Про-принц спустился по каменной лестнице в неширокий коридор, где раньше была прачечная. Слуги продолжали прятаться, уведомленные сотоварищами о сложном настроении младшего Дагеддида, поэтому Седрику не встретилось ни души. Ему было известно, что Марика также не любила ничьего присутствия рядом, в то время как она кисла в цельной лохани остывающей воды. Теперь это было на руку. Ему не хотелось разговаривать с женой при свидетелях.
Он отворил плотную деревянную дверь и оказался в неширокой, но и не узкой комнате. Большую ее часть занимала деревянная лохань. Лохань эта помещалась в земляном углублении, дно которого, как было известно Седрику, выстилали огненные камни. Оттого вода в лохани никогда не остывала. Больше в комнате не было ничего кроме предметов для мытья, что с романской скрупулёзностью располагались на деревянных полках вдоль стен. В стороне от лохани на лавке дожидались своего часа свежие полотенца и белье. Несвежая одежда аккуратной стопкой высилась в корзине в углу. Там же стояли покрытые многодневной пылью порыжелые сапоги.
Войдя, Седрик тут же прикрыл дверь, чтобы не выпустить рванувшееся из комнаты тепло. И - на некоторое время замер на пороге. Марику он увидел сразу. Маленькое тело жены, хрупкое и сильное одновременно, вмиг вызвало в нем единый порыв - броситься к ней и крепко обнять. Порыв этот мгновенно вытеснил из души все ярость и обиду, которые Седрик копил за последние несколько седмиц. Ему расхотелось ссориться с прекрасной, но неласковой женой. Про-принц отдал бы все, что мог, чтобы Марика примирилась с ним и перестала пакостить настолько, насколько позволяла ей данная когда-то клятва.
Несмотря на его высокое положение, Марика никогда не испытывала к нему нежных чувств или хотя бы почитания. Но она была единственной женщиной под солнцем Лея, которую мог любить плененный Голубой Луной про-принц Седрик. Ее невероятная красота оказывалась сильнее проклятия. Но даже принужденная много лет назад сочетаться браком с наследником велльского престола, Марика так и не смогла полюбить насильно навязанного супруга. Седрик же любил ее до безумия. Он знал, что рискует, связывая себя узами брака с нелюбящей его женщиной. Однако не подозревал, насколько способна досадить ему умная и изобретательная жена.
Теперь эта самая жена полулежала в горячей воде, опираясь затылком о сложенное полотенце и прикрыв глаза. Ее густые темные кудри, каких никогда не бывало у женщин Веллии, мокли, прикрывая грудь. Одну из своих маленьких ног она по-мужски закинула на край бадьи. Другая вместе с нижней частью ее тела скрывалась под густым слоем мыльной пены. Пену эту, ровно как и распространяемый ею цветочный запах, презирали все без исключения обитатели Веллии. Среди романов же наоборот считалось неприличным не давать телу пропитываться этими дурными ароматами хотя бы раз в седмицу. Седрик терпел подобное безобразие среди купальных принадлежностей Марики исключительно из любви к своей жене и уважению к ее добрачным привычкам.
Но сейчас Седрику было плевать даже на пену. Не отрывая взгляда от тела дремлющей жены, он неслышно стащил с себя штаны и сапоги. Потом сбросил на пол тунику. И, более ничем не сдерживаемый, соскользнул в воду к Марике, благо, в обширной бадье оставалось еще достаточно места и для его большого тела.
Про-принц ожидал удивить и даже испугать юную романку, но Марика не повернула головы. Она только приоткрыла глаза, молча давая понять взглядом, что узнала его. Седрик, который не видел жену полгода, тоже не торопился что-то говорить. Он теперь был очень занят тем, что покрывал ее лицо и грудь поцелуями, крепко сжимая в объятиях. Потом, не прерываясь, торопливо притиснул еще плотнее, подхватывая под колени и не давая времени опомниться и запротестовать.
