Михаил понимал, что разрозненная армия население защитить не может, знал, что враг скоро к Москве подойдет, но знал он, однако, и то, что немцы Москву не возьмут, что под Сталинградом и Курском битвы великие прогремят. И что победный май сорок пятого тоже будет. Но сказать этого он не мог. Да если бы и сказал - кто поверит, глядя на бегущую армию?
Слева, у развилки дорог, сидели на обочине солдаты. Судя по петлицам - из разных родов войск. И оружие у них разное было: у кого - трехлинейка, а у кого - и ППД. Правда, Михаил заметил, что некоторые без оружия. А у сержанта - так даже немецкий автомат.
На самом перекрестке, седой от пыли, стоял политрук с забинтованной рукой. Увидев Михаила, он указал ему:
- На обочину!
Михаил подошел к политруку, представился:
- Младший лейтенант Борисов, следую в свой полк.
- Да мне все равно, куда ты следуешь, Борисов. Мною получен приказ - собрать бойцов и здесь, вот на этом перекрестке, задержать немцев. Хотя бы на сутки. И ты будешь здесь.
- Я же летчик, от меня пользы больше в небе будет.
- Приказы не обсуждаются, товарищ младший лейтенант. Или вы Устав не читали?
- Слушаюсь, товарищ батальонный комиссар. Михаил усмотрел на петличках и нашивках на рукаве его звание.
- Только у меня, кроме пистолета, другого оружия нет, - предупредил он.
- Подвезут.
Михаил пожал плечами и пошел на обочину - к солдатам.
- Закурить не найдется, товарищ летчик? - обратился к нему один из сидящих.
- Не курю, боец.
Часа через два подошла полуторка. Из кузова выпрыгнули два бойца - сняли пулемет "максим". До этого дня Михаилу приходилось видеть "максим" лишь в музее.
- Летчик, ко мне! - подозвал политрук Михаила.
- Стрелять умеешь, Борисов?
- Доводилось.
- Тогда бери - царский подарок.
Политрук вытащил из кабины полуторки автомат ППД и подсумок с двумя дисковыми магазинами.
- Даю пулемет с расчетом и еще двух бойцов. Займешь вон тот холмик - слева. Сержант с пятком бойцов - справа. Ну а здесь, на самом перекрестке, я буду с остальными. Все ясно?
- Так точно.
- Занимай позицию.
Оглядев собравшихся солдат, политрук спросил:
- Бойцы, кто противотанковое ружье знает?
К Михаилу подошли пулеметчики. Один тянул за собой "максим" на колесном станке, другой держал в обеих руках по коробке с пулеметными лентами.
- Прибыли по приказанию товарища батальонного комиссара. Где позиция будет?
- Пока - вон туда, на холм. Обустраивайте позицию.
Михаил подошел к солдатам - они набивали патронами подсумки и заряжали обоймы.
- Ты и ты, - он указал пальцами на двух бойцов, - со мной!
Михаил не церемонился - повернулся и, не оглядываясь, пошел к холму. Двое бойцов пристроились сзади.
Пулеметчики уже устанавливали на небольшом холме пулемет. Поставив коробки с боезапасом, они откинули крышку пулемета и заправили ленту с патронами.
Михаил и бойцы остановились рядом.
- Вы бы не демонстрировали позицию врагу, товарищ летчик, - посоветовал один из бойцов, видимо, у него имелся фронтовой опыт.
Михаил потоптался, подбирая подходящую позицию, да и улегся на верхушке холма.
- Э, нет, так не пойдет, - вновь запротестовал пулеметчик. - Вы все ложитесь на обратной стороне холмика, чтобы вас сразу пулями не задело. Только голова и оружие над холмом быть должны.
Михаил послушно сполз назад. Стыдно, конечно, что простые бойцы советы дают, да ведь Михаил не обучался в офицерской школе - даже на сержантских курсах не был. Самолет - да, знал, а тактику пехоты - увы…
На перекрестке дорог бойцов тоже не было видно - все замаскировались за мало-мальскими укрытиями. Холодно вот только, ветерок понизу тянет. Михаилу еще ничего - в меховом комбинезоне, а вот каково солдатам в шинелях и ботинках с обмотками?
