Гадание мужиков закончилось быстро - никого из женского племени на неё не пустили, опричь Летавы. Да Красе не больно-то и хотелось знать, чего там мужики делали. Судя же по тому, что Славута после того гадания довольно потирал руки, а остальные мужики сумрачно молчали, Летава и Славутиным, и иным сбеегам отсоветовала ворочаться на Плесковщину.
Да и то сказать - куда ворочаться-то? Под мечи да плети? И впрямь вожжа под хвост попала мужикам, верно ведунья говорила, дурь в голове.
- Есть у тебя чего-нибудь от брата? - Летава глядела цепко, не отрываясь. - Из одежды чего-нибудь альбо ещё что?
- Волосы его есть, - прошептала девушка несмело. Сейчас её затея отчего-то стала казаться ей самой вздорной и опасной.
- Ещё лучше, - проворчала ведунья. - Откуда?
- Нас ещё в детстве отец для чего-то заставил. У меня его волосы есть, - Краса стащила через голову кожаный гайтан, на котором под оберегом таилось волосяное колечко, - а у него - мои.
- Умно, - сказала Летава, цепко выхватывая колечко из рук Красы. Встретилась с ней глазами и усмехнулась. - Да ты не бойся, дева, порчи я на твоего брата не наведу. Ни к чему мне это, корысти в том вовсе даже никакой.
Вспыхнули волосы, корчась в огоньке светца, противно запахло палёным рогом. Пепел ведунья бросила в широкую деревянную чашку с водой, помешала ложкой, вглядываясь в глубину чашки, забормотала:
- Встану я, Летава, благословясь, и пойду из избы в двери, а из дверей в вороты, в чистое поле под восток, под восточную сторону, на море, на океан, на остров Буян, там на острове Буяне на море-океане, лежит колода дубовая, а на той колоде сидит Страх-Рах. Я тому Страху-Раху покорюсь, да попрошу - создай мне, Страх-Рах, семь братьев, семь ветров буйных, семь вихорей: ветер полуденный, ветер полуночный, ветер суходушный. Подите вы, семь ветров буйных, во чисто поле, сыщите добра молодца Буса Неклюдовича, да мне про него расскажите, тоску девы утолите! Гляди, дева!
В тускло блестящей от светца воде - в землянке было полутемно, только в приотворённую дверь заглядывало краем солнце - вдруг что-то прояснилось, видно было какое-то движение. Красе вдруг показалось, что она видит Буса - брат лежал на лавке, укрывшись рядном и привалясь к рубленой стене. Спал.
Дрогнуло, и исчезло.
- Видела? - цепко спросила Летава.
- Видела, - прошептала девушка.
- И я - видела, - дочка войта стояла за спиной Красы, неслышно подошла, пока Летава шептала заговор. - Стало быть, жив он, бабушка?
- Жив, конечно, раз вода его показала. От воды, девоньки на Этом свете никогда и никуда не спрячешься, как ни старайся. Ну а раз видели вы его, стало быть, есть он где-нибудь. Глядишь, и встренётесь.
Господине Велес, сделай! - взмолилась про себя Краса, сжимая в руке оберег. - Сделай, ты, Исток Дорог, тот, кто всякому в пути помощник!
И изо всех сил поверила, что эта встреча - сбудется.
2. Росьская земля. Киев. Весна 1066 года, берёзозол
Киев просыпался.
Протяжно мычали коровы в стаях боярского двора, заливисто кричали петухи, перекликаясь и прислушиваясь к ответам из соседних дворов. Перекличка скатилась с Горы на Подол, перекинулась в Днешнеград и Язину.
Белоголовый лежал, не открывая глаз - тянул время, чтобы отдохнуть хоть лишний час, хоть миг. В холопьей жизни радостей немного, и сон - главная из них. Сейчас вот ключник проснётся, завопит, подымая его и иных холопов. Нельзя сказать, чтобы старый Судила был зол - с чего бы? Такой же холоп, как и все остальные… Но должность обязывает орать и приказывать. А работ в боярском хозяйстве не счесть. И для холопа, и для ключника, и для закупов с рядовичами.
