- Возможности побывать в этом городе. Не просто так, а с любимой женщиной, была у меня такая мечта. И она почти осуществилась, когда я встретил Драгомиру. Думал привезти ее сюда, походить по улочкам, сам все тут посмотреть и ей показать. И она, знаешь, была согласна. Если бы не А, все было, да ушло! И теперь я здесь. Проклятье! Боги любят смеяться над нами.
Жрица Лады не проронила ни слова. Лишь остановилась, жестом приказав Войцеху с Гавелом отойти в сторону и следить, чтобы все вокруг было спокойно. Сама же пристально смотрела на спутника, понимая, что тому больше всего сейчас надо просто выговориться. А еще выплеснуть всю ту горечь, что выжигала его изнутри, доводя почти что до безумия.
- Посмеялись! Знать бы только кто из них Ведь я здесь, в Гнезно, иду по улицам под руку с красивой женщиной, смотрю на здешние красоты. Эта женщина сейчас называется моей женой. Пусть и сама понимаешь, - остатками разума Станислав удерживал себя и от истинного имени спутницы и от других лишних сейчас, подозрительных слов. Кажется, что закрою сейчас глаза, потом открою и изменится лишь одно. Одно! Та, кто рядом изменится. Прости, но так! А горше всего, что иногда кажется, что ты это она. Вы же похожи. Похожи! Вроде лица и отличаются, а слова, походка, привычки Скорее бы уж или совсем сойти с ума, или избавиться от тех, кто у меня отнял то, чем дорожил. Может хоть тогда в голове прояснится. Или голову снесут, чтобы хоть так
Обреченность. Именно ее Вельмира ощущала в голосе Станислава. Только обреченность не обычного человека, а скорее воина. Оказавшегося в кольце врагов. Может бросить оружие, попав в почетный плен, но честь не дает. Потому и остается лишь броситься закованной в броню грудью на клинки врагов, пытаясь забрать с собою как можно больше. Чтобы хоть так
Город. Последней каплей, переполнившей чашу, оказался именно он. Знала ли это она, догадывалась ли? Нет. Знали ли пославшие ее? Кто знает. Они обещали ему месть, а обещание нерушимо. Насчет же остального Жрицы Лады, да и она в том числе, всегда любили играть словами, переплетать их в запутанную паутину, которой так легко потом пользоваться в своих целях. За это их ненавидели многие и ценили избранные.
Да, сочетание несочетаемого. Лада богиня любви. Ее жрицы воплощение красоты, страсти и безграничного коварства. И мало кто помнил о том, что все глубины коварства, жестокости к врагам, весь заботливо собираемый яд обрушивались только на врагов Руси. Не во внутренних дрязгах, а именно что вовне. Так было раньше: при Игоре, в самом начале правления Ольги, потом при Святославе Великом. Особенно при нем! Этот сверх меры понимаемого одаренный полководец сам был далек от интриг. Зато был достаточно умен для того, чтобы поручить это тем, кто знает толк в темных глубинах души человеческой. Тайная Стража и жрицы Лады. Две стороны одной монеты, работающие раздельно, но делающие одно дело.
Потом, уже с первых лет княжения Владимира падение. Сын Святослава выбрал в качестве опоры лишь Тайную Стражу, к тому же сажая во главе людей, главной чертой которых была личная преданность. Не Руси, но исключительно великому князю. Жриц Лады изменить, перековать было нельзя, потому и серьезное охлаждение. Потому и была с такой готовностью поддержана смута, поднятая под знаменами исконных богов. И теперь Теперь жрицы Лады вновь занимали полагающееся им место. То самое, которое являлось одной из опор престола и противовесом Тайной Страже.
И вот сейчас духовная наследница многих поколений жриц до нее, далеко не худшая среди сестер по храму, чувствовала и понимала боль. Чужую, которую ее учили не пропускать через себя. Иначе и впрямь с ума сойти можно. Но и совсем без чувств тоже нельзя. Это знала она сама, знали и ее наставницы.
