А Евсей Карпович долго смотрел им вслед.
По разумению прочих домовых, он был не в меру норовист и самостоятелен. Но как-то так всегда выходило, что при защите своего мнения на сходках Евсей Карпович оставался невредим, зато его противники уносили домой изрядные царапины и шишки.
Когда решили послать самых молодых в разведку, он не возражал. Молодые - шустрые, справятся. Но вот сейчас, проводив их взглядом, Евсей Карпович засомневался. Одурачить кота или пса домовой может запросто, даже самый маленький домовенок. Человека - тем паче. С лешим или с водяным домовой всегда договорится. Девка-кикимора - трудный противник, но не совсем чужой, про нее многое известно. Тут же объявилась нечисть, о которой и старики ничего сказать не могут. И нечисть враждебная.
Да, именно молодые должны сходить разведать, доложить старшим и предоставить им право решать. Так издавна повелось. Однако ведь и то повелось, чтобы жить домовым - каждому в своей избе, дружбу водить с дворовым, с банником, с овинником, а не приспосабливаться к многоэтажному зданию и к повадкам прочих домовых, тем более - наниматься в ванные, холодильные, гардеробные, а сказывали, один догадливый домовой дедушка нанял для своей хозяйки безместного домового в сумочные. Жизнь - она и от домовых перемен требует…
Крепко почесав в затылке, Евсей Карпович направился домой, где уже ждала его Матрена Даниловна.
Ей хотелось обсудить все новости и приласкаться, а ему…
Он вдруг вообразил себя на месте законного супруга Матренушки, Лукьяна Пафнутьевича, вообразил домовым дедушкой большой и богатой квартиры, где только поспевай прибираться да покрикивать на подручных, а коли выпадет минутка досуга - или спать заваливайся, или тайком из щелки телевизор смотри…
И тихо взвизгнул от негодования неправильный домовой Евсей Карпович! И затопал, и застучал мохнатыми кулачками в стенку, и перепугал бедную Матрену Даниловну до полусмерти! Она только ахнула - да и прочь понеслась.
А Евсей Карпович сел на пол и задал сам себе вопрос: в кого же он, дурень, таким уродился? Или замешался в семейство блудный крестовой - из тех, что раньше для чего-то дорожные перекрестки охраняли?
Но не было на этот вопрос ответа, да и быть не могло - не о том на самом деле спрашивал себя норовистый домовой. Его вопрос был порожден тревогой, которая подкралась на крысиных лапках к дому и обложила со всех сторон, и стала просачиваться сквозь стенки, и стала свои незримые паутинки повсюду развешивать да натягивать.
Казалось бы - ну, потопчется тревога у порога да и уберется восвояси. Сколько уж раз удавалось домовым переждать да отсидеться?
Евсей Карпович скреб в затылке и вся яснее понимал, что спрятаться-то можно, да только всю жизнь от страха скорченным не просидишь и на полусогнутых, короткими перебежками, не проживешь. Другому оно, может, и полезно. Только если в тебе норов живет - ему это хуже смерти. И, стало быть, пора решаться…
* * *
Первым делом Акимка и Якушка вышли к автозаправке. Она стояла чуть в стороне от шоссейки. Там, сказывали, живет Силуян Лукич, то еще сокровище. Был у хорошего домового дедушки подручным, не поладил, в автомобильные подался, ошалел от суеты. Тут как раз хорошие люди домового зазывали - пошел к ним в домовые, но от серьезного дела отвык и крысиную стаю вовремя не учуял. Принял бой, крысы одолели, пришлось бежать. Слава за ним уже тянулась гаже крысиного хвоста, в хороший дом ему дороги не было - своя же родня, домовые, выжили бы, чтобы род и сословие не похорил. Пошел в магазинные, выследил вороватую продавщицу, совсем было собрался с ней посчитаться, а она его крысиным ядом попотчевала… по крайней мере, сам так всюду рассказывал, объясняя свое поспешное бегство из того магазина…
Еще где-то его носила нелегкая, прежде чем осел на автозаправке. Там он, научившись у деревенских домовых обращению с деньгами, завел лавочку для автомобильных. Если кто на машине с припасами едет - у того он припасов купит, а другому, что при хозяйском джипе оголодал, тех припасов продаст.