Прошел час, другой… И без того редкое движение населения по дороге совсем прекратилось. А военных не было видно и вовсе. "Что они, по другой дороге ушли или на позициях сидят?" - недоумевал Михаил.
Не видя немцев, замерзшие солдаты, пытаясь хоть как-то согреться, встали. Притопывая ногами, они охлопывали себя по бокам, растирали посиневшие кисти рук. Холод, исходящий от промерзшей земли, пробирал людей через шинельки, не позволяя долго лежать на одном месте.
Было уже около трех часов дня, когда появились немцы.
Сначала услышали звук приближающихся моторов, потом показались мотоциклисты. Ехали они медленно, пулеметчики в колясках хищно водили стволами пулеметов по сторонам, готовясь к немедленному отражению любой атаки.
Лязгая гусеницами, за мотоциклистами полз танк Т-III, а уже за ним - три бронетранспортера. По численности - около роты живой силы.
Михаил ждал, когда по команде политрука откроют огонь с перекрестка. Открыть огонь раньше времени - значит обнаружить себя.
Колонна приближалась. Мотоциклисты уже были не более чем в ста пятидесяти метрах от позиции группы политрука.
Огонь с позиций ударил неожиданно. Стреляли из автоматов и винтовок.
Мотоциклисты пытались развернуться, но огонь был жестоким - почти в упор. Уйти удалось только одному мотоциклисту. На дороге лежали перевернутые мотоциклы и трупы немцев.
Главную опасность представлял танк. Он полз, не снижая скорости. Вот он сделал короткую остановку - выстрел! Раздался взрыв, на перекрестке взметнулись комья земли. Танк двинулся вперед. "Чего же из противотанкового ружья не стреляют?" - волновался Михаил.
С наших позиций ударил выстрел. Стреляли именно из ПТР - уж слишком громким он был, ни с каким другим стрелковым оружием не спутаешь. Однако танк упорно продолжал двигаться вперед.
Вот он сделал короткую остановку и опять выстрелил. И почти тут же прозвучал еще один выстрел из ПТР. С танка сорвало гусеницу.
- Молодцы, хлопцы! Теперь добивайте!
Слева и справа лишенный хода танк обошли немецкие бронетранспортеры, остановились. Под прикрытием пулеметного огня из них стали спешиваться пехотинцы, укрываясь за бронею корпусов.
Наступила решающая для Михаила минута. Сбоку, с холма, бронетранспортеры были отлично видны.
- Огонь! - внезапно осипшим голосом крикнул он. Пулеметчики только того и ждали. Первый номер уже держал на прицеле пехоту. Фланговый неожиданный огонь как железной метлой прошелся по вражеским солдатам. Группа из ближнего к холму бронетранспортера была почти полностью уничтожена.
Михаил тоже дал несколько очередей из автомата. Рядом хлопали винтовочные выстрелы двух бойцов. Немцы, оказавшись с двух сторон под перекрестным огнем, залегли.
Михаил заметил, как начала поворачиваться в их сторону башня танка.
- Берегись, танк! - крикнул он.
Пулеметчики тоже заметили грозящую опасность. Они сползли с холма вниз, на противоположную сторону холма, таща за собой "максим". Через несколько секунд на месте бывшей пулеметной точки грохнул взрыв. "Вот сволочь, теперь головы поднять не даст!" - возмутился про себя Михаил.
- Сменить позицию! - скомандовал он. Пулеметчики поползли влево, бойцы - за ними.
С перекрестка раздался очередной выстрел ПТР, и один из бронетранспортеров вспыхнул, а второй стал пятиться назад, укрылся за танком, под прикрытием его брони. Хоть Т-III и не из тяжелых танков, однако и противотанковое ружье - не пушка, не могло оно пробить башню и корпус танка в лоб.
В башне откинули боковой люк, и из танка попытался выбраться танкист. Наш пулеметчик из группы Михаила поймал его в прицел и срезал короткой очередью. Тот так и повис, наполовину высунувшись из башни. Двигаться танк не мог из-за сорванной гусеницы, но зато он превратился в бронированный дот. Танкисты выбраться из него не могли, будучи под прицелом наших бойцов.