Белоголовый прерывисто вздохнул в полусне.
И как всегда в такие мгновения, вспомнилось осеннее разорение веси от плесковского боярича и то, как он, Бус Белоголовый, стал холопом.
Белоголовый очнулся только на рассвете. Отрыл глаза и застонал - от каждого, даже самого маленького движения всё тело схватывала боль. Закусив губу, мальчишка ощупью нашёл рану. Стрела с узким бронебойным наконечником ударила в подмышечную впадину, разорвала и кожу, и мясо и прошла насквозь.
Всхлипнув, Белоголовый потянул из ножен короткий нож, перерезал окровавленное древко и, скрежеща зубами и ругаясь, потянул стрелу из раны. Вытащил и повалился навзничь, от невероятного облегчения мало вновь не обеспамятев. Перед глазами всё поплыло, в голове и по всему телу появилась странная лёгкость. Он словно плыл над землёй, отрываясь от неё и взлетая неведомо в какие дали, затянутые синеватой дымкой. Разворачивались иные земли, поросшие густыми лесами, вздымались высокие горы, на каменистых уступах и осыпях которых змеились узкие дороги, широким ковром стелилась степь, морщилось и ходило хмурыми волнами незнакомое море с торчащими каменными клыками у песчаных берегов…
Белоголовый вздрогнул и открыл глаза. Ему вдруг стало не по себе - душа мало не отлетела в вырий сама, оставив на земле тело на потраву волкам да воронью.
Скрипя зубами, Белоголовый сел - голова опять закружилась. Разом вспомнилось ВСЁ, и Белоголовый заплакал…
В ночи печально и тягуче веяло гарью - несло терпким дымом уже угасшего пожарища, тянуло жаром ещё рдеющих угольев. Скулил где-то меж угольями осиротелый домовой да выл у опушки испуганный случайно уцелевший пёс.
Сквозь сон Бус слышал, как заскрипел лежак под ключником. Старческий кашель прорезал тишину и Белоголовый старательно зажмурил глаза.
Я сплю! Сплю-ю-ю…
Меня вообще здесь нет…
Белоголовый дошёл до опушки и устало упал на колени - теперь можно было и отдохнуть. Над чапыжником ясно виднелись островерхие кровли, слышался прерывисто-ленивый лай псов. Мальчишка привалился спиной к коряво-шершавой коре старого дерева и прикрыл глаза. Лесной великан ласково склонился ветвями над маленьким человеком, словно стремясь его от кого-то укрыть.
А и было от кого укрывать - для него, Буса, сейчас не поймёшь, кто свой, а кто чужой. Корчму и весь разорили плесковичи, а старшим был сын боярина - своего боярина! - кметь, которого все всегда считали добрым и весёлым. В Лужках, должно быть, посчитали, что из Неклюдовой корчмы и живых-то никого не осталось. А самого Буса просто не нашли. И немудрено. Да и из самих-то Лужков жив ли кто, - вдруг подумалось Белоголовому.
Потому и подался раненый и битый жизнью парнишка на полдень, к дальней родне, про которую слышал едва краем уха - где-то около Руссы, в Выселках жила у него дальняя родня. А одному в лесах мыкаться - последнее дело. Пропасть он бы не пропал - не таков был. И с голоду бы не помер, и от зверья отбился бы, а то и от человека лихого, татя шатучего. Да только негоже человеку одному жить. Тем более - мальчишке.
Почти засыпая, Славутич успел подумать - а всё же, что там за кровли над кустами - неуж всё-таки добрался до Выселок? Но заснуть не пришлось. Сквозь наваливающуюся дрёму настороженный слух Буса всё же уловил лёгкие, почти неслышные шаги. Не человечьи, нет.
Человек несведущий, какой-нибудь горожанин, немедленно сел бы, а то и вскочил, начал бы озираться. Бус же даже не пошевелился - только слушать стал внимательнее втрое, да медленно-медленно открыл глаза.
Мимо, совсем рядом, бесшумно кралась по лесной дорожке большая лисица. Сторожко косилась на лежащего мальчишку, но не убегала. Просто шла по своим делам. Небось курей красть в деревню, - подумал Белоголовый, веселея. Хорош же он, однако, что его уже даже и зверьё не боится - должно быть, за то время, пока по лесам мыкается, человечьего духа в нём совсем мало осталось.
