- Как не понять, спустя полминуты экипаж вздрогнул оттого, что кто-то ступил на подножку, хотел протиснуться внутрь, занять место подле Шешеля, но извозчик опять сказал: "Извините, я занят. Меня подождать просили".
- Как знаешь.
Женский голос никак не мог принадлежать недоброжелателю Шешеля. Но, глядишь, этой кодовой фразой, которую злоумышленники заранее обговорили, извозчик мог дать знак и встречу сорвать. Шпионы будто. Не будет же Шешель каждый раз вылезать из экипажа и проверять, кто хотел воспользоваться услугами извозчика. Ясно, что все они окажутся гражданами благонадежными и никаких подлостей не замышляющими.
Прошло полчаса. Шешель стал беспокоиться. Он не видел черное авто перед входом на студию. Он не знал - следили ли за ним. Но недоброжелатели его могли уже прознать, что он выбрался из ночной переделки без большого для себя ущерба. Это означало, что извозчик не выполнил условия договора. Ему не надо давать обещанные деньги. Но опять же - он не выполнил условия, не отработал и тех денег, что уже получил, а следовательно, должен их вернуть. Пятьдесят рублей. Это много для извозчика, но для тех, кто ему дал эти деньги, - сумма ничтожно мала. Мало надежд, что за ней придут. Но все же. Эти люди не любят, когда их обманывают, когда поручения их не выполняются. Не за деньгами они придут, а за разъяснениями. На это надеялся Шешель.
- Он идет, - себе под нос сказал извозчик.
Шешель ответил хмыканьем, чтобы показать, что еще не заснул, все слышал и приготовился. Между спиной извозчика и крышей экипажа доступен ему лишь узкий сектор, куда попадала малая часть привокзальной площади вместе с куполом здания. Но и его с площади увидеть можно было, лишь вплотную подойдя к экипажу, да и то, если сделать это спереди, а не сбоку.
Шешель поглубже вдавился спиной в кресло. Ему оставалось пока только прислушиваться к разговору, а там будет видно. Эффектно появиться из глубин экипажа, когда о его присутствии недруг и не подозревает, - достойно театральной постановки. Но не более того. В жизни к таким эффектам прибегать не стоит. Не всегда стоит. Или все же стоит?
Шешель услышал шаги. Отчего-то он выделил их среди тысячи других шагов, звуки которых окружали его, как мошкара в лесу.
Извозчик встречал не словами, а взглядом, пробуя изобразить на лице что-то напоминающее улыбку. Но у него это никак не получалось. Кончики губ, как он ни старался, никак не хотели подниматься вверх, опадали, оказываясь выгнутыми вниз. В результате получалось очень неприветливое выражение, хоть ладонью его закрывай, а то кому ж понравится, когда тебя с такой миной кислой встречают. Сразу без разговора лучше по этой мине заехать чем-нибудь.
- Здравствуй, барин. Рад видеть.
И соврать ему не удалось. По голосу было понятно, что встреча эта никакой радости ему не доставляет. Лучше бы ей и вовсе не состояться.
- А ты, голубчик, - плут. Вздумал обманывать меня?
- Никоим образом, барин. Я же приехал, как и уговаривались. Уже почитай час, как здесь стою. В чем же я обманываю?
- Да ты, видимо, и хочешь остаток получить?
- Ну, ну. Кто же откажется?
- Нет уж прежде скажи - отчего ты не исполнил просьбы моей?
- Я делал все, как ты хотел, завез офицера того на край города, попугал, но он сильный очень оказался. Меня побил. Вот смотри, как побил, - извозчик показал пальцем на свою распухшую щеку, - и ребра мне пересчитал. Хорошо - не сломал ни одного. И товарищей моих, которых я помочь попросил тоже изукрасил - мать родная не узнает и жена - у кого есть. Кто же знал, что так получится? Никто не знал. Нас же четверо было, а он - один. Знал бы заранее, не ввязался бы в это дело. Но деньги я честь по чести отработал.
- Я так не считаю. Ты должен повторить попытку. Думаю, что на этот раз в твоих же интересах, чтобы она была поудачнее. Приятелей побольше позови, если вы все немощные такие.
