Лекари не находили в маленьком теле принцессы никакой хвори. Но хворь была. Она пожирала Марику изнутри. Прекрасная романка поднималась все реже, а когда вставала, то едва перекидывалась несколькими словами с Ираикой, и реже - с Седриком. Она не подходила к ребенку и даже не выбиралась из комнаты, все норовя опять прилечь. Ее прекрасное лицо делалось все бледнее, волосы потускнели и даже глаза казались прозрачными, утратив их блеклую зелень.
Седрик чувствовал себя близким к помешательству от сильнейшей тревоги. Он даже прекратил любовные утехи с женой, наблюдая, что после каждого раза ей делалось зримо хуже. Однако это уже не помогло. Марика тихо умирала от непонятной и неизлечимой тоски. По ее тусклому взгляду Седрику иногда казалось, что она забывала, кто она и что делает в этом месте. Во сне она иногда начинала бредить на языке своего народа, но как ни прислушивался супруг, уловить смысла он не мог.
Когда казалось, что все было уже кончено, неожиданный выход Седрику подсказал отец. Король Хэвейд лишь раз и ненадолго вошел в комнату младшего сына. Подойдя к ложу, на котором, уронив руки на колени, бессмысленно сидела Марика, он присел перед ней сам, заглядывая в лицо. На несколько мгновений их взгляды встретились. Потом король поднялся и, не говоря ни слова, вышел, поманив Седрика за собой.
Уже на следующий день недоумевающий про-принц вез жену в один из отдаленных монастырей Светлого Лея. Женщины допускались в это священное место лишь в виде великого исключения. Марику, однако, допустили. Спустя какое-то время, Седрик повез ее в другой монастырь, оттуда - в главный Храм Светлого Веллии. Всюду к изумлению мужа Марика ненадолго оживала - и горячо, искренне молилась. Бывало, что в каком-то из священных мест они проводили больше месяца. Поддерживая жену во всем, Седрик не представлял даже отдаленно, о чем Марика просила Светлого Лея. Он только понимал, что ее мольбы были как-то связаны с ним, ее супругом, и что жена, похоже, не обретала того, о чем вопрошала так страстно.
Седрик каким-то чутьем догадался, что Марика так и не получила отклика Предвечного. Однако несмотря на это, в ее душу все же сошел некий покой. Каждое новое священное место, все испытания и обеты, через которые им довелось пройти вместе, и молитвы жены помалу словно вытаскивали Марику из пропасти безумия, в которую ввергала ее тоска. Совершившая паломничество романка словно примирилась с чем-то неведанным, но очень важным. Седрик, который все время испытывал настоящий, острый страх за жизнь любимой жены, необъяснимым образом понял - основная и самая страшная опасность для нее миновала. И будто бы в подтверждение этому, едва вернувшись домой, в Ивенот-и-ратт, они получили благословение свыше. Вновь подпустившая к себе супруга принцесса понесла двойню.
После появления новорожденных сыновей, которых Седрик в уважении к жене назвал романскими именами, Марика вновь начала тосковать. Однако не дожидаясь того, что уже было, король Хэвейд снова выручил семью своего младшего сына. Он, наконец, ответил согласием на настойчивое предложение императора Тита Максимуса Третьего реформировать велльскую армию по романскому образцу. И к изумлению Седрика, привлек к этому делу свою младшую невестку.
Решение короля вызвало жаркие споры и пересуды по всей бесконечной империи романов. Пересуды только усилились, когда воспрянувшая духом принцесса Марика взялась за предложенную ей работу с внезапным воодушевлением, немалым умением и вовсе непонятным военным опытом. Женщинам в Веллии не было принято ввязываться в воинские заботы, но закон страны им этого не запрещал. Марика наравне с романами, которые были присланы императором в подмогу покладистому вассалу, занималась реорганизацией армии, формированием новых отрядов и выработкой тактики. От ее черной тоски не осталось следа. Седрик, который поначалу с недоверием относился к затее отца, следил за успехами супруги с немалым облегчением. Тогда же он поклялся, что никогда не заступит жене дорогу к ее склонности, если только склонность эта не способна будет причинить вреда.
Ему пришлось крепко напоминать себе об этом обещании, когда Марика впервые собралась покорять туманную Прорву.
Помня о тоске, которая едва не убила его жену, ровно как и о способе избавления от нее, Седрик, скрепя сердце, раз за разом отпускал Марику в проклятую мглу, которую сама романка называла chaos foramine (логовом хаоса). И, пусть не прямо теперь, но собирался делать это впредь. Тем более что в последнее время она старалась заслужить это изо всех сил.
