Лицо было по-прежнему бледным, а дыхание столь слабым, что казалось, будто бедняжка и вовсе не дышит. Только зеркальце, поднесённое к губам, свидетельствовало, что жизнь по-прежнему теплится в измождённом теле.
Но затем чуть заметно губы Тали дрогнули. Фатха привстала, опершись на палку, и подойдя ближе, склонилась над лежащей. В тишине спальни зазвучал хрипловатый голос старухи, запевшей по-томальски:
– Вернись, Тали, вернись!
Путь ведет нас то вверх, то вниз,
Что нас ждет, угадать нельзя…
Заклинаю тебя, очнись,
Заклинаю, открой глаза.
Вернись, Тали, вернись!
Путь несёт нас, как ветер лист,
И назад повернуть нельзя…
Заклинаю тебя, очнись,
Заклинаю, открой глаза.
Вернись, Тали, вернись!
Шириной то в пядь, то в аршин,
По грязи, по камням, по крови…
Заклинаю тебя, дыши,
Заклинаю, тебя, живи.
Вернись, Тали, вернись!
Длинные ресницы затрепетали, силясь открыться, но и этого было достаточно.
– Тали!
Радх, уступивший было своё место Фатхе, бросился к постели, но был остановлен старой томалэ.
– Тебе здесь больше нечего делать, – обессиленно сказала она. И добавила, вручая ему пару сухих веточек и три широких листа. – Вот, ступай, завари.
Гипантий 7
Решить "в явь" оказалось куда проще, чем сделать. Рванувшись вниз, я тут же оказалась в густом и вязком тумане. Голоса стражей, звавших меня, приказывавших и умолявших вернуться, растаяли, утонули в нём, но я рано обрадовалась обретённой свободе.
Свобода от одного зачастую оборачивается зависимостью от другого. Вот и я, избавившись от стражей, завязла, затерялась в тумане, точнее, в туманном Ничто. Я не знала, куда идти, где прошлое, где будущее. Я… Кто "я"? Наташенька Алтафьева? Княгиня Улитина? Сумасбродная и отчаянная Тали? Пойманная в ловушку Предгранья Таливайдена? Ничто нежно обволакивало меня, заставляя забыть себя, забыться, раствориться в абсолютном покое, стать его частью…
И вдруг откуда-то из далёкого далека до меня донеслось строгое "Вернись, Тали!".
Куда? Зачем? Кто ждёт меня на Этом свете? Но неожиданно меня обожгла мысль, заставившая забыть об абсолютном покое. Тот, кто вызвал тварь, убившую моего мужа и почти уничтожившую его душу, благоденствует на Этом свете. И этого кого-то надо остановить, прежде, чем он, сгубив ещё много душ, сам превратится в тварь вроде дю Тенля. Я встрепенулась, пытаясь сбросить с себя оцепенение. Объятия тумана утратили свою нежность, становясь омерзительно липкими. Но я уже снова была Тали, радостно принимающей любой вызов, готовой бороться до конца.
"Вернись!"
Объятия Ничто неохотно разомкнулись, расползлись, открывая передо мной тропинку, петляющую среди туманных то ли стен, то ли берегов. Я, не мешкая, ступила на неё.
Идти оказалось неожиданно трудно. Туман дышал мне в затылок, скрывая пройденное, то подступая ближе к тропе, то отступая от неё. А ветер, ветер небытия бил мне в лицо, пытаясь остановить или сбить с пути. И я слабела, чувствуя, что тот самый конец, до которого я готова была бороться, уже близок… Но голос, позвавший меня в путь, снова повторил "Вернись, Тали, вернись!"
И мысль о том, что кто-то ждет меня в яви, придала мне сил. Я улыбнулась хлеставшему в лицо ветру и снова двинулась по тропе, меняющейся теперь с каждым шагом. Она вела меня по острым камням, заставляла продираться сквозь колючую траву, через хляби и болота, через сумеречный лес… И я, стиснув зубы, шла вперед и вперед, туда, куда звал меня голос.
"Вернись, Тали, вернись!"