- Приятели мои не немощные, а нормальные. Но никто помочь мне не согласится. Барин, - в экипаж садись, - сказал извозчик, почувствовав спиной тычок Шешеля.
- Я тебе все сказал.
- Услышать нас могут. В экипаже-то поспокойнее. Денег мне нужно побольше, чтоб людей уговорить.
- Ты же сказал, что никто с тобой не пойдет.
- Так смотря за сколько.
- А ты плут, точно, плут.
- Жизнь трудна - вертеться приходится. Хочешь - отвезу тебя куда пожелаешь.
Шешель приготовился к приему гостя. Он ни одного слова не пропустил. Голос, как и ожидал Шешель, принадлежал одному из той троицы, что неотрывно следовала за ним минувшим вечером. Но кому? - вот в чем вопрос.
"Сейчас узнаем и познакомимся заодно. Очень близко. И поговорить возможность будет".
Когда незнакомец, вцепившись руками в козлы, поднялся на подножку, экипаж чуть накренился на рессорах. Секунду лицо его оставалось освещенным. Этого вполне хватило, чтобы Шешель убедился в правильности своей догадки.
Гость чуть не налетел на Шешеля и сел бы к нему на колени, если бы пилот, чуть не подвинул его, усаживая рядом.
- Добрый вечер. Вы, кажется, искали встречи со мной?
Незнакомец и не подозревал, что может попасть в ловушку и что в экипаже окажется еще один человек. Тут уж начнешь подозревать злой умысел, что у тебя примутся сейчас карманы обшаривать, приставив, чтобы не протестовал, нож к боку. Это если бы ночь вокруг стояла и улицы совсем опустели. Народу-то вокруг много. Закричи - толпа мгновенно соберется и полицейский прибежит выяснять, в чем дело. Вон он возле вокзала стоит, усы от безделья подкручивает.
- Вы ошибаетесь, - он хотел встать, выйти, но Шешель остановил его, ухватив за запястья.
- Тогда я хочу побеседовать с вами.
- Незачем. Что вы себе позволяете? Отпустите меня.
- Все же думаю, что мы найдем тему для разговора.
Незнакомец носил хороший дорогой костюм. Жаль такой рвать, а ведь ухвати его за рукав да дерни покрепче, какими бы прочными ни были нитки на швах - лопнут. Хорошо, если по шву, - заштопать можно. Любой портной справится. Но вот когда ткань разойдется, костюм выбрасывать можно. Ай-ой. Жалко. Шешель сжал запястья незнакомца посильнее, чтобы чувствовалась боль и захрустели кости.
- Что вы делаете? Вы мне руки сломаете.
Вены и сухожилия на запястьях напряглись, стали похожи на натянутые струны, точно Шешель схватил какой-то музыкальный инструмент. Проведи пальцами по венам и сухожилиям, музыка зазвучит.
- Надеюсь, вы этого не допустите и поговорите со мной.
- Я буду кричать, - дернулся он, чуть привстал, но от захвата не освободился и вынужден был опять сесть на прежнее место, лицо его побледнело, из глаз испарилась уверенность в собственных силах, а вместо них появился страх.
- Не стоит. Много времени у нас не уйдет. К тому же какие-то тайны я у вас выспрашивать не стану. Да, нас не представили. Думаю вы знаете, как меня величать. И все же: майор военно-воздушного флота Его величества императора России Александр Шешель, а вы, простите, кто будете?
- Не важно.
- Что же, может быть, - Шешель сжал запястья еще сильнее.
- Ой.
- Хорошее имя. Итак, господин Ой. Вы хотели, чтобы этот человек, - Шешель кивнул подбородком на извозчика, - избил меня?
- Это не я хотел.
- А кто же?
Он молчал. Он мог вырваться, если бы сильно ударил Шешеля лбом в нос. Но он не знал такого приема и… молчал, как пленный на допросе. Пришлось опять прибегать к силе.
- Нет, не надо. Больно.
- Извольте отвечать на поставленный вопрос, - он опять чуть сжал запястья.
- Ой, - скривился от боли незнакомец. - Это Свирский. Родион Свирский.
Выяснить, что из себя представляет этот Свирский, Шешель решил чуть позже.
- Вчера вы были все вместе?
- Да.
