Скиди вел себя как тяжелобольной. Почти не соображал. Не выдал обычной мужской реакции на прикосновения привлекательной девушки. Он был вялым и мягким, как червяк. И это было отлично, потому что означало, что парень – отличный рабочий материал, а я всё сделал как надо. Для зажимов, спазмов, судорог и прочих симптомов перегрузки у организма Скиди просто не осталось сил. Завтра, конечно, ему будет несладко… Ох, несладко!
Бетти выполнила всё в точности, поглядывая на меня с укоризной: завтра вся поверхность юного дана станет синей, как у мороженого цыпленка.
Ничего. Пока меня не будет, у Скиди появится отличная возможность залечить синяки.
Я тоже переоделся, сменив пропотевшую рубаху на свежую, и потребовал обед.
Я его заслужил. За полгода я поднатаскаю парня достаточно, чтобы он выжил в бою. А годика через три он станет настоящим боевым монстром. Стопудово.
Скиди мужественно вытерпел массаж, усилием воли поднял отбитую тушку и заявил, что готов продолжать. Его здорово огорчало, что он меня так и не достал.
– И не достанешь, – "утешил" я его. – В ближайшие пару месяцев – точно. Зато через год, если будешь упираться, сможешь меня побить.
Я его обманул. Не побить ему меня через год. Но у парня должна быть ясная цель. И теперь она у него есть. А через год я дам ему другую, только и всего.
Глава 21,
которую можно назвать: зимнее путешествие с берсерком
После своего возвращения домой Свартхёвди срывался дважды. Один раз его успели повязать, второй случился ночью и тоже обошелся без жертв. Девка, делившая с Медвежонком постель, получила легкие телесные. И не от Свартхёвди, а потому, что, удирая, споткнулась о деревянное ведро и приложилась личиком о стену.
С этого дня мать на ночь давала Медвежонку снотворное. Больше эксцессов не было. Снотворное ли помогло, а может, то, что Свартхёвди очень старался держать себя в руках.
В дорогу нам тоже был выдан запас успокоительного, однако я сразу заявил, что использовать его не буду. Лес – не благополучная усадьба с крепкой оградой и кучей слуг. Здесь всякое может быть, так что аналог реланиума, мягко говоря, неуместен.
За день мы одолели километров двадцать и поднялись метров на триста.
Я порядком умаялся, хотя последние несколько часов первым, прокладывая лыжню, шел Свартхёвди.
Выносливый, как и все викинги, Медвежонок чесал по целине, безошибочно прокладывая трассу и не забывая поглядывать по сторонам. Результатом этого поглядывания был жирный заяц, которого Свартхёвди насадил на дротик.
Ночевали мы в гостях у небогатого бонда, который, по-моему, был бы счастлив выставить нас за дверь, но законы гостеприимства не позволяли. Однако хозяин, его младший брат и двое взрослых, по местным меркам, сыновей, глядели на Медвежонка весьма недружелюбно. Впрочем, стол накрыли и вели себя вежливо.
Ночь прошла спокойно. Утром мы отбыли, распрощавшись весьма холодно. А километров через пять (мы всё еще поднимались) Свартхёвди остановил нашу экспедицию, вскарабкался на скалу, затем – на венчавший ее невесть как угнездившийся на камне кряжистый дуб и минут пять озирал окрестности с его макушки.
– Не рискнули, – сообщил он мне, спустившись.
Выяснилось, что старшего брата бонда, у которого мы переночевали, убил Медвежонков папа. Вергельд был выплачен, и формально никто никому не был должен. Но особой любви, понятное дело, родичи покойника к сыну убийцы не испытывали.
Именно поэтому Свартхёвди и выбрал усадьбу для ночевки. Если его накроет, то пострадают не друзья, а недруги.
Ночью нам ничто не угрожало. Гость свят для всех, кто не хочет рассориться с Одином и законом. А вот погнаться за нами могли. Зимний лес – он многое может спрятать. Могли, но духу не хватило.
За этот день мы прошли не больше десяти километров – дорога была аховая. Примерно треть пути пришлось карабкаться по скалам, привязав лыжи за спиной.
Но перевал мы одолели, так что дальше – легче.
В этот вечер, глядя, как в поставленном на огонь котелке с шипением плавился снег, я вдруг вспомнил слова Рунгерд: "…ложишься спать с человеком, а просыпаешься с диким зверем…"
Я поглядел на Свартхёвди. Медвежонок выглядел вполне нормальным. Стругал ножом мороженый окорок, помешивал палочкой в котелке.