Я рванулась из последних сил… И оказалась в собственном теле. Ох, лучше бы я так не торопилась. Лучше бы…
Явь встретила меня болью. Иллюзия, которой я заглушила боль во время поединка, рассыпалась, одарив меня таким откатом, что мой крик должен был разнестись по всему Версаново. Вот только сил хватило на чуть слышный стон.
– Потерпи, яхонтовая, – ласково сказала Фатха, поднося к моим губам чашку с противно пахнущим зельем. На вкус оно оказалось ещё отвратнее, и всего через пару мгновений я закачалась на волнах забытья, где не было ни боли, ни желаний, ни надежд. Выныривая на мгновение, я успевала увидеть то склонившуюся надо мной старуху, что-то бормочущую по-томальски, то Клару, чьё осунувшееся лицо в кои-то веки утратило привычную чопорность, то неизвестно откуда взявшуюся Матрёну, которая уже несколько дней как должна была катить вместе с Аннетт и детьми в столицу.
Потом забытье сменилось снами, обычными снами, из которых я почти ничего не запомнила. Кажется, я играла в тумане в прятки со стражами, а потом бросалась в них туманными же снежками. Потом мы все вместе лепили туманную бабу, которая вдруг ожила и превратилась в тётушку Серафину. Тётушка недовольно посмотрела на меня и произнесла строгим голосом:
– Наталья Сергеевна, пора бы Вам и очнуться.
Я открыла глаза и зажмурилась от яркого солнечного света, заливавшего комнату. Потом открыла снова и посмотрела на разбудившую меня Клару. Тень радостного облегчения, скользнувшая по её лицу, исчезла, когда я открыла глаза во второй раз, сменившись привычной невыразительной маской. Мадам Клара, приданная мне не столько в качестве телохранителя, сколько в качестве "от-глупостей-охранителя", возвела умение не привлекать к себе внимание в ранг искусства. И в самом деле, кому интересна чопорная бесцветная компаньонка? А о том, что бесцветность её не природная, а результат кропотливой работы с гримом, мог догадаться только очень внимательный наблюдатель. Но раз Клара здесь, то самое время выяснить, чем закончился поединок с тётушкой. Последнее, что я помнила, это Серафина, рухнувшая мне под ноги.
– Клара, – попыталась сказать я, но получился лишь чуть слышный шёпот.
– Изволили очнуться, Наталья Сергеевна? – Спросила она голосом далёким от ласкового. – Лежите спокойно. У Вас полное магическое истощение и ожог от огненного бича в придачу.
– Такута? – прошелестела я.
– Мертва, – отрапортовала Клара. – А вы, сударыня, не последовали за Грань вслед за ней только благодаря счастливому стечению обстоятельств. И чего ради ввязались вы в поединок, не дождавшись подмоги? Мы с господином Бенедиктовым подоспели как раз к самому финалу.
– Время, – прошептала я.
– Это вы время тянули? – делано удивилась Клара. – Теперь это так называется?!
Клара многозначительно помолчала, затем продолжила:
– Такута, да ещё балующаяся магий крови, – крайне опасный противник. И речь идёт не о банальном огненном биче, а о вещах куда более серьёзных. Она едва не устроила в доме локальный Прорыв.
Я судорожно вздохнула. Мои знания о магии крови были ограничены, и мне в голову не приходило, что Прорыв можно устроить без длительного ритуала.
– Вам повезло, – продолжала Клара, – потому что под окном очень своевременно оказался некий томалэ, сумевший убить такуту за мгновение до того, как она пустила в ход камень призыва. Кстати, – по её губам скользнула ехидная усмешка, – не могли бы вы, Наталья Сергеевна, пояснить мне, что вышеозначенный томалэ делал под окнами в столь поздний час?
– Не знаю, – честно призналась я.
Обмануть Клару практически невозможно, по крайней мере, не прибегая к иллюзиям. Эта женщина, не обладающая Даром, читает людей по жестам, как открытую книгу. Но в этот раз я действительно не знала. Я не знала, что привело Радха к моему окну, когда я совершенно недвусмысленно запретила ему в тот вечер появляться рядом с домом.
