Обратно они вернулись не скоро - где-то через час. Особист держал в руке пистолет "вальтер" с глушителем на стволе, а бойцы несли за ним на плащ-накидке убитого.
- Гляди-ка, Борисов, не соврал. А я вначале не поверил. Как думаешь, что ему у самолетов надо было?
- Не знаю, но лючок у самолета он открывал - звук у лючка, когда его закрываешь, очень характерный. И на соседней стоянке, что справа, тоже такой звук был.
- Что-то с двигателем сотворил, гад! Только его сейчас не спросишь. Спасибо зенитчикам - метко стреляют. Сержант, механика ко мне!
Через четверть часа перепуганный Павел уже стоял на стоянке перед особистом.
- Открой-ка, боец, все лючки, проверь - все ли там в порядке? А то вот летчик твой утверждает, что чужой по самолетам лазил.
Самого Михаила к самолету не подпустили, и он только издали смотрел, как механик начал вскрывать лючки. Рядом стоял особист, подсвечивая фонариком.
Послышались матюги, механик вытащил из моторного отсека какой-то предмет и осторожно понес его на вытянутых руках к взлетной полосе, подальше от самолета. Там он бережно положил этот предмет на землю. Особист подошел к Михаилу.
- И впрямь тебе не почудилось: хороший у тебя слух. Нашли немецкую магнитную мину с часовым механизмом. Ты бы завтра взлетел, а она бы ахнула. Где еще этот диверсант побывал?
- Не знаю, спал я. Но проснулся оттого, что на соседней стоянке тоже лючок открывали.
Особист по тревоге поднял всех механиков эскадрильи и заставил их осмотреть все полости под лючками, подкапотное пространство рядом с двигателем, кабины пилотов - все, где можно было установить мины. По большей части фанерный фюзеляж и крылья Яков не позволяли поставить на них магнитную мину - только к железным частям вроде двигателя, вооружения и шасси. Их и осматривали в первую очередь.
Были обнаружены и сняты четыре мины, еще одну нашли поутру на поле. Видимо, диверсант выкинул ее во время бегства.
- Молодец, Борисов! Я это учту, когда судимость снимать будем, - удовлетворенно сказал особист.
Утром, при свете дня, механики еще раз осмотрели самолеты. Больше мин они не обнаружили. Вызванные саперы унесли все найденные мины в овраг и там взорвали смертельный сюрприз.
В одежде убитого никаких документов найдено не было, но маркировка на минах не оставляла сомнений: производство германское, такими минами пользуются диверсанты. И подготовка диверсии была специальной. Это не вредитель какой-нибудь доморощенный - из потенциальных врагов, ждущих прихода немцев как освободителей.
Полеты в этот день начались поздно, а охрану аэродрома усилили настолько, насколько это было возможно. Большую территорию все же тяжело охранять: колючей проволоки нет, а посты редкие. Да и оборудовать периметр всерьез никто не собирался. Аэродромы часто менялись, под них присматривались любые мало-мальски пригодные поля и поляны подходящих размеров.
А Михаила отправили в госпиталь в Великие Луки. Он думал, что поедет свободным человеком: получившие ранения в штрафных ротах и батальонах и смывшие кровью прегрешения перед Родиной от дальнейшего отбывания наказания освобождались. Но это положение не касалось летчиков. То ли их впопыхах не внесли в приказ, то ли это было сделано умышленно.
Узнав об этом, Михаил огорчился.
В госпитале ему пришлось пролежать три недели, пока рана не затянулась. Возвращения в штрафную эскадрилью он уже не боялся, зная, что и там можно жить и воевать с достоинством.
Однако же по выписке из госпиталя он совершенно неожиданно для себя попал в эскадрилью легких ночных бомбардировщиков, иначе говоря - У-2, или "кукурузников". Объяснялось это тем, что после ранения по состоянию здоровья он в течение месяца не сможет управлять истребителем, где требования к здоровью пилота были высоки.