Хитрый Силуян Лукич, увидев разведчиков, сразу понял - молоды и простоваты. На вопросы о вихрях сделал загадочную рожу и намекнул, что информация денег стоит.
Акимка и Якушка очень удивились - какие деньги, если беда пришла? Тогда Силуян Лукич стал им объяснять про торговый бизнес. Ничего в его расчетах не поняв, разведчики откланялись и отправились дальше.
А автозаправочный призадумался. Идут двое, какую-то заброшенную деревню ищут, оба при мешках, при веревках, и плетут околесицу про вихри летучие и беду неминучую… Эге! Так это ж они намылились клад искать!
Он искренне полагал, что при мысли о деньгах у любого должны случиться восторг и неутолимая жажда, как у человека, так и у домового, и даже у девки-кикиморы. Естественно, на сей предмет он выдумал свою особенную справедливость: деньги должны попадать к тому, кто умеет ими распорядиться. Стало быть - не к двум обалдуям, а к Силуяну Лукичу.
Чем больше он думал, тем ярче делались подробности. Ну да, двое городских недорослей набрели на запись, отыскали в стенном тайнике или, допустим, в подвале. Не спросясь старших, пошли на поиски. Никто не знает, куда они подались… ну да, стало быть, никто их в той деревеньке искать не будет…
Силуян Лукич отпустил из лавочки пузырек водки и ломтик сала на закуску мимоезжему автомобильному, припрятал товар и поспешил за простофилями.
Якушка и Акимка шли открыто, даже песни петь пытались, и потому следить за ними было очень даже удобно. С наступлением утра они забрались в придорожную канаву, перекусили и прилегли вздремнуть. Силуян Лукич, не догадавшийся прихватить съестного, завертелся в поисках хотя бы лягушки. Но вся лягушки, как на грех, попрятались. Он надергал травинок - а если выдернуть стебелек будущего колоса, то самое его основание вполне съедобно и даже на вкус сладкое. Только вот больно много дергать приходится.
Ближе к вечеру Якушка и Акимка пошли в следующий переход. Коли верить Таисье Федотовне, до заброшенной деревни было уже близко. Они нашли дорожный указатель, в нужном месте свернули и вышли именно так, как было велено - через полуразрушенный мостик, мимо длинного дома с заколоченными окнами - бывшей школы.
Первый вихорь они увидели сразу - это был такой же серый кренящийся столб, как тот, что гонялся за покойным Ермолаем Гаврилычем. Вспомнив поучения Евсея Карповича, Якушка тут же накинул на себя заранее изготовленную петлю, а другой конец длинной веревки надежным узлом закрепил на опорном столбе штакетника, что продолжал охранять уже совсем дохлый палисадник. Акимка тоже привязался, только на совсем короткую веревку. Все-таки он был более робкого нрава и рисковать не желал. А Якушка - тот, видать, от Евсея Карповича заразился.
Вихорь слонялся по улице, как пьяный, чего искал - неведомо, но вдруг замер.
- Увидел… - шепнул Якушка.
- Ну, теперь, брат, держись, - отвечал Акимка и намертво вцепился в забор.
Вихорь качнулся, и в сердцевине у него обозначилось нечто круглое.
- Глаз?.. - сам себе не веря, спросил Акимка.
- Не иначе. Ведь он же чем-то видит добычу, - отвечал Якушка. - Ну, я его в этот глаз - дрыном!
Дрын на земле валялся, но для домового был совершенно неподъемным.
Круглое поворотилось боком, от чего сделалось овальным, сползло пониже, и столб, качнувшись, понесся по улочке, цепляя всякий мелкий мусор и завинчивая его вокруг себя крутыми витками. Пролетев мимо забора, он сдернул с места Якушку - и тот вознесся на всю длину веревки.
- Выбирай! На себя выбирай! - закричал сверху перепуганный Якушка, раскорячившись и хватаясь за пыльный воздух.
