Когда она прибежала на кухню, в плите пылал огонь, от куртки на верёвке валил пар, Эркин сидел на корточках перед открытой топкой и то ли грелся, то ли ворошил поленья. Услышав её шаги, он поднял голову, и Женю удивило странное выражение его лица, будто он хотел что-то сказать и не решался. Но ей было некогда сейчас, и она, сдёрнув полотенце, кинула ему.
- Протри волосы.
Эркин поймал его на лету и отошёл от плиты. Возясь с кастрюлями, Женя слышала, как он отфыркивается и встряхивает головой.
- Почему так поздно, Эркин? - спросила она, не оборачиваясь.
- Ждал, пока стемнеет, - сразу ответил он. - Чтоб из окон не увидели. Женя, я задвинул засовы, на калитке и внизу, так?
- Так, - кивнула Женя. - Мы уже ели, сейчас я тебя покормлю. Иди к столу.
Что-то заставило её обернуться. Эркин стоял, комкая полотенце, скручивая его в тугой жгут, и опять то же нерешительное выражение на лице. Хочет сказать и не может?
- Иди к столу, - тихо попросила Женя.
Он опустил голову, повесил полотенце и вышел.
Эркин ел медленно, устало, склоняя над тарелкой голову с торчащими во все стороны прядями волос. Женя обмыла яблоко, нарезала его на ломтики, налила всем чаю и теперь сидела и смотрела, как он ест. Алиса совсем разошлась, будто и не засыпала только что. Женя нарезала ей яблоко в чай, и теперь она увлечённо играла в рыбалку, используя вместо удочки ложку.
Эркин доел, взял подвинутую Женей чашку, охватил её обеими ладонями и окунул лицо в душистый пар. Напряжение, с которым он шёл сюда, поднимался по лестнице, когда каждый шаг непосилен, когда вошёл и увидел световой круг от коптилки, Женю с шитьём, мордашку Алисы, прижатую щекой к столу… И только сейчас это напряжение стало отпускать его. Он дышал этим паром, чувствуя, как обмякает, расслабляется тело. Он отпил, и сладкое тепло растеклось по груди. Эркин понял, что может говорить, и поднял на Женю глаза.
- Женя, я сигареты взял, - она только молча кивнула, и он продолжил, - полпачки я за прописку отдал.
- Прописка? - удивилась Женя.
- Да, это говорят так, - он улыбнулся, - ну это когда новенький приходит, он либо даёт что, либо его ещё как-то… прописывают. Я… я больше заработал, но пришлось тоже за прописку отдать.
- А где ты был? - осторожно спросила Женя.
- На рынке, - начав говорить, он рассказывал всё охотнее. - Нашёл, ну таких как я, рабов бывших, стал о работе узнавать. Постоянной работы нет. Так… поднести, разгрузить, дрова поколоть или ещё что, это можно, нанимают. Я и прописался там, у них.
- Подёнка, - задумчиво сказала Женя по-русски.
- Как? - быстро переспросил он.
- Podenka, - повторила она, улыбнулась и не так перевела, как объяснила, - работа на один день.
Он негромко засмеялся и повторил по слогам.
- По-дьон-ка, - и кивнул так, что подпрыгнули слипшиеся пряди.
- Ты пей, остынет.
- Пью, - повторил он и продолжил между глотками. - С жильём совсем плохо, говорят, кто не нашёл, прямо там спят, под забором. Но скоро будет тепло. Платят по-всякому. Кто деньгами, кто едой, кто сигаретами. Я не курю, а на сигареты наменять можно. Я за пять штук нож выменял, - он вытащил из кармана складной нож и подал его Жене. - Вот.
Женя взяла его, осмотрела, с трудом открыла. Недлинное широкое лезвие с заостренным концом угрожающе блеснуло. Женя попробовала лезвие пальцем. Острое. Но нож старый. Рукоятка исцарапана, оббитые углы, след от содранной накладки, видно, с именем прежнего владельца, на лезвии следы ржавчины и свежей заточки.
- Зачем тебе это, Эркин?
Он быстро вскинул на неё глаза, забрал нож, закрыл его с характерным щелчком, спрятал и снова уткнулся в чашку, сделал большой глоток. Женя ждала, и он всё-таки ответил.
