Кавалькада царицы неслась по широкой дороге через лагерь, а меотянки высыпали из палаток поприветствовать Тиргитао и ее всадниц. Сам Левкон только сдвинулся в сторону от входа. Благо дело, меотийская палатка - это целая деревня: и плетень, и овцы под навесом, и кибитка за задним пологом, и очаг под открытым небом. Чуть зашел за ограду из ивовых веток - и тебя уже не видно. Кто он такой, чтоб царица замечала его непочтительность?
А вот сидевших у Ясины баб, таких же сук, как и она, как ветром сдуло на улицу. Все они обязаны были кланяться и колотить в щиты. Македа - та аж зубами скрипела. Тиргитао недавно вышвырнула ее из личной охраны и заменила…
- Вот она! Вот она! Стерва!
- Посмотрите на нее!
- Как заносится!
- На людей не глядит!
- Лошадь голова к голове с царской!
- Кому мы служим? Тиргитао или ей?
Левкон и не поднимая головы знал, кого они поносят. Рядом с Тиргитао скакала ее новая телохранительница Колоксай - Солнышко. Одного взгляда на нее было достаточно, чтоб понять, почему ее так прозвали. Не по-степному светлокожая, с рыжими длинными волосами, которые она вызывающе выпускала из-под шлема, в медно-желтых до блеска начищенных доспехах, да еще и на соловой лошади! Рыжее по рыжему на рыжем. Кому нравится, может считать золотым.
- Стерва! Только себя и видит!
- Думает, самая красивая.
- Никто ее красивой не считает.
- Ледащая кобыла! Одни кости!
"Ну это кому как". В принципе Левкон понимал, за что Колоксай не любят. Здесь готовы были перегрызть друг другу глотку за один благосклонный взгляд царицы. А тут ближайшая подруга, возможно, любовница. Скачет рядом, ест с одного стола… Но в Колоксай было еще что-то, заставлявшее любого испытывать к ней неприязнь и чувствовать безотчетный страх перед этой изящной молчаливой красавицей в щегольских, безупречно чистых доспехах.
Все знали, что она выполняет тайные приказы Тиргитао. Когда стало известно, что скифы убили своего царя Скила, никто не сомневался: без Солнышка дело не обошлось. В отличие от большинства меотийских всадниц - этих боевых слонов в полном вооружении - хрупкая Колоксай могла сойти и за танцовщицу, и за наложницу. Проникнуть куда угодно и откуда угодно уйти… Еще говорили, что в бою она не берет пленных.
Холодная, расчетливая сука. Похуже Ясины и ее подруг. Между ними разница, как между кулаком и бритвой. Той бритвой, что полоснут по горлу, а ты и не заметишь. Эти могут только грязно ругаться. Как сейчас. Все-таки скифская брань покрепче. Как скажут: "Фагеш-кир-олаг!" - сразу ясно, что не здоровья пожелали. А тут: "мей-мун-джей-ля" - бабий язык.
- Ты что тут? - Хозяйка отвесила Левкону затрещину.
У Ясины уже с утра глаза были налиты. Вернее, один глаз. Правый зрачок меотийской поединщицы казался белым, как молоко. Говорит, его выхлестнула плетью сама Тиргитао за чересчур длинный язык. Однако злобной командирше это уроком не послужило.
Сегодня на рассвете из номада сообщили о рождении у нее племянницы. Вечером намечался праздник. Овец Левкон уже освежевал. Остальные рабы, их было трое: мальчик, смотревший за конем, старая Асай, бывшая ключница Псаматы и угрюмый пастух-тавр, который не отходил от скота, - носили воду, скребли и убирали шатер.
Бывший гиппарх нарочно долго возился с оружием, испытывая непреодолимое отвращение к мойке котла. Большого, человек на тридцать. Из стойбища Ясины прислали гору степных даров, главным из которых была голова барана, которую степняки варили в котле целиком - с шерстью, зубами, глазами и неотрезанным языком. При одном воспоминании о подобном пиршестве Левкона выворачивало, тем более что в котле так и остался на дне не отмытый с прошлого праздника слой черного жира, кишевший муравьями.
