Убедившись, что имею дело с отличным материалом, проверку я прекратил. И поставил моему ученику практическую задачу: изготовление рабочих снарядов. Нарисовал угольком на куске кожи несколько схемок, перечислил предметы, которые Скиди следовало сделать. Проверил, как усвоена информация. Усвоена. У местных – отличная память. Поэму из двадцати строф запоминают с первого раза.
Затем я сконтактировал Скиди с Хавчиком, которому велел обеспечить парня всем необходимым.
Сам я в процессе участвовать не собирался.
Во-первых, рукодельничает Скиди намного лучше меня, а природные материалы они все тут просто "чувствуют". Например – расположение волокон в дубовой ветке.
Тоже понятно: без этого "чутья" викингам никогда бы не построить такие замечательные корабли. А Скиди – из этой породы.
Во-вторых, после обеда я собирался отправиться в гости к Рунгерд. Соскучился. Да и Полбочки я обещал заручиться ее поддержкой в борьбе с йети.
Отъехать планировал дня на два. За это время Скиди как раз закончит "строительство", и мы займемся делом.
Если подумать, у нас не так уж много времени. Каких-то пять-шесть месяцев.
Придется постараться.
Глава 19,
в которой герой проявляет великодушие, связанное с немалыми лишениями
– Страшная участь! – с болью в голосе проговорила Рунгерд. – Я просила богов, чтобы в нем никогда не проснулась отцова кровь. Боги не вняли.
– Неужели всё так плохо? – спросил я.
Лично мне участь берсерка вовсе не казалась такой уж трагической. Что плохого, если тебя не берет железо, а силы утраиваются?
– Одиночество – удел воина-оборотня, – Рунгерд старалась держать себя в руках, но слезы блестели на ее ресницах. – У берсерка нет друзей. У него нет любимых. Поверь, я знаю. Что может быть страшнее, чем лечь в постель с мужчиной, а проснуться с диким зверем?
Совсем не о том я хотел поговорить. Вовсе не о безумии Медвежонка. Я-то надеялся пригласить Рунгерд в гости. Поохотиться на йети, а заодно… Нет, не так. Это йети – заодно. А всё остальное как раз и есть главное.
Но предлагать страдающей от горя матери небольшой сексуальный круиз – просто свинство. Даже такая циничная скотинка, как я, на такое не способна.
Хотя, видит Бог, я не знаю лучшего способа забыться, чем этот. Эх! В своем несчастье Рунгерд стала еще красивее. Надменность королевы пропала. Зато буря, кипевшая внутри, озарила ее лицо той самой женской чувственностью, которую она так умело прятала за маской властной дамы.
И от этого она была для меня еще желанней. Нестерпимо хотелось ее обнять и… Наверное, я попросту не мог отнестись к ее страданиям всерьез. Хотя бы потому, что только что дегустировал с ее сыном славное пиво и пытался исполнять "Охоту на волков" Высоцкого в переложении на древнескандинавский.
– Но разве этим… даром Одина нельзя управлять?
– Можно научиться. Мой муж умел… Но, чем чаще в человеке просыпается зверь, тем зверь сильнее. И тем меньше человеку хочется быть человеком. Потому что быть зверем легко. Чувства зверя остры, а радости – просты. Зверем быть легко, а человеком – трудно. А человек-зверь… – Она запнулась. Боль едва не выплеснулась наружу. Ей бы поплакать…
Но королевы не плачут. Она сдержалась.
– Мой муж говорил: когда дух Медведя входит в него, это величайшее из наслаждений. Первый глоток пива после тяжкой дороги, первое соитие с женщиной после долгого плавания… Всё это не может сравниться с восторгом, какой испытывает берсерк, обращаясь, и запах крови пьянит его сильнее зимнего вина!
Весьма поэтичная речь. Однако я так и не понял – что в этом плохого? Я сам отлично знаю, что такое радость битвы. А тут – то же самое, только в разы сильнее. И даже если потом сутки валяешься никакой, то оно того стоит. Ну вроде как расслабон после бурного секса.