Бус чуть улыбнулся, жалея, что придётся прервать рыжей хищнице охоту, звонко щёлкнул пальцами и шевельнулся. Лису как ветром сдуло, не углядел, куда и девалась. И верно охотники говорят, что у зверья в лесу сто дорог.
Весь была немаленькой - почти три десятка дворов. Однако и в такой любой новый человек сразу на виду. И потому Бусу сразу не понравился мальчишка лет пяти-шести, который крутился чего-то у околицы и проводил чужака настороженным взглядом. Даже захотелось остановиться и поворотить обратно. Но тут Белоголового уже взяло зло, и он, куснув губу, зашагал к крайним домам. И уже подходя ближе, понял, что обманулся - не три десятка дворов, а все полсотни.
Зато вот предчувствия его не обманули - Буса встретили уже за пятым домом. Трое высоких - лет по тринадцать, а то и пятнадцать - мальчишек. И тот, с околицы, - сзади всех. И когда успел только, - мельком подивился про себя Белоголовый, - небось по репищам скакал.
Они остановились так, чтобы чужаку нельзя было их обойти. А во дворах уже заливались лаем собаки - тоже почуяли чужака. Бусу стало не по себе - больно уж неприветливо глядели деревенские. Плохо дело, - подумал он, низя глаза.
- Гой еси, - сказал он, остановясь.
- И ты не хворай, - холодно бросил передний. - Кто таков?
- А ты кто таков, чтоб я тебе отчёт давал? - огрызнулся Белоголовый. Его страх вдруг прошёл, осталась только весёлая злость.
- Грубит! - весело воскликнул мальчишка с околицы. Он так и рвался вперёд, и Бус недобро усмехнулся - ТАК драться он тоже умел. Сначала маленький нарывается, а потом ввязываются остальные - вроде как заступиться.
- Что это за деревня? - вдруг спросил он миролюбиво.
- Сам ты деревня! - не дал себя сбить с толку младший. - Это не деревня, а весь!
- Много о себе мнишь, - бросил в ответ Бус и заверил. - Деревня.
Этого ребята не снесли и ринули к нему все разом.
Тут Буса, замученного скитаниями по лесу, окончательно взяла злость. Он метнулся навстречь, и сошёлся вплоть с передним, с самым старшим и сильным. Тот явно не ожидал от чужака такой прыти. Белоголовый проскочил у него под рукой и сильно ударил в подбородок - весь в стремительном движении. Парня снесло с ног и крепко приложило оземь. Бус же проскочил сквозь деревенских и остановился, готовый к дальнейшей драке.
- Ну? - злобно спросил он. - Трое на одного, что ли?
Они оскорблённо взвыли, но отступили. По одному было страшно, а всем вместе - стыдно. Остыли. Вожак хрипел, ворочаясь на траве, с усилием прогоняя воздух в горло. Бус коротко усмехнулся - вспомнил, как его самого впервой вот так приложили, и как он тоже силился вдохнуть.
- Это что здесь ещё? - вдруг грозно грянул за спиной голос. Деревенские испуганно дёрнулись, но тут же остановились, и на их лицах возникло торжество - сейчас этому пришлому нагорит по первое число. Бус - терять было уже нечего - спокойно оборотился.
Поглядеть было на что - мало не сажень росту, да и мяса на плечах нарощено изрядно, не на животе. Русая голова стрижена в кружок и повязана тонким ремешком. По прожжённой во многих местах искрами рубахе и кожаному переднику Белоголовый вмиг угадал в мужике коваля. И не только - его противники вмиг как-то притихли. Похоже, что коваль был ещё и кем-то вроде войта. А то и самим войтом.
Сбитый с ног Бусом парнишка привстал, бросил взгляд на коваля и смутился.
- Отче…
А ещё коваль был отцом тому, кого разозлённый Белоголовый мало не искалечил.
- И что же ты ищешь? - искоса глянул на Буса коваль. Он уже знал почти всё.
