- Вы не беспокойтесь, господин штурмбаннфюрер, - говорил между тем Савелий. - Дороги тут мне хорошо известные, партизаны по ним не ходят, боятся. Патрули наши, опять же… А что господин оберлейтенант меня с вами послал, так это он такое уважение к вашей персоне проявляет…
- Заткнись, свинья, - оборвал его Кальман.
Савелий затих мгновенно, как будто выключили радио. В зеркале заднего вида отражалось его испуганное и злое лицо.
Прошло минут двадцать, а может, полчаса, и Гумилев неожиданно начал дремать. Напряжение, державшее его стальной хваткой последние сутки, потихоньку отпускало - не потому, что впереди заблестел слабый огонек надежды, а потому, что невозможно находиться в напряжении вечно.
Он проснулся от толчка - машина резко остановилась. За окном серели тусклые утренние сумерки.
- Выйди, посмотри, что случилось, - велел Савелию Кальман.
Тот открыл дверцу и принялся медленно вылезать из машины.
Штунмбаннфюрер вытащил из кобуры небольшой плоский пистолет и трижды выстрелил в полицая.
Гумилев увидел руку Савелия - толстую красную руку, корявые пальцы с обгрызенными ногтями, цепляющиеся за край дверцы. На стекле машины расплывалось кровавое пятно.
Потом пальцы один за другим разжались и послышался глухой стук упавшего тяжелого тела. Штурмбаннфюрер Фридрих Кальман повернул к Гумилеву круглое улыбающееся лицо.
- Ну, привет, земляк! - сказал он по-русски без всякого акцента. - Будем знакомы - Кошкин моя фамилия.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Ясон и Медея
Северный Кавказ, август 1942 года
Как он и предполагал, действие амидона закончилось раньше, чем Мария разобралась со своими картами. К этому времени Гегель успел перекусить, сполоснуться у бившего на заднем дворе крепости источника и выскоблить себе щеки золингеновской бритвой. Боль вернулась внезапно - в тот момент, когда он подносил лезвие к подбородку. Оберштурмбаннфюрер застонал и едва не выронил бритву.
Пришлось снова натягивать осточертевший, пропахший потом корсет. Немедленно начала чесаться спина. Но главное - каждое движение вновь давалось с большим трудом. Чтобы не застонать, Гегелю приходилось до крови кусать себе губы.
"Нет, так не пойдет, - подумал он, доставая вторую дозу амидона. - Укола хватает часов на десять - а там что-нибудь придумаем".
Он обратил внимание, что на этот раз анестезия подействовала почти сразу - видимо, начиналось привыкание. По телу растеклась теплая истома.
Эрвин прилег у стены, подложив под голову китель. Высоко над ним медленно кружилось ярко-голубое небо. Тонкий запах цветов по-прежнему щекотал его ноздри.
"Это рай, - подумал оберштурмбаннфюрер. - Не зря я проделал такой путь. Останусь здесь навсегда, заведу ферму и буду жить в полной гармонии с окружающим миром до глубокой старости".
Он вспомнил гауптманна Грота и его мечту о собственной гостинице для альпинистов. Да, это, пожалуй, неплохая мысль. Будем ходить друг к другу в гости, усмехнулся про себя Гегель. Скорее бы закончилась эта война…
Глаза его закрылись сами собой. Во сне он летал над горами на огромных разноцветных крыльях и громоподобно хохотал. Где-то далеко внизу капитан Хайнц Грот пытался воткнуть в камень на вершине Эльбруса боевой штандарт Третьего Рейха - только вместо свастики на этом штандарте было почему-то лицо Марии фон Белов.
Кто-то тряс его за плечо. Красно-черное знамя приблизилось и разлетелось на мелкие кусочки. Гегель открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Марию.
- У меня все готово, Эрвин! Вы не поверите - Хранилище куда ближе, чем я предполагала!
Гегель провел по лицу ладонью, стряхивая остатки сна.
- Ближе?
- Да. Я была уверена, что на карте изображен северный берег озера Рица, но это не так. Проклятый Диксон был мастером запутывать следы. Если бы ваш фрагмент попал ко мне в руки пять лет назад, я собрала бы для фюрера десятки предметов!
