Они вышли из двора - колодца и зашли в парадный подъезд дома, его стены были украшены в стиле ампир с множеством грубо сделанных статуй раскрашенных под золото. Вершинин поморщился, глядя на эту безвкусицу, зато Катенька, не видевшая ранее ничего подобного смотрела вокруг раскрыв рот.
- Ничего, - думал про себя Илья Игнатьевич, - обтешется Порфирий, к большим деньгам привыкнет, и обстановку начнет менять.
Когда они поднялись на второй этаж, купец гостеприимно распахнул тяжелые дубовые двери и пред ними предстала длинная анфилада из полутора десятков комнат. Катенька восторженно ахнула, ведь высота потолков в них была, такая, что ее скромная спаленка в имении, казалось просто клетушкой.
Большинство комнат, однако, были не освещены.
- Купец есть купец, - подумал про себя Вершинин, - его не переделаешь, ворочает сотнями тысяч, а экономит на свечах.
В гостевом зале, тем не менее, было светло, там суетилась прислуга, накрывая стол. А командовала всем парадом супруга Журавлева Агния Глебовна.
Она, увидев гостей, ахнула, поклонилась и не менее радостно, чем муж начала их приветствовать.
- Ваше благородие, уж как мы рады вашему приезду. А мой Порфирушка все говорил, когда наш дорогой Илья Игнатьевич пожалует, а вот вы и появились!
Прошу, гости дорогие усаживайтесь за стол. А это дочка ваша? Ах, какая красавица! Садитесь, барышня вот сюда, не дичитесь.
Гости расселись, а вслед за ними и Порфирий втиснул свой немалый живот за стол. На столе стояло столько еды, что можно было накормить роту солдат. Поэтому когда Катенька, скромно откушал, чинно промокнула салфеткой ротик, Агния Глебовна всплеснула руками,
- Бог ты мой, что вы барышня, так плохо кушаете, как птичка поклевала! Вот попробуйте десерта хотя бы, сегодня днем из лавки месью Буне взяли. Его в лучшие дома Петербурга берут.
Но Катенька уже не хотела кушать, ее одолевало женское любопытство, и Агния Глебовна, поняв это, увела ее к себе, показывать последние парижские моды и всяческие женские безделушки.
Оставшись вдвоем мужчины, продолжили свой ужин, не забывая выпивать, услужливо наливаемые прислугой рюмки. Затем Журавлев пригласил Илью Игнатьевича в свой кабинет, где вытащил свои конторские книги, другие записи, и они начали свои долгие подсчеты.
***
Между тем, князь и Николенька уже давно обживали новое место жительства. Старый особняк на Невском проспекте вновь пришел к жизни больше, чем через десять лет. Не один год в нем горела свеча только в комнате дворецкого, да в людской, где проживали сторожа и дворник. Надо сказать, что за это время они почти забыли, как выглядит их хозяин, который не выбирался из Энска долгие годы. Поэтому его приезд без предупреждения привел их в жуткое замешательство.
Князю дорога далась очень тяжело, и последние перегоны он почти не мог ходить. Поэтому, когда сани извозчика остановились напротив особняка, Николке пришлось выносить из них отца на руках. Тот смотрел на него, слабо улыбаясь, и только одинокая слеза скатилась у него по щеке.
У парадных дверей с чугунными львами, он поставил князя на землю и, поддерживая его одной рукой, начал стучать в дверь молотком, висевшим для этой цели. Прошло не меньше десяти минут, когда в одной из комнат первого этажа появился неяркий свет. И вскоре старческий голос из-за дверей спросил, чего нужно поздним визитерам.
- Энгельбрект, - открывай, это я, - устало проговорил князь.
За дверью охнули, что-то упало, загремело, и начались поиски упавшего ключа.
Николка между тем вопросительно посмотрел на отца.
Тот улыбнулся.
- Да Ванькой дворецкого когда-то звали, это дед твой, мир его праху, пошутил, назвал парня Энгельбректом, и откуда только имечко выкопал. А тому впору и пришлось, ходил по молодости довольный. А потом так и остался с именем этим, теперь уж, наверно, до смерти.
Дверь все же со скрипом открылась, и Николка занес князя в холодный темный вестибюль.
- Ваше Сиятельство, что же с вами приключилось, таким больным заявились? - взволнованно заговорил высокий старик, с примечательными пушистыми бакенбардами, одетый в потрепанный мундир с золотым шитьем. Если Николка уже не знал, кто это такой, он бы точно принял его за отставного генерала.