- На всякий случай.
- Яблоко ты тоже на сигареты выменял? - сменила тему Женя.
Эркин хмыкнул сдерживаемым смехом.
- Две сигареты и ящики переложил на ночь под брезент.
- И сколько у тебя осталось? - вдруг спросила Алиса.
Он недоумённо посмотрел на неё, а Женя рассмеялась.
- Сама сосчитай. В пачке двадцать сигарет. Эркин отдал половину, потом ещё пять, а потом ещё две. Считай. Налить тебе ещё?
Эркин кивнул. Высыхающие волосы опускались, и весь он был уже не такой взъерошенный, лицо смягчилось, на смуглой коже просвечивал румянец.
- Плечо как? - Женя подвинула ему чашку.
- Денька два поберегу, - уклончиво ответил Эркин.
Алиса наклонилась над столом и, утопив лицо в чашке, пила через край. Женя шлепнула её по спине.
- Сядь прямо.
- Да-а? - обиделась Алиса, - а ему так можно?!
От неожиданности Эркин поперхнулся и закашлялся. И тут же получил от Жени легкий шлёпок между лопатками. Убедившись, что справедливость восстановлена, Алиса радостно заявила.
- А я сосчитала. Три сигареты.
- Проверим, - рассмеялась Женя. И так как он явно не понял, что требуется от него, подсказала. - Покажи ей оставшиеся.
Эркин вытащил из нагрудного кармана смятую пачку и вытряхнул на стол сигареты.
- Правильно, три, - кивнула Женя. - Молодец, Алиса, вот тебе ещё яблока и допивай.
Эркин убрал сигареты и поднял чашку к губам.
- Эркин, бери яблоко.
Он покачал головой.
- Я уже ел.
- Это когда? - недоверчиво улыбнулась Женя.
- А там побитые были, мы подобрали и поделили.
- А это ты выменял? - поймала она его.
- А оно же не битое, - упрямо отпарировал он.
- Вот и поешь небитого.
Он с подчёркнутой покорностью взял ломтик.
- То-то, - улыбнулась Женя и встала, собирая посуду. - Ну вот, а теперь ложитесь. Алиска, я кому говорю. Быстро в уборную и спать. Чтоб, когда я из кухни приду, ты уже спала.
Эркин быстро опустил глаза. Этот вариант его устраивал. Он допил, и Женя, подхватив его чашку, убежала на кухню. Теперь ему надо успеть, пока она моет посуду.
Женя налила в миску горячей воды и отмывала тарелки, когда хлопнувшая дверь уборной и другие шумы убедили её в Алискином послушании. Потом за её спиной дважды быстро и очень тихо прошёл Эркин - по этой тишине она его и узнала - и совсем успокоилась. Надо же, яблоко! Как он догадался? Она ополоснула посуду и прислушалась. В комнате было тихо. Легли. Не будет она посуду перетирать, пусть сама сохнет. Только ложки надо, чтоб не заржавели. Куртку его поближе к печке перевесить, чтоб просохла к утру. А шапка его где? Она вытащила из кармана куртки скомканную шапку, расправила и пристроила рядом с курткой. Вот и всё, пожалуй. И все-таки он был, её вечер с Алисой и Эркином. Как она и мечтала по дороге домой.
Женя сладко и устало потянулась, сцепив пальцы на затылке. Как хорошо. Завтра рано не вставать, отосплюсь за неделю. Если Алиска даст, конечно. Почему-то в будни её не поднимешь, а в выходной вскакивает ни свет ни заря. Женя потянулась ещё раз, сводя и разводя лопатки, и тихонько засмеялась чему-то, чего и сама не понимала.
Но её ждал ещё один сюрприз. Войдя в комнату, Женя так и замерла у порога. Алиска безмятежно спала в своем углу, но кровать… кровать была пуста, а на полу между столом и печью была расстелена её перина, и на ней спал Эркин. Так вот что означали эти шорохи и шумы. Её одеяло и подушка лежали на кровати. Простыню он тоже забрал. Рубашку и штаны сложил на полу у своего изголовья.
Женя решительно переложила их на стул и присела на корточки. Его лицо оставалось настолько невозмутимым, что ей стало ясно - он не спит.
- Эркин, - она осторожно тронула его за плечо.