Ее зеленые глаза возбужденно блестели. Гегель заметил, что расшифровка карты не помешала ей подвести ресницы и подкрасить губы.
- Оказывается, карту надо было перевернуть! То, что я принимала за север, на самом деле юг, и наоборот. Вся наша работа в тридцать шестом году была напрасной тратой сил. Мы искали башню к северу-западу от Рицы, а надо было искать здесь, на юго-востоке!
- Я ничего не понимаю, - покачал головой Гегель. - Какую башню?
- Вход в Хранилище находится в башне. Или рядом с башней. Короче говоря, мы почти у цели. Путь займет не больше двух часов. Вы еще не передумали, Эрвин?
Места, по которым они шли, напоминали декорации для фильма о героях древности. Тропа вилась по дну расщелины, чьи отвесные стены уходили вверх на километровую высоту. В одном месте прямо из скалы били небольшие водопады - здесь тропа превращалась в топкое болотце. Гегелю показалось, что из жидкой грязи может в любой момент высунуться голова какой-нибудь лернейской гидры. Чуть дальше гигантский блок известняка размером с Рейхстаг наполовину провалился в подземные пустоты, словно вбитый в землю ударом молота Тора. В ущелье гулко отдавался стук срывающихся со склонов камней. Первое время Гегель хватался за автомат при каждом таком ударе, но потом привык и перестал вертеть головой.
Маленький отряд возглавляла Мария фон Белов, постоянно сверявшаяся с новой картой. За ней топал бритый громила Фрицци, в руках которого автомат казался игрушкой. Третьим шел Гегель. Раттенхубер, к большому удивлению Гегеля, решил остаться в крепости.
- Вы не идете с нами, оберфюрер? - спросил его Эрвин.
На жестком лице телохранителя не отразилось никаких эмоций.
- У меня приказ - обеспечить безопасность фрау фон Белов. Я не считаю, что в данный момент фрау фон Белов что-то угрожает. К тому же рядом с ней будете вы с шарфюрером.
Судя по тону, которым были сказаны эти слова, Раттенхубер уже успел протрезветь. К Марии он, однако, так и не подошел, и вообще старался держаться от нее на расстоянии. Фон Белов, в свою очередь, не обращала на него никакого внимания. Контрразведчик дал себе зарок обязательно выяснить, что за черная кошка пробежала между ними.
Мало-помалу окружавший их каменный хаос начал действовать Гегелю на нервы. Дорога, по которой он добирался до древней крепости, по сравнению с этим мертвым ущельем казалась живописным и уютным уголком. Эрвин вспомнил свои утренние грезы о жизни в горном раю и горько посмеялся над ними. Расщелина, по которой они двигались, напоминала в лучшем случае чистилище - и явно ту его часть, что располагалась неподалеку от адских врат.
Мария фон Белов остановилась и помахала ему рукой. Шарфюрер угрюмо посторонился, давая Гегелю дорогу - тропа в этом месте была узкой.
- Сейчас мы вот здесь, - Мария ткнула в карту накрашенным ноготком. - От цели нас отделяет меньше километра.
- Ну, так давайте же их преодолеем, - усмехнулся Гегель.
- Вы, кажется, просили о награде, Эрвин? - слегка прищурилась фон Белов. - Вы ее заслужили. В Хранилище мы войдем вместе - только вы и я.
Прежде, чем контрразведчик успел как-то отреагировать, Мария повернулась к шарфюреру.
- Фрицци, ты останешься здесь, внизу. Дальше пойдем только мы с господином Гегелем. Будешь охранять тропу на случай внезапного появления русских. Тебе все ясно?
- Так точно, - рубленое лицо шарфюрера было бесстрастно. - Когда мне ждать вашего возвращения?
Фон Белов бросила взгляд на часы.
- Не раньше половины седьмого. Если нас не будет до восьми, поднимайся наверх.
- Наверх? - переспросил Гегель. Никакого намека на тропу, по которой можно было бы подняться к нависавшим над расщелиной уступам, он не видел.