Наверное, именно потому холодная красавица и обняла Станислава. Просто так. Не из-за необходимости поддержать, успокоить, восстановить пошатнувшиеся душевные силы. Нет, не из-за этого. Быть может, желание хоть самую малость отогреть душу, которую заморозили все те беды. Что пришлось перенести. Да и слова, что она похожа на Драгомиру Она это знала, потому именно ее и выбрали из многих других. Жестокая игра, нужная для дела, но от этого не становящаяся хоть капельку менее "грязной". Игра на чувствах не врага, а союзника, уже раз поспособствовавшего их цели.
Сделать тут ничего нельзя было. В общем. Зато по мелочам Не просто постараться самой вернуться с победой, не только вернуть полезного спутника, но и вернуть его не бездушным, одержимым только местью истуканом, но хоть немного живым, чувствующим.
- Ну все, все А то расчувствовалась через меру, - отстранилась жрица Лады от своего спутника и помощника. Да и Драгомира вспомнилась.
- Ты ее знала?
- Немного. Мы все друг друга знаем, - невесело улыбнулась Вельмира, глядя на Станислава, у которого даже такое вот упоминание об умершей любви вызывало отблеск жизни, хоть и слабенький. Нас не так много. Из тех, кто не просто в храмах, а вот так, особо богам и родной земле способствует. Потом, если хочешь, расскажу тебе кое-что о ней. Если захочешь. Но я бы не стала на твоем месте. Потом, в Ирие-Валгалле, как тебе больше нравится, встретитесь. Пусть сама поведает.
- Ирий и Валгалла Это же разное. Я до Драгомиры вашими богами не интересовался. Да и потом не очень. Но все же это помню. Валгалла это у северян. Ирий у вас.
- Хальфдан две веры в одну крепит. Истинное порождение Локи, этого бога-демона хитрости. Ну да тебе то знать пока не следует. Лучше пойдем, а то слишком долго тут стоим, парочку влюбленную изображаем. Служители церкви и лично Папы нас ждут.
И не удивляйся, смелый и наивный мальчик Все "христово воинство" на землях этих служит не князьям, королям и иным владыкам, а лишь Святому Престолу. Сам же Папа, владыка Рима, вынужден прислушиваться к императору Священной Римской империи. До поры, пока еще не набрал достаточной силы, чтобы стать выше прочих владык. Он ведь "наместник бога на земле", а они всего лишь земные владыки, небеса им никак не подвластны. Вот мы и идем к его слугам. Сначала не к самым важным. Потом Боги укажут путь.
Вельмира говорила со Станиславом, но полностью ли сказанное запечатлилось в его разуме, ее не слишком заботило. Она прошло шла по улицам города в сопровождении помощников и думала. Просто мысли облекались в слова и слетали с губ, только и всего. Говорила она тихо, Войцех с Гавелом бдили, дабы поблизости не было лишних ушей. Да и вообще, безлюдно в этот час на улицах Гнезно. Лишь редкие прохожие из числа простого люда шмыгали мимо, чем-то напоминая вспугнутых мышей. Еще реже малым числом показывалась городская стража. Места тут не слишком хорошие, это же не центр города, где благородный люд прохаживаться изволит.
Не центр. Туда они пойдут позже, как только поговорят с тем, кто решает важные вопросы, оставаясь в тени. Бенедиктинцы. Те самые, которым Святой Престол поручил окончательную христианизацию Польши и не только ее, но и окрестных земель. Бенедиктинцы, многие из которых становились епископами в новообращенных землях для их окончательного умиротворения "крестом, огнем и мечом". Унгер Познанский тому пример.
Опасный противник. Жрицы Лады это хорошо понимали. Незаметно проникающие под своими скромными, зачастую бедняцкими одеяниями, они щедро рассыпали золото, лесть, угрозы. Да и потом, подведя под власть Папы новую землю, никуда не исчезали. Часть так и вовсе не выходила из тени, оставаясь глазами и ушами Рима. К одному из таких "глаз и ушей" Вельмира сейчас и направлялась. Он знал много, был связующим звеном с теми братьями по вере, кто находился близ князя Мешко Пяста. Помимо того, именно на него лучше всего должны были подействовать те верительные грамотки, что были у жрицы. Оставалось лишь в последний раз напомнить Станиславу его действия, от которых никак нельзя отступать. Эх, могла бы она сама Но нет, женщине при том разговоре вмешиваться никак нельзя. Не поймут. Или хуже того, поймут слишком много.