Рунгерд продолжала говорить… Зверь, дух, безумие Одина… Я перебил ее:
– Погоди! Давай будем преодолевать трудности по мере их возникновения. Сейчас в чем главная трудность? В том, что дух Медведя овладевает твоим сыном тогда, когда хочет дух, а не когда хочет Свартхёвди. Так?
Рунгерд кивнула.
Ну да, управляемое безумие. Я читал об этом в разных эзотерических книгах о боевом искусстве. В большинстве это был полный бред. Домыслы доморощенных теоретиков о том, в чем они понимают не больше, чем Папа Карло – в станках с числовым программным управлением. Но были еще всякие первоисточники, которые я тоже читал. И у меня не было оснований сомневаться в их правдивости. Проблема в том, что первоисточники, что восточные, что западные, описывали картинку, не вдаваясь в методологию. А там, где всё было разложено по полочкам, это "всё" было более чем сомнительно. Уверен, ни один из этих писак сам не испытывал ничего подобного.
Но в этом мире методики должны быть наверняка.
– Значит, – сказал я, – первоочередная задача проста: сделать дар Одина Свартхёвди управляемым. Есть предложения?
Предложения были. Где-то в глухом лесу, километрах в ста отсюда живет, если не помер, конечно, некий дедок по имени Каменный Волк, который может научить берсерка держать в узде свою зверушку. Ага, что-то такое я слыхал от Хрёрека. А не тот ли это дедушка, у которого тусовался покойный муж Рунгерд?
Тот самый, подтвердила вдова. Именно к нему и надо идти Медвежонку.
Ну так в чем проблема? Зима, как я понимаю, для датского викинга – не помеха. На лыжах по снегу – милое дело. Спим в снегу, едим что поймаем. Сто километров – пять дней пути. Если погода хорошая. А плохую всегда можно переждать где-нибудь в снежной берлоге под елкой.
Но, как выяснилось, проблема всё же была. И заключалась она в том, что Свартхёвди – берсерк. Причем безумия своего не контролирующий. А следовательно, способный впасть в него по первому подходящему поводу. И потом, независимо от результатов духоборчества, свалиться в отключке… И стать хавчиком для любого проголодавшегося хищника. Или попросту замерзнуть. Словом, путь, который был сущей ерундой для психически здорового Свартхёвди, становился чертовски опасным для Свартхёвди, шизанутого на почве оборотничества.
Ну так в чем же дело? Парню просто нужен партнер, который обеспечит безаварийную доставку.
Вот в этом-то и проблема, разъяснила Рунгерд. Кто же на такое согласится? Ее люди – вряд ли. Они еще помнят папу-Медведя, который порешил немало народу так, за здорово живешь. А ведь Сваре был, что называется, оборотень обученный.
Да и не годится трэль или даже свободный бонд– арендатор в сопровождающие. Впади Свартхёвди в безумие, он их первыми и порубит. Тут воин нужен, причем опытный. Наверное, Гнуп Три Пальца сгодился бы, да ноги у него поморожены. Зимой ему лучше в дальние походы не соваться.
– Тоже мне проблема! – фыркнул я. – А я – на что?
Удовольствие от зимнего похода для меня, выходца из мира центрального отопления и автомобильного климат-контроля, – довольно сомнительное. Однако для друга я готов пойти на некоторые лишения. Главное – не заплутать. Но тут уж я целиком полагаюсь на Медвежонка. Берсерк он там или нет, но на своем острове он ориентируется не хуже, чем кошка – на дачном участке хозяев. Так что можно хоть завтра отправляться…
Оп-па!
– Рунгерд! Что ты делаешь? – воскликнул я в крайнем изумлении, когда гордая дочь Ормульфа Полудатчанина опустилась передо мной на колени и обняла мои ноги. – Эй, вставай! – Я попытался ее поднять, но не тут-то было. Женщина обхватила мои ноги, запрокинула прекрасное лицо и воскликнула пылко:
– Проводи его, Ульф-храбрец! Проводи его – и моя семья будет навеки в долгу у тебя! Клянусь Тором и Ньёрдом! Клянусь памятью предков! Я никогда этого не забуду! Никогда!