В морской дали появился корабль. Из-за близости порта, корабли бывали здесь довольно часто. Но сегодняшний день был первым в начале нового сезона ветров, и суда всех, даже отчаянных мореплавателей, старались избегать оказываться поблизости от холодных велльских берегов. Должно быть корабль, который пока был едва виден, пришел издалека и его капитан не знал об особенности сегодняшнего дня.
Теперь Марика не отрываясь, смотрела на постепенно приближавшуюся темную точку корабля. Лицо ее было прекрасным - самым прекрасным на свете. Восемь лет, которые прошли со времени замужества, никак на нем не отразились. Романка по-прежнему оставалась свежей и юной, словно какая-то добрая магия берегла ее красоту.
Не выдержав этого зрелища, Седрик подошел к жене сзади и обнял ее, прижимая к себе. Макушка Марики пришлась вровень с его грудью, но Дагеддид, сильно наклонившись, все же сумел зарыться лицом в ее волосы и вдохнуть их аромат.
- Я вот хотел спросить, - подняв голову и тоже глядя на приближавшийся корабль, медленно проговорил он. - Что это такое было сегодня ночью?
Марика знакомо повела плечом, делая попытку отстраниться. Седрик привычно напряг руки, препятствуя ей. Некоторое время они боролись. Для ее маленького тела, романка была довольно сильной. Несколько лет, которые прошли со времени ее последней беременности, она не уставала упражняться с оружием и без него. Седрик, который поначалу легко мог сломить ее сопротивление, давно с удивлением замечал, что в зримо хрупких руках жены пряталась почти мужская сила.
- Ты усовестил меня, - стиснутая в железных объятиях про-принца, наконец, вынужденно призналась юная романка.
Седрик подождал еще. Но продолжения не последовало, и он уточнил.
- Ты говоришь о...
- Мы женаты уже восемь лет, - притиснутая спиной к груди супруга, юная романка по-прежнему смотрела в волновавшееся море. Теперь корабль был виден значительно лучше. Ветер нес его на прибрежные скалы. Однако, по-видимому, команда корабля отчаянно боролась с морем, полная решимости достичь порта, доки которого виднелись вдалеке. - Ты спас меня, Дагеддид. Сперва от дорожных мерзавцев, потом... из огня. А я ни разу... мне не довелось поблагодарить тебя.
Седрик усмехнулся, потирая ее плечи.
- Так это была благодарность? Ты только скажи, что мне сделать еще, чтобы ты благодарила меня так... почаще?
Жена не поддержала его шутливый тон. Вместо этого она мотнула головой на море.
- Мне не доводилось никому об этом рассказывать, - Марика пошевелилась. Думая, что подруга замерзла, Седрик запахнул на ней края своего плаща. - Но забыть не получается. Когда меня прикручивали к тому столбу... и потом поджигали хворост - мне хотелось жить. Казалось - пусть как угодно, но чтобы остаться здесь. И жить. Смотреть, слушать звуки и скакать навстречу морю, чтобы ветер приносил его соленые брызги в лицо. Это то, чего хотелось тогда. Жить любой ценой. Лишь бы кто-то пришел и спас меня.
Она помолчала.
- Пришел ты, Дагеддид. Не знаю, какой тьмы случилось так, но... Ты тогда едва не сгорел вместе со мной. У меня до сих пор нет уверенности, смог... ла ли я сделать то же для кого-то из... чувства привязанности.
Романка помолчала еще. Никогда ранее не слышавший от нее таких откровенных слов, Седрик молчал тоже, ненавязчиво прижимая к себе женское тело и грея ей спину.
- Потом Лей соединил нас, - судя по звуку, Марика подавила вздох. - Я до сих пор не могу решить этой загадки. Но, должно быть, для чего-то это нужно.
Корабль поднесло уже совсем близко. Он не был похож ни на романское судно, ни даже на асскую галеру. Рука мастера придала его носу необычную форму в виде головы дракона. Должно быть, тем, кто был на борту, удалось поймать прибрежное течение. Дагеддидам с возвышенности было видно - еще немного, и корабль окончательно минует опасность. Если так, самое меньшее - к полудню это судно уже будет в порту.
- Я - паршивая жена, - некоторое время пронаблюдав за маневрами корабля с драконами на носу, призналась Марика. - Будь у меня такая жена - впору было бы бить ее каждодневно смертным боем. Но... я попытаюсь... Мне это непросто, Дагеддид. О таком не говорят, и я не могу рассказать...
- Не нужно рассказывать. Я все знаю сам.
Романка круто развернулась. Седрик успокаивающе положил руку на ее плечо.
- Давно заметил. Ты не можешь вожделеть мужчин.