- Его зовут Бернард, - процедила Вельмира. Остановившись в паре домов от нужного ей. Вон тот дом вовсе не мастерская сапожника. Нет, сапожник там есть, исправно стучит молоточком, шелестит кожей и прочим добром. Только он всего лишь скрывающая суть завеса. Говорить с Бернардом будешь только ты, я сижу и молчу. Не уверена, что даже смогу тебя предостеречь, если разговор пойдет неправильно.
- В рукаве или прическе у тебя точно есть несколько острых доводов
- Плохая шутка, Михаил. Для начала, я не знаю сколько в том доме людей Бернарда. Сам он стар и немощен, к тому же от вечных постов едва ноги переставляет, но другие умеют обращаться с мечом. А убей я его кто сопроводит нас к птице поважнее? Запомни, что Бернард лишь второе звено цепи.
- Второе?
- Первым был напыщенный болван Болеслав Мшанский. Нам же нужен тот, кто принимает решения. Слышал про Адальберта Пражского?
Станислав сделал неопределенное движение рукой. Он и впрямь вроде бы что-то слышал, но по большому счету не помнил толком, что именно. У него были совсем иные интересы до появления в жизни Драгомиры, во время жизни с ней, да и после тоже. А в кратком, но выматывающем обучении в Киеве ему про это имя ничего не говорили, тут он ручался.
- Любопытство, по словам христианских священнослужителей, большой грех. И я знаю, почему так сложилось. Нелюбопытными людьми проще править, они покорно идут, не делая вникать в суть и видеть те нити, при помощи которым ими управляют таящиеся в тенях пастухи. Но я не о том. Адальберт епископ Праги. Он доверенное лицо Папы, а потому и его брат Гауденций тоже пользуется доверием, лишь немного меньшим. А тут, в Гнезно, создается новая даже не епархия, а архиепархия. Стольный град все же!
- Мешко обрадуется, - пожал плечами Станислав, которого эта весть не слишком взволновала. Попробует сменить княжество на королевство. Этот, что в Риме сидит, его поддержит. Нам то что с того?
- По верхам глядишь. Хотя головой думать начал, мой дорогой мальчик, - Вельмира язвила, но беззлобно и с толикой симпатии. Заметной толикой, потому как это видел и ее спутник. Могу еще разик поцеловать. И не только. Потом. И не говори, что впал в столь любимое некоторыми служителями Христа целомудрие. В Киеве по веселым домам похаживал.
- То девки, а ты другая. На Драгомиру похожа. И, наверно, тоже иногда Мирой зовут. Не девка, совсем другое. С тобой так нельзя.
- А если иначе тогда можно?
- Иначе Для меня она еще не умерла. Голос постоянно звучит, я же постоянно помню, что должен поквитаться с отнявшими ее. Что будет потом? Может, я смогу начать жить. Просто жить. Ты на нее похожа - пробормотал Станислав, все понижая и понижая голос. Мира Хотелось бы мне уже там, в Киеве, оказаться на берегу Днепра. И не одному. Но не сейчас.
Вельмира промолчала, лишь бережно, нежно провела кончиками пальцев по шее спутника и Она не решилась сейчас на большее, дабы не нарушить нить не союза, но доверия, возникшую между ними в это мгновение. Пришло и понимание того, что с НИМ она в игры играть не станет. Иначе потерять уважение к самой себе. Что будет дальше, какие отношение будут с этим обожженным горем и ненавистью парнем лишь боги ведают. И самую малость она сама когда сумеет выбросить из головы порученное ей дело. Вот завершит и точно выбросит.
- Бернард ждет нас хотя и сам о том не ведает, - подмигнула она Станиславу. Пошли, на тебя все мои надежды.