Акимка сообразил, что если сразу выдернуть товарища из смерча - то грохнется с немалой высоты, и нянькайся потом с ним. Он повис на натянувшейся веревке, пополз по ней, заставляя тем самым Якушку несколько снизиться. Но сам он привязался коротко, и скоро уже не мог продвигаться дальше. Тогда он стал выбирать веревку на себя, тянясь из последних силенок.
Вихорь словно бы не заметил, что подхваченный им домовой не кружит по спирали, взбираясь все выше, а замер на одном месте и вроде даже спускается. Он преследовал некую незримую добычу, на которую нацелилось его ставшее овальным око, а Якушка оказался вне пылевого столба и тут же грохнулся оземь. Хорошо хоть, пришел на ноги и повалился набок, да и высоты оставалось вдвое меньше изначальной.
Без единого слова благодарности он быстро пополз к Акимке и, мимо него, к спасительному забору. Когда Акимка добрался до товарища, Якушка уже сидел, прислонившимсь к опорному столбику и держась за сердце.
На сей предмет запасливый Тимофей Игнатьевич снабдил разведчиков валидолом. Хотел было и валерьянки дать, но тащить ее в пузырьке - морока.
- А баба-то права, он на охоту выходит, - сказал Акимка, следя за метаниями вихря. - Что это он там углядел? Крысу?
- Не, он крыс и мышей не ловит. Или с голодухи ему уже и мышь - лакомство? - предположил, очухавшись, Якушка и тоже пристроился наблюдать.
- Думаешь, он добычу жрет?
- А вот сейчас увидим.
- Что же он того Ермолая Гаврилыча не слопал?
- Мы его спугнули.
- Да? - Акимке это показалось странным. Логически рассуждая, если вихорь голоден, то для него два-три домовых всяко полезнее, чем один…
- Поймал! - крикнул Якушка и стал отвязываться.
- Спятил? - Акимка схватил товарища в охапку.
- Пусти! Нужно же побежать, разглядеть…
- Отсюда разглядишь! - в Акимкином голосе вдруг прорезалась та самая брюзгливость Евсея Карповича, которой щедро были приправлены все его поучения разведчикам. - А то вдругорядь тебя подхватит.
- Ой! Что же он это творит?!
Темное пятно, каким представлялась издали добыча вихря, поднялось совсем высоко, к овальному оку. И резко, со скоростью, превышающей скорость обычного падения, понеслось к земле. Не долетев, было подхвачено и вознесено выше крыши соседнего дома. Опять кинуто вниз. И опять подхвачено, закручено, в четыре витка поднято уже до верхушки березы - той самой, надо полагать, на которой спаслась кошка.
- Оно визжит!.. - вдруг заявил Акимка.
- Врешь…
- Прислушайся.
И точно - визжало. Сколько хватало дыхания. А потом, набрав воздуха, - опять.
- Это не крыса, - вдруг охрипнув, сказал Якушка. - Это самая Таисья Федотовна, помнишь, говорила, что в деревне еще кто-то из домовых остался?
- Она говорила, что все собрались уходить…
- Собрались! А ушли?
- Ахти мне…
Получалось, что буйный вихорь тешится с домовым. А как его теперь спасать? Именно про это Евсей Карпович ничего и не сказал.
Якушка, еще не отвязавшийся от забора, выбежал на середину улицы, схватил камушек и запустил в серый столб.
- На тебе! Получай!
Столб замер, с него посыпалась грязная мелочь - листья, трухлявые окурки, комочки глины, обрывки не пойми чего. Овальное око развернулось и опять сделалось круглым. Якушка запустил другой камушек, целясь в это самое око. Не достал - вихорь стоял слишком далеко, ди и глаз был высоковато. Качнувшись, вихорь пошел на рассвирепевшего Якушку.
Акимка меж тем отвязался и на четвереньках спешил вдоль забора. Он сообразил, что нужно сделать.
Шагах в сорока от того месте, где была намертво привязана Якушкина веревка, он захлестнул и закрепил другую, не менее длинную, и обвязался свободным концом. Когда Вихорь, кренясь и мотаясь поперек всей улицы, двинулся к Якушке, не теряя при этом прежней добычи, Акимка подбежал к товарищу и крепко его облапил. Теперь обе веревки и забор составили треугольник. Ни вправо, ни влево вихорь уже не мог унести разведчиков, разве что поднять вверх, и то - не слишком высоко.
