- Да… - замялся поэт, - В общем… Харя, она харей, да только климат здесь уж больно хороший, опять же, какая ни есть, а публика, а у вас в гараже и такой нет. Я уже перерос провинцию в творческом смысле, так что…. В общем, извини, браток, буду мучаться здесь. Авось через лет пятьдесят аборигены меня оценят, эволюционируют или просто привыкнут…
- Так мы тебя отсюда никуда забирать не собираемся, - успокоил его Даниил. - Просто переедешь в отдельный офис, так сказать. Секретаршу тебе дадут, чтобы стихи записывала, или даже двух. Каждый год книгу будут издавать, а если поднапряжешься, то и каждый месяц. В общем, оракулом работать пойдешь?
Поэт помолчал немного, вспоминая, что ему известно о профессии оракула, потом осторожно спросил:
- А эти, секретарши, то есть, пифии, они же с когтями?
- Все секретарши с когтями, - успокоил его Василий. - А вообще-то, ты, наверное, пифий с гарпиями перепутал. Вот, например, Кассандра, она, говорят, была очень даже ничего брюнеточка… или Бакбюк.
- Мне надо, чтобы секретарш, то есть, пифий, было три, - сказал уже почти согласный поэт. - Блондинка, брюнетка и рыженькая. Как у Джубала Харшоу. А, кроме того, я собираюсь работать в три смены. И еще музу…
- Должность музы может выполнять какая-нибудь секретарша, - посоветовал Иван. - А то, знаешь, если их слишком много, то так на одних колготках да прокладках разориться можно, не говоря уже обо всем остальном. Да и перессорятся твои музы с пифиями, что тогда делать будешь?
- Ладно, насчет секретарш я потом лично разберусь, - сказал Санек. - В общем, братцы, считайте, что вы меня уговорили. Только, чтобы с каждого печатного экземпляра мне причиталось не меньше семи процентов, лады?
- Лады! - сказал невесть откуда появившийся Абдулла. - Договорились. А теперь мы тебя переедем на новое место.
- Ладно уж, грузите меня, только кантуйте поосторожней, - милостиво согласился Санек-оракул. - Прощайте, друзья, вот теперь я и в самом деле ухожу!
И запел:
"Там, где ходит ветер спать,
Там, тра-та-та та-а-а-а-ам,
Там, там ходит ветер спать,
Трам, там та-та там…"
Грузчики-гоблины ловко сковырнули поэта с эстрады, положили бутылку Клейна на бок, поволокли к выходу, умело погрузили на трейлер и увезли. И долго еще над горами и равнинами Междуземья разносилось пронзительное, полное неистовой веры в лучшее будущее этого мира, пение:
"Дзивный естем свят…"
Все-таки, Санек был настоящим поэтом!
- Может быть зря мы так с ним? - сказал погрустневший Василий.
- Ничего личного, просто бизнес, - пожал плечами Даниил. И Абдулла согласно кивнул.
- Так у нас скоро копыта вырастут, - резюмировал Иван. - Хотя, я думаю, мы еще не раз услышим о Саньке.
- Еще как услышите, и по телевизору увидите, и в кино, - успокоил расстроенных братцев деловой эльф. - Доброе дело сделали, предали поэта гласности, и еще переживают. Не понимаю я вас, кореша! Радоваться надо, а не грустить!
- Все равно, как-то на душе погано стало, - Василий поежился. - Вроде как мы друга продали…
- Прошу к столу! - перебил его Абдулла, стараясь как-то разрядить ситуацию, и широким жестом приглашая гостей к уставленному всем, что душа пожелает столу. - Выпьем же за неизбежный успех и громкую всемирную славу нашего общего кунака Санька!
Тем временем к ночному клубу подкатила платформа с Медным Гоблином. Шустрые рабочие при помощи подъемного крана ловко установили Парфена на заранее подготовленный пьедестал посередине поляны у входа в ночной клуб, закрепили ступни анкерными болтами и с головой накрыли изваяние белым покрывалом. Из-под покрывала немедленно донесся недовольный голос:
- Ноги освободите, сволочи. И тряпку с глаз уберите, а то не видно ничего.