Вот блин! Это очень серьезно! Очень!
– Вставай! Вставай, моя хорошая! – На этот раз Рунгерд позволила себя поднять. – Конечно, я его провожу! Не беспокойся. И ничего мне не надо. Какие счеты между нами! Ты что, моя радость! Вы же мне – как родня…
Глава 20,
в которой герой отдает долги
Ну да, именно долги. Я не забыл, что у меня имеется ученик, которого следует наставлять и строить. Так что прежде, чем отправиться в путь к наставнику оборотней, я должен был выполнить свой собственный долг наставника и выдать Скиди задание на время моего отсутствия.
Этим я и занялся по возвращении домой.
То были суровые три дня. Уверен, после них лыжный кросс по лесу на пару с таким прирожденным лыжником, как Свартхёвди, покажется мне прогулкой.
Я впахивал по-черному, но Скиди грузился втрое против моего. Да, этот парень старался изо всех сил. Я бы даже сказал – слишком старался. И к середине третьего дня я сам сбавил темп. Я, но не Скиди. Малыш выкладывался без остатка в каждом движении. Такие, как он, скорее умрут, чем дадут слабину. А то я не видел, как он фехтовал с Медвежонком. Гордость и безжалостность к собственной слабости – безусловно, полезное качество. Тем более, Скиди прошел естественный отбор. Его папа, дедушки и еще десяток-другой предков выжили там, где другие склеили ласты. Однако всё хорошо в меру и, главное, своевременно. Я обдумал ситуацию и решил, что в первую очередь парня следует научить эргономике. Убивать комара следует хлопком достаточным, чтобы убить комара, а не таким, который отправит в нокаут дядю энтомолога.
– Довольно! – скомандовал я, опустил щит и бросил на землю набитый соломой мешок из старой свиной шкуры, в котором меч Скиди оставил изрядную прореху. – Ты что творишь, парень? Ты что, с великанами биться собрался? Послушай, как ты дышишь? Пыхтишь, как пес на сучке! Нет, так дело не пойдет!
Мой ученик тут же надулся. Обиделся.
Обостренное чувство собственной важности вообще характерно для норманов, а уж для самолюбивого датского тинейджера – в особенности.
Но я знал, что делаю. Когда в глазах темнеет, а каждое движение требует специального усилия, мозги тупеют, а внимание ослабевает. Обида это исправит.
– Скиди, – я старался, чтобы в голосе моем было поровну терпения и насмешки. – Ты не должен попусту расходовать силы: бой – это не хольмганг, где тебе нужно расколотить пару-тройку щитов молодецкими ударами. В бою никто не любуется твоей мощью. Вокруг не толпятся зрители, которые жаждут поглядеть, какой ты герой. В бою тебя просто хотят убить. И будь ты хоть какой ловкач помахать мечом, когда ты устанешь, то утратишь и мощь, и быстроту. И тогда тебя прикончит любой, кому хватило ума поберечь силы.
– Я вырасту и стану так же могучим, каким был мой отец! – заявил Скиди.
Упрямства этому парню не занимать.
Что ж, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что покушаюсь на исконные основы скандинавского фехтования, где правильным считается разрубить врага пополам, а не аккуратно проткнуть ему печень.
– Да, Скиди, ты вырастешь и будешь в два раза сильнее меня. И в три раза выносливее (Паренек надулся еще больше. На этот раз – от гордости). Однако мне жаль, что ты не хочешь пойти со мной в вик следующей весной.
– Почему это не хочу? – изумился мой ученик. – Наоборот: я очень хочу!
– Да? А я было подумал, что ты намерен подождать, пока станешь таким же большим, как Свартхёвди Медвежонок или Гнуп Три Пальца. Не думаю, что это случится так быстро. Лет пять подождать придется.
– Но я не хочу ждать! – воскликнул Скиди, забыв об усталости.
– Тогда у тебя две возможности, – сказал я. – Научиться биться так, как я тебя учу. Или никогда не вырасти.
– Почему это?