Однако котел его все-таки не миновал. Отобрав у раба акинак и надавав в спину увесистых пинков, Ясина отправила его на берег оттирать проклятую посудину. А сама в обнимку с Македой завалилась обратно в палатку допивать перебродившее кобылье молоко. Эти стервы друг друга стоили. Обе рослые, нахальные и вонючие, как ишачихи. Когда-то Левкон думал о меотянках хорошо. Сколько воды с тех пор утекло? Три года. А кажется, было в другой жизни. И не с ним. Если боги выведут его на свободу, он по своей воле близко к бабам не подойдет. Хватит. Наигрался. У конской пиявки два рта, у женщины два слова: дай и дай!
Когда через два часа, совершенно мокрый и измочаленный, он вернулся в лагерь, таща неподъемный казан, то получил еще пару раз по зубам за то, что "долго болтался".
- На это хватило бы и получаса. - Ясина пнула сапогом в отчищенную до желтизны медь. - Тебя за смертью посылать!
"А я сходил бы", - огрызнулся в душе Левкон.
- В других делах он у тебя такой же шустрый? - заржала Македа, подходя сзади. - Брыкливый жеребец. Уступи на пару деньков. Я тебе его объезжу. - Она хлопнула бывшего гиппарха по спине так, что у него загудел позвоночник.
- Не по собаке кость! - Ясина грубо отпихнула приятельницу.
Другая бы обиделась, но бывшая тел охранительница только заржала и обняла подругу:
- Дело твое. А парень как раз для меня. Люблю упрямых.
У Левкона из глаз только что искры не сыпались. Если б у Македы было чуть больше мозгов, она бы остереглась говорить подобное. Но люди только с равными держат себя в руках, а при рабах редко скрывают свои мысли. Телохранительница даже не предполагала, что сейчас подписала себе смертный приговор. Ясина в глазах бывшего гиппарха давно была покойница.
- Поставь котел и иди таскай воду, бездельник! - рявкнула хозяйка, сопроводив приказ тычком в плечо.
Так и не произнеся ни слова, Левкон поплелся за ведром, хотя ноги у него гудели от двухчасового елозинья на корточках.
Вечером шатер Ясины сиял изнутри, как гигантский фонарь. Его освещали двадцать глиняных плошек, залитых овечьим жиром, и еще не меньше десятка маленьких греческих терракотовых ламп. Если б в плену были только чужие вещи, Левкон легче бы переносил неволю. Но меотянки, как назло, обожали греческие побрякушки. Они приходили в неописуемый восторг от расписных лаковых амфор, легких складных стульев, тонких тканей и готовы были платить за них скотом, хлебом - чем угодно.
Ужасно было прикасаться к родным вещам и думать, в каком набеге они захвачены, кто ими раньше владел, что стало с этими людьми… Такое же чувство было у гиппарха, когда скифы в первый день плена делили между собой его коня, сбрую, оружие. А потом поделили и его самого.
Сейчас, разливая вино по легким киликам, Левкон думал: кто из гостей Ясины в состоянии удержать в руках эти изящные игрушки? После двух часов пьянки все уже полегли на войлочные ковры, расстеленные на полу, или отвалились к цветным подушкам у стен.
Шатер был довольно просторным. В центральной его части веселились гости, славя хозяйку и ее новорожденную племянницу. Боковые крылья были отделены кожаными пологами, за которыми суетились слуги, раскладывая на деревянные блюда пищу, подаваемую со двора.
Левкон вышел на улицу к костровищу посмотреть, не горит ли ягнячья тушка, и пропустил самый главный момент церемонии. С противоположной стороны шатра, обращенной к лагерю, раздался шум, потом дудение рожков, и, распахнув полог, перед честным собранием явилась сама Арета Колоксай с дарами от царицы. Шум, пение и голоса стихли, как по команде.
Преклонив оба колена, как того требовал обычай, гостья протянула вперед на вытянутых руках ларец из черного дерева, инкрустированный слоновой костью.
- Великая царица Тиргитао преподносит эти вещи, Ясина, твоей племяннице и твоему почтенному роду, - отчеканила Колоксай с такой непередаваемо надменной интонацией, что сразу стало ясно, кто здесь должен кланяться. - Открой крышку.