Марика, наконец, распахнула глаза. Крупно вздрогнув, она выгнулась в его руках. Но тут же зажмурилась вновь. Впившись пальцами в плечи Седрика, юная женщина привычно покорилась без единого слова. Она только кусала губы, едва удерживая сиплые вздохи, что рвались из ее груди с каждым жестким движением нетерпеливого супруга...
В последний миг романка с силой уперлась в грудь мужчины, пытаясь отстраниться. Но Седрик не позволил. По-прежнему крепко прижимая ее к себе, он отдал все, что у него было, впечатывая себя и свою любовь, которой хватало, чтобы взращивать плоды даже в ее ненависти. Марика злобно дернулась. Но иного выбора, чем подчиниться опять, у нее не оставалось. Она приняла все то, что он дал ей, до конца - и обмякла, отворачивая лицо. Ее красивые губы были искусаны до крови.
За многие годы в супружестве, Седрик привык к такому небрежению со стороны подруги. Но всякий раз ее нескрываемое нежелание ранило его. Еще и потому, что он не мог понять этому причины.
Однако после случившегося только что ругаться ему расхотелось. Про-принц высвободился, зная, что единение с ним Марике неприятно. Но не выпустил ее из своих объятий, по-прежнему крепко прижимая к груди.
- Я... так долго не видел тебя, - Седрик коснулся губами курчавых локонов романки, пригибая к себе ее голову. - Ты не представляешь, до чего скучал. Едва дождался нашей встречи. Хорошо, что ты вернулась. И... и знаешь что я придумал пока... дожидался здесь? Скоро праздник. День Летних Бризов. Проведем его вместе на побережье? Никого не возьмем, даже Генриха и Ираику. Только ты - и я.
Марика неопределенно дернула плечом. Все еще рассерженная на его несдержанность, которая могла дорого ей стоить, она смотрела в сторону. Не было похоже, чтобы супругу удалось разбудить ее интерес.
Некоторое время про-принц ждал ответа. Потом нахмурился. Горечь поднялась в его душе с новой силой. Но он сделал очередную попытку решить происходящее между ними миром.
- Я давно хотел поговорить с тобой, жена, - Седрик запнулся, подбирая слова. - Прошло столько времени, но все равно до сих пор... Я хочу сказать... Почему ты... почему у нас все... так?
Он повернул голову романки за подбородок, заставляя смотреть на себя. Потом приблизил лицо и поцеловал ее искусанные губы. Равнодушие юной женщины подлило масла в огонь его досады.
- Проклятие, Марика! Мы женаты уже почти восемь лет! Почему... до сих пор всякий раз, касаясь твоего тела, я чувствую себя насильником? Когда ты, наконец, примешь меня?
Взгляд романки, ровный и отстраненный, словно между ними не было долгой разлуки, а горячие речи были обращены не к ней, окончательно разъярил Седрика.
- По-моему, ты специально играешь в... жертву... насилия, чтобы... да чтобы попросту досадить мне! Быть может, я за всю жизнь познал всего одну женщину - тебя, но... это не делает меня глупцом! Я чувствую, что тебе хорошо со мной! Ты выгибаешься и стонешь... когда не в силах сдержать себя. Эти стоны - не от боли. Чтоб меня разразило громом, если это не наслаждение! Тебе хорошо со мной, жена. Так было не всегда, но теперь тебе хорошо! Будешь это отрицать? Ответь мне! Ну! Я тебе приказываю!
Марика закусила губу. Ее лицо выразило замешательство, досаду - и вдруг порозовело. Всякое доводилось Седрику наблюдать у его супруги, но не смущение. В изумлении он едва не забыл о том, что задал ей вопрос.
- Ну!
- Нет, - проговорила, наконец, романка. И это было первое слово, которое он от нее услышал после полугодовой разлуки.
- Что - нет? - опешил Седрик, не понимая, к чему относился ответ женщины.
Марика дернула щекой.
- Забыл, о чем спрашивал?