– Потому что тебя убьют. Какой-нибудь франк, совсем не герой, не слишком сильный и не слишком умелый, прирежет тебя, когда твои силы иссякнут и ты уже не сможешь отбить удар. Например, сейчас я бы не поставил на тебя даже в самом простом состязании, потому что руки у тебя ходят ходуном, а колени – как теплый воск. Что ты на это скажешь?
Скиди задумался… Признавать мою правоту ему очень не хотелось.
– Когда я так устану в бою, – наконец нашелся он. – Ты меня защитишь!
Я покачал головой.
– А если меня не будет рядом? Например, потому, что какой-нибудь особо шустрый ворог продырявил меня из арбалета? Нет уж, дружище, если я решу, что ты не сможешь постоять за себя в любых обстоятельствах, то вместо похода с Рагнаром ты будешь вместе с дядей возделывать землю. Как тебе такое будущее?
Перспектива землепашества парня не воодушевила.
– Будем считать, что ты понял. А сейчас можешь передохнуть, пока солнце не окажется вон там.
Я отпустил парня, а сам отправился искать Хавчика. Сборы я решил поручить ему. Опыт подсказывал: мой трэль экипирует меня лучше, чем я сам. Ну если не считать вооружения.
Через полтора часа я возобновил тренировку.
– …Показываю еще раз. Обманный замах справа, – слова я сопровождал действием, – потом, когда противник поднимает щит, – короткий укол. Вот сюда, – я похлопал себя по животу. – Воткнул – на ладонь, не больше, повернул, вытащил и – отход влево. Делай!
Скиди махнул мечом. Я сделал вид, что поверил (в реале никто на такой мах не купится, но сейчас мы отрабатываем не это), поднял щит и подставил мешок… Вот, другое дело! Уже не прореха вполлоктя и солома во все стороны, а аккуратный дозированный тычок, доворот и уход с возможной линии атаки.
– Молодец! Еще раз!
Примерно через час я посчитал, что прием усвоен. Движения экономны, выпад четкий, укол – на нужную глубину. Да и от мешка остались одни клочья.
Теперь поработаем на силу и резкость. Бронь, которую может носить потенциальный противник, покрепче свиной шкуры.
Снарядом для этого тренинга служил подвешенный на веревках сухой ствол сантиметров тридцать толщиной. Воткнул – выдернул. Удобно дозировать силу: много – клинок зажимает, недостаточно резко – ствол отбрасывает назад, и вместо дырки получается затес.
Я дал парню возможность как следует пропотеть, а затем велел надеть бронь (старый тяжелый панцирь из моего арсенала и простой шлем-котелок пришлись Скиди впору), взять меч и щит. На этот раз – деревянный. А сам взял свой любимый шест с тряпичными накладками на обоих концах.
– Ну а теперь – самое главное, – произнес я веско, чтобы молодой понял: до этого были – цветочки. – Сейчас я хочу поглядеть, чего ты стоишь. Помнишь, как ты бился с Медвежонком Свартхёвди у него во дворе?
– Ага! – Паренек довольно осклабился. Еще бы! Он полагал, что сумел достать Медвежонка. Но я сейчас намеревался его огорчить. Сильно огорчить.
Я должен был научить его проигрывать. Почувствовать не только вкус собственной крови, но и едкую желчь бессилия и поражения. Когда, сбитый с ног, ты поднимаешься и продолжаешь бой, чтобы тебя сбивали снова и снова. Когда ты продолжаешь сражаться без малейшей надежды на победу. Ты просто не можешь сдаться. И умереть не можешь. Просто потому, что, когда ты начал бой, твое естественное, единственно возможное состояние было одно: драться.
То, что я собирался проделать с мальчишкой, можно проделать только с мальчишкой. Тот, кому перевалило за двадцать пять (а то и за двадцать – люди разные), уже не подходит для этого испытания. Мой учитель, который устроил мне такую же проверку, сказал позже, что превышать пределы возможностей собственного организма можно только до тех пор, пока он, организм, не начал стареть. А стареть он, вопреки сложившемуся мнению, начинает не в сорок– пятьдесят, а уже в двадцать. Об этом знают мудрые китайцы, но понятия не имеют, к примеру, наши бодибилдеры, ворующие сами у себя десятилетия жизни. Есть простое правило: когда организм растет, запредельные нагрузки ему только в плюс, потому что они расширяют пределы его возможностей. Но когда рост прекратился и предел установлен – всё! Теперь нагрузки должны укладываться в этот предел. То, что сверху, – уже за счет здоровья.