Когда хмельная хозяйка откинула деревянный колпак, в воздухе застыли восхищенные возгласы. Столько золота сразу можно было увидеть только в подвале пантикапейского купца! Диадемы, браслеты, жемчужные ожерелья, дробленые, как орехи, изумруды, аметистовый пояс и россыпь монет из электрона - все, что успел заметить Левкон.
- Долгие лета хозяйке! Здоровья и силы ее племяннице! - провозгласила Колоксай, принимая из рук Ясины полный килик красного вина.
- Пусть растет такая же храбрая, как Ясина, - загалдели гости.
- Такая же богатая и славная!
- Пусть у нее будет столько же быков и овец! Телег и рабов!
Все повскакали с мест, у амфор с заморским вином и бурдюков местного пойла началась толчея. Левкон понял, что пора снимать ягненка с вертела и кроить его тушку, а то закуски скоро не хватит. Он повернулся к выходу. За спиной слышались веселые голоса:
- Почти наш пир, Арета!
- Окажи нам честь!
- Сама царица прислала тебя!
"Кто-то еще утром называл ее сукой", - подумал гиппарх.
Колоксай, поднявшаяся было, чтобы уходить, вынуждена была вновь опуститься на цветные подушки. Не уважить просьбу хозяйки она не могла, иначе нанесла бы ее роду несмываемое оскорбление. Да еще от имени царицы.
- Эй, кто там? - крикнула Ясина рабам, вертевшимся за пологом. - Лучшего вина моей самой почетной гостье!
Промедление в таких случаях было смерти подобно. Левкон схватил первую попавшуюся амфору - оказалось удачно, в ней плескалось желтое самосское вино - и мигом очутился возле Колоксай. Он осторожно наполнил ее килик, стараясь не перелить через край и не испачкать гостью.
Колоксай коротко взглянула на него поверх чаши. Левкон немедленно отвел глаза - раб не должен смотреть на свободного прямо, - но тут же встретил ее взгляд, отраженный гладкой поверхностью напитка. Он был трезвым и злым. Ей явно не хотелось оставаться здесь.
Поставив амфору на ковер, Левкон пошел на улицу к костру поторопить остальных слуг. Там работа кипела вовсю, не стоило и присматривать. Но когда он взялся за ручки плетеного ивового подноса, на котором старая Асай раскладывала сочные куски баранины, обернутые листьями конского щавеля, ключница вдруг схватила его за запястье.
- Сегодня ты уйдешь отсюда, - прошамкала она. - Кто посмотрел на кого через чашу, тот за тем и пойдет…
- Что ты несешь?! - огрызнулся Левкон.
- Клянусь ключами моей прежней хозяйки!
Он уже не слушал, с трудом вскинув поднос на плечо и балансируя под его тяжестью.
- Петух не пропоет, а тебя уже здесь не будет! - крикнула ему в спину Асай.
"Дров маловато, - подумал Левкон, боком протискиваясь в шатер. - Разнесу мясо, и надо рубить. Эх, черт, весь терн по балкам извели!" В палатке уже тяжело дышалось, и бывший гиппарх испытал облегчение, вновь выйдя на улицу. С час он махал топором, кроша высушенный топляк и тугие неподатливые ветки держидерева. Потом, весь взмокший, потащил чурки к костру, а когда вновь присоединился к рабам, носившим еду, в шатер уже мало кто из гостей ходил на двух ногах.
Многие расползлись по своим палаткам, другие заснули на полу возле стен, подгребя под себя подушки и ковры. Бери их сейчас и режь, никто дурного слова не скажет. Те же, кто оказался покрепче, вели с хозяйкой бесконечную игру в кости. Едва взглянув на посеревшее лицо Ясины, Левкон понял - дела плохи. Женщина была азартна, но на памяти гиппарха ей еще ни разу не удалось выиграть. Ни у кого.
Зная ее склочный драчливый нрав, остальные всадницы опасались играть с ней. Сейчас напротив Ясины, как назло, сидела Колоксай, которая, судя по мрачному выражению лица, тоже была не в восторге от развивавшихся событий.