С неожиданной ловкостью он перевернулся на живот и обхватил обеими руками даже не подушку, а перину. Это чтобы не подняли силой, что ли? Жене стало смешно.
- Эркин, ты спишь уже?
- Сплю, - ответил он в подушку и очень убедительно всхрапнул.
Но по его напряжённо вздувшимся на плечах мышцам Женя поняла: настаивать бесполезно.
- Дурачок упрямый, - она поцеловала его в висок и подтянула сползшее с его спины одеяло, - укройся получше.
Он не шевельнулся. И лежал так, пока Женя застилала кровать, задувала коптилку и укладывалась спать. Только тогда он высвободил из-под перины руки и завернулся в одеяло.
- Спокойной ночи, - сказала, уже засыпая, Женя.
- Спокойной ночи, - откликнулся он.
Эркин медленно выпрямился, распуская мышцы. Ну вот, это он сделал. От печи тянуло слабеющим теплом. Завтра надо пораньше встать, парни говорили, завтра выходной у беляков, будут дрыхнуть допоздна. Вот пока все спят, он за водой и дровами сходит. Нет, с дровами не получится, придётся Женю будить, просить ключи. Ну, с выгребной ямой он управится тоже пораньше, пожалуй, до воды. Ныло плечо, и он под одеялом помассировал его, разминая болезненную шишку. Сон накатывался чёрным валом. Не проспать бы…
В полусне Женя слышала, как он поворочался и, вздохнув, затих. После этих ночей на полу было так приятно лежать в кровати. И мечтать. О Весеннем Бале. Придумывать себе платье и украшения - как будто у неё есть на это деньги. И всё равно приятно. Она и заснула в мечтах о Бале. Несбыточные мечты. Потому что она хочет пойти на Бал с Эркином. Но даже в мечтательных снах это невозможно.
Эркин боялся проспать и несколько раз просыпался, вскидывал голову, вглядываясь в окна, и, видя темноту, снова ронял голову на подушку. Но в этот раз в щель между занавесками просвечивала синева, и он решил вставать. Выполз из-под одеяла и, поеживаясь - за ночь печь совсем остыла, скатал и засунул туда же, где была, под кровать, свою постель. Довольный, что справился тихо - они не проснулись - зашлёпал в уборную. Потом вернулся в комнату за одеждой. Куртка ещё сырая - пощупал, проходя по кухне, но он и в рубашке не замёрзнет. Путь не далёк.
Рассвет начинался медленно, но когда Эркин спустился вниз, свет из синего стал уже серым. Путешествие к выгребной яме сошло благополучно: все окна закрыты ставнями, или видно, как занавески наглухо задёрнуты. Но выгребная яма на отшибе, а колонка с водой посреди двора. Надо было с воды начинать. Это он лопухнулся, конечно. Надо спешить. Запихнув опорожненное ведро в уборную, он схватил вёдра для воды и побежал вниз.
Двор был по-прежнему пуст. Эркин подставил под кран ведро и пустил воду. Тугая струя гулко ударила по жестяному днищу. Эркин быстро обвёл глазами окна. Показалось ему, что в одном из окон дрогнула занавеска, или… нет, вроде, показалось. Он подставил второе ведро. Холод забирался под рубашку, пощипывая рёбра. Но это было даже приятно. Он отключил воду и, уже не спеша, понёс полные вёдра. Привычное ощущение колышущейся тяжести на мгновение отбросило его в прошлое, даже лицо приняло прежнее угрюмое выражение. И по лестнице он поднимался медленно, стараясь не расплескать ни капли. Не заглядывая в комнату, он вошёл в кухню, вылил воду в большой бак на плите и повернулся к выходу. И столкнулся с Женей.
- Все спят, - заторопился он, - меня никто не видел.
Она молча смотрела на него, и он вдруг заговорил быстро и многословно.
- Я ещё сейчас принесу, ведь надо много воды, сегодня суббота, да? В субботу всегда много воды нужно, я по имению помню, всех дворовых гоняли за водой…
- Да, - наконец, кивнула Женя, - мне надо много воды.
Он подобрал вёдра и кинулся к выходу.