– Странно, – задумчиво произнесла Клара, всем своим видом показывая, что не слишком поверила в моё неведение, – а мне казалось, что, если кто и может пролить свет на его появление, так это вы, Наталья Сергеевна. Но мы ещё вернёмся к этому вопросу, когда вы поправитесь, – пообещала она таким тоном, что мне сразу расхотелось поправляться.
– Лиззи… – неуверенно прошептала я.
– Да, да, конечно, – поспешила согласиться Клара, не пытаясь скрыть ехидцу в голосе, – конечно же молодой человек пришёл справиться о своей названной сестре, понятия не имея, что её уже нет в городе.
Я почувствовала, что краснею, а моя собеседница, насладившись моим смущением, вернулась к разговору.
– Лиззи…, – повторила она задумчиво, на этот раз не пряча за задумчивостью насмешку. – Нет, пока всё-таки Яшка. Ей предстоит приложить немало усилий, чтобы стать Лиззи. Только Мастер Иллюзий мог разглядеть в томальской девочке потерянную княжну.
Клара ещё немного помолчала, надеясь, что я скажу хоть что-нибудь, но той частью приключений Яшки, которые остались ей неизвестны, я делиться не собиралась. Не сейчас, ни потом. И потому нашла в себе силы спросить:
– Где она?
– Уланы проводили их до Беркутово, где передали, как было приказано, людям Загряжского. Вчера взвод под командованием штабс-ротмистра Кваснёва, выполнив поставленную задачу, уже вернулся в Версаново. К счастью, я успела отправить вестник, чтобы они захватили с собой Матрёну.
– Зачем? – прошипела я.
– Затем, что кто-то должен ухаживать за Вами. Вы сбросили с себя иллюзии, а восстанавливать их было некому. Думаю, что пройдёт не одна неделя, а то и не один месяц, прежде чем Вы справитесь с последствиями магического истощения и сможете накладывать иллюзии. Так что, во избежание скандала, местным слугам доверить Вас нельзя, а Фатха сама нуждается в помощи после того, как вытащила Вас от самой Грани. И тут надо сказать о Вашем втором везении. Кто бы мог подумать, что у старухи томалэ может оказаться настойка сердцецвета! И что она пожелает поделиться с чужаком!
– Она что? – еле слышно переспросила я, не веря своим ушам. О сердцецвете ходили легенды, и встречался он реже, чем цветок папоротника, о котором все слышали, но никто не видел.
– Именно так. Больше того, старуха чуть сама не отправилась за Грань, пока вытаскивала Вас.
Я охнула. Теперь уже я в неоплатном долгу перед Фатхой. И пусть только кто-то посмеет при мне сказать, что томалэ примитивный корыстный народец!
А Клара тем временем продолжала:
– И последнее везение. Господин Великий Инуктор, прочитав мой рапорт…
Я тихо хмыкнула. До сего дня я молча гадала, в какое из ведомств шлёт свои донесения наша компаньонка, а она в ответ на мои вопросительные полунамёки делала вид, что не понимает, о чем речь. А тут…
– Прочитав мой рапорт, – подчёркнуто нейтральным тоном произнесла Клара, – вынес мне взыскание за ненадлежащее выполнение обязанностей. Вам выносить взыскание он не стал, поскольку вы сами себя уже достаточно наказали. Поощрение же за дядюшку Луку он обещал выдать вам лично.
Я чуть заметно усмехнулась. Что правда, то правда, наказала я себя изрядно. Вот только вынести мне взыскание дядюшка Андрей никак не может. Это прерогатива моего начальника по Тайной Магической Канцелярии князя Долгопрядного. А поощрение… Интересно, какой из артефактов его обширной коллекции достанется мне на этот раз? Может даже расщедрится на мальцевский – вышедший из рук лучшего артефактора империи?
Но радовалась я рано, поскольку Клара, тут же меня огорошила:
– Но, поскольку вы подвергли свою жизнь риску, а долг по продолжению рода пока не исполнили, дядюшка Андрей уже обратился с прошением к государю. Так что по возвращению в столицу Вас, сударыня, будет ждать высочайший указ о вступлении в брак в течение года.
– В брак с кем? – ошеломлённо прошептала я.
– Не знаю, – равнодушно пожала плечами Клара. – Возможно, вам даже предоставят некоторый выбор. Приедете – узнаете.