- Погодите с разговорами, покажите лучше, куда надо князя нести, - прервал он излияния дворецкого.
Энгельбрект схватил подсвечник с двумя свечами и пошел к лестнице ведущей на второй этаж. Николка шел за ним и без труда нес, почти невесомого для него, отца.
На втором этаже они прошли в большую спальню. Вся мебель там была покрыта чехлами. Когда Энгельбрект начал сдирать чехол с кровати поднялась куча пыли, от которой все расчихались.
Тут князь неожиданно звучным голосом сказал:
- Николенька, поставь меня, пожалуйста, мне вроде легче немного стало. Я присяду в кресло.
В это время в коридоре послышался грохот. Николка встревожено посмотрел туда, но Энгельбрект сообщил
- Да это Ерема дворник дров принес, сейчас голландку затопит. Мы ведь только раз в неделю весь особняк протапливаем. А сейчас пусть хоть здесь в спальне тепло будет.
Разговорчивого старика теперь прервал сам князь, обратившись к сыну
- Николенька, сынок, принеси мой несессер, ну ты знаешь, с моими притираниями. Сейчас меня Энгельбрект разотрет, и я прилягу.
Из рук стоявшего в дверях дворника, услышавшего эти слова, с грохотом вновь посыпались оставшиеся поленья, и он вместе с Энгельбректом растерянно смотрели на Николку.
- Ваше Сиятельство, так, что же это ваш сынок будет? - не выдержал дворецкий.
- Да, - просто ответил князь, - это мой сын Николай Андреевич Шеховской.
На следующий день, особняк или лучше сказать дворец, уже не напоминал холодный склеп. С десяток женщин намывали полы, стены, выносили и выбивали ковры, протирали пыль. И вскоре уже нельзя было сказать, что в этом доме почти никто не жил десять лет.
Князю, после ночи, стало значительно легче и он, полулежа в постели, объяснял дворецкому, что ему предстоит сделать.
За день суета в доме была замечена соседями и уже к вечеру стали появляться посыльные с записками от старых знакомых князя с просьбами о визитах. Но Андрей Григорьевич все эти просьбы отклонил, ссылаясь на плохое самочувствие, и занятость обустройством.
- Вот через три-четыре дня буду рад видеть вас у себя, - писал он в ответных записках.
Следующим утром Николенька сидел в своей комнате у письменного стола и размышлял. С тех пор как всего несколько месяцев назад он вдруг ощутил себя настоящей личностью, у него почти не было времени осознать, чем и кем он является. Все события так быстро происходили, что казались ненастоящими, как будто он видел это все в длинном сне. И только сейчас до него начинала доходить вся огромность изменений в его жизни, и от этого ощущения мурашки пробегали по спине.
Князь среди неотложных дел на первый день пребывания в Петербурге, на первое место поставил решение вопроса с его обучением. Ведь по сути дела Николай ничего не знал, и пробелы в его знаниях были громадные. И сейчас он ожидал появления первого преподавателя, который должен будет готовить его к назначенной им аудиенции. До поездки в Зимний дворец оставалась немногим больше недели, и надо было узнать и выучить очень много. Также на сегодня ожидался приезд портного, который должен был сшить мундир, в котором было бы не стыдно появиться у Императора.
Решив, что зря тратить время ему нельзя он взял из стопки книг, которые уже с утра появились у него в комнате, учебник греческого языка, лежащий сверху и принялся за его изучение.
Он уже прочитал почти половину книги, когда в двери постучали. После разрешения в двери вошли два старика дворецкий Энгельбрект и второй, одетый почти также, только его мундир был новей, и бакенбарды еще длиннее. Было видно, что они испытывают друг к другу явную симпатию.
- Вот ваше Сиятельство, - произнес дворецкий, - это Петр Филиппович Смолянский мажордомом служил в Зимнем дворце до недавнего времени, сейчас на пенсионе по причине нездоровья. Он вам все растолкует по порядку, что и как надлежит вам делать, когда у батюшки государя императора будете. А я, извините, пойду, батюшка ваш, меня сегодня поручениями нагрузил изрядно.
Он вышел и хмурый, чем-то недовольный мажордом начал свой урок.
Когда он выяснил, что его ученик вообще понятия не имеет об этикете, его мрачность еще более возросла. Но, началась учеба, и по ее ходу княжич начал ловко кланяться, щелкать каблуками, и все прочее, и лицо Смолянского просветлело.
- Я-то грешным делом думал, что все, согласился за неделю выучить, а ведь дело то пропащее, невозможно такое совершить. Повелся на деньги, что его Сиятельство ваш батюшка посулил. А тут, смотри-ка вроде и получается все, - пробормотал он себе под нос.
Через три часа, повеселевший мажордом ушел, пообещав завтра появиться вновь. А Николку позвали обедать.
Сегодня обед для него не представлял такой трудности, как несколько дней назад. Он вполне свободно действовал множеством вилок, ножей и ложек под внимательным взглядом отца.
Они даже могли вполне свободно разговаривать, почти не отвлекаясь от еды. За столом прислуживал пока Энгельбрект, но, через некоторое время ожидался обоз из Энска, вместе с которым должна была прибыть и челядь для работы во дворце.
Андрей Григорьевич с удовлетворением узнал, что мажордом остался доволен успехами Николеньки, и даже утверждал, что тот вполне сможет предстать через несколько дней перед императором.
- Николенька, послезавтра мы должны посетить с визитом графа Бенкендорфа, я ему очень обязан и перед аудиенцией его императорского величества, этот визит просто необходим. Я надеюсь, что ты не ударишь лицом в грязь, и будешь вести себя, как надлежит благородному человеку, - сказал он.
Князь уже не первый раз задавался вопросом неожиданного поведения сына. Он никак не ожидал, что у него совсем не будет черточек, характерных для крепостных, которые очень долго не оставляют человека, даже если он меняет сословие. А вот Николка вел себя совершенно свободно, у него абсолютно не было боязни высоких чинов, притом, что общался он со всеми очень вежливо, при условии, что также относятся и к нему. На Андрея Григорьевича большое впечатление произвел случай на почтовой станции, когда Николенька, без тени сомнения заехал в ухо надворному советнику. Для недавнего крепостного крестьянина это было просто невозможно. Князь был далек от того, чтобы считать, что это берет свое благородная кровь. После размышлений он пришел к выводу, что, скорее всего, здесь сыграло роль то, что его сын практически не помнил своей жизни до выздоровления, и тяжелая крестьянская жизнь просто не успела изменить его изначальный характер.
- И очень, хорошо, - думал он, - не хватало еще, чтобы Шеховской кого-то боялся.
После обеда в скором времени явился портной, который снял все мерки, и узнав о аудиенции императора поспешил сообщить, что все будет сделано так, что государь останется доволен видом молодого князя.
Николка же тем временем у себя в комнате сидел и зачитывался учебником математики Фусса. С недавних пор математика его очаровала, магия цифр, - это было что-то. Он с удовольствием помогал управляющему Вершинина в его подсчетах. Тем более, что он не нуждался в бумаге и счетах, чтобы записывать свои вычисления. Все цифры аккуратными рядами становились в правильном порядке в его голове, и через мгновение выдавался правильный результат. Откуда у князя появился такой труд Фусса, как "начальные основания чистой математики" его не интересовало. Он сидел уставясь в учебник и только одной за одной шелестел страницами, укладывая их в своей памяти. Темп чтения лишь немного снизился, когда он добрался до третьей части руководства, где описывались основания дифференциального и интегрального исчисления.
Когда он закончил чтение, его слегка познабливало, и кружилась голова.
- Наверно перечитал, - успел он подумать и потерял сознание.
Когда он открыл глаза, вокруг вроде ничего не изменилось, вот только явно потемнело за окном, а на часах было около четырех пополудни,
- Вот оказывается, и мои способности имеют пределы, - заключил он, пытаясь подняться, - придется умерить свои аппетиты. Хорошо, что в комнату никто не заходил. Ну ладно, я пока больше читать не буду, просто просмотрю еще раз, что за книги мне принесли, - успокоил он сам себя, вышел в коридор, зажег свечу от печки и потом уже несколько свечей у себя на столе и вновь зарылся в тяжелые фолианты.
И тут среди них он обнаружил что-то вроде тетради, на которой было напечатано название " руководство, как следует производить криптограммы и тайнопись.
Сия метода, написана Бароном Шиллингом фон Капштадом в 1831 году.
Его опять же не интересовал вопрос, каким образом секретная инструкция попала в библиотеку князя, и, оценив ее размер, он решил, что с ним ничего не случиться, если он прочитает и эту тонкую книгу.
***
В красивом особняке на Большой Миллионной, как обычно собирались гости.
Хозяйка салона княгиня Евдокия Ивановна Голицына не могла прожить и нескольких дней, чтобы в своем салоне не принять именитых литераторов, военных, известных дипломатов. Вот и сегодня в ее гостеприимном доме собрался цвет столичного общества.
Как же, прием у княгини означал для побывавшего там подъем на другую, более высшую ступеньку. Ведь так приятно между делом сказать.
- Да вот, на днях в салоне княгини Голицыной имел беседу с его Сиятельством графом N, или с ее Сиятельством княгиней Х.
Однако сегодня настроение Евдокии Ивановны было слегка испорчено. Испортил его, сам того не подозревая, князь Шеховской. Узнав о прибытии князя в Петербург, Голицына решила, что он всенепременно должен побывать у нее в ближайшие дни. Ведь в свое время исчезновение блестящего офицера, генерала, произвело целый фурор. Он даже получил в определенных кругах прозвище сельского затворника.
И княгиня ясно понимала, что на князя будет много желающих и, о ее салоне в очередной раз будут говорить.
А сейчас она сидела в глубоком кресле у себя в будуаре, собираясь выйти к гостям и нервно мяла в руке ответную записку Андрея Григорьевича, в которой он заверял ее в свое преданности, уважении, и отклонял приглашение по причине болезни.
- Как он посмел, - думала княгиня, - когда это от моего приглашения отказывались?
От ущемленного женского самолюбия, она даже не обращала внимания, что Шеховской не отказывался, а только просил отсрочить визит по причине болезни и неотложных дел.
Это наверно происходило еще и оттого, что она не могла ему простить равнодушия к судьбе декабристов, которых когда-то она опекала, а главное, как ей когда-то донесли, он якобы глумился над проектом конституции Российской империи, который она сочиняла не один год. В гневе она думала, что повторного приглашения Шеховской от нее не дождется.
Но, когда она вышла к гостям, оказалось, что разговор там идет именно о князе.
Видимо не только она заинтересовалась внезапным приездом князя в Петербург.
- PrИsentez chИri il est venu avec son fils, - говорила одна из дам.
- ne peut-Йtre qu'il n'a jamais ИtИ le fils de! Восклицала другая.
- Lui disent a nommИ une audience de l'empereur, - понизив голос, говорили они между собой.
Слыша эти разговоры, княгиня еще больше злилась на незадачливого князя, который так некстати отказался от ее приглашения.
- Пушкин и Тургенев считали за честь посетить мой дом, а этот солдафон воображает невесть что! - раздраженно думала Евдокия Ивановна. Она прошла дальше и усевшись за стол с одним из своих друзей принялась обсуждать любимую тему о вреде картофеля на русского человека.
Уже много лет она вела безуспешную борьбу с этим овощем и не теряла надежду на свою победу. И тут один из собеседников сказал.
- А вы знаете Евдокия Ивановна, я знаком с одним помещиком, Он родом из Энской губернии. Так вот он рассказывал, что совершенно прекратил голодные годы в своих селах за счет разведения картофеля.
Евдокия Ивановна вспыхнула.
- Что вы такое говорите, да такого быть не может. Картофель - гибель для деревни!
- А вот господин Илья Игнатьевич Вершинин так не считает, - ответил собеседник
- Это кто такой, я про него ничего не знаю, - спросила княгиня.
- О, это очень удачливый и оборотистый помещик, ну вы наверно слышали про набирающего капитал купца Журавлева. Так вот большой новый дом это их совместное владение. Просто я сегодня разговаривал с английским послом, и он с большим уважением отозвался об этом господине. Такие поставщики товарного зерна редкость для нашего рынка.
- А что вы еще про этого Вершинина можете рассказать, - спросила заинтересовавшаяся княгиня.
- Ну, во-первых, он близкий друг князя Шеховского, про которого сегодня не говорил только немой, а во-вторых, он сейчас в Петербурге вместе с дочерью, которую, я так полагаю намерен вывести в свет.
Княгиня задумалась, - неплохо бы пригласить этого дворянина к себе. Может выйти неплохая дискуссия о вреде картофеля, который европейцы на беду русского народа привезли в Россию.