Чтобы наполнить бак на плите и ещё один для холодной воды, пришлось сходить ещё четыре раза, и ещё пятый, чтобы была расхожая вода. Он заходил в кухню, выливал воду в баки и тут же уходил. Закончив с водой, подошёл к Жене, растапливавшей плиту, и затоптался рядом.
Женя подняла голову, посмотрела на него снизу вверх.
- Я… - он вдруг запнулся, - я за дровами схожу. Где ключ?
- Вон, на косяке висит, - она взмахом головы указала на дверь.
Эркин ещё раньше заметил висящий высоко на гвозде большой тяжёлый ключ. Жаль, не знал, что от сарая. Ещё бы вчера с дровами управился бы. Он уже взялся за ключ, но тут же отдёрнул руку и обернулся. Женя стояла спиной к нему, переставляя на плите кастрюли и чайник.
- Женя, - тихо почти беззвучно позвал он.
Но она услышала и обернулась.
Было уже совсем светло, и Женя хорошо видела его лицо, уже знакомое ей нерешительное выражение. Но сейчас он, видимо, решится.
- Женя, - повторил он. И вдруг как прыжком с обрыва. - Женя, будет так, как ты хочешь. Как ты скажешь. Ты мне жизнь подарила, как ты скажешь жить, так и буду, - она слушала молча, только бледнело лицо и расширялись, темнели глаза. И голос его становился всё тише и напряжённее. И последние слова он не сказал, а выдохнул. - Скажешь уйти - уйду, под забором твоим спать буду. Совсем уйти - совсем уйду. Скажи, Женя.
И замер, опустив голову, бессильно свесив руки.
- Но, - Женя подошла к нему, попыталась заглянуть ему в лицо. - Я не хочу, чтобы ты уходил. Останься, Эркин. Я так… ждала, что ты вернёшься, что мы встретимся. Ты хочешь уйти?
Он молча мотнул головой. Женя положила руки ему на плечи.
- Не уходи, Эркин.
Он медленно поднял голову, лицо его стало строгим, даже торжественным. Так же медленно он поднял левую руку и мягко сжал её запястье, потянул. Женя не сопротивлялась. И он ударил себя по левой щеке её ладонью, а затем поднёс к губам и поцеловал в ладонь. И отпустил, отступил на шаг, и резко повернувшись, схватил ключ и метнулся к выходу.
Женя догадывалась, что это был какой-то обряд, но не знала какой. Но ведь это неважно. Главное в другом.
Эркин втащил на кухню вязанку дров и мягко без стука опустил у плиты. Женя только ахнула.
- Это ж на весь день!
- На весь день и принёс, - он тяжело дышал и отдувался. - Сейчас уже вставать будут, я на рынок пойду, пока пусто.
- Поешь.
Он молча мотнул головой.
- Некогда. Надо идти.
Женя быстро отрезала ему два толстых ломтя хлеба, помазала жиром и сложила намазанными сторонами.
- Держи. Возьмёшь с собой.
- Оу! Как много! - он радостно улыбнулся, взвешивая сэндвич на ладони, будто не знал, куда его засовывать, то ли в карман куртки, то ли в рот.
- Ешь сейчас, - засмеялась Женя. - Я ещё сделаю. И вот, выпей, - пока он разглядывал сэндвич, она уже налила ему дымящегося чая. - И не задерживайся сегодня, хорошо?
- Как стемнеет, сразу буду, - кивнул он, торопливо жуя и обжигаясь чаем.
- Да, держи, - Женя дала ему портянки. - Вчера без них ушёл.
Он быстро переобулся, натянул куртку и, на ходу нахлобучивая шапку, бросился к выходу. Женя еле успела крикнуть ему вслед.
- До вечера.
- До вечера, - ответил он уже с лестницы.
И снова Женя удивилась его ловкости, с которой он убежал, ничего не задев, ничем не стукнув. И когда она выглянула в кухонное окно, он уже завернул за угол.
- А Эрик где? - встретила Женю в комнате проснувшаяся Алиса.
- На работу ушёл, - спокойно ответила Женя.
- А про него уже можно рассказывать?
- Нет, - отрезала Женя. - Никому ни слова.
- Ладно, - вздохнула Алиса. - Всё равно со мной никто не играет.
По мере приближения к рынку прохожих становилось всё больше. Эркин шёл быстро, обгоняя продавцов и покупателей.