Не понимая этой тонкости, вихорь пробовал было поиграть странной парочкой. Но лапы у домовых цепкие. Когда домовой для чего-то перекидывается котом, ему незачем отращивать когти - своих хватает. Они у него не втяжные, как у кота, и не такие длинные, однако в беде весьма пригождаются. Вот Якушка с Акимкой, потеряв от волнения остатки разума, друг в дружку и вцепились. Навеки.
Даже когда вихрю надоело их дергать и он откачнулся в сторону, а разведчики свалились на мягкую траву, они все никак не могли расцепиться. Причем Якушка видел только спасительный забор, зато Акимка узрел кое-что любопытное.
Вихорь встал, как будто озадаченный. Уже не вращался, а просто замер, будто его сфотографировали. Полетели наземь последние бумажки и шелушинки, полетело и чмокнуло землю темное пятно - хорошо хоть, с невеликой высоты. А вихорь стал худеть, словно бы его пыльная плоть принялась осыпаться. Наверху обрисовалось нечто полукруглое - голова не голова, хрен ее знает, тем более, что пронзительное око было гораздо ее ниже. Обрисовались на миг плечи. А потом все это рухнуло на дорогу и размелось в стороны.
Осталось лежать только то темное пятно, в котором разведчики издали признали домового.
- Яков Поликарпыч, вставай. Хватит меня тискать, я тебе не баба, - сказал Акимка.
- Сам ты, Аким Варлаамович, меня непутем лапаешь, - огрызнулся Якушка. - Давай, прибери когтищи-то!
- Сам прибери! Поворотись, убоище!
- А ты с меня сползи! Ишь, разлегся! Вот женят тебя - тогда на бабу и громоздись!
Кряхтя и переругиваясь, разведчики поднялись с земли. Направились было к неподвижной жертве вихря, да веревки не пустили. Пришлось самому смелому, Якушке, отвязываться. И то - крепко держался за конец веревки, которую намотал себе на пояс Акимка, пока полз к жертве.
- Ахти мне! Силуян Лукич! Ты, что ли?
Но автозаправочный не ответил. Глаза его была закрыты, хотя дыхание различалось явственно. То ли с перепугу, то ли от удара он потерял сознание.
Владелец лавочки голодным не сидел и раскормился изрядно. Поняв, то в одиночку тянуть такую тушу - умаешься, Якушка захлестнул его под мышки веревкой, и потом уже вдвоем с Акимкой отволок к забору.
Как ни звали, как ни шлепали по мохнатым щекам, серая шерстка на которых почему-то отдавала рыжизной, как это иногда случается с котами, - автозаправочный только дышал. И ничего более.
- Что же теперь делать-то? - спросил Акимка.
- И чего он сюда поплелся? - возмущенно взвизгнул Якушка. - Чего он тут позабыл?
- Может, вспомнил что-то важное и нас нагнать хотел?
- Ага, как же!
Якушка понимал, что автозаправочный потащился за ними следом из каких-то хитрых побуждений, но и предположить не мог, что Силуяну Лукичу померещился клад.
Однако не бросать же было старого ловчилу беспомощным под забором. И полечить бы его не мешало… а как?..
- Помнишь, Таисья Федотовна толковала, что тут еще семейство домовых оставалось? - снова припомнил Якушка.
- Так ушли, поди…
- А если не ушли?
- А как их искать прикажешь?
Деревенька хоть и мала - однако свои полсотни заколоченных домов имела. И еще недостроенные блочные пятиэтажки на околице - для будущих свекловодов…
Разведчики пригорюнились. Из-за этого Силуяна Лукича напрочь срывалось их боевое задание.
- Давай так. Перетащим этого горемыку во двор, а сами пойдем вдоль улицы. Ты - правой стороной, я левой. Можно и наоборот! - выпалил Акимка, увидев в глазах товарища несогласие. - Будем звать. Авось кто и отзовется.