- Если карта верна - а пока у меня не было оснований сомневаться в ее точности - через сто метров мы увидим водопад. За ним есть грот, из которого можно подняться на площадку, поэтически названную полковником Диксоном "гнездом орла". Не будем терять времени, скоро начнет темнеть.
Водопад обнаружился за поворотом ущелья - прозрачная струя воды падала с двадцатиметровой высоты, в брызги разбиваясь о гранитные глыбы, похожие на застывшие волны каменного моря. Ни озера, ни ручейка водопад не образовывал - вода бесследно уходила куда-то в щели между камнями.
- Судя по карте, под нами протекает подземная река, - пояснила Мария. - Нам нужно пройти сквозь водопад. Я была бы очень благодарна вам, Эрвин, если бы вы подали мне руку…
Гегель без колебаний шагнул под секущие ледяные струи. За прозрачной стеной обнаружился узкий лаз, наполовину загроможденный каменными осколками. Эрвин обернулся и протянул руку Марии. Ее тонкие пальцы обхватили его запястье. Изящный прыжок - и вот уже она стоит рядом с ним, вымокшая с головы до ног, с блестящими зелеными глазами, тяжело дышащая от возбуждения.
Гегель положил свои руки ей на бедра и привлек Марию к себе. Почувствовал, как она напряглась в его объятиях. Наклонился и жестким, солдатским поцелуем впился ей в губы.
Она ответила. Ответила так, что у него потемнело в глазах. В ее поцелуе была страсть, и жестокость, и стремление поступать наперекор. Она укусила его до крови, а потом слизнула эту кровь своим языком.
- Мария… - выдохнул он, когда первая вечность все-таки закончилась.
Она, напряженно улыбаясь, приложила свой палец к его окровавленным губам. Гегель вспомнил, что она уже касалась его так - в ставке "Вервольф", перед тем, как фюрер поручил ему это задание. Уже тогда в этом жесте можно было угадать обещание - вот только он был слишком слеп, чтобы его разглядеть.
- Не надо слов!
Гегель не стал спорить. Второй поцелуй был похож на первый - и еще больше напоминал схватку. Каждый хотел быть сильнее. Никто не готов был уступить. В какой-то момент Мария захотела вцепиться ногтями ему в спину, но Гегель перехватил ее руки и с силой отвел их вниз. "Не хватало еще, чтобы она поломала ногти о мой корсет", - пронеслось у него в голове.
Фон Белов, впрочем, восприняла его жест как попытку навязать ей свою волю. С усмешкой, не предвещающей ничего хорошего, она отвела руку назад и влепила ему пощечину. У Эрвина загудело в ушах, он почувствовал, как ярость застилает ему глаза.
Зарычав, он разорвал на ней рубашку. Небольшая крепкая грудь Марии тут же заблестела от брызг водопада. Гегель обхватил женщину за талию, поднял (ребра заныли даже сквозь амидоновую блокаду) и посадил на выпиравший из стены камень. Прильнул губами к тугому коричневому соску.
Укусил.
Мария закричала. Ударила его коленом в живот, но он успел вовремя напрячь мышцы пресса и почти не почувствовал боли.
Притиснул ее к скале. Левой рукой сдавливал грудь, правой рванул вниз юбку. Треск разрываемой ткани необычайно возбудил Гегеля. Фон Белов, наконец, перестала вырываться, откинулась назад, застонала глубоким, чувственным голосом. Каждая женщина в глубине души хочет, чтобы ее изнасиловали, вспомнил Эрвин чьи-то слова. Кто же так говорил? Возможно, даже сам фюрер…
Он быстро расстегнул брюки. Властным движением привлек к себе Марию и, преодолевая слабеющее сопротивление, вошел в нее - резко, сильно, как входит победитель в город, не выдержавший осады.