Седой старик, натужно кряхтя, тащил нагруженную набитыми мешками двухколёсную тележку. Поравнявшись с ним, Эркин замедлил шаг, безмолвно предлагая помощь, но старик только рыкнул на него длинным ругательством.
Вчерашних знакомцев Эркин увидел сразу. Они толпились у боковой ограды возле развалин, как ему ещё вчера объяснили, рабского торга. Болтали, по рукам ходили сигареты и самокрутки. Эркина приветствовали как своего. Он встал в общий круг, но от курева отказался. Никто не настаивал. Как никто и не спросил его, где он ночевал, заработал ли что с утра. Он прописан и его дела - это его дела. Захочет сказать - скажет, захочет с кем в паре или в ватаге работать - сам разберётся, а хочет один вкалывать - пусть и вкалывает.
Эркин постоял, послушал новости и пошёл между рядами прилавков, отыскивая работу. В третьем ряду его окликнул коренастый однорукий мужчина в старом армейском мундире. Однорукий купил сразу полгрузовика картошки. Эркин и негритёнок в одном ярко-красном рваном свитере до колен перекидали картошку в маленькую тележку. Негритёнок получил три сигареты и убежал, приплясывая, а Эркин потащил тележку с рынка. Однорукий шёл рядом, показывая дорогу и даже слегка помогая на поворотах и подъёмах. Во дворе крохотного домика Эркин ссыпал картошку в подвал, и с ним расплатились.
Выйдя на улицу, Эркин пересчитал плату. Как все спальники он неплохо разбирался в деньгах, но деньги были новыми, непривычными, и он долго возился с ними. Но семь сигарет - это уже, если добавить к оставшимся от вчерашнего, не так и плохо, и с ними всё понятно. Он разложил деньги и сигареты по карманам на рубашке. Хорошо, что тогда, уходя из имения, взял себе господскую рубашку, а Женя пришила пуговицы - нагрудные карманы надёжнее.
Эркин неспешно шёл по улице, поглядывая по сторонам - не окликнут ли. Здесь, в белом квартале маленьких домов с садиками и огородами, могла быть работа, но улица уже кончалась, а надежды остались надеждами. Надо возвращаться на рынок.
Немного не дойдя до рынка, он смог присоединиться к троим цветным, кидавшим уголь во дворе какого-то явно нежилого дома. Угля было много, и они согласились на четвёртого. Толстая белая старуха, вышедшая из дверей на их голоса, молча сунула Эркину лопату и ушла.
- А чего ей? - сплюнул сквозь зубы рослый тёмный мулат, - она со старшим рассчитывается, - он кивком показал на пожилого негра, орудовавшего лопатой с механической монотонностью, - а уж он делит.
Эркин кивнул и встал в цепочку. С лопаты на лопату потёк ручеёк угля. Поднявшееся солнце ощутимо припекало, но снимать куртку некогда. Старший рычит при малейшей попытке замедлить темп. Он что, из цепняков? Или за скорость надбавку обещали? А угля и в самом деле много. Ныло плечо, отчаянно зудели и чесались под одеждой синяки и подживающие ссадины. А уголь всё тёк с лопаты на лопату. Вышла опять старуха, посмотрела на их работу и молча скрылась в доме. Даже болтавший без умолку мулат заткнулся. С лопаты на лопату… с лопаты на лопату… с лопаты на лопату…
…На рынок Эркин вернулся, когда уже смеркалось. Пустые прилавки, редкие припозднившиеся торговцы уже упаковались на ночь. Он повернул к выходу, но его окликнули.
- Меченый!
Так его назвали вчера, после прописки. Эркин усмехнулся новой кличке и пошёл на голос.
- Чего вам? - спросил он, подходя к смутным силуэтам сидящих прямо на земле людей.
- Садись, как дела?
- Нормально, - он присел на корточки, вглядываясь в лица.
Мулат Нолл, задира Стемп, а это вроде Айк - смесь, полунегр-полуиндеец, двух других он не знал.
- Удачный день, - Нолл глотнул из бутылки и передал её Стемпу.
- Завтра воскресенье, - Айк улыбнулся, блеснув зубами, - толкучка будет тесная, поработаем.