- Превосходно. Чем я ему так не угодил?
- Он хочет добиться расположения Спасаломской, но она отказывает ему.
- А я здесь при чем?
- Вы перебежали ему дорогу. Конкурентов надо устранять.
- Логично. Но, поверьте, насильственный способ устранения конкурентов - не самый действенный. Свирский надумывает что-нибудь еще предпринять?
- Я не знаю. Может быть. Скорее всего, что да. Он очень импульсивный.
- Как все же вас зовут?
- Алексей.
- И чем вы занимаетесь?
- Я… э…
- Ладно, оставим этот вопрос, если ответ вызывает у вас такое затруднение. А третий кто?
- Михаил.
- Вы друзья Свирского?
- Да. Дальними родственниками ему приходимся.
- Вот видите, как быстро и увлекательно прошла наша беседа. Главное - найти общий язык. Вас подвезти?
- Нет. Не надо. Я сам дойду.
- Как знаете. Да и не забудьте передать Свирскому чтобы он оставил эту глупую затею - меня устранить. Пусть перестанет устраивать мне всякие пакости. У меня хватит сил отучить его от этих наклонностей, если он не исправится. Передадите?
- Постараюсь.
- Уж постарайтесь. Прощайте. Надеюсь, больше не свидимся.
Алексей уже почти вылез из экипажа.
- Да, совсем забыл, - сказал ему вслед Шешель, - сколько вы должны были еще дать извозчику?
- Пятьдесят рублей, но простите, он…
- Даже не отправил меня в больницу? Это вы хотите сказать? Согласен - не отправил, но он старался и, на мой взгляд, деньги обещанные отработал. Отдайте их ему.
Алексей полез в карман брюк, оставаясь при этом в полусогнутом состоянии, будто кланялся извозчику, достал пухлый бумажник, открыл его, порылся в пачке купюр, выбрал нужные, передал их извозчику.
- Премного благодарен, - сказал тот и, не посмотрев на протянутые ему бумажки, схватил их и побыстрее запихнул себе за пазуху, а то вдруг отнимут.
На прощание Алексей бросил на них недобрый взгляд. Особенно досталось извозчику. Может, задумал проучить его.
- Боюсь, не простит он мне этого, - сказал извозчик, когда шаги Алексея слились с шумом толпы, - видел, как глаза у него сверкнули? Чистый зверь. Что же мне теперь и на работу не выходить? Прятаться от него? Как думаешь, барин?
- Зачем ты ему? Время на тебя только терять. Думаю, у него другие цели.
- Какие же?
- А вот этого тебе знать не надо. Как говорится меньше знаешь, лучше спишь. Ты теперь свободен?
- Да, а что?
Удивленный извозчик полагал, что теперь-то пилот покинет его экипаж, растворится в толпе и на том неприятности его закончатся. Он отправится в церковь, поставит свечку, пообещает, что будет только честным трудом зарабатывать, ну может, и не совсем честным, но, по крайней мере, на такие авантюры, в которую он ввязался минувшим вечером, его уже никакими деньгами не заманишь. Так нет же, не закончились, выходит, еще неприятности.
- Отвези меня домой. Ты ведь не забыл, где я живу?
- Нет.
Голос у извозчика повеселел. Он вернулся к своей привычной работе, и это ему нравилось. Потом он помрачнел. Мало ли что пилот говорит. Ему-то что. За себя постоять может. А как быть, если извозчика подкараулят ночью пара-тройка добрых молодцев, отделают хорошенько, как хотел он отделать этой ночью пилота. Дескать, учись, опыта набирайся. Мысли такие в голове засели, как заноза, как комар возле уха, пищали. Извозчик гнал их прочь, отмахиваясь кнутом, но кнут отчего-то все больше попадал по крупу лошади, легонько подстегивая ее и заставляя бежать побыстрее.
Коляска подпрыгивала на брусчатке, до основания встряхивая пассажиров, и от этого не спасали ни старые рессоры, ни жесткое кресло. После "Руссо-Балта" езда такая напоминала еще одну пытку. А ведь днем ранее Шешель так не считал бы. Этак привыкнешь к роскошной жизни, затянет она тебя и разучишься воспринимать реальность такой, какая она есть. В мире иллюзий жить начнешь. После съемок авто у него отберут, предоставят новому актеру. На свой гонорар Шешель такую роскошь себе позволить не сможет. Вот если получить деньги за три фильма, тогда конечно, но… что ж…, от всего этого тоже быстро отвыкаешь.