Дагеддид озадаченно потер затылок свободной рукой. Он и вправду в пылу запальчивости забыл, как поставил свой вопрос, и к чему именно относилось женино "нет".
- В... в общем, ладно, - спустя некоторое время пробормотал он, в то время как Марика продолжала смотреть на него. Ничего похожего на интерес или прочие чувства в ее взгляде не было. - Я просто хочу... я уже говорил тебе, жена. Порой мне кажется, будто ты нарочно меня гневишь.
Прекрасная романка едва заметно хмыкнула. Седрик, впрочем, услышал.
- Ты... я знаю, ты меня не любишь. Но, проклятие, ты не первая женщина, которая пошла замуж без любви! Когда мой брат Генрих посватал жену его, Ираику, она вовсе была невестой другого... и готовилась к свадьбе. Но они соединились перед лицом Лея и теперь живут, как надлежит мужу и жене. И Ираика никогда...
Он умолк, сраженный внезапной мыслью. Потом медленно отодвинулся, по-новому оглядывая жену, словно стремясь разглядеть в ней то, чего раньше не видел.
- Ты ведь... Ты тоже была чьей-то невестой? И из-за нашей женитьбы не смогла выйти за другого? Ты... ты все еще его любишь? И потому ты так... ненавидишь меня?
Марика поморщилась, словно у нее разболелись зубы.
- Седрик, - воспользовавшись тем, что хватка мужа ослабела, раздосадованная романка вырвалась из его объятий. - Puto vos esse molestissimos! (Достал уже!) Вернулся из столицы, где в Сенате собирались правители всех провинций Рома. Видел самого императора, - она дотянулась до повешенного на край бадьи кожаного ремешка и принялась перевязывать волосы. - Но вместо того, чтобы выкладывать новости, городишь чушь, как баба. Хочешь поговорить - расскажи мне лучше о поездке.
Дагеддид стиснул пальцы на ее запястье. Обычно грубость жены странным образом отрезвляла его. Но не в этот раз.
- Я тебе приказываю, - раздельно повторил он, загоняя глубоко вовнутрь раздражение и острую ревность. - Ответь мне. Я... расстроил твою любовь с... с другим мужчиной?
Романка вдохнула сквозь зубы и принужденно мотнула головой.
- Нет.
- Нет? - уже убедивший себя, что услышит другой ответ, Седрик готов был не поверить. Но давняя клятва обязывала жену говорить ему только правду. - И ты никогда... не была... влюблена?
- Дагеддид, - романка страдальчески поморщилась вновь. - Если тебе охота говорить о любви, иди к Ираике. Мне с трудом удалось отвязаться от ее нового любовного трактата авторства некого Аргуса Коитуса... покарай его Светлый. Генрих привез ей эту... книгу из Рома. Жена твоего брата утверждает, что читала всю ночь и теперь желает обсудить. Хоть с кем-то. Поди и составь ей компанию. А мне дай покой... хотя бы до завтрашнего утра. Твоими стараниями скакать пришлось почти без передышки от самой Прорвы.
Она снова прикрыла глаза. Но опустить голову обратно на полотенце про-принц не дал.
- Марика, - едва сдерживаясь, сдавленно спросил Седрик. В его тоне было что-то, заставившее жену приоткрыть глаза в некоторой тревоге. - Ты когда-нибудь, кого-нибудь... хоть кого-то...
Юная принцесса возвела глаза к потолку и с плеском поднялась из воды.
Седрик молча смотрел, как она выбирается из лохани и жестко растирает тело полотенцем, словно только что сидела не в горячей, а в холодной воде.
- Ты на самом деле хуже безголовой бабы, - одеваясь быстро, словно по воинской привычке, жена не глядела в сторону про-принца. - Заставил меня мчаться через всю страну только затем, чтобы устраивать сцены. Будь ты мне - женой, а я тебе - мужем, оттаскал...а бы тебя за волосы, эдакую... stulta (дурищу).