- Вихорь тебе отзовется! Кошек нужно приманить. Кошки тут еще остались, а они все знают.
- Ну и чем ты их приманишь?
- А у нас сухая колбаса есть.
- Думаешь, съедят?
- С голодухи еще и не то съедят. Надо у тех домовых оставить автозаправочного, а самим выследить, откуда вихри берутся, - Акимка рассуждал так уверенно, как сам Евсей Карпович бы не смог.
- А по-моему, возвращаться придется. Дотащить Силуяна Лукича хоть до шоссе, сдать его кому-нибудь из автомобильных…
- Ну и как ты это себе представляешь? Автомобильные же сами машину остановить не могут, ее человек останавливает. А переть его до автозаправки…
- А может, оклемается?
Но Силуян Лукич был совсем плох.
Акимка и Якушка сидели рядком и с жалостью на него глядели. Чем помочь - понятия не имели.
- Я их убью, - вдруг сказал Якушка. - Не знаю, как, но убью.
- Кого? Вихрей?
- Их самых.
- Ну вот, мало нам автозаправочного, теперь и ты еще спятил, - горестно заметил Акимка. - Как можно убить ветер?
- Это не ветер, это что-то другое. Ветер не пакостит.
- Ага, не пакостит! У Петровых на втором этаже окно захлопнул, стекла полетели!
- Это не нарочно. А вихорь за домовыми гоняется нарочно. Значит…
- Значит, у него есть мозги, что ли?
- Откуда я знаю, что у него есть!
- Непонятно получается. Если бы он хоть добычу съедал! - воскликнул Акимка. - А то - просто шлепает оземь и убивает. Нет, он все-таки безмозглый…
- Вот убью - тогда разберемся, - пообещал Якушка. И стал связывать вместе веревки.
- Ты что это затеял?
- Пойду по следу.
- По какому еще следу?
- Он же, когда нас отпустил, куда-то убрался?
- Никуда он не убрался, а просто осыпался.
- Нет! Так быть не может! У него же глаз! Что, и глаз осыпался?
Вот этого Акимка не заметил и врать не стал. Куда подевался глаз - он понятия не имел.
- Нужно бить в глаз, - решил Якушка. - Чем-то острым. Жаль, ножа нет…
- А ты его поднимешь, нож-то?
Человеческая промышленность оружие для домовых не выпускает, а кухонный нож для них так же неловок в обращении, как для современного мужчины - двуручный меч. Да и где его взять тут, в заброшенной деревеньке?
Но не зря домовые смотрели телевизор. Вспомнили передачу про дикое племя, живущее в джунглях, и как оно острия стрел на костре обжигает, а потом камнем до нужного вида доводит.
- И точно! - обрадовался идее Якушка. - Только вот где огонь раздобыть? Может, у здешних домовых в печи угольки остались? Люди-то совсем недавно ушли.
- Люди ушли давно, это только домовые засиделись, - хмуро сказал Акимка. - И гляди, больной наш что-то пену ртом стал пускать…
- Совсем плох, да?
Акимка промолчал. Он уже и тогда мертвого тела испугался, второе мертвое тело казалось еще страшнее - потому что жизнь вот прямо так, на глазах, и уходила…
- Сидим, как два болвана! - вдруг заорал Якушка. - Надо же что-то делать! Надо его к дороге тащить!
- Не дотащим же!
- Дотащим!
- А там?
- Машину остановим!
- Кто - мы?!.
Но в Якушкиных глазах уже полыхало безумие.
Оставлять своего в беде - грех. Бороться за своего нужно до последнего. Это давнее правило, в последние времена подзабывшееся, высветилось в памяти сперва у Якушки, а потом и у Акимки. Ничего иного они просто не могли придумать…
Осторожно переложили Силуяна Лукича на кусок полиэтилена, увязали, соорудили лямки - впряглись и потащили, сперва по скользкой траве, потом - по пыли, туда - к мостику, к шоссе, к людям.
- Тихо! - Акимка остановился. - Шуршит!
- Вихорь?
- Гляди…
Они повернулись и увидели, как это получается.