Абдулла извинился перед гостями и побежал улаживать конфликт. Братья, устав уже удивляться чему бы то ни было, понемногу выпивали и закусывали, а в это время со стороны монумента доносились невнятные возгласы.
- А как я в народ сходить буду с пришпиленными ногами, ты подумал? И девочек зажал, сволочь немытая! Где девочки? Я тебя спрашиваю, чурек остроухий, зеленой плесенью покрытый?
Ответов несчастного Абдуллы и вовсе не было слышно, но по размахиванию руками, чувствовалось, что на беду свою связавшийся с мелким российским политиканом эльфийский криминальный авторитет, долго сопротивляться не сможет, или, говоря попросту, "и раунда не выстоит". Тем более что, судя по всему, на празднике "Урукхай" без Медного Гоблина обойтись было нельзя, а вот без эльфа, тем более черного, очень даже можно.
Наконец Абдулла с Парфеном договорились. Взмокший эльф наскоро опрокинул пару рюмок "драконовки горькой" и убежал по делам, оставив братьев дожидаться ночи и посоветовав ни в чем себе не отказывать, поскольку они почетные гости, и все такое…
Братья посидели немного, потом погуляли вокруг клуба, окрестности которого напоминали насильственно облагороженную саванну, познакомились с местными барышнями, в общем, с толком провели время до полуночи, когда и начался великий гоблинский праздник "Урукхай".
Глава 15
"Сегодня праздник и всем быть пьяным,
Сегодня праздник - звените стаканы!""Раз, два, три - Урукхай!
Раз, два, три - Урукхай!
Почки бухнут, яйца пухнут
У-рук-хай!"Междуземские народные песни
- А где Ванька с Даниилом? - спросил Василий удивленно рассматривая высокую стройную эльфийку, протягивающую ему пузатый бокал с чем-то красно-бурым.
- Васьюша! - нежно просвистела эльфийка, трогательно вытягивая трубочкой зеленоватые губы, - Выпей очуха, уже вечер, пора вставать. Мне надо работать.
Васьюша не глядя, глотнул из бокала, скривился и принялся собирать разбросанную по комнате одежду. Очух подействовал практически мгновенно, не хуже электроопохмела, поэтому гусляр быстро собрался, отыскал под кроватью свои электрогусли и, чмокнув нечаянную подружку на прощание в оливковую щечку, вышел на балюстраду, опоясывающую ночной клуб "Урукхай" по периметру, где его уже ожидали вполне очухавшиеся к этому времени Даниил с Иваном.
Фиолетово-лиловые тропические сумерки уже поглотили остров в Междуземье. На поляне перед парадным входом были расставлены белые пластмассовые столики за которыми сидели многочисленные гости клуба. Немного в стороне, чем-то похожие на юных пионеров перед принятием в комсомол или активистов демократических молодежных движений на выездном слете, топтались виновники торжества - юные гоблины из хороших семей, достигшие, наконец, половой зрелости.
Над толпой молодежи, рассыпая трескучие искры, горели чадные факелы.
Из саванны доносилось слитное уханье барабанов судьбы и торжественно-грозное пение:
"Мы идем за Урукхаем,
Ночь хоть выколи глаза…"
- Знакомая мелодия! - встрепенулся Василий, перебросил гусли на грудь и ловко втерся в общее звучание, не нарушив, впрочем, ни гармонии, ни ритма, а, напротив, придав древней музыке разухабистое очарование кадрили, то есть, немного очеловечив.