Ситуация складывалась патовая. Немцы и наши перестали стрелять. Наши бойцы экономили боеприпасы - что толку стрелять по броне? А немцы явно что-то замышляли - не зря же на башне танка красовалась антенна.
И точно. Не прошло и четверти часа, как послышался заунывный вой моторов, и в небе показались немецкие пикировщики Ю-87. Они с ходу стали бомбить перекресток дорог. Взрывы бомб следовали один за другим. Перекресток затянуло пылью и тротиловым дымом.
- Амбец ребятам, - стянул с себя пилотку пулеметчик.
Михаил думал так же. Видно, по наводке танкистов один из бомбардировщиков зашел в пикировании на холм.
- Разбегайтесь! - закричал Михаил.
И первым бросился в лес. Он-то хорошо знал, как точно может бомбить пикировщик.
Едва он упал между деревьями, как последовали один за другим два взрыва. Пикировщик взревел на форсаже мотором, ушел вверх и в сторону.
Все бомбардировщики, израсходовав боезапас, покинули поле боя.
Михаил вернулся к холму. На вершине его курилась дымом огромная воронка, у подножия - вторая. Недалеко от нее валялся перевернутый пулемет. Из-за деревьев, покачиваясь, шел пулеметчик. Он держался за голову.
- А где остальные?
- Чего? - прокричал в ответ пулеметчик. Из ушей его текла кровь. "Контужен", - сообразил Михаил.
Пулеметчик упал перед пулеметом на колени, перевернул его на колеса и стал приводить в порядок. Михаил же повернулся и стал осматривать подножие холма.
- Эй, есть кто живой?
В ответ - ни звука, никто не вышел из-за деревьев. Похоже, их осталось двое.
Найдя удобную позицию, Михаил, стараясь быть незаметным, осторожно осмотрел окрестности холма. Он увидел, что немцы выстроились цепью возле танка и медленно двинулись в сторону перекрестка. Михаил бросился к пулеметчику, показал рукой:
- Немцы!
- Не слышу! - прокричал в ответ тот, хотя Михаил стоял рядом. Но жест Михаила он понял. Ухватившись за станок и пригибаясь, пулеметчик побежал по холму.
Упав на краю воронки, он развернул пулемет в сторону наступающей цепи гитлеровцев. Михаил подхватил коробку с лентой и пристроился рядом с ним.
Первый номер поднял рамку прицела, повел стволом и нажал гашетку. Очередь была длинной и результативной - немцы находились в открытом пространстве.
Мотыль затвора дернулся и встал. Лента закончилась. Михаил открыл коробку, достал следующую. Пулеметчик заправил ее в лентоприемник.
Однако стрелять больше не пришлось. Все, кто принимал участие в атаке, были или убиты, или ранены - никакого шевеления на поле. Но и со стороны перекрестка огня никто не открывал. "Живы ли они? - подумал Михаил. - Надо бы сходить узнать…"
Танк - самая главная угроза - стоял, не поворачивая башни.
Михаил выждал немного, потом показал жестом пулеметчику: "Будь здесь, а я - туда". Тот понял, кивнул.
Михаил сменил в автомате пустой диск на полный и, пригнувшись, побежал к перекрестку. В его сторону не прозвучал ни один выстрел.
Добежав, он увидел безрадостную картину. Перекресток был буквально испахан воронками - одна рядом с другой. И везде - только убитые, причем изуродованные взрывом: без руки, без ноги, один из убитых был даже разорван пополам.
Михаила едва не стошнило. Но он помнил, что, организовывая оборону, комиссар сформировал еще одну небольшую группу.
Их позицию он тоже нашел. Воронка на ее месте была совсем небольшая - от пушечного снаряда. По-видимому, немецкие танкисты постарались.
Держа автомат наготове, Михаил пошел на немецкие позиции. На поле - только убитые. А вот в танке явно был кто-то живой. Хотя люк в башне и был закрыт, но Михаил явственно слышал тихие голоса.