* * *
Мастерская сапожника по имени Анджей была обычной. Совсем обычной, намеренно обычной. И отец, и дед нынешнего владельца тоже занимались лишь обувкой, передавая нехитрые секреты ремесла от отца к сыну. Анджея в окрестностях знали, несли в починку сапоги и тому подобное. Порой получал он и заказы. Но мало кто знал, что вот уже несколько лет его мастерская лишь вывеска, удобная личина для тех, кто затаился в другой половине дома.
Они появились внезапно, без предупреждения. Просто так, одним ясным весенним днем. Сказали, что теперь его мастерская послужит не только малой части горожан, но и делу христову.
Возражать против такового? Анджей не был дураком, он знал, чем подобное заканчивается. Никак ему не хотелось ни быть повешенным, ни просто тихо исчезнуть, словно и не существовало его никогда. К тому же незваные гости-хозяева не поскупились, сразу кинув тяжелый кошель с серебром, да и каждый год вновь передавая немалые денежки.
Сначала Анджей боялся, потом успокоился. В конце концов и вовсе привык. К тому же лихие люди теперь ни за что не сунутся к нему. В этом он убедился после того как люди Кривого Янши, едва переступив порог мастерской и затребовав долю серебра, повалились на пол: один от кинжала в спине, второй же по причине перерезанного от уха до уха горла. Третьему же подручные отца Бернарда повелели идти к тому, кто его сюда послал и передать, что его можно не просто прирезать, как борова на бойне, но и разорвать на части перед всем народом. Хотя бы как тайного идолопоклонника.
Вот почему когда дверь открылась, и вошли двое богато одетые пан и пани он не только понял, что это точно не к нему, но и ничуть не испугался. Лишь задал вопрос:
- Благородные пан и пани хотят видеть?..
- Отца Бернарда, по важному делу. Михаил Выгожский с супругою. А чтобы ты не утруждал свою голову, вот тебе этот свиток. Передай его святому отцу. Скажи, что он от отца Франциска, что из Легница.
- Конечно, пан Михаил.
- Тогда почему ты еще здесь? - нехорошо улыбнулся тот, протягивая руку к плетке, которой явно пользовался не только находясь в седле. Пшел!
Когда сапожник, бодро стуча собственноручно сделанными сапогами, умчался в глубины дома, Станислав бросил короткий взгляд на Вельмиру и не смог удержаться от легкой улыбки. Впервые за долгое время она была не вымученной, а искренней.
- Быстро бегает!
- Верно, я давно такого не видела.
Продолжать разговор в схожем виде оба не решились. Кто знает, их могли и подслушивать через незаметное слуховое окно. Оставалось только ждать возвращение сапожника. На причастного к делам бенедиктинцев он не походил ни чуточки.
Однако, сам сапожник так и не вернулся. Вместо него появился совсем другой человек. Обычная одежда, но на поясе пара длинных кинжалов, а в глазах неугасимый огонь истово верующего. Бенедиктинец, подручный отца Бернарда, тут и гадать не стоило. Кивнув в знак приветствия, он подошел к двери и закрыл ее на засов. Лишь после этого обронил пару слов:
- Чтобы не мешали. Отец Бернард вас примет. За мной
Краткость слов в таких делах была обыденной. Вельмира и сама знала, и Станиславу успела поведать об особенностях поведения жрецов Христа. В том числе и таких. Потому они и последовали за провожатым, не пророня ни единого слова.
Задняя комната мастерской, где хранились кожи, подметки и прочее, была тем, чем и казалась. Зато из нее можно было пройти дальше двумя путями. Одна дверь явно вела к жилищу сапожника с семьей, а вот другая С виду потрепанная и хлипкая, но на деле из крепкого дерева, да еще и усиленная железом. Именно к ней и подошел бенедиктинец, постучал, причем не просто, а явно условным сигналом.
Легкий скрип открывающейся двери. Открытый дверной проем, но никого за ним. Дескать, заходите, гости дорогие. Станислав оценил расчет. Сунется внутрь особо резвый сразу получит или клинком в стык брони, или же чем-то вроде молота по голове. Второе лишь коли живым взять захотят. Но сейчас им вряд ли стоило опасаться подобного.