Глава 9
Легкий ночной бомбардировщик У-2, переименованный в 1944 году в По-2, был машиной простой, даже, можно сказать, примитивной. Небольшой мотор, фюзеляж и крылья выполнены из древесины, обтянутой перкалью, иначе говоря - полотном. Двухместный биплан еще до войны служил школьной "летающей партой" для начинающих летчиков в аэроклубах. Но грянула война…
Из-за крайней нужды в самолетах и отсутствия летчиков с высокой квалификацией этот самолет в начале войны служил во многих ипостасях: связным, санитарным, легким ночным бомбардировщиком.
По отзывам пилотов, в управлении он был легок и прост, прощая даже грубые ошибки при пилотировании. Летали на нем начинающие пилоты, женщины и пилоты, отстраненные по ранению от полетов на истребителях и более тяжелых и скоростных бомбардировщиках.
Наши пилоты относились к У-2 снисходительно, находя в них в отдельных случаях преимущество перед другими типами легких самолетов, а немцы сначала презрительно называли их "русфанер". Но летчики на У-2 заставили фашистских пилотов изменить мнение об этом самолетике. И было за что: они бомбили по ночам, с малых высот, и попадали точно. Причем подкрадывались к цели на малом газу, когда работы двигателя почти не слышно. И получалось, что ночью самолетик не слышно и не видно, - ведь ночных прицелов и радиолокатора еще не было. И вдруг с неба на ничего не подозревающих, отдыхающих солдат и офицеров падают бомбы.
Поскольку в подавляющем большинстве на "кукурузниках" летали женщины, немцы их прозвали "ночными ведьмами". Конечно, днем выпускать в воздух эти утлые машины было для экипажа смертельно опасно: скорость маленькая, вооружения почти никакого. Чтобы взять побольше бомб, часто и пулемет не ставился. Для истребителей врага У-2 был легкой добычей.
Вот в такую штрафную эскадрилью Михаил и попал.
На маленьком аэродроме взлетно-посадочная полоса представляла собой узкую вытянутую поляну. Самолеты укрывали среди деревьев. После посадки два человека брались за хвост самолета и закатывали его под маскировочную сеть.
Кроме штрафников на аэродроме базировались и другие эскадрильи ночных бомбардировщиков, причем женские. Только вот отношение летчиц к штрафникам было презрительно-брезгливым. При нечаянных встречах летчицы старались быстрее пройти мимо.
Михаил как-то попытался завязать разговор с двумя летчицами, шедшими в столовую. Но не тут-то было! Одна из них презрительно хмыкнула в ответ, вторая странно оглядела Михаила с головы до ног, фыркнула и отвернулась.
Конечно, выглядел Михаил непрезентабельно: выданная в госпитале бывшая в употреблении застиранная гимнастерка, такие же бриджи, порыжевшие от долгой носки кирзачи и петлицы рядового. И, как контраст, - они в отглаженных гимнастерках, синих юбках и с медалями на груди. К тому же - офицерские звания. Одна - капитан, вторая - лейтенант, и ему явно не пара. Да Михаил и сам это почувствовал. Капитан еще и добавила жестко при неожиданной встрече:
- Тебя послать или сам адрес знаешь?
Михаил смутился, пробормотал что-то типа "извините" и приотстал. Летчицы продолжали идти. Вторая громко, явно в расчете на то, что услышит приотставший Михаил, сказала подруге:
- Прислали всяких уголовников да трусов, смотреть противно! А еще пытается клеиться!
- И не говори, Тань! Порядочные летчики на истребителях да на бомбардировщиках летают, а в штрафниках одни…
Последнее слово Михаил не расслышал, но и так было ясно, какого мнения летчицы о штрафниках. Стыдно ему стало за свой внешний вид, за то, что штрафник. Несмотря на то что время было обеденное, аппетит враз пропал, и есть совсем расхотелось, хотя час назад он готов был быка съесть. Он резко развернулся и направился на стоянку, к самолету. Хоть там все свои, такие же отверженные. Никто подсмеиваться и пальцем в него тыкать не будет.
Штурманом-бомбардиром у Михаила был Антонюк Василий, летавший ранее на "пешках" и попавший в штрафники из-за того, что по ошибке сбросил бомбы на свои же позиции. Из-за сплошной облачности промахнулся с прицеливанием, вот бомбы и легли с недолетом, угодив вместо немецких траншей в свои. Его расстрелять сперва хотели, да заменили расстрел штрафной эскадрильей. Штурманом он был неплохим, да мелочи не учел вроде попутного ветра, а с этим сложно: на разных высотах ветер может иметь разное направление и силу. Михаил уже летал с ним несколько раз. Учитывая свой горький опыт, Василий считал небесполезным время от времени давать некоторые наставления Михаилу перед вылетом: "Ты, главное, выдерживай курс, к цели планируй. Мотор на малых оборотах держи, а как бомбы сбросим - сразу по газам, и уходим. После сброса как можно быстрее высоту и скорость набирать надо, иначе свои же осколки в нас попасть могут. Да и немцы после первых же разрывов во все стороны палить начнут. Сам понимаешь, защиты у нас - никакой, из автомата или винтовки сбить можно".
Василий обратил внимание на подавленный вид подошедшего Михаила.
- Ты чего не в духе? Михаил только рукой махнул.
- А, наверное, с летчицами познакомиться хотел? Меня бы спросил сначала. Мы уж тут к ним подкатывались, - горько усмехнулся Василий. - Мужиков-то на аэродроме почти нет, кроме нас да роты охраны, так они носы воротят, вроде как они цацы, а мы - отбросы, только пейзаж им портим своим видом. Ты до войны кем был?
- Летчиком в гражданском флоте.
- А я, представь себе, художником! В авиацию после призыва да штурманских курсов попал. За что в штрафники определили?
Михаил рассказал о драке, в которой он убил уголовников. Не хотел убивать - не настолько он кровожаден, но и безнаказанными оставлять их не мог. И про Людмилу рассказал, которую от грабежа спас да сухим пайком накормил и которая его же по наивности милиции и сдала.
Василий слушал Михаила вполуха и думал о своем:
- О! Я еще тебе скажу: женщины любят успешных, у которых положение, деньги, слава, а ты сейчас - никто. Со стороны на себя посмотри. То-то! Партизан, а не боец Красной армии!
- Да я и есть партизан, - согласился Михаил. - У штрафника прав меньше, чем у любого бойца строевой части.
- Сами виноваты - и ты, и я, - то ли только для себя, то ли еще и для Михаила рассудил Василий. - Потому - "неча на зеркало пенять, коли рожа крива".
Михаил, безразлично махнув рукой, улегся на траву под крыло биплана. После ночных полетов хотелось одного - спать, а еще обида какая-то в душе свербела после встречи с женщинами-летчицами. Ему ведь просто поговорить с ними хотелось, женского общения не хватало. "Да черт с ними! Мне уже недолго в штрафниках летать", - подумал Михаил и уснул.
Проснувшись, он сходил в столовую вместе с Василием поужинать. Обеденные столы для штрафников стояли в столовой отдельно от остальных.
На стоянке их встретил механик и доложил о готовности самолета к вылету. Экипажу уже стало известно, что необходимо было уничтожить населенный пункт со скоплением живой силы и техники врага, причем основная роль отводилась женским эскадрильям.
Небо быстро темнело. Сначала взлетели обе женские эскадрильи, потом черед дошел и до штрафников.
Летели поодиночке - какой групповой полет может быть ночью? Столкнуться можно в два счета. Ведь зажигать аэронавигационные огни нельзя - с земли обстреляют.
Передовую прошли на высоте триста метров.
Михаил, уловив сигнал штурмана, поднес к уху резиновый шланг переговорного устройства и услышал его голос:
- Держи курс двести восемьдесят пять градусов.
Михаил плавненько довернул вправо. Километров через десять-пятнадцать показалась цель. Собственно, курс теперь виден и так, поскольку населенный пункт горел - женские эскадрильи отбомбились по нему раньше.
- Так держи и снижайся!
Михаил сбросил газ, самолет планировал на цель. Летучесть у тихоходного биплана по сравнению с Яком была просто феноменальной. Выключи мотор у Яка - и он почти камнем падает. Здесь же Михаил убрал газ до минимума, а самолетик высоту лишь едва потерял, и теперь перед целью высота была чуть больше двухсот метров.
- Три градуса влево! - Это штурман корректирует курс. И самолетик сразу "вспухает", полегчав от сброшенных бомб.
Михаил сразу дал газ и взял ручку управления на себя, набирая высоту. Вираж вправо - пора уходить на свой аэродром. Задача выполнена. Уж куда они попали, а куда не попали - неизвестно, но внизу - в селе, занятом немцами, - горят избы, боевая техника. Запах дыма чувствуется даже на высоте.
Но и немцы в долгу не оставались: стреляли в небо из пулеметов и автоматов. Прожекторов не было, звук слабенького мотора У-2 тоже невозможно было услышать за разрывами бомб и гулом огня. Потому они и стреляли наугад.
Но, видно, зацепили-таки пулей самолетик. Мотор несколько раз чихнул и остановился. Остро запахло бензином. В расчалках крыльев свистел ветер, а неподвижный винт торчал впереди капота.
Михаил посмотрел на приборы - высота всего 370 метров.
- Василий, сколько до передовой?
- Не дотянем - больше двадцати километров!
- Вот неудача!
Михаил свесил голову за борт - надо было подыскивать место для посадки. Для У-2 места немного надо, сотни метров с запасом хватит. Только как в темноте углядеть эту площадку?
Штурман закричал без всякого переговорного устройства:
- Слева, слева пустырь или поле - поворачивай!
Михаил нажал правую педаль. Штурману надо верить: карту местности он назубок знает, да и смотрел Михаил вправо, потому и не заметил площадки с другой стороны.
А площадочка теперь перед носом, и с обеих сторон от нее лес темнеет. Как только в темноте Василий поляну эту углядел? Неужто как кошка в темноте видит? Лишь бы площадка относительно ровной оказалась. А если это участок вырубленного леса, с пеньками?
Но на этот раз повезло, только посадка чуть жестковатой получилась. Колеса шасси ударились о землю, самолет подпрыгнул, но потом побежал по земле, слегка подпрыгивая и покачиваясь, и остановился.
Летчики прислушались. Стояла оглушительная тишина.
Потом Василий щелкнул привязными ремнями и выбрался из кабины.
- Чего сидишь? - обратился он к Михаилу. - Уходить надо.
- Не торопись. Я думаю, затащим самолетик в лесок, дождемся утра и посмотрим, что с двигателем. Может, удастся исправить?
- Я в технике мало что понимаю, не мое это.
- Конечно, художники - люди творческие, им не до техники.
Михаил выбрался из кабины и прошел к близкой опушке. Место ровное, и закатить самолет под деревья можно запросто.
Взявшись вдвоем за хвост, они развернули самолет оперением вперед, поднатужились, а дальше уже легче было - покатили аэропланчик. Они завели его под деревья, и даже нос самолетика из-под веток деревьев не выглядывал.
- Ну вот, другое дело, - Михаил удовлетворенно оглядел укрытую ветвями деревьев машину, - теперь и отдохнуть можно.
- А если немцы?
- Убегать будем. Отстреливаться же не из чего. Или у тебя пистолет есть?
- Откуда? Я же штрафник.
- Вот я и говорю - убегать…
Они сели под дерево, на мягкую подстилку из опавшей хвои. Василий грустно проговорил:
- Через полчаса нас или погибшими, или предателями считать будут.
- Почему через полчаса?
- Топливо у нас через полчаса закончиться должно. Если не вернемся…
- Да черт с ними, - досадливо отмахнулся Михаил, - отсюда еще выбраться надо.
- Ага, над целью тебя никто не видел, и где ты был, где сидел - неизвестно. Может, немцам наши секреты выдавал.
- И много ты секретов знаешь, чтобы их выдать?
- Ну только если расположение аэродрома…
- Негусто! Потому сади спокойно. К немцам резона идти нет - сдавать-то им нечего, а с пустыми руками - несолидно. - Михаил засмеялся.
