Аметистовая вьюга (Осенние костры - 2) Комарова Валерия
Содержание:
Пролог 1
ГЛАВА 1 1
ГЛАВА 2 6
ГЛАВА 3 10
Валерия Комарова
Аметистовая вьюга
Пролог
Он спит на животе, уткнувшись носом в подушку, разметавшись на кровати, раскинув руки-ноги. Рыжие волосы спутаны, на плече синяк, руки и спина исцарапаны в кровь: золотую, тягучую как деготь. Он мог бы залечить царапины в мгновение ока, но не стал, оставил это напоминание о ночи, полной ненависти, жестокости и жажды.
- Прости, - шепчу. За окном метёт вьюга, зло воет, стонет, белой плетью рассекает этот мир на две половинки. В одной остаётся он, а другая - для меня. И дело даже не в том, что не любит он - лишь использует, просто потому, что другого выхода нет. Не в том, что не люблю я - лишь греюсь, по крупицам собираю осеннее, сумеречное тепло. Просто ещё не время. Или уже не время?
- Куда ты собралась? - Будто и не спал вот, секунду тому назад, сел на кровати, свесил ноги, касаясь пальцами холодного пола. В карих глазах гнев и разочарование. Отнекиваться поздно, да и бессмысленно. Исчезнуть, не попрощавшись, не получилось. - Я не разрешал тебе уходить.
Да, не разрешал. Только вот чихать теперь я хотела на твои запреты. Не сегодня. Не в первый день зимы. Не твоё время, мой рыжик, не твоё право - моё. Теперь - моё. Уже - моё. Время рвать этот мир на части, рассекать его и вновь сшивать. Время понимать. Время познавать.
- Я ухожу, - озвучиваю то, что ясно и без слов. - Прости, мне пора.
- Я - твой хозяин, Рани, - мягко. И уже жестче: - Ещё пятьдесят лет буду твоим хозяином. Или ты всё же выберешь смерть? Я ведь предупреждал.
Он такой смешной, этот рыжий. Иногда он кажется мне ребёнком, хотя, я знаю, Осенний Листопад вечен, как вечны все князья фейри. Он видел тысячи миров и увидит, даст Порядок, ещё тысячи.
- Наше время закончилось. - Передёргиваю плечами. - Ты знал, кого пленил и знал, что однажды меня позовут. Можешь считать меня своей рабой, но тебе не быть моим хозяином. У Вьюг лишь одна Хозяйка, и над ней нет никого.
Он знает, но не верит. Не понимает. Он ведь так и не удосужился спросить, что произошло три дня назад там, среди седых скал, на краю мира, у самой Грани, и, наверное, я не смогу объяснить так, чтобы он понял. Придётся показать.
- Смотри. - Я стягиваю тонкую осеннюю куртку, затем снимаю рубаху. Он охает. Странно, неужели бессмертного Великого Князя можно ещё чем-то удивить. Вот бы никогда не подумала.
- Вьюга… - шепчет он. В его зрачках кружат снежинки. - Аметистовая Вьюга.
- Вьюга, - соглашаюсь. Улыбаюсь сквозь силу. Через "не могу". Через "не хочу". Улыбаюсь фальшиво и неискренне. - Аметистовая Вьюга. Ты знал, кто я, с самого начала. - Медлю, перед тем как, озарённая случайной, невероятной догадкой, уточняю тихо: - Или нет?
И, глядя в его шальные глаза, понимаю - не знал. Не знал, считал обычной Вьюгой, Холодной Душой. Спешно натягиваю рубаху и сажусь на пол. Мы смотрим друг на друга и не находим слов.
Теперь уже смеяться хочется. Князь Листопада и Аметистовая Вьюга - могли ли нити Ткачихи сплестись в узор более причудливый, чем этот?
- Спасибо тебе, Осенний Князь, - изморозь расползается от меня по полу, взбирается по стенам, рисует узоры на стекле. - Спасибо, что согрел меня. Я не держу на тебя зла.
Он молчит. А что тут ответить? Он мог удержать при себе Киранну Проклятую, но не меня. А если бы попытался…
Встаю и натягиваю куртку, мигом позже понимая, что это глупо. Разве может замёрзнуть Аметистовая Вьюга?
