше делали. И Володин, вероятно, сделал. К счастью, в местном отделении ВБР нашлась старая программа. Она определяет варианты лица, которые мог получить преступник, и старит эти лица с учетом прошедших лет. Я применила эту программу к фотографии Володина. Вот что получилось.
На серебристую поверхность стола легли семь фотографий. Лица на них были разные, но чем-то похожие. Питер всматривался в них, пытаясь вспомнить, видел ли он кого-нибудь этих людей?.. Нет, не видел.
– Что теперь с этим делать? – озадаченно проговорил он.
– Запустим в базу. Каждому чипу соответствует изображение владельца. База даст все совпадения. Идем туда, где есть специальный терминал для фотографий.
Покинув комнату, они поднялись на следующий этаж, вошли в достаточно большое помещение, где были встречены молодым крепышом, смотревшим на них пристальным взором широко поставленных глаз. Вдоль стен и посредине стояли различные устройства, о предназначении которых Питер не имел представления.
– Здравствуйте, – Линда протянула фотографии.
– Нам необходимо проверить их по базе.
Парень взял фотографии, бегло просмотрел, вновь глянул на Линду.
– Вы – новые сотрудники? Я не видел вас прежде.
– Мы из центральной штаб-квартиры ВБР.
Парень изобразил на своем скуластом лице некую смесь удивления и уважения, повернулся, подошел к одному из устройств, поочередно засунул фотографии в щель. Питер понял, что передним нечто вроде сканера, каким он пользовался в начале века. Фотографии легли стопкой в лоток. Последовала не слишком долгая пауза, после которой хозяин помещения чуть небрежно сообщил: