Княгиню вопросы крепостного права не волновали абсолютно, для нее все в этом было ясно и понятно. Крестьяне должны быть в крепости, а дворяне владеть ими и быть отцами родными для них. Но, как и родные отцы, когда потребуется, они могли наказать своих деток для вразумления, то бишь, выпороть на конюшне. До нее, конечно, доходили слухи о жесткостях помещиков, которые издевались над своими крепостными, подвергали их пыткам, насиловали и прочее. Но все, что она по этому поводу делала, то просто не зналась с такими личностями.
- Господа, - господа, - обратилась она к спорящим, - на некоторое время прекратите ваше обсуждение, я украду на минутку Илью Игнатьевича, вы его совсем утомили.
Мы с ним немного поговорим, а потом нам споет наш сегодняшний гость известный итальянский тенор маэстро Двардзини.
Окружающие охнули. Опять княгиня утерла нос всем.
- Интересно, - пришла одна и та же мысль гостям, - сколько пришлось ей потратить на такого певца.
Он появился в столице совсем недавно и сейчас решался вопрос о его выступлении в Мариинском театре, и вот подиж ты - уже выступает в салоне Голицыной.
Княгиня вместе помещиком и Катей уселись немного поодаль, и она начала сеанс обольщения.
- Илья Игнатьевич, я очарована вашей девочкой, у нее просто талант к наукам, к тому же она очень музыкальна, ее игра на клавикордах меня просто потрясла.
Дальше она продолжала в том же духе.
Если бы эти слова слышала мадам Боже, то, наверно, упала в обморок. Она, конечно, понимала, что ее ученица хорошо играет, но чтобы дело дошло до потрясения, такого она представить не могла.
Сам Вершинин сначала был подавлен массой хвалебных слов, но в какой-то момент Голицына перебрала, и привычная осторожность тут же дала себя знать.
На его губах появилась ироническая улыбка.
- Ваше Сиятельство, вы сегодня необыкновенно добры к Катеньке, от ее гувернантки я никогда не слышал столько похвал. Может, остановитесь на минутку и попробуете объяснить, в чем собственно дело? - сказал он с легким укором.
Голицина чуть не закусила губу.
- Однако, недооценила я этого провинциального офицера, а ведь должна была понять, что он далеко не дурак.
- Ваше превосходительство, - начала она уже сухим деловитым тоном, - мне пришлась по душе ваша дочка и я желаю быть ее покровительницей в свете. Вы же сами понимаете, что у вас не получится быть ей сразу и отцом и любящей матерью. Можете принять это за мой каприз. Но я вам обещаю, что вы об этом не пожалеете. Кати действительно талантливый ребенок. И мне очень хочется, передать ей свои знания. Я понимаю, что, скорее всего они ей не пригодятся, но жизнь очень сложная вещь и никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. И она очень хорошо поет, у меня даже мелькнула мысль попросить ее спеть с маэстро Двардзини дуэтом.
Вершинин побагровел,
- Княгиня, простите, но мне кажется, что вы изволите шутить надо мной. Моя дочь и итальянский тенор? Вы, что хотите, чтобы назавтра весь Петербург надо мной и Катенькой смеялся?
- Помилуйте! Подполковник, как вы только такое могли подумать. Вот скажите, а как вы сами оцениваете ее пение? - вкрадчиво спросила княгиня.
Вершинин задумчиво почесал затылок.
- Ну, насколько я помню свои посещения оперы, ей до тамошних примадонн далеко, как нам до Парижа.
- А мне кажется, что она очень хорошо сможет аккомпанировать певцу, и даже составить ему дуэт в отдельных местах, - продолжала гнуть свою линию княгиня, - так, что ни у кого из присутствующих не появится мнение, что она претендует на большее.
Я, признаться не ожидала, что у вашей Катеньки имеются такие музыкальные успехи. А уж про математику я и не говорю, но, кажется, поняла причину ее усердия, - тут Евдокия Ивановна заговорщицки посмотрела на Илью Игнатьевича. Но тот на эти намеки не прореагировал и спокойно смотрел ей в лицо, ожидая, что она скажет дальше.
- Вот ведь экий упрямец! - подумала она, - как же мне беседу на Шеховского с сыном перевести? Ай, ладно, похоже на мое предложение он согласится, а уж у этой простушки я все выпытаю.
- Итак, подполковник, что вы скажете на мое предложение, - продолжила она уже вслух.
Тот посмотрел на дочку, которая после недавних намеков княгини сидела пунцовая, даже ушки у нее покраснели.
- Вот сука, - подумал Вершинин про княгиню с долей восхищения, - ей бы в допросной работать, за полчаса столько узнать, это большой опыт нужен.
- Катенька, милая, а ты сама, что думаешь по предложению Евдокии Ивановны, об учебе у нее, да и сможешь ли ты на клавикордах сыграть, чтобы самой не стыдно было? - спросил он у дочери.
- Ой, папенька, конечно хочу! Евдокия Ивановна так много знает, она обещала меня с интересными людьми познакомить, и про Париж рассказывать. А вот играть я боюсь, хотя я хорошо знаю музыку арий, которые сегодня будет петь маэстро Двардзини, но меня заверили, что я справлюсь, - тут она кинула смущенный взгляд на княгиню, которая в ответ поощрительно улыбнулась.
- Хорошо, - тяжко вздохнул подполковник, - я согласен, посмотрим, что из этого получится.
Княгиня, довольная собой, встала из-за стола и вновь с Катенькой ушли в другую комнату, откуда почти сразу послышались звуки музыки и голос делаюшего распевку певца.
***
Надворный советник Сидоров шел по темному коридору Департамента внешних сношений МИДа, улыбаясь и раскланиваясь с равными ему по чину, и с ледяным взглядом в глазах протягивал для приветствия два пальца нижестоящим. Аркадий Акакиевич хорошо знал, как себя нужно вести, чтобы расти в чинах, и получать награды. Вот только у него был тайный порок, о котором никто не знал, после выпивки он становился совершенно другим человеком, который мог сделать все, что угодно. Зная за собой этот недостаток, он выпивал, только, когда это ничем не могло ему грозить. Но вот совсем недавно он просчитался и чуть не попал в большие неприятности, хорошо, что отец молодого человека не стал выяснять, что да как. Начальник департамента Яворский терпеть не мог грубиянов, и пьяниц в своем ведомстве. Но все равно, хотя опухоль на лице давно прошла, большой желтый синяк под глазом было не скрыть. На ехидные вопросы сослуживцев он подробно рассказал, как внезапно понесла лошадь, и его ударило оглоблей. Все слушатели согласно кивали головой, но в их глазах он явно видел насмешку и в тысячный раз думал, как он будет рад отомстить этому генералу и его сынку, надо только выяснить кто это такие.
Он зашел в кабинет, который делил еще с одним чиновником и резко остановился.
Посреди кабинета стоял, глава департамента и разговаривал с его непосредственным начальником Петром Петровичем Силантьевым.
Аркадий Акакиевич низко поклонился и поздоровался с начальством, те обратили на него примерно столько же внимания, сколько он обращал на нижестоящих чинов, и продолжили свою беседу. Сидоров бочком, втянув живот, пролез между ними и столом и усевшись за него надел синие нарукавники, и приняв деловой вид начал перекладывать с места на место стопки бумаг.
Между тем Яворский продолжал говорить
- Представляете, Петр Петрович, какие интересные казусы приключаются. Вот позавчера познакомился я с одним сельским помещиком в салоне ее Сиятельства княгини Голицыной. Оказалось умнейший мужчина, и ум то деловой, я так понимаю, что еще несколько лет, и он будет богат, как Крез. И по нашим отношениям с Европой высказал интересные мысли. А его дочка вообще произвела фурор. Представьте себе шестнадцатилетняя красавица, умница. А, как она играла! - тут он сделал паузу, - представляете, аккомпанировала самому Двардзини и вполне успешно, в двух местах она составила ему дуэт, такой голосок нежный серебристый. Вот же кому-то повезет! - вздохнул Яворский, про некрасивость и скаредность жены которого, знали все, - красавица, поет, играет и богатая к тому же. Да и связи у ее отца хорошие. Он, оказывается, близкий друг князя Шеховского, к которому благоволит его Императорское Величество, он оказал ему честь недавно приватной аудиенцией.
Сидоров, который с напряженным вниманием слушал слова своего начальника, почувствовал, как сердце упало в пятки. И ему срочно захотелось в нужник. Но для этого было необходимо вновь протиснуться между начальством и столом. И он сидел, героически борясь с позывами мочевого пузыря и приступами страха, сейчас прекрасно понимая, что только один намек Шеховского и его выпнут из департамента с волчьим билетом. И тогда можно будет забыть о покупке нового жилья соответствующего его новому званию надворного советника, которое он получил всего полгода назад, и обо всем прочем. Он уже почти не прислушивался к разговору и сидел не шевелясь, от боязни, обмочить свой новый мундир. Наконец, начальство разошлось по кабинетам, он вскочил и понесся в нужник.
Через несколько минут с вздохом облегчения вышел из холодного помещения и, приведя себя в порядок, вновь с важным видом проследовал на свое рабочее место.
Он провел несколько встреч, проверил документацию, и все это время, обдумывая и лелея планы мести. Как ни хотелось ему написать анонимный донос, сегодня, после услышанного, он отказался от этой идеи, и решил действовать по другому.
Когда вечером из черного хода одного из домов на Васильевском острове вышел потрепанный жизнью ремесленник никто не обратил на него внимание. Только дворнику, который перестал сгребать лопатой снег, он мрачно буркнул хриплым голосом:
- Чо выставился татарская морда, у барина я был, шкап чинил.
Дворник вновь продолжил мести двор, а ремесленник пошел своей дорогой. Она потихоньку вела его по Васильевскому острову в сторону залива и вскоре каменные дома сменились низенькими деревянными домиками, затем начались уже совсем нищие постройки. И вот он подошел к одноэтажному строению, окна которого желтели в ночи неярким светом и оттуда раздавались пьяные выкрики и женские вопли.
Ремесленник несколько раз стукнул в двери особым образом и они почти сразу отворились, изнутри пахнуло едой, прогорклым маслом, а в проеме появилась лицо заросшее рыжей бородой, маленькие водянистые глазки пробежали по нежданному гостю. - Да, я это Пекка, я, что смотришь, - прошептал тот.
- Ах, этто фы, каспадин Семен, а про фас секодня херр Либниц вспоминаль. Он говорить, фы очень нужен, закадитте быстрее.
Проем освободился и преобразившийся Сидоров, которого сейчас бы никто не узнал, зашел в портовый притон. Аплодисментами его никто не встретил, потому, что до него не было никому дела. Тем более, что от сальных светильников света особо не было. Лишь пара человек, сидевших за грязным столом почти у дверей подняли на него на секунду равнодушные пьяные глаза и вновь заспорили о чем-то, о своем. Хозяин провел гостя в другую комнату, где было немногим чище, но здесь было теплее, и горели несколько свечей так, что можно было видеть окружающее.
Сидоров привычно прошел в угол, из которого можно было наблюдать за входящими людьми и уселся за стол. Подбежавший мальчишка половой моментально поставил ему на стол стопку водки и блюдце с капустой. Аркадий Акакиевич в один глоток кинул водку в себя и захрустел капусткой.
- Здравствуйте Аркадий Акакиевич, - раздалось у него под ухом, но надворный советник даже не вздрогнул, он сразу заметил вошедшего в комнату человека.
- Джон, я вам сколько раз говорил, не называйте меня здесь по имени, ведете себя, не как сотрудник английского посольства, а человек с улицы.,- ядовито прошипел он в ответ на неплохом английском.
Тот в ответ беззаботно махнул рукой.
- Мой дорогой, кто в этом свинарнике будет обращать внимание на нас. Тем более, что в этом притоне сидят одни ингерманландцы.
- Джон, вы как малый ребенок, среди этих инородцев, могут встретиться похожие на нас личности.
В это время им принесли еще водки и какую-то финскую закуску. Шпион и предатель и устроились удобней и начали разговор.
- Послушайте Семен, с усмешкой сказал англичанин, чего это вы решили снова назначить встречу здесь, разве мы не можем вполне спокойно встречаться в посольстве?
- Конечно, можем, - огрызнулся тот, - но не каждый же день. Вы что думаете, нас не контролируют? У Бенкендорфа цепные псы наготове сидят.
- Да, да, - с сочувствием закивал головой собеседник, - но не переживайте, мы над этим работаем, мне кажется, что вскоре обстановка у вас изменится. А пока давайте ближе к делу.
- Хорошо, Джон, вот те бумаги и копии секретных договоров с Персией, которые я вам обещал. И еще мне нужна ваша помощь. У меня появился враг, и вы должны помочь мне от него избавиться.
Лошадиное лицо англичанина не выдавало никаких эмоций, пока Сидоров выкладывал свои требования. Лишь потом он хмыкнул и сказал
- Сэр, признаться, я не понял, зачем нам вмешиваться в это дело. Вы же сами сказали, что про вас, скорее всего, забыли.
- Джон, пока Шеховской жив, я буду думать, что он может поломать мою карьеру одним своим словом.
- Ну, так вызовите его сына на дуэль, вы же дворянин, в конце концов, неужели у вас совсем нет гордости? - удивился англичанин.
- Как я его вызову, конечно, если я его застрелю, мнение света будет на моей стороне, но карьера будет закончена. И поеду я в какую-нибудь Тьмутаракань. Вам это надо? А старый Шеховской, как говорят, близкий друг Бенкендорфа, и благосклонно принят государем, если он меня увидит, то карьере моей все равно придет конец, - со злостью произнес чиновник.
- Конечно, - думал англичанин, - ты бы так и сделал, судишь всех по себе. Ох, с какими гнидами приходится иметь дело, а ведь называет себя благородным человеком, вызовет он на дуэль, как же, поверил я в такое. Но, что же делать, придется предпринять меры, хоть и не хочется лишний раз светить людей.
- Хорошо, Аркадий Акакиевич, сказал он Сидорову, - я доложу по инстанциям и мы постараемся сделать так, чтобы вам ничто не мешало в работе. Но вот в таком случае оплата ваших услуг на некоторое время будет уменьшена, сами понимаете почему.
- Как же так! - попытался возмутиться Сидоров, - получается, вы будете меня защищать на мои же заработанные деньги?
Что же делать, - ухмыльнулся Джон и философски добавил, - за все приходится платить, это жизнь, мой друг. Ну, что же до скорого свидания. О следующей встрече извещайте, когда у вас появятся обговоренные материалы. А вопрос с Шеховскими мы постараемся решить в ближайшие дни.
Николка засиделся сегодня допоздна, хотя его день с утра до вечера был занят, усталости он не чувствовал. Это ощущение появилось совсем недавно, и началось оно незаметно, исподволь, а сейчас после целого дня физических упражнений, фехтования, стрельбы и вольтижировки, его голова оставалась ясной и он, читая учебник, чувствовал, как строчки текста остаются навсегда в его памяти. Вместе с ощущением свежести и телесного здоровья пришло чувство неудовлетворенности, сейчас, читая книги, он ясно ощущал, что они чего-то недосказывают, или их утверждения казались ему неправильными. А ведь всего месяц назад воспринималось написанное в них, как истина в последней инстанции.
Он отложил книгу, когда на часах было почти два часа ночи. Задув свечи, улегся в постель. Ему было все хорошо видно в темноте, для него ее теперь не существовало. Все вокруг было залито серым, идущим от окружающего излучением. И больше всего света шло от хорошо протопленной изразцовой голландки. Не сразу, но все же он сам дошел до того, что видит тепло, которое излучают предметы. Никому, в том числе и отцу, он о своем новом чувстве не рассказывал, не желая лишний раз волновать старого князя.
Положив голову на подушку, он сразу заснул. Проснулся Николка внезапно, как будто кто-то толкнул его в бок. Чувство тревоги просто переполняло его. Он прислушался, все было тихо. Он пошел к окну выходящему во двор и сразу увидел несколько черных теней, бесшумно подбирающихся к окну первого этажа по приставленной лестнице.
- Воры, - промелькнула мысль. Он быстро оделся и босиком выскочил в коридор. Если бы он сейчас посмотрел на себя со стороны обычным человеческим глазом, то увидел бы только темную размытую тень, бесшумно скользившую по коридору.
Он подошел к дверям помещения, куда залезали грабители, когда они уже все были там. Они топтались в комнате и тихо переговаривались, но для обостренных опасностью чувств Николки их движения и разговор были ясно слышны.
- Так, ты Мишка, давай наверх, там этот сынок князев спит. А ты Хват, давай старика прирежь, его спальня дальше по коридору. Ярема остаешься на стреме, там слуг двое, ежели проснутся, то тоже убей. А так, нечего лишнего греха на душу брать, нам за них не плочено.
- А ты сам то, чем займешься? - раздался пропитый голос.
- Ты чего Хват рамсы попутал, я, что фрайр дешевый, тебе объяснять, Бабки я буду искать, понял, а вы, когда дело закончите, ко мне на подхват, все ясно?
- все понятно атаман, - сконфужено сказал Хват. Открылась дверь, и в коридор вышел один из убийц, держа в руке маленький огарок свечи. Николка отошел за угол и молча ждал. Пятно света приближалось к нему, и вот он уже смотрел на человека, который уверенно шел по коридору. Тот, не замечая, стоявшего сбоку Николку, прошел к лестнице и тихо зашагал вверх по мраморным ступеням, за ним метрах в двух следовал второй бандит. Когда они почти поднялись на второй этаж, за ними метнулась темная тень.
Николка остановился за спиной грабителя, тот ничего не слышал, но интуиция предупредила его об опасности, и он резко обернулся. Для Николки это было очень медленно. Его организм, подстегнутый тревогой, действовал намного быстрей. Доля секунды и бандит со сломанной шеей, был тихо опущен на пол. Идущий первым со свечкой Мишка, все же что-то услышал. Когда он посмотрел назад, то увидел, что над телом его подельника наклонился молодой беловолосый парень. Тот поднял голову и посмотрел на бандита черными пустыми, без выражения, глазами. Мишка, выронив свечу, вздохнул, собираясь кричать, но горло было перехвачено стальными пальцами. И его тело, бьющееся в предсмертных судорогах, также тихо опустилось на пол. Затушив, продолжавший тлеть огарок, Николка метнулся на первый этаж. Атаман, проверявший ящики комода, не успел ничего почувствовать, когда дыхание внезапно прервалось, и наступила темнота.
Через десять минут особняк пришел к жизни.
Энгельбрект с причитаниями зажигал свечи, и с ужасом глядел, как Николка без особого напряжения стащил трупы трех бандитов в вестибюль. А связанного атамана, он принес в гостиную, куда уже пришел встревоженный отец и, прислонив к стене, опустил его на пол.
К Искину АР-345 от модуля ХХ02, сообщаю, достигнутое состояние гомеостаза, позволяет реципиенту, перейти к усвоению возможностей начального курса десантника Содружества. Прошу разрешение на начало учебного цикла.
Модулю ХХ02 от Искина АР-345, до окончательного определения морально-этических установок аборигена, проводить обучение запрещено.
- Николенька, как ты сынок? Эти злодеи тебя не поранили? - князь Андрей завалил сына вопросами, не обращая внимания на лежащего, как куль атамана.
- Нет, батюшка, бог миловал, справился я с ними, - отвечал Николка, пытаясь привести в чувство разбойника.