Гипантий 8
Версаново гудело, захлёбываясь сплетнями. Слыханное ли дело, в городе, где годами ничего не происходит, за неделю произошло сразу столько событий.
Во-первых, в город приехала светская львица, которая должна была "огранить алмаз" в лице дочери городского головы. Дамы заранее предвкушали если и не близкое знакомство, то хотя бы краткий обмен любезностями, из которого для подруг можно было бы состряпать задушевную беседу. Увы, их надеждам не суждено было сбыться, поскольку дама, оказавшаяся то ли беглой преступницей, то ли чернокнижницей, то ли фрежской шпионкой, погибла пежде, чем кто-нибудь успел с ней познакомиться.
Во-вторых, в результате её нападения серьёзно пострадал красавчик Тали. И ручеек любопытных версановок всех возрастов, желающих лично поухаживать за раненым героем, потёк к дому княгини. Увы, и тут дамам не повезло. Никому из них не удалось прорваться мимо бравых корнетов, охранявших раненого. Уланы стояли насмерть, самоотверженно принимая на себя всю заботу и ласку, предназначавшиеся герою, а на все вопросы о случившемся ночью отвечали, что сие есть государственная тайна, которую, несмотря на всё очарование посетительниц разглашать никак не могут. Осыпанные комплиментами дамы покидали дом, почти забыв, ради чего они приходили. Тех же немногих, кто не поддавался на комплименты и продолжал упорствовать, встречала суровая дама в форменной мантии инуктора. И тут уже любопытные спешили выразить свои сожаления и распрощаться.
Потому что, в-третьих, дядюшка Лука, отслуживший инуктором в Версаново почти пять лет, неожиданно был арестован, а на его место временно назначена тётушка Клара, мадам Клара фон Шпецкрихен, прибывшая вместе с господином Задольским под видом компаньонки его сестры. И тут фантазия горожан заработала с утроенной силой: кем же должен был быть молодой Задольский, если его сопровождала инкогнито инуктор первого класса? Был ли он просто пустышкой, ширмой для мадам, или же, наоборот, лицом весьма значительным?
Волна сплетен докатилась и до томальской окраины города, только здесь больше говорили о другом. О том, что ряды постоянных посетителей "У томалэ" редеют. Что господин Игнатьин, щедро приплачивавший за выполнение мелких поручений, то ли под арестом, то ли сошёл с ума, то ли то и другое вместе. Что корнет Слепнёв, просаживавший "У томалэ" всё своё жалование, поклялся во всеуслышание, что ноги его там больше не будет, а корнеты Ртищев и Дымов его поддержали. А ещё говорили, что не видно больше приёмыша старой Фатхи, и исчезновение Яшки-Потеряшки как-то связано с изгнанием Розы.
Утром, едва Радх вышел из дома, к нему тут же, щебеча и хихикая, подлетела стайка Яшкиных подружек.
– Дядюшка Радх! Дядюшка Радх! – загалдели они хором.
– Что, красавицы? – ответил он.
– Дядюшка Радх, ты не знаешь, где Яшка? А то не её, ни бабушки Фатхи нет дома, и никто не знает, где они.
Радх улыбнулся девочкам, но в глазах его не было веселья. Старуха, похоже, не позволила Яшке попрощаться с подружками. И правильно сделала.
– Бабушка Фатха уехала в гости, она вернётся через несколько дней, – ответил он.
– А Яшка? – нетерпеливо спросила бойкая Лойхе, кокетливо поглядывая на Радха.
– Уехала Яшка, – ответил томалэ. – Насовсем уехала.
– Куда? – огорчённо протянула Лойхе.
– Много будете знать, скоро состаритесь, красавицы, – усмехнулся Радх.
– А вам прежде, чем стариться, ещё вырасти нужно.