– Попробуй достать меня так же, как ты достал Свартхёвди. Начали!
И не дожидаясь, пока он подготовится, подсек парня под колено. Шлеп! И мое импровизированное копье уже упирается Скиди в горло.
– Подъем! Что ты разлегся, как свинья в дерьме!
Скиди подскочил пружинкой, забыв о предельной усталости. Вернее, о том, что он таковой полагал. Нет, братец, ты еще не знаешь, что такое – настоящая усталость.
Хлест слева – его Скиди принял на щит – и справа, под локоть правой руки, под широкий замах меча, по ребрам. Скиди зашипел. Его даже малость перекосило. Больно. Но не травматично. Ничего страшного.
– Чему я тебя учил! – рявкнул я. – Ты воин или трэль-дровосек?
Во-от! Вполне приличный выпад. Только толку от неподготовленного тычка – как с козла молока.
О чем я и оповестил своего ученика, легко парировав меч и вполсилы приложив незащищенным концом шеста по ноге.
Враг – не бревно. Не надо колоть его так, словно он уже обезоружен и привязан к дереву.
Я озвучил эту мысль, сопроводив ее обманным махом, завершившимся мощным, с вложением корпуса, толчком в щит. Скиди отбросило назад, однако на ногах он удержался и (молодец!) предпринял ответную атаку. Даже с неким подобием финта и сопровождавшей его попыткой закрыть мне обзор щитом. В целом недурно, но для опытного бойца, который следит не за оружием, а за тем, кто его держит, – несерьезно. Тем не менее я поощрил своего ученика – не ударил палкой.
Воодушевленный, Скиди забылся, сделал высокий замах… И схлопотал весьма болезненный тычок под мышку.
Я беспощадно гонял его минут десять, сопровождая каждую его оплошность обидными комментариями. Скиди было рассвирепел, но достать меня так и не сумел, только еще больше взмок, начал задыхаться и поневоле перешел к обороне. Я не дал ему передышки.
– Атакуй! – орал я на него, ни на секунду не давая расслабиться и стимулируя боевой дух несильными, но болезненными ударами шеста. – Атакуй!
И добавлял еще какой-нибудь унизительный эпитет.
Скиди бил. Неточно и слабо, потому что еле стоял на ногах. Зато – экономно. И наконец-то начал работать корпусом, подключив те мышцы, которые я и хотел задействовать. Я отшибал меч ленивым взмахом и, если парня разворачивало, наказывал очередным тычком.
Через полчаса он выдохся окончательно. Но не упал, а продолжал сражаться. Ну, сражаться – это, конечно, громко сказано… Парень держался даже не на силе воли – на гордости. А потом и гордости не осталось. Он "плыл" и ничего не соображал, потому что башка у него отключилась напрочь. Я знал это состояние, в котором даже боли почти не чувствуешь и уже не надо заставлять двигаться измученное тело. Второе дыхание уже давно открылось. и закрылось… Ты будто плывешь в тумане, в киселе…
– Всё! – скомандовал я. – Закончили!
Скиди не услышал. Продолжал наступать на меня… Пришлось обойти его и перехватить руку с мечом.
– Всё, викинг, всё! Мы закончили!
Руки Скиди упали. Щит соскользнул на снег, но меч парень не выпустил. Молодец!
– Иди в дом! – велел я.
Парень побрел в дому, шатаясь, как уширявшийся торчок. Один раз он даже хотел опереться на меч, но спохватился. Правда, едва не упал. Добрел и рухнул на лавку. Я кликнул Бетти. Велел парня раздеть, обтереть, обработать ушибы вонючей мазью Хавчика, одеть в чистое, напоить горячим отваром и оставить в покое.