Тут же из темноты вывалился Абдулла, одетый в богато изукрашенную робу, кивнул братцам, одобрительно подмигнул Василию и увлек всю троицу к накрытому столику, расположенному неподалеку от ступней Медного Парфена. Усадив гостей, эльф махнул рукой официанту - низкорослому хоббиту в белом смокинге и босому, и скрылся в густой, как осьминожьи чернила темноте. Наверное, присоединился к другим эльфам, которым по правилам, официально присутствовать на Урукхае не полагалось, и даже более того - было весьма опасно. Поэтому эльфы наблюдали за праздником так сказать нелегально, то есть, на время официальной церемонии прикинувшись орками или другими уважаемыми представителями гоблинского народа. Конечно же, фальшивые клыки и накладные когти никого не могли обмануть, но, тем не менее, традиция, хотя бы формально была соблюдена. А это, знаете ли, самое главное.
Тем временем, барабаны судьбы приблизились настолько, что, казалось, грохотали совсем рядом с местом проведения Урукхая, обозначенном горящими каким-то особо кровавым огнем факелами. Факелы, казалось, светили только внутрь поляны, все пространство снаружи словно исчезло, проглоченное ночью. Казалось участники и зрители предстоящего действа очутились внутри непрекращающегося мерно грохочущего обвала, из которого не было выхода наружу.
Внезапно грохот умолк, но пространство отнюдь не разомкнулось, напротив, тишина отгородила поляну Урукхая от окружающего мира еще более плотной стеной. Василий озадаченно посмотрел на внезапно замолкшие электрогусли и на всякий случай пощелкал выключателем. Гусли молчали. Братья с ужасом обнаружили, что могут выпивать и закусывать, могут смотреть по сторонам, но не могут издать ни единого звука. Над их столиком сгустился из темноты и беззвучно вспыхнул бледно-кровавый, медленно сжимающийся и разжимающийся пузырь формой и размерами, похожий на человеческое сердце.
Даниил молча показал братьям на другие столы. Над ними один за другим загорались большие и маленькие светящиеся фигуры. Над столами, где расположились орки, пульсировали темно-кровавые сгустки, над теми, где сидели хоббиты, горели небольшие голубоватые огоньки, кое-где пульсировали странные фиолетовые кольца и мохнато-зеленые клочья света - кто там сидел, рассмотреть не было возможности. Да, откровенно говоря, и страшновато было.
Одновременно из постамента Медного Парфена выплеснулись разноцветные огненные языки, мгновенно сожравшие укрывавшую идола ткань. Схлестнувшись над макушкой истукана, огненные языки оторвались от постамента и сплелись в стремительно крутящееся кольцо цвета побежалости, повисшее наподобие нимба над ушами Медного Гоблина. Кольцо поднялось еще немного, вращаясь все быстрее и быстрее и замерло в пространстве, заключив идола в радужный стакан света, в котором, словно чаинки кружились и падали по спирали вниз лохмотья пепла, оставшиеся от сгоревшего покрывала.
Братья аж рты раскрыли, увидев Медного Парфена во всей его языческой красе. И было от чего!
Более всего сейчас бессмертное творение человеческого скульптора-монументалиста напоминало статую матроса на станции метро "Площадь революции". Только голого, хотя и не вполне. Обнаженные чресла Парфена были перепоясаны чудовищным патронташем из красной кожи, в ячейках которого располагались дюжины две крупнокалиберных патронов, торчащих, как бы, пулями вверх, что, в общем-то, не слишком противоречило революционным традициям.
Тем временем в круге света появилась внушительная темная фигура, облаченная во что-то вроде древнеегипетского передника, тяжело сверкающего грубо коваными золотыми пластинами. Фигура подняла могучую руку, и сразу появился звук. Гусли загудели недоиграным остатком звона.
- Великий Орк! - услышали братья чей-то выдох.
- Слава Великому Орку! - грохнули гости так слитно, словно неделю перед этим репетировали в какой-нибудь оркской театральной студии.
- Слава Великому Орку! - тоненько отозвались молодые гоблины из под своих скворчащих факелов.
Великий Орк опустил руку и все замерли.