Стоя рядом с танком, он понял, почему башня его была неподвижна. Пулей из противотанкового ружья ее заклинило - на замке башни была видна вмятина. Стало быть, надо держаться осторожнее, чтобы не попасть в сектор обстрела лобового пулемета. Поджечь бы этого гада! А может, сдадутся? Михаил постучал прикладом по броне:
- Гитлер капут! Сдавайтесь!
В ответ - только ругательства. Языка Михаил не знал, но по тону понял. Ага, не хотят, значит… А ведь его можно поджечь! Рядом же бронетранспортер стоит, у него почти полный бак бензина. И дверцы с обеих сторон нараспашку. Знать бы только, где у него этот бензобак.
Михаил опустился рядом с бронетранспортером на колени и заглянул под днище. А, вот и бензобак! Поглядывая на танк, чтобы нечаянно не нарваться на автоматную очередь пожелавших выбраться на белый свет танкистов, Михаил стащил с убитых пехотинцев две каски и вытащил из ножен гитлеровца штык. Затем залез под бронетранспортер, пробил штыком дыру в броне и подставил под струю бензина каски. Осторожно, боясь расплескать горючее, выбрался из-под днища. И впервые пожалел, что не курит. Зажигалки или спичек не было. Придется убитых обыскивать. Противно, конечно, - он не мародер, но другого выхода не было.
Михаил обшарил карманы одного убитого, другого - и нашел наконец бензиновую зажигалку. Подняв обе каски за ремешки, он поднес их к танку, поставил на броню моторного отсека и забрался на танк сам. Совершенно не заботясь о том, что сидящие в башне танкисты по национальности - немцы и, следовательно, по-русски не понимают ни слова, Михаил закричал:
- Эй, фрицы, в последний раз предлагаю - сдавайтесь!
В ответ - лишь знакомая уже ругань.
- Ну и… - Михаил выругался.
Через жалюзи сверху моторного отсека он вылил бензин внутрь, на несколько мгновений ощутив его острый характерный запах. Чиркнул зажигалкой и поднес ее к жалюзи, желая сбросить вниз, однако не успел. Пары бензина вспыхнули, опалив Михаилу брови и ресницы. Он отшатнулся и кубарем скатился с брони на землю. Вскочив, отбежал за бронетранспортер и направил на башню автомат.
Пламя уже вовсю разгоралось на корме танка. "Вот ведь штука какая, - удивился Михаил, - все железное, вроде и гореть нечему, а пылает, как свечка".
В танке наконец осознали весь ужас своего положения. Остаться внутри - сгореть, выбраться наружу - быть убитым или попасть в плен. И все-таки танкисты выбор свой сделали - они побоялись сгореть живьем.
Откинулся люк башни, и из него показался танкист в черной униформе. Он поднял руки. За ним из башни стал выбираться второй танкист. Оба спрыгнули на землю и побежали прочь от танка - в поле. Лежащий на холме пулеметчик дал короткую очередь, и танкисты, как подкошенные, рухнули на бегу. "Да ведь они от танка убегали, он рванет сейчас!" - сообразил Михаил и точно так же кинулся бежать прочь.
Через несколько секунд раздался взрыв.
Михаил остановился, обернулся. Башню отбросило взрывом на два десятка метров. Пламя внутри танка гудело, напоминая звук паяльной лампы, столб его поднимался вверх на десяток метров. Разлетающиеся во все стороны искры попали на стоящий рядом бронетранспортер на разлитый под ним бензин, - и бронетранспортер тоже вспыхнул.
Теперь ему здесь делать нечего. Михаил вышел на поле, махнул рукой. От холма отделилась фигура пулеметчика. Надо бы посоветоваться, что делать дальше, - только как? Пулеметчик от контузии оглох.
Когда пулеметчик подошел, он показал рукой на танк и поднял вверх большой палец - одобрял, стало быть. В свою очередь Михаил указал на перекресток. Они направились туда.
Пулеметчик осмотрел развороченную взрывом землю, вздохнул. Потом подошел к противотанковому ружью, поднял его. Михаил подбежал, взялся за ствол. Тяжеленная штука. Они понесли ПТР на холм.