Я чувствую зов. Си'Эн уже вышла из Врат. Зима пришла в смертные земли, пора Вьюгам собирать жатву. Пора мне возвращаться. Но что-то не даёт уйти, я мнусь на пороге, не решаясь шагнуть в снежное марево, не торопясь раствориться в нём.
- Ты согрел меня, Князь, - повторяю, с губ слетают слова, которые я не говорила никому и никогда: - Я тысячи лет пыталась узнать и понять, что такое - тепло. Ты показал мне, научил меня, поделился. Теперь ты в праве просить меня о чём угодно, Осенний Князь. Я признаю за собой долг.
- Останься, - он с трудом разлепляет спекшиеся губы, глядя на меня с жаждой и безумием. - Останься со мной, Аметистовая Вьюга. Он и сам понимает, что просит о невозможном. Но всё равно просит.
Я возвращаюсь. Опускаюсь на колени перед кроватью и осторожно, не касаясь, глажу воздух над его щекой. Теперь мои прикосновения могут его убить. Три дня Си'Эн дала мне, большее - не в её силах. Но я ещё помню, что это такое, прикасаться. Я помню ощущение его теплой кожи под моими пальцами. Это бесконечно много для существа, которое никогда ранее не знало прикосновений, да и не думало, что они возможны.
Осенний Князь. Листопад. Мой Князь. Глупый мальчишка… Единственный, кто сумел меня пленить, и единственный, кому я это позволила.
Узор Ткачихи так запутан, так сложен, так страшен. И, зная, что Князь виноват сам, я ничего не могу с собой поделать. И плевать на то, что он - от Осени. Плевать на то, что я - Вьюга. Разве важно это? Важно лишь, что он поделился со мной тусклым, сумеречным теплом. Не потому, что я просила - потому, что нуждалась.
Мне не свойственно милосердие, единственное, что есть у меня - голод. Но этот Князь - мой. Даже если он от Осени. Даже если сама я - Аметистовая Вьюга.
Сделать выбор невероятно сложно, даже если этот выбор иллюзорен, если его нет вовсе. Я рву нити. Рву и связываю их иначе, я путаю узор и сплетаю новый. Даже Ткачихе не под силу подобное, но сегодня смертные земли принадлежат мне, я могу всё.
Я хватаю его за волосы и заставляю наклониться ближе, почти касаюсь его губ своими. Почти. А от моих пальцев по осенней рыжине разбегаются белые дорожки. Я мечу его. Мечу князя неподвластной мне семьи, принадлежащего не мне - брату, Осеннему Огню. Я клеймлю его, чтобы однажды, спустя восемь тысяч лет, в новом мире, когда Закон позволит мне вновь обрести плоть, позвать его, найти, отобрать у Хаоса добычу. И нет пути обратно, и нет мне прощения.
А потом я встаю и, не прощаясь, ухожу в зиму, растворяюсь в ней, рассыпаюсь снежинками, роняю слёзы - драгоценные аметисты. И воет стылый ветер, и тают воспоминания о последних двадцати пяти годах, проведённых в смертных землях. Но его я буду помнить. Он - единственное, что я буду помнить. Он - всё, что я хочу помнить.
Пусть он - Осенний Князь. Пусть я - Стихия Зимней Семьи. Это не важно. Важно лишь, что однажды, спустя восемь тысячелетий, в ночь, когда в не знающем, не помнящем о магии мире заполыхает осеннее пламя, мы снова встретимся. Надолго ли? На час? На день? На год? До конца времён не разожмём объятий? Какая разница. Даже если нам предоставлен будет миг, я сумею превратить его в вечность.
Кто решил, что Стихии неразумны, лишь инструмент, оружие, что нами можно повелевать? И кто сказал, что мы не способны чувствовать?
ГЛАВА 1
В деревушке было неспокойно - это я почувствовала, едва ступила за околицу. Вроде бы ничего необычного не происходило, но в воздухе ощутимо пахло страхом и ненавистью. Признаться, я едва не повернула обратно: ничего хорошего мне подобные настроения селян не сулили. Один знакомый Старший как-то сказал, что люди - стадо. Я тогда позволила себе не согласиться со старым мудрым эльфом: хищная стая. А когда хищники боятся, они пытаются этот страх перебороть, ищут жертву, чтобы забыться в крови и жоре. Люди в таких случаях всегда находят крайнего: иного, чужого, непонятного. А кто годится на эту роль лучше бродячего мага, отмеченного силой? Не правда, что маги не горят. Горим, ещё как. Даже те, кому огонь - подвластная стихия. Всего-то и надо, что по голове приложить чем тяжелым или руки-ноги переломать. Маги смертны. Даже Старшие смертны. В этом мире вообще нет абсолютной вечности, таков уж порядок вещей.