Разочарованные и озадаченные, подружки отправились восвояси. Радх же неспешно пошёл по своим делам, вспоминая о вестнике, заставшем его прошлой ночью врасплох. Тёмно-синий, едва различимый в темноте, он проговаривал слова сухо, по-военному чётко, но Радху казалось, что он слышит звонкий голосок возбуждённо тараторящей Яшки:
– Аглая Степановна посылает этот вестник по моей просьбе к тебе, потому что я молодец. Не хочу пугать бабушку Фатху. Передай ей, что у меня всё хорошо. Меня встретили мама с братом. Мама строгая, а брат Борис пообещал меня баловать. А о Розе бабушка может не беспокоиться, что она что-нибудь натворит, потому что она уже натворила всё, что могла. Мы вышли из кареты, чтобы посмотреть, как Аглая Степановна ткёт лунный мост. И Роза тоже вышла, только не чтобы посмотреть, а чтобы сбежать. Но сбежать у неё не получилось, и тогда она призвала чёрный дождь. Роза хотела, чтобы дождь пролился на нас, но получилось, что сначала дождь пролился на Розу и она растаяла. А потом дождь превратился в страхолюдину, точнее в страхомордину, которая решила закусить нами. Было страшно, но тут я вспомнила, что Тали говорил, что я брежатая. И я как брежнула страхомордину, только искры полетели. Страхомордина испугалась и убежала. А мы уже в Беркутово и завтра поедем дальше. Так что я теперь настоящая томалэ, потому что повидаю мир за Неворчью!
Сам Радх ничего не понял из объяснений Яшки, зато понял тот, Другой, которого томалэ не называл в мыслях по имени, потому что назвать, всё равно, что окликнуть. И Другой пришёл в ярость. Радх понял и разделил его эмоции, когда перед мысленным взором предстала картинка медленно подбирающегося к девочке чудища. И верно сказала ведь, страхомордина.
Рука томалэ сжалась сама собой, словно он сжимал древко невидимого копья. Нет, не он, Другой. Отношения их были странными. Другой являлся в его тело, когда хотел, и уходил так же неожиданно. Иногда вёл себя тихо, просто прислушивался, присматривался. Но иногда завладевал телом, как тогда, когда убил Грифоншу. И Радх жалел не о том, что оглянулся на Охотника вопреки запрету, а лишь о том, что не смог уберечь Тали, что опоздал.
Никогда ещё женщина не занимала в его мыслях столько места.
И вечером, выйдя на сцену, он пел не для зрителей, а для той, которой не было, не могло быть в переполненном зале:
– Перебор гитарных струн,
Голоса былого.
Я любовью нынче юн,
Страстью околдован…Хоть влюблялся я не раз,
Странствуя по свету,
Но в плену прекрасных глаз
Позабыл об этом.И теперь, как в первый раз,
Плачу и ликую,
И мечтаю я сейчас
Лишь о поцелуе.Веселее пой, струна,
Прочь тоску былую.
Ведь нужна мне лишь одна,
Та, о ком пою я…Перебор гитарных струн,
Голоса былого.
Я любовью нынче юн,
Страстью околдован…
А та, о ком он пел, качалась, он знал это от Другого, на волнах забытья между жизнью и вечностью. И Радх больше всего боялся, что она выберет не тот берег.
Гипантий 9
Время тянулось медленно, ползло сонной осенней мухой, которую не могло разбудить солнце, ласково заглядывавшее ко мне через открытое окно спальни. Спать мне уже не хотелось, а сил передвигаться самостоятельно ещё не было. Можно было бы поговорить, но Фатха всё хлопотала на кухне вокруг своих отваров, а Клара была занята, разрываясь между наследством Версановского инуктора, выполнявшего свои обязанности без особого рвения, и обязанностями хранительницы моего покоя от нежелательных посетителей и посетительниц.
Но некоторых посетителей ко мне всё же допускали. И первыми явились корнеты.
– Добрый день, сударыня, – почтительно поздоровался с порога корнет Ртищев.
– Мадам фон Шпецкрихен сказала, что мы можем вас навестить, – продолжил корнет Дымов.
– Мы хотели бы поблагодарить вас и выразить своё восхищение, – добавил корнет Слепнёв. – Вы позволите?
– Добрый день, господа, – попыталась улыбнуться я и, чуть приподнявшись на подушках, пригласила:
– Заходите.
Они вошли и в комнате сразу стало тесно от высоких широкоплечих мужчин, и выстроившихся перед кроватью.