Седрик вскочил. Марика мгновенно одернула полотно, опуская платье до колен. Увернувшись от его захвата, она отскочила к стене и приземлилась на пол уже в боевой стойке.
- Mihi irruma et te pedicabo! (Подходи, дай мне надрать тебе задницу!) - она разжала кулак, поманив по-звериному мягко выпрыгнувшего из бадьи Седрика. - Cacator! (Засранец)
Дагеддид ринулся вперед. Он молниеносно смял защиту жены, всем телом впечатывая ее в стену комнаты. Локоть про-принца уперся в женское горло в один миг с тем, как два пальца романки вдавили впадину жизни под его подбородком.
Какое-то время они сверкали глазами друг на друга. Романка не выдержала первой. Опустив руку, она расхохоталась. Седрик последовал ее примеру мгновением позже.
- Прости меня, - отсмеявшись, попросила романка. Отстранив мужа, она забрала с лавки накидку и укрыла ею плечи. - Гнев ударил в голову из-за того, что ты грозился закрыть Прорву. Да и... не следовало так задерживаться. Будь я на твоем месте, и не встреть меня жена - всю пыль из нее бы выртяс.
- Ты тоже меня прости, - повинился Седрик, в отличие от подруги облачаясь в уже ношенное. - Когда мы долго не вместе, я надумываю многое... И изливаю на тебя при встрече. Ты права, выходит это у меня в точности, как у женщин. Тьфу ты, вот проклятие... Это, должно быть, Луна. Из-за нее... Ну да пес с ней. На самом деле, Марика. Я вызвал тебя... безусловно, я зверски соскучился по тебе. Но помимо того. Вести, которые я привез из Рома... Нам надлежит серьезно посоветоваться.
Заново перевязывавшая волосы романка вскинула бровь.
- Сын императора Тит Клавдий очень заинтересовался тем, что ты затеяла в Прорве. Интерес этот передался его отцу. Император пожелал лично переговорить с тобой о твоем... проекте. К этой зиме ты приглашена в Ром на праздник Солнцестояния.
Поймав ошеломленный и выражавший острую тревогу взгляд жены, он закончил уже без тени веселости.
- Если мы не найдем способа, как избавить нас от этой... высокой чести.
***
Седрик все-таки осуществил свой замысел. В первый летний день, когда Лей по обыкновению явил миру смену морских ветров, про-принц и его жена Марика без охраны конными отправились на побережье. Омывавшее Веллию море звалось Зеленым из-за окраса его волн. Но оно было столь огромным, что у разных берегов меняло цвет от свинцово-серого до лазурно-голубого. Веллы видели штормливое царство большой воды зеленым, и название моря для них казалось понятным и простым.
Главный город Веллии Ивенот-и-ратт стоял между холмов, но ближе к морю начиналась обширная степь, которая тянулась вдоль побережья до самых романских земель. Здесь была проложена дорога, по которой постоянно двигались пешие, конные, повозки крестьян и торговцев. Чтобы не привлечь внимания, Седрик и Марика надвинули на лица капюшоны плащей и ехали не спеша.
Но едва только свернув на пустынное ответвление от главной дороги, принцесса, которая, должно быть, долго сдерживала себя от этого, все же пустила лошадь вскачь.
Седрик поскакал за ней, любуясь, как его романка держится в седле, легко управляясь с несущейся под ней сильной тварью. Когда много лет назад он только начал узнавать свою жену, про-принца удивляло, как много умела и могла она из того, что нельзя было назвать обычным умением для женщины. Марика неохотно говорила о своем прошлом, и о многом Седрик до сих пор мог только догадываться. По совету отца, он не принуждал романку к прямым ответам, лишь зная наверняка, что Марика появилась в семье легионера из благородных и долгое время жила в одной из приграничных крепостей, в каких обычно несут службу воины Легиона. Должно быть, там она научилась держать в руках оружие и ездить верхом, несмотря на то, что в отличие от веллов, романы не одобряли для женщин такой науки.