Но я не об этом, я - о запахе. Едва ощутив его, я должна была бежать со всех ног, но не побежала. Три ночевки под открытым небом - я бы отдала всё что угодно за мягкую постель и сытный ужин. Даже магам нужен отдых.
В корчме было на удивление пусто. Пахло пирожками и перебродившим пивом. А ещё похотью, трусостью и прокисшим бельём. Я невольно поморщилась. Запахи - моё слабое место. Меня даже за оборотня принимали из-за нюха. И не объяснить ведь, что это - магия. Я - Нюхач, Следопыт. Привыкли люди, что маги все как один - стихийники, а о том, что четырьмя разделами искусство не ограничивается, и не слышали. Мой дар не из распространённых, вот и мучаюсь, объясняю всем и каждому. Нюхачи или следопыты - маги ищейки. Нас натаскивают на то, чтобы брать след и идти по нему. Если вы год назад в лесу потеряли кольцо - заплатите, и я его отыщу. Если от вас ушла жена - догоню, как бы она не путала следы. А ещё я чую. Чую эмоции, чую мысли, чую желания и страхи. Это считается ценным даром, но, на мой взгляд, нюх - не дар, а проклятье. Будто одного мне мало было…
- Эй, хозяин! - крикнула я, не обнаружив никого в зале. - Эй, встречай гостью!
Он выскочил из неприметной дверки, на ходу застёгивая штаны, за ним, хихикая, по стеночке, выбралась румяная подавальщица в замызганном фартуке. Смерила меня взглядом, фыркнула. Да уж, выгляжу я, словно селянка, притворяющаяся наёмницей. Меня даже в Академии дразнили мужичкой. Я лишь смеялась. Ну, мужичка - и что?! Зато человек, чистокровный, до тридцатого колена все мои предки - люди. А крепко, по-мужски сбитая фигура - пустяк.
- Чего изволите, госпожа? - спросил корчмарь, стараясь незаметно застегнуть брюки, никак не желающие сходиться на объёмистом пузе. - Комнату? Ужин?
- И то, и другое, - сообщила я, стряхивая капюшон и позволяя получше рассмотреть меня. Если до этого у хозяина были какие-то сомнения насчёт моего статуса, то уж теперь их не осталось. Магам не затеряться среди обычных людей. Сила метит нас. Кого-то уродует, кого-то клеймит. Моё клеймо - глаза. Правый серый, а левый ярко-зелёный. А ещё - волосы: светлые, серебристые, словно пеплом у корней присыпанные и белые на концах. Оба от отца перешли. В его роду в каждом поколении рождаются сереброволосые девочки с разными глазами. Есть на мне ещё две метки, одна - от матери, другая - непонятно откуда, но их я прячу. Не стоит дразнить гусей…
- Минуточку, Мастер. Вы присядьте. Сейчас, я Маньку кликну. Вам что подать? У нас греча с тушеной олениной есть, а доча моя пирожки вот только-только напекла. Вы не сомневайтесь, у нас всё вкусное…
- Давай, что найдёшь. Главное, чтобы погорячее. И вина, со специями. Есть вино-то? - Я сбросила сырой, колючий плащ, за две недели пути превратившийся в обычную тряпку. Даже неловко было такое носить, но выбирать мне не из чего. Не рассчитывала я, что непогода в дороге застанет, до Листопада редко ливни хлещут. Все вещи в Костряках остались, на сохранении, на мне лишь тонкая куртка была. Вот и пришлось покупать первый попавшийся плащ. Доберусь до Костряков - выкину, не пожалею отданных за него трёх полновесных серебряных монет.
- Есть. Как же не быть. - Корчмарь улыбнулся. - Мастер, а вы к нам надолго?
- Переночую, и утром уйду, - сообщила я, вытягивая гудящие, усталые ноги. Тощий мешок я бросила на пол, под стол, плащ - на стул.
- Вы бы поговорили со старостой, может, до чего бы договорились…
- А что? Работа для мага есть? - удивилась я. - Что же, ваша знахарка не справляется?