Ему еще ни разу не доводилось заниматься любовью в столь неподходящих условиях. Спину Гегеля полосовали струи воды, ребра под корсетом отзывались тупой болью при каждом движении. К тому же ему приходилось поддерживать Марию за бедра - она изо всех сил вжималась в мокрый камень, но постоянно соскальзывала вниз. Он видел ее широко распахнутые глаза, ее белые, сахарные зубы - она что-то кричала ему в лицо, но Гегель не слышал. Он чувствовал ее запах, запах горьких трав и нежных эдельвейсов, запах ледников и каменных осыпей, запах ветра и крови. Этот запах закружил ему голову, поймал его в ловушку и не выпускал. Эрвин спрятал лицо в ложбинке между ее грудей - здесь запах был самым сильным. Мария обхватила его голову руками и прижала к себе так крепко, что у него перехватило дыхание.
- Мой Ясон, - задыхаясь, выкрикнула она, - о, мой Ясон!
- Заткнись! - глухо прорычал Гегель.
В следующий миг ему показалось, что он взорвался, превратился в бомбу, разрывающуюся на миллион осколков, в мириады звезд Млечного Пути, разлетающихся от эпицентра чудовищной космической катастрофы, в слепящую вспышку белого света. Ноги Марии сжали его бедра с такой силой, что Гегель пошатнулся и едва не упал.
- Да! Да, мой герой! Да!
Подгоняемый скорее честолюбием, чем желанием, он нашел в себе силы продолжить схватку. Теперь это было куда труднее, но стоны женщины подстегивали его, распаляли воображение. Она в его руках, мягкая, податливая, как воск. Ее воля подавлена, ее противодействие сломлено. Еще немного - и она забьется в его руках, как беспомощная птица, пойманная в силки. В этот момент окончательной капитуляции Гегель страстно хотел заглянуть в ее глаза.
Но Мария фон Белов не дала ему в полной мере насладиться триумфом. Она вдруг откинула голову, едва не разбив ее о скалу. Выгнула спину, как цирковая гимнастка. Все ее тело пронзила длинная, тягучая судорога. Гегель вздрогнул, почувствовав нечто, напоминающее электрический разряд.
- Богиня, - непонятно крикнула Мария, царапая ногтями камень, - богиня, это тебе! Тебе!
Она с силой оттолкнула от себя задыхающегося оберштурмбаннфюрера. Соскользнула по скальной стене и опустилась на корточки, спрятав лицо в ладони. Тело ее била крупная дрожь.
- Не подходите ко мне, - проговорила она хрипло. - Заклинаю вас, Эрвин - не подходите!
Гегель пожал плечами и принялся одеваться.
Некоторое время они не разговаривали. Оберштурмбаннфюрер вскарабкался на завал и протянул Марии руку, чтобы помочь подняться, но она проигнорировала этот жест примирения. Подобрала свой рюкзак и закинула его за плечи. Юбку, порванную по шву, она заколола английской булавкой, рубашку завязала на груди узлом.
Лаз был узким, и протиснуться в него можно было только поодиночке. Когда Гегель хотел полезть в расщелину первым, Мария нарушила молчание.
- Вы пойдете за мной.
- Как скажете, штурмбаннфюрер. Надеюсь, вы не держите на меня зла?
- Не говорите глупостей, - сухо ответила фон Белов. - В каждом из нас прячется зверь. Иногда его полезно выпускать на свободу.
Гегелю показалось, что она начисто потеряла к нему интерес. Это задело его больше, чем он ожидал.
- Не будем терять времени, - к Марии вернулось ее обычное самообладание. - Нам еще предстоит долгий путь.
Расщелина, по которой они пробирались, напоминала Гегелю каминную трубу. Она довольно круто уходила вверх, подниматься приходилось, упираясь руками в холодный гранит. Камни то и дело выскальзывали из-под ног, с грохотом ударяясь о выступы стен, и звонко цокали о площадку у водопада. Гегель старался держаться поближе к Марии фон Белов, чтобы вылетевший камень случайно не угодил ему в лоб. Белые ноги женщины мелькали у него прямо перед глазами, заставляя снова и снова переживать тот восторг, который он испытал совсем недавно.
"Надо будет повторить этот опыт до возвращения в ставку, - подумал он. - Может быть, без таких эксцессов, цивилизованнее… но повторить стоит обязательно!"
Лаз закончился неожиданно. Он выходил в неширокую галерею, спрятанную под нависавшим козырьком скалы. С одной стороны - глухая каменная стена, с другой - отвесный обрыв. Водопад отсюда казался совсем тоненькой струйкой.