Поймав мой взгляд, Свартхёвди улыбнулся, но как– то напряженно. Угадал, о чем я думаю. Он был как человек, несущий в голове хрупкую неустойчивую конструкцию вроде карточного домика или лабиринта из доминошных костей. Одно неловкое движение – и всё обрушится. Да, здорово он переменился с тех пор, как порешил того ирландца. Прежде громогласный и бесшабашный, теперь Медвежонок говорил негромким, ровным голосом и отвечал тоже не сразу, а будто прислушиваясь: как отзовется на сказанное его безумие? Не упадет ли планка?
– Если хочешь – можешь меня на ночь связать, – тем же ровным голосом произнес он.
– Не думаю, что это хорошее предложение, – спокойно ответил я.
– А по-моему, очень хорошее. Мне больно видеть, что мой брат меня боится.
Я сделал над собой усилие и ухмыльнулся во всю пасть.
– А я думаю: это ты сам боишься! – нахально заявил я. – Мне-то что – я помру – и всё. А вот ты, если тебя накроет, останешься без друга. – Я достал из мешка вяленую рыбину, понюхал и тоже взялся за нож. – Как я понимаю: пути нам осталось – дня на два. Ты ж со скуки умрешь, если не с кем будет словом перемолвиться.
– Это верно, – Свартхёвди тоже усмехнулся. – Если ты не против: я не стану тебя закапывать. Повешу на ветку повыше: пусть тобой птицы Одина займутся. Время нынче голодное. И мне на обратном пути легче будет останки твои тащить. А раба твоего, Хаучика, я себе возьму.
– Бери, – согласился я. – Он тебе заодно девок дворовых брюхатить будет. Самому-то тебе теперь никак. Загрызешь еще ненароком.
Зря я это сказал. В шутках тоже меру знать надо. Особенно – с друзьями. Свартхёвди как-то резко помрачнел. Сцепил зубы… Я чувствовал: если бы не необходимость держать лицо, он бы сейчас завыл в голос.
Вместо него недалеко от нас завыл волк. С другой стороны донесся ответный вой. Цивилизованный человек Николай Переляк наверняка озаботился бы подобным соседством. Викингу Ульфу Черноголовому было плевать, что там на уме у его серого тезки. Он знал, кто в этом лесу – главный хищник.
– Берсерк, – сказал я. – Это мощно. Не какой-нибудь ульфхеднар.
Свартхёвди глянул на меня так, словно это у меня, а не у него были проблемы с психикой. Но промолчал.
Так, в молчании, мы покушали.
Свартхёвди наладил ночное отопление: это такое бревнышко, расколотое клиньями, которое по мере сгорания постепенно вдвигается в костер.
– Кто первый сторожит? – спросил я.
– А зачем?
И верно – зачем? Кровники Свартхёвди за нами не пошли. Мы – не в походе и не на чужой территории, так что людей опасаться вроде не надо. Зверья – тем более.
– Как скажешь, – охотно согласился я. – Хочешь, историю расскажу?
Свартхёвди кивнул.
– Заходит как-то один человек к своему другу. А тот сидит, точит топор. И вид у него мрачный.
– Что такой невеселый? – спрашивает гость.
– Сосед мой умер.
– Как? Когда?
Друг пробует заточку, откладывает топор и говорит этак задумчиво:
– Полагаю, завтра.
Медвежонок хмыкнул:
– Это ты к чему рассказал?
– А вот об этом мы с тобой завтра поговорим.
Утром оказалось, что ночью никто никого не съел и даже не покусал. Волчьи следы, правда, обнаружились шагах в двадцати от нашей стоянки, но покушаться ни на нас, ни на наше имущество четвероногие не стали. Предки Свартхёвди, веками тачавшие одежку из качественного волчьего меха, выработали у сереньких твердое понимание того, на ком заканчивается здешняя пищевая цепочка.
Следующей ночью мы ночевали в чужой охотничьей избушке, а к полудню третьего дня достигли цели путешествия.
Вернее, это цель достигла нас. Не факт, что мы нашли бы заветную избушку самостоятельно. Лично я бы запросто промахнулся, потому что даже в десяти шагах жилище мастера берсеркского искусства выглядело заснеженным холмиком двухметровой высоты. Вход в него был замаскирован так, что, боюсь, даже мой друг Медвежонок его бы не обнаружил.
Нашли – нас.
Глава 22,
в которой в жизни героя появляются Каменный Волк и его пристяжь
Две белые тени возникли из ниоткуда. Волки. Белые как снег. Два хищника размером с крупную канадскую лайку встали у нас на пути, будто призраки зимнего леса.
Не сказать чтобы я испугался. Два волка – один полушубок. Зимой – самое то. И камуфляж идеальный.
Я потянулся к оружию, но Медвежонок тронул мою руку:
– Не надо. Погоди.
Конечно, он был прав. Волки, даже самые голодные, не станут напрашиваться на драку с двумя вооруженными мужчинами. Это ж чистый суицид с их стороны. А эти зверушки были вполне упитанными. Коли так, то какого хрена им надо?