Знахарка жила всего в двух часах отсюда, я даже думала остановиться у неё, но потом решила не делать крюк. Хорошая женщина, в травках толк знала, могла бы даже Мастеров-Целителей удивить. Я у неё прошлой осенью отлёживалась, отходила от шальной стрелы, настигшей меня на охоте.
- Нету больше у нас знахарки, - разом помрачнел корчмарь и тихо, шепотом, добавил: - Загрызли её. Оборотень загрыз. А вчера за околицей невестку нашего старосты нашли - горло ей вырвали и лицо объели.
Я вздрогнула и, не удержавшись, чихнула. Вот гадость! От корчмаря исходила жуткая вонь: ещё не выветрившаяся похоть, страх, злорадство, любопытство и жадность. А ещё он не врал. Или верил, что не врёт. Я сомневалась, что в этих местах поселился оборотень-убийца, но хищник-людоед - тоже не подарок. Здесь и правда найдётся мне работка…
- Мастер Рани? Слышал о вас, слышал… - староста огладил окладистую седую бороду и цокнул языком. - Вовремя вы к нам пожаловали, ничего не скажешь. Вы же сама… Я нахмурилась и резко махнула рукой, не дав старосте договорить.
- Я - не оборотень. Даже не полукровка. Что бы вы ни слышали об этом - всё ложь. Я человек. Чистокровный. На тридцать поколений вглубь веков нет у меня в предках нелюди.
Он не поверил. Сделал вид, что верит, но меня обмануть невозможно. Беспокойство усилилось. Я окончательно уверилась, что нужно уносить ноги, но не вовремя вспомнилось, что я давала клятву Совету. Это было одним из условий моего помилования: защищать людей от порождений Вьюжных Лесов. За плату или бескорыстно, но защищать. В тот миг, когда я услышала о людоеде, у меня не осталось иного выбора, как его уничтожить. Клятвы, данные Совету, не нарушаются. Наказание - смерть. Недостатка в палачах Академия не испытывает. Правда называют их охотниками, но ведь суть от этого не меняется?
Правда плату я всё-таки стребовала. Невеликую, но с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок. Лишними деньги не бывают. Тем более, осенью, когда жизнь в пограничье замирает до зимы. Осенью, от которой я прячусь за толстыми стенами. Три месяца я живу в клетке, прутья которой - ливни, ветра, листопад и пламя. Три месяца я болею и тоскую. Не люблю я осень, а она - меня. Не моё это время. Чужое.
На оборотней магия не действует. А в деревеньке лютовал сошедший с ума Старший - это я узнала, обнюхав труп молоденькой девчушки, вчерашней жертвы. Тонкая нить следа вела вглубь леса, но я не пошла по ней, чувствуя, что вечером оборотень вернётся сам. А я подожду и приготовлю ему тёплую встречу.
Засела я в кустах, в ста шагах от околицы. Повесила над собой магический светлячок, зная, что магия - лучшая приманка. Плащ остался в корчме, на мне была тонкая куртка на рыбьем меху. И плевать, что не греет, замёрзнуть я не могу - не чувствую холода, главное, что она движений не стесняет. Под рукой любимый кнут, им я могу выбить глаз летящей мухе. Это не просто мастерство, я помогаю себе магией. В моих руках этот неказистый кнут может превратиться во что угодно: плеть ледяного огня или вихрь, кружащий вокруг меня и защищающий от любой атаки. Ещё до того, как Совет наложил печати на мой основной дар, я использовала его. И была всемогуща. Или верила, что всемогуща. Но что жалеть о том, что было? До конца жизни мне не сорвать печать, не ощутить вновь, как бежит по венам стужа…
Так и сидела полночи, тихо напевала непонятно где услышанную песенку и ждала.
Не дождалась. Оборотень не явился на свидание. Зато утром у околицы обнаружилась Манька, подавальщица из корчмы. То, что от неё осталось - не много.
- Что ж вы, Мастер Рани? - укоризненно качал головой староста. - А вы говорили… Я лишь плечами пожала.
- Странный тут у вас оборотень, - заметила. - Ни один людоед не откажется от мага ради обычного человека. А этот вот отказался. Так ли он безумен? Вы случайно ничем Старшим не насолили? Если это - месть, я вам не завидую. Пока деревня не вымрет - не успокоятся.