Жена поперхнулась. Некоторое время она в заметном волнении произучала лицо супруга. Но не увидела в нем ничего для себя тревожного. Седрик смотрел на нее в ответ, и взгляд его оставался спокоен.
- Как ты понял? - через силу спросила она наконец. Про-принц пожал плечами.
- Я не слепой и не дурак, жена. Я видел, как ты смотришь на красивых женщин, которые оказываются поблизости. У тебя... мужской взгляд. Думаю, это из-за дня твоего рождения. Ты говорила, оно пришлось на Солнцестояние Лея. Это сильный... мужской день. Должно быть, рождение в такой день тебе не минулось даром, - Седрик успокаивающе стиснул ее плечо. - Лей силен в тебе так же, как во мне Луна. Я понял давно... и смирился. Нужно просто держать эту... неправильность в узде и не давать ей ходу. Мы родились, чтобы быть вместе. Думаю... думаю, в этом-то и заключается разгадка той самой загадки, которую... как ты говоришь, ты все не можешь решить.
Марика опустила взор. Потом подняла глаза, снова устремляя взгляд на море. Чужой корабль уже справился с бушевавшими ветрами. Все-таки поймав течение, кормчий благополучно правил к далекому порту.
- Ты... отпустишь меня к Прорве? - прямо спросила романка.
Седрик внутренне подобрался. Ему не хотелось ломать хрупкое доверие, которое сегодня впервые за много лет начало образовываться между ним и его женой. Он догадывался, что его ответ может мгновенно нарушить то, что только что появилось. Но другого выхода из создавшегося теперь положения он не видел.
- Ты не забыла о приглашении императора? - уточнил он. Марика мотнула головой.
- Помню. Но в Прорве... мы очень близко, Даг... Седрик. Близко, как никогда. Дай мне еще три месяца. И тогда у меня будет, чем отвлечь Тита Максимуса и его не в меру ретивого отпрыска от... всего другого. Клянусь. Когда мы пробьемся через туман...
- Не когда, а если, - Седрик тяжело вздохнул, внутренне готовясь к неприятному, но неизбежному. - Прости, Марика. Я не могу отпустить тебя сейчас к Прорве. Потом - обязательно. Но не теперь. Однако мы и без Прорвы сумеем отвлечь этого мерзавца Клавдия. Я... уже решил. Марика, я... дам тебе еще одного ребенка.
***
Вождь маннов Вальгард Снежный Волк и его люди конными двигались по улицам Ивенот-и-ратта по направлению к королевскому замку. После прибытия и вручения посольского письма начальнику доков, от самого порта их сопровождал то ли почетный эскорт, то ли охранный конвой из велльских латных всадников. Маннские воины старались не вертеть головами, сохраняя на лицах суровое достоинство. Но сын ярла понимал и без того - выходцам с далеких ледяных островов, которые никогда прежде не бывали в таком большом городе, было на что посмотреть.
Веллия располагалась на самом юго-востоке империи романов, а холодное и сильное морское течение делало короткое велльское лето еще более коротким. Однако ее погоды были куда более щадящими, нежели на Островах. Благодаря летнему теплу Ивенот-и-ратт покрывала теперь темнолистая суровая зелень. Хотя столице Веллии было далеко до того буйства растений, которым мог похвастаться Вечный Ром, в начале лета ее выложенные из камня стены домов, мощенные улицы и изгороди были в цвету из-за высаженных здесь деревьев и побегов вьюна и бегунка. Светловолосые велльские женщины, чьих прелестей не скрывали меха шуб, то и дело попадались на глаза гостям, а вид их детей, которым не приходилось замерзать на стылом ветру, наполнял сердца маннов неизменной решимостью - завоевать то же для собственных потомков.
Когда-то манны населяли побережье страны, которая вся звалась теперь Веллией. Манны были немногочисленным, но воинственным племенем, которое часто беспокоило соседей. Набеги на веллов совершались не реже раза-двух в год, и закончились только с приходом завоевателей. Слава о романах, которые покорили большую часть суши, далеко опередила их самих. Велльские же короли славились среди других народов здравомыслием, и тогдашнему правителю Веллии удалось без боя договориться о признании владычества романов на условиях лишь необременительной дани.
Однако ярлу маннов такого здравомыслия не хватило. В первой же стычке с лучше вооруженным, организованным и куда более многочисленным Легионом Рома, манны были безжалостно разбиты. Жалкие остатки их народа едва успели погрузиться на рыбацкие суда. Им удалось отплыть лишь немногим раньше, чем романы, которые быстро и единовременно появились во всех их селениях, довершили разгром.
Поспешное бегство едва ли можно было назвать избавлением. Весь берег до самого пролива, который разделял две больших земли - романскую и асскую, принадлежал романам. Романы властвовали над большей частью суши. На их земле спасения не было.