И все равно сердце чуть екнуло, когда он, повинуясь жесту неразговорчивого провожатого, первым прошел туда. Следом за ним двинулась Вельмира, ну а человек с двумя кинжалами внутрь заходить даже не собирался. Он всего лишь закрыл за гостями дверь, оставшись по ту ее сторону. Перед Станиславом и Вельмирой предстал неширокий и не шибко длинный коридор, освещенный лишь одной тусклой масляной лампой. А заодно было ощущение, что за ними сейчас кто-то наблюдает. Посмотрев в глаза стоящей по левую руку жрицы Лады, Станислав понял, что ту это ничуть не смущает и не пугает. Напротив, она скорее забавляется происходящим. Не видя никакой угрозы. Раз так, то и ему негоже беспокоиться. Мастер тайных дел тут не он, а она.
Промедление оказалось столь незаметным, что только действительно внимательный наблюдатель мог его осознать. Пара мгновений, и вот уже парочка гостей уверенно направляется к другому концу коридора, что заканчивался точно такой же дверью. Единственное отличие эта преграда уже не была таковой, медленно открываясь.
Пройдя в комнату, Станислав обнаружил, что она, хоть и скромно обставлена, все же весьма уютна. Да и многолюдства в ней не наблюдалось. Всего один человек благостный старичок с добрыми-добрыми глазами, перебирающий четки из тридцати трех зерен и шепчущий молитвы. Креслице, на котором он восседал, было крайне неудобным на взгляд обычного человека, оно словно бы целиком состояло из острых углов. Кроме этого предмета пыток, имелись несколько простых стульев. Грубоватых, конечно, но не вызывающих желания скорее остаться стоять, чем присесть на такое.
Отец Бернард. Не самый последний человек среди бенедиктинцев, пусть и чурающийся известности. Что поделать, коли он предпочитал находиться в тени, из которой столь удобно видеть как друзей, так и врагов. И сейчас вернул слуга Святого Престола ла-асково так посматривал на явившихся к нему.
- Сын мой, дочь моя Приблизьтесь к старику, дайте мне благословить вас.
Проверка или просто естественное действо? Станислав не знал, а Вельмира даже не собиралась задаваться подобным вопросом. Она знала обряды христианства как бы не лучше, чем некоторые священники. Что же до Станислава, то и он был крещеным, хотя ревностным верующим его никто называть бы не стал.
Приняв благословение и почтительно поцеловав руку бенедиктинца, оба гостя скромненько этак встали поблизости от благостного старичка, ожидая его первых слов по делу. И он не заставил себя ждать.
- Пан Михаил Выгожский и пани Магдалена, его супруга Отец Франциск пишет мне, что вам, Михаил, он поручал кое-что из дел, полезных нашей матери-церкви и Святому Престолу. Похоже, он говорит про тех язычников, которых ему, не без помощи, конечно, удалось обнаружить близ Болеславца. Что же до отца Марка, который должен был принять более деятельное участие, то бог ему судья. Но его тяга к вину
- Отче Бернард! Не мне, недостойному рабу божьему, поправлять вас, но все же я осмелюсь добавить кое-что к произнесенному, - чуть склонив голову, как и полагалось в таких случаях, Станислав стал исправлять специально допущенные бенедиктинцем ошибки. Я помогал известному вам и мне отцу Франциску в Свиднице. Язычники устроили свое логово прямо в городе и хотели устроить смуту, убив первых лиц города. Оказавшийся же там ваш брат по бенедиктинскому ордену звался вовсе не Марком, но Павлом. Не принял же более весомого участия в событиях по той причине, что Простите за хулительные слова, отче
- Не твой то грех, раб божий Михаил. Дозволяю.
- Любовь отца Павла к молоденьким служкам порой мешала ему вовремя успевать туда, куда требовалось.
- Да, память моя с годами лучше не становится, - притворно огорчился бенедиктинец, горестно качая головой. Зато молодые, что придут к нам на смену, как я вижу, отличаются не только памятью, но и острым умом.