- Почтенная Ясина, - цедила она, - давай отложим нашу партию до завтра. Ты выспишься…
- Ты хочешь сказать, что я пьяна? - Налитый кровью глаз хозяйки сверлил гостью.
- Я хочу сказать, - невозмутимо возразила Арета, - что ты уже проиграла большую часть своего имущества. Что у тебя осталось? - Женщина обвела взглядом шатер. - Добычу прошлого похода ты отдала. Запасное оружие тоже. Играть на боевую лошадь Тиргитао запрещает. Поставить на кон подарок твоей племяннице - это неуважение к царице…
- А отказ играть - это неуважение ко мне и духам моего очага! - заревела Ясина, мотая головой, как лошадь, на которую надевают недоуздок. - Я найду что поставить на кон. И отыграюсь! У меня есть рабы. Вон! - Она вскочила и, пошатываясь, двинулась к пологу. - Мальчишку и беззубую старуху ты, конечно, не возьмешь. А этот вполне сгодится. - Ясина вцепилась обеими руками в поднос, который держал Левкон, и изо всей силы дернула его на себя, так что мясо попадало на пол.
- Угомоните ее, - обратилась Колоксай к подругам Ясины, но те лишь развели руками, мол, нечего поделать, в таком состоянии она буйная.
- Она пьяна, - снова попыталась отнекаться от игры царская посыльная.
- Она всегда пьяна, - философски заметила Македа, поднимая с ковра кусок баранины и отправляя его себе в рот.
"Первая умная мысль в твоей пустой голове", - хмыкнул про себя Левкон.
- Ставлю его. - Ясина снова плюхнулась на пол, все еще держа плетенку в руках.
- Кого? Поднос? Барана? Или человека? - откровенно издеваясь, спросила Колоксай.
- Его. - Ясина потыкала жирным пальцев в грудь раба. - Против всего, что ты у меня выиграла. И захлебнуться мне кобыльей мочой, если я не отыграюсь!
"Ценное предложение". - Левкон стоял как вкопанный и наблюдал за происходящим без всякого видимого интереса. У него уже было восемь хозяев. Будет девять.
- Завтра ты будешь жалеть, - с расстановкой произнесла гостья, глядя в потное лицо хозяйки.
- Играй!!! - заревела та.
"Боги, какие же люди буйные!" - Колоксай взяла костяной шарик, зажала его в ладонях, потрясла и выкинула на войлок.
- Шестерка.
Лучшее из возможного. Трехликая Мать дважды подтверждает свое благословение.
Ясина с ненавистью вцепилась в костяшку, зажала ее пухлыми пальцами, трясанула и выпустила из рук, как дети выстреливают вишневой косточкой. Шарик пролетел через всю палатку и угодил одной из спящих всадниц в глаз. Та даже не пошевелилась.
- Македа, что там? Посмотри, - попросила гостья, потому что хозяйка уже хватала воздух ртом и была близка к удару.
- Два, - отозвалась бывшая телохранительница царицы. - Хоть я тебя и не люблю, но врать не стану. Ясина проиграла.
Она подошла к подруге и скорчила ей пьяную рожу:
- А ты, дура, не хотела со мной поделиться. Говорила, кость не по мне. Вот Колоксай и сгрызла твою кость. У нее зубы молодые.
Ясина в гневе попыталась встать, но не смогла. Она завыла, изрыгая мощный поток проклятий, перешедший в жалобное бормотание, хлюпанье носом и, наконец, свист.
- Захрапела, - невозмутимо констатировала Македа, оттаскивая подругу к стене и прикрывая краем войлочной кошмы.
- Завтра я все верну, - сказала Колоксай, обращаясь к тем, кто еще мог ее слышать. - Ясина была не в себе и не заслуживает того, чтоб лишать ее имущества. Тем более в собственном доме на празднике.
Гости одобрительно закивали головами: "Честный и благородный поступок", "Недаром ты в милости у царицы, Колоксай".
- Собери все, что она проиграла. - Арета показала Левкону брошенный на полу плащ. - И иди за мной.
- Почему не оставить вещи и раба здесь? - ехидно осведомилась Македа. - Раз они тебе не нужны.