Белоголовый прожевал хлеб, бросил по сторонам настороженный взгляд - невзирая на то, что коваль привёл его к себе домой, мальчишке всё ещё казалось, что сейчас его погонят прочь.
- Родных ищу, - он пожал плечами и уцапал с блюда ещё одну печёную репину.
- Здесь? - удивился коваль. Кивнул кому-то за спиной Буса, Белоголовый оборотился, но успел увидеть только, как мелькнула в дверном проёме рубаха его недавнего противника и хлопнула дверь.
- Ну… - мальчишка пожал плечами. - Мне в Выселки надо.
Коваль чуть приподнял бровь, и Бус нехотя пояснил:
- Это недалеко от Руссы. Я и дороги-то толком не знаю, блукаю уже с седмицу, а то и больше.
- И здоров же ты врать, парень… - коваль покачал головой. По-доброму сказал, но Бус мгновенно вскипел.
- Да вот!.. - он бросил взгляд на тябло и замер - оттуда глядели скорбные лики христианских икон. Впрочем, меж ними виднелись и резные столбики чуров. Хозяин кланялся разом и Христу и своим богам. Такое, впрочем, не было на Руси редкостью…
- Ну-ну… - у коваля едва заметно дрогнул уголок рта, словно он хотел засмеяться и сдержался. - А кто у тебя там, в Выселках-то?
- Там двоюродник отцов живёт, - ответил Бус. - Мироном звать. Тоже коваль…
Он вдруг умолк и уставился на хозяина. А тому было уже не до смеха.
- А отца твоего… как зовут… звали? - взгляд коваля заострился, в нём протаяло что-то непонятное. - Уж не Славутой ли?
- Ага, - сглотнул Белоголовый и поглядел на коваля совсем уж отчаянно.
- Ну да, - кивнул хозяин. - Я и есть коваль Мирон, брат Славуты. А вон там, за лесом - Русса.
Бус даже задохнулся, а Мирон вдруг уцепился взглядом за что-то за его спиной.
- Подойди.
Белоголовый оборотился.
Сын коваля подошёл, угрюмо склонив голову. Он же только что на улицу выскакивал, - недоумённо подумал Бус, поспешно сглатывая.
- За тиуном послал?
- Ага, - кивнул мальчишка потерянно.
- Рановато решили, - усмехнулся хозяин. - Ну да ничего, придумаем что-нибудь. А тебе наука - в другой раз будете умнее, - хмыкнул хозяин. - И что за… - он помедлил, словно пытался отыскать слова, - нападать втроём на одного! Даже вчетвером!
Он несколько мгновений разглядывал сына, потом криво усмехнулся:
- А с ним помирись, - коваль кивнул на Буса. - Он теперь у нас жить будет.
Судила всё-таки проснулся - сел на скрипучей лавке и нашаривал ногами лапти. Сейчас встанет, поплетётся на двор, до задка. И только после - заорёт.
Времени чтобы подремать, осталось мало.
Но оно ещё было.
Тиун глядел на Буса неприветливо и недоверчиво, словно говоря - я тебя, парень, насквозь вижу. Белоголовому было не по себе, но он старался не показать своего страха.
- Сыновец твой, говоришь? - спросил он у коваля, не отрывая взгляда от Буса. - Ну-ну… откуда такой?
Теперь он спрашивал уже у самого Белоголового. И надо было отвечать.
- С Плесковщины.
- Не ближний свет, - поджал губы тиун. - А дома чего не сиделось?
Правду отвечать было нельзя.
- А там жрать нечего - Всеславичи летом всё пограбили, - вмиг сочинил Бус. - Вот отец меня сюда и отослал на время. Может говорит, хоть ремеслу научишься.
Мирон одобрительно и едва заметно кивнул - молодец, мол.
- Ну-ну, - снова хмыкнул тиун.
Поверил.
Великое дело - родня.