- Это древняя священная тропа колхов, - сказала Мария. - Она ведет в подземный храм Гекаты.
- Зачем же мы тогда лезли наверх? - удивился Гегель.
- Потому что иначе в святилище не проникнуть. Было бы слишком просто и недостойно богини. К глубинам надо подниматься, к высотам - спускаться.
- Увлекаетесь эзотерикой? - спросил оберштурмбаннфюрер.
Фон Белов не ответила.
Галерея привела их к полукруглой площадке, нависшей над ущельем. Видимо, это и было "гнездо орла". Отсюда открывался прекрасный вид на ледяные вершины Большого хребта - их снежные шапки алели в лучах закатного солнца. На севере лежало невероятной красоты озеро, похожее на овальной формы сапфир, заключенный в оправу из черненого серебра.
- Я искала Хранилище там, - фон Белов махнула рукой в сторону озера, - а оно находилось совсем в другом месте…
- Как же мы спустимся? - спросил Гегель, озираясь.
- Полетим.
Мария подошла к краю площадки и без колебаний шагнула в пропасть прежде, чем Гегель успел остановить ее.
- Ну, что вы застыли, Эрвин? Идите за мной.
Преодолевая головокружение, контрразведчик подошел к тому месту, где только что стояла Мария, и заглянул вниз. Фон Белов смеялась, присев на корточки на узком карнизе, расположенном на метр ниже площадки.
- Спускайтесь, Эрвин. Это совсем не так страшно, как кажется.
Гегель не смог заставить себя спрыгнуть на карниз так же легко, как это сделала Мария - воспоминания о падении в бездну прошлой ночью были слишком свежи. Пришлось лезть вниз, держась обеими руками за край площадки.
- Здесь могли пройти только посвященные, - с гордостью проговорила фон Белов. - А последним человеком, который прошел этим путем, думаю, был полковник Диксон.
- Получается, он нашел Хранилище?
- Он дошел до него, но не сумел открыть. Эрвин, если бы артефакты были просто хорошо спрятаны, это было бы полбеды. Беда в том, что они как бы заперты в сейф. И извлечь их оттуда может не каждый.
- А вы можете? - усмехнулся Гегель.
- Надеюсь, что могу. С вашей помощью, Эрвин.
Она прильнула к скале и осторожно принялась спускаться по узкой, едва различимой на фоне гранитной стены, тропе.
Когда-то это, наверное, был роскошный подземный храм. Двухуровневая карстовая пещера, найденная древними людьми и превращенная в святилище. Колонны сталагмитов были отполированы прикосновениями тысяч рук. Вырезанные в граните ступени стерты подошвами бесчисленных сандалий. Статуя божества в глубокой нише до блеска отшлифована губами паломников.
Тогда все пространство пещеры заливал свет сотен факелов, укрепленных вдоль стен. А в двух огромных яшмовых чашах перед резным алтарем горела тягучая, черная нефть. Потом что-то произошло. Катастрофа, землетрясение, всемирный потоп - кто знает? Горы дрогнули, сдвинулись и разошлись снова, сбрасывая с себя легкую паутинку человеческих построек. Высокие врата, ведущие в подземный храм, рухнули под напором тысяч тонн камня. Погасли факелы и яшмовые чаши. В пещере воцарилась непроглядная тьма.
Спустя много веков сюда вновь пришли люди. Какой-то отчаянный странник, искатель приключений или просто заблудившийся пастух пробрался по заваленному камнями лазу, прошел по карнизу над ущельем и спустился в глубокое подземелье. Возможно, у него было с собой огниво, и в слабых отблесках горящей тряпицы ему открылась картина разрушенного, но все еще величественного святилища.
С тех пор это место стало убежищем избранных. Они приходили сюда, чтобы принести жертвы древним жестоким богам. На поверхности давно поклонялись другим, светлым и сильным, но боги глубин по-прежнему властвовали здесь, у корней гор.
Так тянулись столетия, пока не умер последний жрец подземного храма, и сама память о древних богах не стерлась из умов людей. Тогда пещеру вновь окутало безмолвие.