Изредка Шешель выглядывал из экипажа, для этого ему приходилось садиться на самый кончик скамейки, опора оставалась невелика. На какой-нибудь особенно большой кочке или рытвине он мог и вовсе слететь на пол или вперед повалиться прямо на спину извозчика. Тот, не ожидая такого подвоха и нападения со спины, сам не удержится на козлах и упадет прямо под колеса своего экипажа.
Крайне неудобная поза. Ноги начали затекать. Шешель попробовал сложить крышу экипажа. Он мог бы попросить об этом извозчика, но тогда пришлось бы останавливаться. Он и сам мог справиться с этой нехитрой задачей. Все тот же звук то ли складывающегося зонтика, то ли взмаха крыльев летучей мыши сопровождал его действия. Извозчик, услышав его, испуганно резко оглянулся. Этак он и от скрипа двери станет дрожать. Увидев, что ничего страшного не произошло, напряжение на его лице разгладилось.
- Сказал бы мне. Я бы все сделал.
Шешель только махнул в ответ рукой.
Для успокоения нервов извозчик уже не в первый раз завел какое-то мычание себе под нос. Песню какую-то, видать, напевал. Позже он спохватывался, замолкал, думая, что такое исполнение пилоту не понравится, но через минуту-другую, погруженный в свои мысли, обо всем забывал и вновь начинал мычать.
По улицам растекался, выползая из-под дверей и просачиваясь из окон кухонь, аромат приготавливаемых здесь блюд. Приятный свет в витринах освещал сделанные из папье-маше и воска муляжи разнообразных кушаний. Все они походили на приманку в капкане или на крючке. Но только ухвати ее, а там…
Шешель провожал рестораны взглядом, точно в поезде сидел, смотрел на все это великолепие из окна вагона и не мог остановиться. Разве что дернуть за стоп-кран.
Он не завтракал, а пообедать и уж тем более поужинать - забыл. В желудке, кроме соков, ничего уж не осталось. Они бунтовали, стали вгрызаться в стенки желудка, совсем как рудокопы. Их надо было усмирить. Бросить им какую-то подачку. Пусть займутся делом. Растворят кусок мяса с гарниром. Пока Шешель апатично размышлял над этим, оказалось, что они почти проехали улицу с ресторанами. Недалеко осталось и до его дома. Он видел его уже.
- Постой-ка, - Шешель мягко похлопал ладонью по плечу извозчика, - я сойду здесь.
- Так ведь еще не приехали.
- Ничего. Я прогуляюсь. На-ка, возьми, - он протянул извозчику двадцатикопеечную монетку.
- Да что вы, барин, - стал отнекиваться извозчик, - не возьму я с вас денег. Если бы не вы, что бы со мной было.
- Ничего бы не было, - засмеялся Шешель, но руку с монеткой не убрал.
- И то верно, - с мгновенье подумав, сказал извозчик, - благодарствую.
Он запрятал монетку в карман. Все-таки эти дни были для него удачны. Могло обернуться все гораздо хуже.
- Где мне тебя найти, если помощь потребуется?
- Какая помощь? - насторожился извозчик. Не беспокойся, отколотить кого-нибудь просить не стану. С этим сам управлюсь.
- Да на Привокзальной площади. Меня там все извозчики знают. Спросите - скажут, где я.
- Самое интересное, что я до сих пор не знаю, как тебя звать.
- А ведь верно. Савва я. Савва Микульев.
- Меня-то ты знаешь, как звать.
- Да. Слышал, как ты этому прохиндею представлялся.
- Тогда счастливо тебе, Савва.
- Будь здоров, барин. Прости, ежели что не так.