Справа от Великого Орка обнаружилась шеренга тоненьких и темных женских фигур под покрывалами из пальмовой рогожи, а слева выстроилась такая же шеренга посвящаемых гоблинов с факелами в руках.
Великий окинул собравшихся яростно горящим взглядом, воздел обе руки к небу и проревел:
- Урукхай!
И тотчас же из темноты справа выступила женщина, поднялась на пьедестал идола и выдернула из патронташа то, что братья сначала приняли за крупнокалиберный патрон. Держа это в одной руке, женщина взяла за руку молодого гоблина из левой шеренги и пропала с ним во мгле, засунув ненужный факел в освободившуюся ячейку патронташа.
- Урукхай! - опять взревел Великий Орк.
- Урукхай! - отозвался молодой басок из темноты.
А справа и слева в круг света уже вступили другая женщина и другой гоблин, и опять Великий Орк взревел:
- Урукхай!
Так продолжалось до тех пор, пока патронташ на поясе Парфена не опустел, а вокруг талии идола не образовался целый пионерский костер из отчаянно сыплющих искрами гоблинских факелов.
- Урукхай! - Ревели уже все собравшиеся. - Отдай огонь своей юности! Отдай! Отдай! Отдай!
Объятый пламенем Парфен грозно возвестил на всю округу медным колокольным голосом:
- Кончено!
И официальная часть закончилась, Великий Орк шумно утер трудовой пот с широкого лба и, на ходу снимая церемониальный золотой передник, направился к отдельному столику, за которым его дожидался какой-то тощий, размалеванный с ног до головы светящимися полосами субъект. Среди гостей проворно забегали хоббиты-официанты, у ног истукана, на радость публике и Парфену, принялись извиваться и струиться профессиональные стриптизерщи-эльфийки. Из кустов стали выползать счастливые молодые гоблины со своими подружками, впервые использовавшие дарованную Урукхаем мужественность по назначению.
- А с кем это там Великий Орк? - полюбопытствовал у пробегавшего мимо хоббита любознательный Василий.
- Его Грозность изволят с Вождем Черных Карачунов беседовать! - шепотком объяснил хоббит. - Небось, опять пари держать будут, ох, и жулик же этот карачун, даром, что туземец! Но наш Великий по части выпивки покруче будет, так что, пары-другой жен вождь таки лишится. Ну да, у него их много, не обедняет!
- Скажи-ка, любезный, а чего это здесь все по-русски разговаривают? - спросил официанта Даниил. - И Абдулла, и ты вот, и вообще все?
- Как это, по-русски? - изумился в свою очередь хоббит. - Мы по-своему разговариваем, по-междуземски.
- А кажется, что по-русски! - восхитился Иван. - До чего же похоже получается!
- Так ведь Междуземье же за углом, мать твою гладь! - объяснил официант и почесал мохнатую щиколотку, торчащую из штанины с атласным лампасом. - Еще чего-нибудь желаете? Горячее заказывать будете?
Тут у столика появилась широкая рожа, цвет которой распознать было невозможно из-за высокохудожественных татуировок, покрывавших все тело ее обладателя.
- Спорим на жену, что тебе меня не перепить? - вежливо обратилась рожа к Даниилу, признав в нем старшего.
- Нет у нас жен, - ответил за брата Иван. - Не на что нам спорить?
- Возьми напрокат у кого-нибудь, и давай соревноваться! - не отставала рожа. - А то уважать не буду!
- А ты кто, собственно такой? - спросил задетый Даниил. - Впервые он почувствовал себя неполноценным оттого, что был холост. Раньше все было с точностью наоборот.
- Я - черный карачун! - гордо сказал черный карачун. - И у меня достаточно жен, чтобы одолжить тебе пару другую для спора. За деньги, конечно. Деньги-то у тебя есть?
- Есть! - неосмотрительно вякнул Даниил, и сам об этом тут же пожалел, потому что карачун немедленно выволок невесть откуда пару зловеще раскрашенных созданий и подтолкнул их к столу. В хулиме он их прятал, что ли?