Вот все само и решилось. Нового приказа - оставить позицию - не поступало, стало быть, надо выполнять прежний и стоять здесь, стоять насмерть! Ради этого погибли политрук и два десятка собранных им бойцов. Отдали они жизни не зря. Фашистов вот - человек шестьдесят лежат, два бронетранспортера уничтожены и танк. И не прошли гитлеровцы по затерянной дороге. В сравнении с защитниками - силища была, танк, а не прошли.
Двое их осталось, но оставшиеся будут исполнять воинский долг до конца.
Михаил подивился. Как он мог думать о том, чтобы советоваться с пулеметчиком, когда простой солдат и сам понимал свой воинский долг согласно данной присяге?! Ему стало стыдно. Хорошо, что пулеметчик не мог прочесть его мыслей.
Они поставили противотанковое ружье на холмике у воронки и вновь направились к перекрестку. Михаил собрал патроны к ПТР, больше похожие на небольшие снаряды. Пулеметчик собирал винтовочные патроны - они подходили и к пулемету.
Вернувшись на холм, пулеметчик принялся набивать патронами пустую пулеметную ленту, а Михаил разложил патроны к ПТР у ружья. Он правильно понял, что стрелять из ПТР придется ему - пулеметчик будет у "максима". Это подразумевалось само собой.
Начало смеркаться. Похоже, атаки немцев сегодня не будет: не любят они воевать по темноте.
Пулеметчик тронул Михаила за рукав, потом ткнул пальцем себя в грудь и показал на поле. Михаил кивнул, и пулеметчик пошел.
В сумерках не было видно, что он там делает.
Пулеметчик вернулся, прижимая к груди трофеи - немецкие галеты в бумажной обертке и консервы. Они вскрыли немецким же штыком консервные банки. Штык был плоский, как нож. Наш, от трехлинейки, не подходил для этих целей, потому как был четырехгранный. Им только колоть хорошо, а резать невозможно.
Пользуясь штыком, как ложкой, они закусили бельгийской тушенкой, заедая ее галетами. Напиться бы, но воды не было. Однако пулеметчик вытащил из кармана фляжку и протянул ее Михаилу. Тот припал к горлышку и поперхнулся. Думал - вода, но во фляжке оказался шнапс, дерьмовая немецкая водка, слабая и отдающая самогоном. Однако несколько глотков он все же сделал. По телу разлилось тепло.
Пулеметчик тоже глотнул, причем изрядно, почти опустошив фляжку. Ну да, Михаилу тепло в комбинезоне, а солдат небось замерз, лежа в легкой шинелишке на голой земле.
Поев, они улеглись в воронке от авиабомбы. Там хоть снега не было, и в углубление не так задувал ветер. Прижавшись друг к другу спинами и угревшись, они уснули.
Спали крепко, как будто не было ни немцев, ни войны. Чего выставлять караул, когда их всего двое и ночью немцы не воюют. Если только разведгруппы - так это на передовой.
Первым проснулся пулеметчик, потому что замерз. Едва начинало светать, мела поземка из мелкого снега. Его почти и видно-то не было, но на лице он таял.
- Какое сегодня число? - прокричал пулеметчик.
Михаил пожал плечами, но потом начал считать. Выходило - седьмое ноября, праздник. Он показал растопыренные пальцы: семь. Пулеметчик ухмыльнулся и протянул Михаилу фляжку - там еще что-то болталось. Михаил сделал пару глотков и вернул фляжку солдату. Тот вылил в рот оставшийся шнапс и вытер губы рукавом шинели.
- Хороший ты мужик, летчик! - прокричал он. - С праздником тебя!
Михаил кивнул. Они разостлали плащ-палатку и выложили на нее свои немудрящие запасы - трофейные консервы и галеты. Открыли консервы, позавтракали - все-таки сытым воевать лучше, чем на пустое брюхо. Неизвестно, придется ли еще поесть, так не пропадать же трофеям!
Через час послышался звук моторов. Михаил дернул пулеметчика за рукав, показал на уши и рукой - на дорогу. Солдат, поняв, что, скорее всего, это его последний бой, обнял Михаила, потом улегся за пулемет. Лицо его стало суровым, глаза сузились. "Наверное, прощается", - понял Михаил.