Тяжело приблудному в чужой деревне. Община, вестимо, пропасть не даст. Только мальчишку постарается побыстрее пристроить к какому-нибудь делу, хоть и не по силам, а девчонку, только она войдёт в нужный возраст - побыстрее выдаст замуж. Чтоб не кормить задаром. Конечно, Белоголовый и в чужой, и у себя в веси без дела сидеть бы не стал, но в Выселках его и вовсе приняли, как родного. А с сыном Мирона, Корцом, с тем, которого при знакомстве Бус сбил с ног, он подружился за каких-то два дня. После новой драки, - понятно, один на один - навесили друг другу по доброму синяку и успокоились. Пропадали вместе и на рыбалке, и в ночном. А вот со старшей его сестрой, Смеяной, как-то не особенно сошлись. Нет, никаких там ссор альбо чего такого - просто она целыми днями пропадала в боярском дому за лесом, а домой приходила только ночевать. Жена Мирона, Любава ворчала сквозь зубы, поминая, в основном, богопротивных христиан, но Смеяне всё было нипочём.
- Чего она там потеряла? - спросил как-то Бус у Корца. - Жених у неё там, что ли?
Мальчишки сидели на берегу речки под нежарким осенним солнцем. Зелёная стрекоза - редкость невероятная в руян-то месяц! - с огромными фиолетовыми глазами села на плечо Буса.
- Не спугни, - Корец медленно потянулся рукой к стрекозе, но она не поверила в его доброту и улетела. Мальчишка досадливо махнул рукой ей вслед и только тогда ответил, морщась, как от кислого. - А она там в боярском дому в прислуге… какой ещё жених? Не с нашим счастьем…
Корец говорил, словно взрослый. Да небось, со взрослых слов и повторял. Он встал и нехотя пошёл к телеге - ребята только что нагрузили полный воз сена и присели отдохнуть - богатые нынче были сенокосы в Выселках.
- Вон как, - подавленно протянул Белоголовый.
- Ага… - кивнул Корец. - Мы же закупы боярские. Отец хоть и коваль добрый, а всё одно почему-то постоянно у боярина в долгах… вот и работаем на него.
Они уже подошли к возу, пиная босыми ногами придорожные лопухи. Корец затянул подпругу, ребята вскарабкались на воз, помогая друг другу, и конь тронулся, не дожидаясь понуканий.
А ведь и я теперь получаюсь закуп, - мрачно подумал Бус.
- Дела, - протянул Белоголовый тоже совсем по-взрослому, когда Корец умолк.
Мрачные предчувствия Буса сбылись совсем скоро - как только опустели поля и репища, репа и капуста улеглись в погреба.
Войт и тиун нагрянули на подворье Мирона разом, и Белоголовый сразу же почуял что-то неладное. Неслышно прокрался со двора в сени и затаился под дверью, слушая.
- Ты пойми, Мироне, - увещевал тиун и его вкрадчивый голос тянулся, как сосновая смола. И так же горчил. - Вся вервь у боярина в долгах по самые уши…
- Глубже даже, - мрачно добавил войт, глядя в сторону.
Дверь притворили неплотно, и Бус мог не только слышать, но и видеть.
- И больше всех - ты, - всё так же мягко сказал тиун. - И когда ваша весь с боярином рассчитается - неведомо.
- Он мой сыновец! - резко возразил Мирон. Вскочил с места и беспокойно заходил по горнице. Любава зажалась в углу, глядя на мужа, войта и тиуна расширенными от страха глазами.
Про что это они?
Бус похолодел.
А ведь про меня говорят, - понял он со страхом.
- Не дам! - коваль остановился посреди жила и поворотился лицом к тиуну.
- Тогда иного кого заберём и похолопим, - пожал плечами тиун. - Может и сына твоего.
Что ответил на это коваль, Бус не знал - он не стал дожидаться. Вскочил и метнулся на крыльцо, а оттуда - к воротам. Зацепил что-то ногой, сзади повалилось и загрохотало.
Прочь!
- Держи! - грянул вслед рвущий душу крик.
Чьи-то волосатые жилистые руки схватили его за плечо, выкрутили руки назад.
Дверь опять скрипнула, пропуская Судилу.
Вот сейчас, - понял Бус, сжимаясь.
- Вставай, холопы! - гаркнул с порога противный и скрипучий старческий голос. - Солнце встало уже!