Даниил, вздохнув, отделил от пачки несколько купюр и протянул их карачуна. На этот раз было видно, что все свое богатство карачун носит именно в хулиме, потому что купюры буквально канули в эту часть гардероба карачуна, представляющую собой не то продолговатую высушенную тыкву, не то кабачок, привязанный веревочками к талии.
- Эх, не добрались, видно до вас еще русские туристы! - сказал Даниил. - Ну, давай, посмотрим, на что ты способен!
- Брось, Данька, не заводись, зачем тебе лишние жены? - попытался образумить братца Иван.
- Так ведь задарма же, - Даниил покосился на одолженных жен. - Вон какие ладные карачуночки, у нас в Растюпинске таких и не видывали.
- Бесплатные дамочки бывают только в мужеловке, - назидательно промолвил Василий и принялся наигрывать на гуслях что-то безразлично-веселое.
Несмотря на худобу, карачун, как выяснилось, был способен очень и очень на многое, но все-таки тягаться с природным россиянином, да еще уроженцем Растюпинска, по части потребления горячительных напитков, ему было рановато.
Поэтому через пару часов Даниил оказался счастливым обладателем двух чумазых милашек, цвет кожи которых определить в темноте не представлялось возможным из-за толстого слоя смешанной с каким-то маслом разноцветной краски.
- Н-да, похоже, продукция компании Лореаль де Пари не пользуется особой популярностью у карачунов, - прокомментировал Василий, разглядывая хихикающих красоток. - Сказано, не вкушайте плодов греха, не помыв их, как следует.
Любезный, - окликнул он пробегавшего мимо хоббита. - А нет ли у вас при клубе сауны? Или бассейна?
Любезный мотнул головой куда-то в сторону, вскинул на плечо поднос, уставленный тарелками и, сверкнув волосатыми пятками, ускакал в сторону столика Великого Орка.
Даниил, пошатываясь, взял выигранных женушек под локотки и повлек в сторону бассейна, весело отражавшего огни разноцветных фейерверков, взметнувшихся как раз в этот момент над саванной.
О, если бы братья знали, что простое купание в бассейне пары замурзанных черных карачунок, является для всего племени страшным оскорблением, караемым даже не смертью, а скармливаниям преступника тем самым женщинам, которых несчастный так неосмотрительно помыл, ну, и их немытым подружкам, разумеется. Так что, быть бы Даниилу поданным к дамскому столу с ананасом в зубах, если бы не природное везенье и заступничество Медного Пафена.
Кстати, в отмытом виде карачуночки оказались стройненькими блондиночками ни дать, ни взять Мэрилинки в молодости, только гораздо натуральнее и аппетитнее. Между прочим, парадоксальность обычаев племени черных карачунов заключается еще и в том, что ценность свежевымытой женщины в племени многажды возрастает, а вот мойщик немедленно отправляется на кухню в качестве продукта.
Но простодушный Даниил, разумеется, ничего не знал о местных традициях. Да и откуда ему было знать-то? О нравах и обычаях Черных Карачунов вообще никто ничего не знает, и не узнает, если конечно автору не взбредет в голову эти нравы описать, а ему, увы, пока что ничего подобного не взбродит. Хотя, может быть, зря. Хорошая глава могла бы получиться.
В общем, когда протрезвевший Даниил вынырнул посередине бассейна, подобно некому левиафану, а за ним словно пара афродиток из благоухающей пены "Пальмолива" появились свежеотмытые красотки, водоем оказался оцеплен воинами племени, потрясающими здоровенными копьеметалками. Намерения у воинов были самые, что ни на есть серьезные.
Даниил, подсмыкнув трусы, по дюралевой лесенке выбрался из бассейна и нос к носу столкнулся с вождем Черных Карачунов, прервавшим по такому случаю свой поединок с Великим Орком.
- Миссионер! - провозгласил вождь и ткнул пальцем в грудь братца Даниила, едва не опрокинув того обратно в бассейн.