Волчишки стояли молча (не надо иронизировать: волчье рычание – тот же разговор) и чего-то ждали.
Мы – тоже.
Так прошло минут десять. У меня уже начались проблемы с терпением (по здешним меркам, я – невероятный торопыга), когда снег у нас за спиной заскрипел.
Я тут же развернулся на сто восемьдесят градусов – спиной к спине Свартхёвди – и увидел, как по нашему следу неторопливо движется высоченный дед с полуметровой седой бородищей, заплетенной в три косы, и такими же длинными белыми патлами, висящими из-под мохнатой белой шапки, надвинутой по самые брови.
Не иначе как кто-то из близких родственников волчишек-альбиносов стал основой данного головного убора.
Помимо белого малахая дедушка был одет в белую же шубу, которая свисала с широченных плеч аж до облепленных снегом унт. Шуба была перехвачена широким поясом, утяжеленным обычным здешним арсеналом, самым серьезным предметом которого была "бородатая" секира очень внушительных размеров. Вместо лыжной палки дедушка использовал копье, называемое местными хогспьёт. Словом, несмотря на возраст, дед производил весьма серьезное впечатление, и я приготовился к неприятностям. Но дедушка меня успокоил.
– Не бойся, человек Хрёрека! – хриплым басом заявил он. – А ты, молодой Сваресон, можешь повернуться. Звери Одина не нападают на своих.
Вот интересно, откуда старик знает, кто мы такие. Я был абсолютно уверен, что вижу его первый раз в жизни. Такие не забываются. Колдун, не иначе.
– Стенульф! – произнес Медвежонок. И это было скорее утверждение, чем вопрос. Выходит, и мой друг знал, с кем имеет дело. И только я, как обычно, пролетел мимо темы.
– Так меня зовут, – согласился дедушка. – Каменный Волк. А ты, вижу, выбрал путь своего отца.
Он тоже не спрашивал – утверждал.
– Это не выбор, – сказал Свартхёвди. – Сила зверя владеет мной. Матушка сказала: ты можешь помочь.
– Могу, – Каменный Волк шагнул вперед и навис над нами. Он был на полголовы выше рослого Медвежонка, а обо мне и говорить нечего. Я мог бы легко спрятаться у него под мышкой.
Боковым зрением я засек белые тени, мелькнувшие мимо нас и растаявшие в чаще. Волки ушли.
– Кто этот черноголовый из хирда Хрёрека-ярла?
А я наконец сообразил, как дед нас опознал. Вышивка. Что на моем полушубке, что на куртке Свартхёвди. Для тех, кто умеет "читать", эти вышивки – визитная карточка клановой принадлежности.
– Его имя Ульф. Ульф Вогенсон.
– Ульф? – Дед слегка отодвинулся, чтобы удобнее было меня рассмотреть. – Ульф… – На костистой, изрезанной морщинами физиономии выразилось сомнение…
– Мой друг, – произнес Медвежонок со значением и положил руку мне на плечо.
– Что ж, этого довольно, – голова в белом малахае торжественно качнулась. – Ульф Черноголовый (Молодец, погоняло мое с первого раза угадал!) и Свартхёвди Медвежонок. Будьте моими гостями.
Он обошел нас и двинулся по еле заметной тропе. Мы последовали за ним. Лично мне пришлось очень постараться, чтобы не отстать. На каждый шаг Стенульфа приходилось два моих. То ли лыжи у него были особые, то ли ноги длинные. Скорее, и то и другое.
Еще я заметил, что длинные полы его шубы на ходу почти не раскачивались – так плавно он двигался.
Несмотря на то что дед отнесся к моей персоне с явным скепсисом, мне он понравился. Так двигаться в столь преклонном возрасте – это о многом говорит.
Лесной дом Каменного Волка был замаскирован по высшему разряду. Даже вблизи он выглядел небольшим холмиком, засыпанным снегом, из которого торчали молоденькие елочки. Вход в дом скрывали две сросшиеся ели, а продухи прятались под вывороченными корнями поверженного хвойного великана. Как позже выяснилось, даже дым очага можно было заметить лишь в непосредственной близости от дедушкиной "квартиры", потому что он поднимался под прикрытием хвои и в ней же рассеивался. Внимательный глаз мог бы заметить подтаявшие снежные шапки, но это должен быть очень внимательный глаз. Я бы точно ничего не заметил.
Такой вот дом. И не дом даже – землянка. Еще точнее – берлога.
Свартхёвди так и сказал. Медвежья берлога. Тот же принцип потайного укрытия.
Я ему поверил. Свартхёвди сам на медведей не охотился. Медведь – это, типа, его тотем. Но в теме разбирался.
Дедушка разгреб снег и открыл тайную дверь, больше похожую на люк.