Так много людей вокруг, а чувствуешь одиночество, будто в пустыне оказался, где на тысячи километров нет ничего живого, а только один песок. Он все никак не мог убежать от одиночества. Он пил кофе в точно такой же кондитерской, что и днем ранее. За это время ситуация сильно изменилась. Был вечер, а не день. Он смотрел сквозь витрину на проезжающие мимо авто, потом поворачивался в зал и смотрел на людей. Они обсуждали свои дела, и Шешель был им абсолютно безразличен. Он пригубливал чашку, взяв ее не за ручку, а за краешки, как только кофе чуть остыл и фарфор уже не обжигал пальцы. Ничего не помогало. В таком состоянии он мог выбежать на улицу, поймать пролетку, поехать к дому Спасаломской и стоять неподалеку, спрятавшись в темноте, чтобы она не увидела его, вздумай посмотреть на улицу, а он бы увидел ее силуэт. Так и на поклонников ее наткнешься. Наверняка многие из них прознали, где живет Спасаломская, и тоже поджидают ее возле дома. Но с ними разговаривать не интересно. Может, вместо них наткнешься на полицейского. Он тоже стоит неподалеку от дома актрисы на тот случай, если особо ретивые и бесцеремонные почитатели ее творчества вздумают взять ее дом штурмом. Но одному ему не отбиться. Помощь Шешеля была бы кстати. Забавно все это.
Шешель допил кофе, расплатился, вышел на улицу, глубоко вдохнул воздух, думая, что тот немного прочистит ему голову, но из-за переизбытка кислорода и усталости чуть в обморок не упал, совсем как впечатлительная барышня, увидевшая каплю крови на своем проколотом иголкой пальце. Перед глазами все закружилось. Он почувствовал такую легкость, будто тело его стало весить поменьше, он действительно оказался на Луне и с каждым шагом может взлетать в высоту почти на рост человека. Он сделал два таких шага. Веки полузакрылись. В оставшихся щелочках плавал туман. Что-то остановило его. Когда он приоткрыл глаза пошире, то понял, что опирается руками о шершавую каменную стену дома и опять глубоко и часто дышит, чтобы вернуть себе ощущение легкости. Но оно не возвращалось. Только голова по-прежнему кружилась. Не окажись под рукой каменной стены, упал бы.
- Вам плохо? - спросил у него кто-то.
- Нет, нет. Все пройдет сейчас. Шешель посмотрел в ту сторону, откуда доносились слова, но увидел лишь расплывчатые тени, будто человек отражался в неспокойной воде.
- Спасибо. Мне не нужна помощь.
- Как знаете, - расплывчатая тень стала удаляться. Хоть на улице ночуй. Здесь одиночество не сможет подобраться к нему близко. Всегда найдется кто-то, кто спугнет его. Оно станет наблюдать за ним со стороны или отправится к нему домой, проберется в щелочку под дверью в комнату, разляжется на кровати и, как только он ляжет туда, набросится на него и уж не отпустит до самого утра. Только солнце растопит его, точно это кусок льда. А ведь это действительно кусок льда.
Он бродил еще час. Ночь темнела, потому что витрины гасли. Людей на улицах становилось все меньше, так он вскоре останется здесь один. Что здесь, что дома - все едино. Только дома теплее и уютнее.
К нему подбирались сны.
Он пошел к дому, приоткрыл дверь, заглянул в комнату, но порог не переступил, будто там действительно кто-то был и Шешель мог его потревожить.
Дверь, открываясь, чуть заскрипела, а потом под ногами тихо заскрипели половицы. В тишине такой звук невозможно не заметить. Шешель нащупал выключатель. Свет упал с потолка на темноту, будто хищник какой, загнал ее по углам, чтобы не высовывалась и знала свое место. Свет ослепил глаза, точно вуаль на них на секунду набросил, а когда они наконец-то смогли что-то различать, оказалось, что в комнате никого нет. Да и был ли там кто?
Тишина. Только часы тикают на стене.
Ни одного движения. Только маятник бесшумно рассекает воздух.
Он быстро разделся, погасил свет, лег в кровать. Глаза привыкли к темноте. Он еще долго смотрел в потолок, считал тиканье часов, слушал звуки с улицы, но оттуда лишь дважды донеслось цоканье копыт по мостовой, а потом начал завывать ветер, почти заглушая часы. Он хотел пролезть в комнату, но в окнах не было ни одной щелочки.
"Лунная походка". Шешелю показалось, что он понял, что это.