Ассы тоже едва ли стали бы мириться с прибытием беглецов в свои пески. Им ни к чему было ссориться с могучим соседом из-за кучки потрепанных маннов.
Побежденные решили отдаться на волю судьбы. До того никто из живущих не пускался в путь южнее Великого холодного течения, которое огибало романские берега, принося стужу зимой и холодные ветра - летом. Но другого пути у побежденных не было. Позади они оставляли смерть. С двух сторон их зажимали смертоносное холодное течение и не менее смертоносная Прорва. Впереди было лишь море, вздымавшее холодные, свинцово-серые волны, в которых манны готовились принять смерть - возможно, еще более мучительную, чем от романских мечей.
Но судьбе не было угодно погубить их в этот раз. Спустя множество дней, в течение которых ветра гнали утлые рыбацкие суда на юг, навстречу извечному морозу, впереди неожиданно показалась земля. Земля эта оказалась берегами одного из самых великих в гряде остров, на которые до маннов ни разу не ступала нога человека. Острова эти были настолько холодны, что едва были способны взращивать мох и редкую траву в самые жаркие месяцы лета. Но измученные морем, лишенные сил и надежды беглецы были рады и тому. С большим трудом высадившись на скалистый, промерзлый берег, манны основали на нем первое поселение. Откуда постепенно, поколение за поколением, они распространились на другие острова.
Несмотря на то, что неожиданная земля была ничьей, она едва ли спасала жизни высадившимся на нее людям. Можно было с большей уверенностью сказать, что она, скорее, продляла их мучения. Уделом непокорных беглецов стали извечно стылый воздух летом, скудная пища и тяжелые болезни круглый год. Зимой Острова, которым так и не дали названия, сковывал лютый мороз и крепкий лед. Весной и осенью они продувались всеми ветрами, которые несли сырость и плотные туманы со стороны Прорвы.
И, все же, манны продолжали бороться с выпавшими им испытаниями. Они научились жить в вечном холоде, справляться с голодом и недугами. В конце концов, через несколько поколений, бывшие беглецы окрепли. Из нескольких маннов выживал один, но выживал сильнейший. В постоянных битвах с морем, его обитателями и друг другом манны превратились в суровых бойцов, каждый из которых умел держать в руках оружие едва не с пеленок.
И манны ничего не забыли. Ни позорного поражения со стороны романов, ни подлого предательства велльских соседей, которые сдались без боя. И через земли которых враг сумел подобраться к маннским селениям так быстро и незаметно.
Однако до недавнего времени у них не было надежды ни на то, чтобы одержать победу над давними обидчиками, ни даже на месть. Зеленое море оставалось очень суровым на юге. Только для того, чтобы пересечь его, требовались немалые усилия. Совет ярлов не решался отправлять воинов к берегам Веллии, не зная толком, что могли противопоставить им северяне.
Так было до тех пор, пока на морозных берегах Островов не появился странный маг.
... Манны проехали королевский парк, который отделял город от отстоявшего на холме королевского замка. Потом миновали внешнюю стену и спустя короткое время оказались во внутреннем дворе дома велльских королей.
Здесь их уже ждали. Перепоручив предоставленных им веллами лошадей заботам королевских конюхов, гости в молчании проследовали за направленными за ними проводниками.
В приемной зале эскорт из латных конников сменили пешие воины из охраны замка. Вождь маннов шел впереди. За ним двое его ближайших соратников несли большой деревянный ящик, и следовали прочие манны, отобранные для участия в посольстве. Позади всех, опустив голову под широким полотняным капюшоном, угрюмо шествовал прибывший вместе с послами чародей.
Зал, в котором король Веллии принимал послов и других почетных гостей, был велик. Тьму разгонял огромный ярко горевший очаг, настенные факелы и светильники. Из-за низких потолков, которые в глазах веллов имели преимущество перед огромными колонными залами романов, света казалось достаточно. Вальгард Снежный Волк прошел между рядов заслуженных дворян и королевской охраны и, наконец, оказался перед троном правителя Веллии.
На возвышении всего в три ступени стояло два деревянных резных кресла. То, что поменьше, теперь пустовало. На другом, вытянув ногу, сидел пожилой, благородный велл. Это и был король Хэвейд, правивший Веллией уже не один десяток лет. По обычаю его народа длинные, до плеч, светлые волосы почти не тронула седина. Короткая борода едва заметно серебрилась. Взгляд короля был проницательным и, как будто, усталым. Впрочем, последнее могло просто казаться. Игравшие на королевском лице тени время от времени меняли выражение его черт.