На бледном, совершенно трезвом лице Колоксай зажглась кривая усмешка.
- Я знаю, как почтенная Ясина любит меня. Да и многие здесь тоже. - Она обвела глазами шатер. - Стоит какому-нибудь колечку закатиться за войлок, как она завтра же скажет, что я утаила наиболее ценную часть выигрыша и только прикинулась щедрой, чтоб заслужить похвалу царицы.
"А она не дура", - про себя отметил Левкон.
- Или спьяну ей придет в голову выколоть глаза рабу и сказать, что я это сделала из ненависти к ней, - ровным голосом продолжала Колоксай. - Нет уж, все видят, сколько я уношу сегодня. И сколько принесу завтра. Идем. - Она подтолкнула Левкона к выходу.
На улице у самой палатки бывшего гиппарха схватила за руку Асай:
- Помни, что я тебе сказала. Ты уже сюда не вернешься.
Новая хозяйка была неразговорчива. Она шагала по ночному лагерю, попадая ногой в черные неглубокие лужицы. Левкон подумал, что недавно прошел дождь, а он, закрутившись в шатре Ясины, даже не заметил.
- Сюда.
Ее палатка оказалась значительно меньше и беднее. Ни скота, ни кибитки, ни рабов. Темная изнутри, она почудилась бывшему гиппарху входом в склеп. Не было ни дыхания спящих, ни запаха еды. Пустой шатер слабо колыхался от ветра, продувавшего его насквозь через откинутые пологи. Это зрелище в абсолютной ночной тишине навеяло на Левкона тяжелые мысли. Разом вспомнилось все страшное, что говорили о Колоксай.
Арета слабо подтолкнула его в плечо. Это прикосновение обоим было неприятно, но, кажется, она вообще предпочитала объясняться жестами. Левкон опустил узел с выигрышем у столба, поддерживавшего свод, и, мысленно воззвав к духам-защитникам, шагнул внутрь. На него не набросились невидимые чудовища. Просто в полной тишине этого пустого жилища царила такая подавляющая тоска, что гиппарх почувствовал себя еще неуютнее.
Знаком хозяйка показала ему за правый полог, отделявший закуток для слуг, и швырнула скатанное в трубку войлочное одеяло. Левкон взял было его в руки, но тут же выпустил. От скатки не пахло человеком. Сейчас это почему-то произвело на раба отталкивающее впечатление. Больше не обращая на него внимания, Колоксай улеглась в своем углу, немного поворочалась, и вскоре Левкон услышал ровное дыхание.
Сам он забился за низкий столб, державший заднюю часть шатра, и не смыкал глаз до рассвета. Им овладел иррациональный ужас. "Спит она, как же! - стучало у него в голове. - Только закрой глаза. Мигом перережет горло. Чтоб насолить Ясине". Бывший гиппарх не припомнил бы, чтоб за три года плена хоть раз так боялся. И чего? Смерти? Здесь смерть - лучшее из возможного. Страх был безотчетным и не имел формы. Казалось, кто-то ледяными пальцами пробирается в душу и лишает ее возможности сопротивляться. "И девка-то, тьфу! Воробей на навозной куче. - Левкон был зол на себя. - Добро бы боялся Ясину!" Но Ясину он просто ненавидел. Эта же… Убийца Тиргитао. Ночная тень. Он твердо решил не спать и при первой попытке Колоксай приблизиться свернуть ей шею. А там будь что будет.
Бывший гиппарх так издергался за ночь, что с рассветом смежил веки и провалился в глубокий крепкий сон. Кошмары мучили его только наяву.
- Эй! - Носком сапога Арета слабо толкнула слугу в плечо.
Оказывается, солнце уже поднялось над седловиной холма. Это как же он так оплошал? У Ясины рабы вставали раньше хозяев, и если б такое случилось у нее… Левкон заметался было по палатке, ища, что бы вокруг себя собрать и привести в порядок.
- Идем. - Уже умытая и причесанная Колоксай стояла у входа. - Возьми вещи Ясины.
Только тут гиппарх вспомнил все. Слава богам! Он возвращается из этого склепа к своей верблюдице. Та хоть будет бить, но не убьет!