Василий шумно выдохнул:
- Я уж испугался было, когда ты про немцев заговорил, решил - ты всерьез.
- Ты что, сдурел? Я хоть и штрафник, человек для особиста и женщин падший, но понятие о чести, о Родине и долге перед ней у меня есть.
- Прости, обидеть не хотел.
- Не извиняйся, но больше так думать даже не моги - прибью.
Пилоты замолчали и молча сидели довольно долго.
Под утро стало заметно прохладнее - даже попрыгать пришлось, чтобы согреться. Само собой, здесь - не юг. Днем солнце греет - лето все-таки, однако ночи прохладные. И комарье еще донимает, так и зудит над ухом.
На востоке начало светлеть. Где-то далеко залаяли собаки.
- Не нас ли с собаками ищут? - всполошился Василий.
- Не должны. Ночью нас видно не было, мотор не работал, стало быть, и не слышал никто. Теперь надо сидеть тихо, из леса не показываться. Даст Бог - пронесет.
Рассвело. Михаил стал осматривать мотор. Двигатель цел, свечи, провода - все на месте, ни одной царапины. Но ведь пахло бензином, когда мотор заглох.
Пальцами он начал ощупывать бензопровод. Есть! Нашел! Шальной пулей перебило бензопровод - тоненькую трубочку, ведущую от бензобака к мотору. Надо же, ровно срезало, как бритвой. Тут и дела-то - найти кусок резинового шланга и надеть на перебитые концы. Но это легко сделать на аэродроме, когда под рукой есть и шланги разных диаметров, и хомуты для них. Да с хомутами для затяжки еще ладно: ну будет бензин подсачиваться - переживем. Где шланг взять? И кусочек-то нужен небольшой, сантиметров восемь. Десять - так уж совсем хорошо.
Михаил стал осматривать моторный отсек. Пожалуй, вот от этого шланга можно отрезать небольшой кусок.
- Василий, у тебя нож есть?
- Не положено штрафнику.
- Я тебя не спрашиваю, что положено, а что не положено. Острое что-нибудь есть?
Василий со вздохом полез в кабину, покопался там и протянул Михаилу перочинный нож.
- Ну видишь, а говорил "не положено, не положено"… Вот заложу я тебя особисту.
- Ты же сам попросил, - растерянно проговорил Василий.
- Успокойся, пошутил я, - усмехнулся Михаил. Лезвие у ножа было короткое и туповатое, но кусок резиновой трубки Михаил отрезал. Надел отрезок на концы перебитого бензопровода. Закрепить бы их чем-нибудь. От вибрации мотора резина соскочить с трубки может, тогда опять садиться придется. Но дважды с вынужденной посадкой вряд ли повезет. Михаил снял сапоги, стянул бриджи.
- Ты чего удумал? - изумился Василий.
Михаил молча отрезал завязки от исподнего у щиколоток и опять обулся. Уже бывшими завязками туго перетянул концы резиновой трубки. Может, и ненадолго, но сколько-то продержится - глядишь, успеем долететь.
- Похоже, исправил я двигатель. Когда вылетать будем?
- Может, ночи дождемся? Днем или с земли собьют, или "мессеры" в воздухе настигнут.
- Так-то оно так. А тут днем немцы на нас наткнуться могут или местные жители.
- Что предлагаешь?
- Сейчас и взлетать. На бреющем, над головами. Глядишь, на наглости и вывезет.
- Рискованно.
- Конечно! А без риска на войне как? Давай выкатим его на поляну.
Летчики, пригнувшись, обошли ближнюю полосу леса - никого. Вернувшись, они ухватились за хвостовые элементы биплана, напряглись и, крякнув, сдвинули самолет с места. Дальше - легче. Уже меньшими усилиями они вытолкнули его из-под деревьев.
- Ты прокручивай винт, - предложил Михаил Василию, - а я ручным шприцем подкачаю.
Михаил забрался в кабину, открыл бензокран, подкачал ручным насосом бензин. Василий несколько раз провернул воздушный винт.
- Зажигание!