Внутри оказалось лучше, чем я ожидал. Вкусно пахло травами и смолой. Застеленный шкурами пол пружинил под ногами, как хороший матрас. Потолок был сделан из жердей, крытых берестой и соломой, и находился достаточно высоко, чтобы дедушка мог стоять в полный рост. Места тоже хватало: во всяком случае втроем здесь можно было разместиться без труда. Посередине жилища находился очаг с подобием вытяжки и каменной оградкой. Понятная предосторожность. Одного уголька достаточно, чтобы всё вспыхнуло.
В берлоге было намного теплее, чем снаружи. Угли в очаге мерцали красным.
Дедушка скинул шубу, зажег примитивную жировую коптилку и полез в дальний отнорок, оказавшийся "холодильником". На свет появилась промороженная оленья нога.
– Займитесь, – велел он нам, а сам разлегся напротив огня и задремал.
Я был слегка ошарашен таким "гостеприимством", но Медвежонок воспринял всё как должное и принялся кухарничать.
Поведение дедушки оказалось знаковым. С этого дня всеми хозяйственными делами занимались исключительно мы со Свартхёвди. Сам хозяин дрых, кушал и командовал.
И присматривался.
Прошла неделя. Мы с Медвежонком дважды сходили на охоту. Один раз – по мелочи. Второй – поудачнее. Завалили оленя-двухлетку, сдуру выскочившего прямо на нас, – осталось только принять его на копья.
И поделиться с "причиной" оленьей дурости – белыми волчишками старика, выгнавшими зверя на копья.
Честно сказать, эти добровольные помощники меня немного нервировали. Уставится на тебя этакое чудо, "улыбнется" во всю "хлеборезку" – хрен поймешь, что ему надо. С этакими-то зубищщами.
Обучение началось, когда я уже решил, что дедушка – просто халявщик.
Но в один прекрасный миг наш гостеприимный хозяин проснулся и заговорил.
Надо сказать, очень даже интересно заговорил. Идеологически.
Сначала был краткий урок сакральной географии.
Мы узнали (хотя допускаю, что Свартхёвди уже был в курсе), что все доступное и недоступное пространство делится на девять миров, группирующихся вокруг Мирового Древа Иггдрасиль.
На самом верху Асгард – обиталище богов-асов, красавиц-валькирий и достойных пацанов, геройски павших с оружием в руках и удостоенных местного "рая" – Валхаллы.
Пониже – Альфхейм, где обитают альфы. Светлые альфы. Это что-то типа эльфов. Я толком не понял, но расспрашивать не стал. Смысл?
Под Альфхеймом, строго по центральной оси имеет место быть Митгард, то есть – Срединный Мир, в котором живем мы, хомо сапиенс. К западу от нас располагается Ванахейм – мир ванов. К востоку – Йотунхейм, территория великанов-йотунов, как явствует из названия. На юге расположена страна под названием Муспелльхейм, место крайне неприятное и опасное, огненная страна, где смертным делать нечего, если они не претендуют на роль кебаба. На севере тоже несладко. Нифльхейм. Царство вечного льда и тьмы. Ванахейм, Йотунхейм, Муспелльхейм и Нифльхейм находятся, так сказать, в плоскости нашего мира, Митгарда. То есть туда теоретически можно добраться. Если, конечно, не дружишь с головой. Ниже центральной плоскости – еще два мира. Свартальфхейм – мир темных альфов. А может, и карликов, потому что Каменный Волк назвал его обитателей цвергами. Из прежней жизни я помнил сочетание цвергшнауцер. То есть самый мелкий из шнауцеров.
Еще ниже Свартальфхейма располагался Хельхейм, то бишь преисподняя. Но нам туда не надо.
Каждый мир автономен, однако поскольку Асгард занимает господствующую высоту, то именно оттуда происходит креативное управление людишками. То есть нами.
С точки зрения Асов (по версии Каменного Волка), все люди делились на две категории: полезные и бесполезные. К первым относились воины, которым предназначалось рубиться на стороне богов во время Рагнарёка, и почему-то скальды. Всё прочее население рассматривалось лишь в контексте производства воинов и оттачивания их мастерства. То есть здоровые крепкие женщины – это гуд. И трудолюбивые бонды – это тоже гуд, потому что производят пиво и пищу для первой категории населения. Также гуд – хорошие, воински подкованные враги. Как спарринг-партнеры и транспортное средство для отправки героев наверх для дальнейшего обучения в Валхалле. Хотя в процессе смертоубийства избранных принимали участие не только злые вороги, но и прекрасные небесные девы – валькирии. Именно они, в соответствии с указаниями Папы-Одина отбирали кандидатов на вознесение. А в некоторых случаях способствовали и скорейшему прекращению бренной жизни особо выдающихся воинов путем всяких подлянок.