Староста и священник Единого, опирающийся на посох-крест, переглянулись и синхронно замотали головами. На меня дунуло вонью лжи и недоговорённости. Значит, права я. Не просто так оборотень заявился.
- Или вы говорите мне, в чём провинились, или я ухожу! - пригрозила. Двое пройдох снова переглянулись.
- Тут такое дело… - неохотно начал священник. - Мальчишки неделю назад притащили из лесу парня, едва живого. Старшего. Оборотня. Нелюдь.
- Я его к себе взял, знахарку позвал, чтоб подлечила. Старшие-то благодарными быть умеют, - признался староста. - А он, отродье, дочку мне попортил. А потом ещё глазами наглыми сверкал, говорил, честь оказал. Ну, я сгоряча его и приказал… Вина, злость, отвращение и страх. Страх, страх и ещё больший страх.
- Что? - поторопила я. - Что с ним сделали?
- Да ничего. Побили чуток, руки переломали, да в подпол кинули. Мы ж не звери какие. Очухается, подумает, я с ним и поговорю. Дочка-то у меня одна-единственная, - признался староста. - И что, что нелюдь, невиданное ли дело.
И, правда, в пограничье это сплошь и рядом. Старшие падки на пышную, полную жизни и крови человеческую красоту. Я лично знаю двоих, женившихся на человеческих девушках. И ничего - живут неплохо. Только вот решений своих Старшие никогда не меняют, это я тоже знала точно. Если сразу не согласился одеть ленту в волосы - и не согласится.
Зря я, наверное, это сказала. И зря вступилась за совершенно незнакомого мне любвеобильного Старшего. Надо было плюнуть, забрать вещи, и отправиться в путь. В своих бедах здешние людишки сами виноваты. Только вот забыла, за кого меня принял староста. Не подумала, как легко меня можно обвинить, в том, что…
Вот и получила тяжёлым крестом по затылку. Так мне и надо за то, что забыла - людям нельзя доверять. Слишком дорого оно потом обходится - это доверие.
В погребе было темно и сыро. Скреблись крысы, булькало в бочонке пиво. Пахло кровью, железом, ветром и сумеречной осенью. Моя голова лежала на чем-то мягком. Чьи-то пальцы скользили по лицу, словно их обладатель пытался запомнить каждую чёрточку. Я видела, слепцы так делают…
- Очнулась? - спросили сверху. Надо мной во тьме вспыхнули золотые глаза. Мигом позже я поняла, что подушкой мне служат колени оборотня. И эти ласковые, горячие пальцы - его. Закусив губу, я скатилась, попытавшись отползти подальше. - Эй, маг, ты чего?
- Не… не прикасайся ко мне, - выдавила я, захлёбываясь кашлем. - Не прикасайся.
- Что, боишься? - Смешок. - Да не бойся, не съем, я вегетарианец.
- Извини, - наконец я прокашлялась. Нащупав бочонок, я прислонилась к нему спиной и подтянула колени к груди, обхватив их руками. - Извини, я не выношу прикосновений. Любых.
Не вру. И правда, я не выношу, когда прикасаются к моей коже. Я спокойно могу обнять знакомого или стоять спина к спине в драке, но сама никогда не касаюсь чужой кожи и не позволяю другим дотрагиваться до моей.
- Ясно, - у него был невероятно красивый голос. В нем слышался шорох сухих листьев и шепот ветра. Необычный для оборотня голос, обычно у них глубокий, звучный баритон, рычащий и напористый. - Скажи, маг, почему ты здесь? Или это в счёт приданого?
Я вздохнула. Да уж, правда, в счёт приданого. Обед. Жаркое из Нюхача - деликатес.
- Кто-то из твоих родичей тонко намекнул, что лучше бы тебя отпустить. Сначала знахарку, что тебя лечила, загрыз. Потом невестку старосты. Вчера подавальщицу из корчмы. Меня наняли людоеда приструнить.
- И? Не удалось? - спокойно спросил мой сосед, а я с удивлением обнаружила, что не могу прочитать чувства оборотня. Я и не думала, что такое возможно - никто из знакомых мне Старших не умел блокировать мой нюх. Это становится интересным.
- Как видишь. Удалось - здесь бы не сидела.
- А за что тебя всё-таки кинули? Не верится, что наш добрый староста решил разнообразить мою диету свежей магятиной.