Как бы то ни было, теперь Марика неслась по степному бездорожью навстречу волновавшемуся морю. Здесь берег приподнимался, и волны с пеной и плеском разбивались о его склоны. Сильный ветер, первый в этом году, который задул с моря, рвал с плеч принцессы плащ, растрепывал темные волосы и окрашивал в багрянец ее прекрасное лицо. Здесь уже хорошо чувствовался горький запах соли. Крики морских птиц, во множестве носившихся над волнами, тонули в свисте ветра и шуме прибоя, что должен был еще усилиться к полудню.
Седрик догнал жену, когда она сама осадила коня почти у самого обрыва. С возвышенности открывался вид на море и длинную полосу побережья по обе стороны. Марика спрыгнула на землю и, забросив поводья на спину лошади, обернулась к ударявшимся в склоны волнам.
Про-принц в свою очередь сошел с коня. Обвязывая уздечку вокруг куста он искоса и с восхищением наблюдал за своей романкой.
Марика по-прежнему стояла лицом к морю. Ветер бил ей в лицо, трепал тугие локоны темных волос, рвал с плеч дорожный плащ. Принцесса раскраснелась. Она вдыхала запахи моря, слушала крики птиц - и обычно угрюмые, ее черты теперь выражали редкое спокойствие. Глаза Марики были прикрыты, как и плотно сжатые губы. Тонкие ноздри едва заметно трепетали. Седрик смотрел на жену и чувствовал, как любовь и нежность к ней переполняют его душу с новой силой.
Две седмицы, которые прошли с их неудавшейся ссоры в купальне, Марика, по-видимому, чувствовала некую вину. Седрик понял это по ее поведению. Романка всерьез вознамерилась примерить роль доброй жены. Она была неизменно весела и благожелательна. Набравшись терпения, Марика просиживала даже возле Ираики, составляя ей компанию и выслушивая болтовню. Вспомнив, что она мать, по целым дням проводила с детьми, участвуя в их занятиях. И, наконец, за все время не сыграла с Седриком ни одной из ее обычных шуток. Такое поведение было настолько непохожим на его жену, что первое время про-принц не знал, что ему думать.
Потом он догадался. На Марику подействовала угроза не отпускать ее к Прорве. Настолько, что попытки романки задобрить мужа, в конце концов, заставили Седрика испытывать чувство вины. Марика так отчаянно старалась заставить про-принца забыть о его словах, что перестала быть похожей на себя. И, одновременно, Седрик был настолько рад этим переменам, что, несмотря на множественные попытки, так и не сумел признаться ей, что окончательно никогда не собирался претворять свою угрозу в жизнь.
Младший сын короля Хэвейда хорошо помнил то время, когда он только начинал семейную жизнь с юной и таинственной романкой. Принужденная выйти за Седрика против воли, Марика ненавидела каждое его прикосновение. Казалось, ее трясло от одного его вида, а запах вызывал дурноту. Рождение первенца не улучшило, а усугубило происходившее между ними. Когда-то по неосторожности Марика дала ненавистному ей Дагеддиду высшую клятву - не перечить ему ни в чем. Лишь потом принц догадался, что жена в самонадеянности не могла вообразить, что обещанное придется исполнять. Все же она сдержала слово. По желанию Седрика романка соединилась с ним в вечности перед лицом Светлого Лея, а после покорялась приказам, слушаясь каждого желания. Марика не отказывалась подчиняться, но кроме исполнения его прихотей, больше ничего и не делала. По целым дням она лежала в постели так, как ее там оставлял супруг, зябко кутаясь в одеяло, даже когда в комнате было жарко натоплено. Встревоженный Седрик пытался согреть ее жаром своего тела, обнимая и подолгу пролеживая рядом с ней. Но, казалось, Марика даже не замечала усилий помочь ей. Она только ежилась в его руках, холодея еще больше.