Король, поначалу, также относился к чародею с прохладцей, тем более, хороший маг, по его мнению, был обязан разносить своих врагов в клочья огненными шарами, падающими с неба молниями и тому подобными эффектными методами. Могадо же не демонстрировал ничего подобного. Но вскоре один из наиболее владетельных и родовитых землевладельцев королевства, которого король не любил, однако не имел официального повода избавиться, вдруг скоропостижно скончался от, казалось бы, никчемного насморка. Затем, однажды ночью, в своей собственной постели был найден мертвым воинственный, недружелюбно настроенный к Мгуни король соседнего с Клесией королевства. Никто на самом деле не связывал эти две смерти с именем Могадо, однако тот был официально провозглашен королевским магом и даже получил собственные покои во дворце, что было редкостью.
Со временем пришлый маг становился все ближе к королю, пока, наконец, не затмил своей особой всех прочих советников и приближенных Мгуни, включая и сыновей, к негодованию последних. Одновременно, знающие короля люди стали отмечать признаки некоторых черт, доселе ему не свойственных. Так, временами Мгуни впадал в беспричинные, казалось бы, вспышки гнева, которые могла вызвать самая мелкая вещь: от уроненной кем-то из прислуги за трапезой ложки до вдруг пришедшегося королю не по нраву цвета саронга придворного лекаря. Находясь в гневе, король не узнавал и не слушал никого вокруг, кроме одного человека: Могадо. Именно Могадо, обычно, успокаивал короля во время таких вспышек гнева. Вместе с тем, король вдруг стал чрезвычайно миролюбив во внешней политике, перестав алчно поглядывать на соседей и предаваясь приятному времяпровождению в обществе многочисленных наложницами.
На самого Могадо пролился поток королевских милостей. Один за другим ему было пожаловано в вечное владение несколько деревень с обширными землями. Затем пришельцу было поручено управление доходами с королевских рудников в Коттийских горах, считавшихся одними из самых богатых в землях южного Хиона. В конце концов, вышло так, что всеми мало-мальски важными делами в королевстве заправлял пришлый маг.
Многие из придворных, естественно, были недовольны таким развитием событий. Однако сильнее всех свое возмущение выражали свирепые братья, наследники престола, внезапно лишившиеся королевского расположения и оказавшиеся не у дел, из-за внезапной отмены воинственных планов отца по завоеванию соседних земель. По королевству, не без помощи, как была уверена Беата, братьев, поползли слухи о том, что король околдован чужеземным магом; что Могадо проводит зловещие обряды на городских кладбищах, беспокоя мертвых и вызывая страх у живых. Однако Беата знала, что приглашенный братьями за громадные деньги известный маг, Корнелиус Виттер, член Элдеринда, совета магов Сфиона, не обнаружил какого-либо заклятия, довлеющего над королем и лишающего его воли и разума. Захваченная всеми этими событиями, Беата как-то позабыла о своей идее побега, а когда вспомнила о ней, на пороге, ухмыляясь во весь свой щербатый рот, уже стояла иная новость.
В один из дождливых дней зимы, которая на юге ненамного отличалась от лета, отец призвал к себе дочь и поведал, что принял решение породниться с династией Ульпиннов. Беата была уверена, что последнее, о чем думают в Мирре, так это о сочетании узами брака наследника великих королей с дочкой какого-то туземного южного царька. Однако она оставила свои сомнения при себе и даже наоборот, поддержала идею отца, выразив дочернее смирение перед отцовской волей. На самом деле, Беате вовремя пришла здравая мысль, что побывать в Мирре, городе, который процветал еще во времена, когда земли Клесии занимали поселения акшассов да горных обезьян, само по себе отличная идея. Все равно, как она была уверена, стать женой тамошнего короля, о котором она имела самые смутные представления, ей не грозило. К тому же, Мирр - портовый город и, возможно, ей удастся, в случае чего, реализовать свою мечту о бегстве в новую жизнь.
Но каково же было удивление девушки, когда она узнала, что главой посольства Клесии в Нолдерон будет никто иной, как Могадо. Маг, присутствовавший при разговоре отца с дочерью, обратил свой холодный взгляд на Беату, мгновенно приведя ее в дрожь, и улыбнулся одними губами, словно давая понять, что идея с посольством и замужеством королевской дочери ему также неинтересна, как и ей. Поразмыслив на досуге, Беата пришла к выводу, что вся эта затея с предполагаемым ее замужеством порождена никем иным, как самим Могадо.
Лишь он мог внушить Мгуни, что в Мирре только и ждут, пока он предложит дочь в жены королю Стефану. Значит, зачем-то ему надо было уехать в Мирр и явиться туда в статусе полномочного посла Клесии. Придя к такому выводу, девушка решила, что раз уж так сложилось, что ее интересы и интересы зловещего мага совпали, то надо пользоваться моментом и, как и подобает воспитанной дочери, выразила покорность его решению и отправилась готовиться к путешествию, которое, она верила в это, непременно изменит ее жизнь.
Поначалу все шло, как будто исполнялись ее самые заветные мечты. Королевское посольство, состоявшее, кроме самого посланника и Беаты, из трех десятков слуг и пяти сотен королевских гвардейцев, было длинным, шумным и очень медленным. Посольство сопровождал громоздкий обоз, в котором умещались вещи Могадо и Беаты, разнообразный провиант и фураж для животных и людей. Много места занимали подарки для его королевского величества короля Нолдерона и иных лиц в столице, которых потребуется расположить к себе посланнику Мгуни, в попытках посадить его дочь на престол древней династии.
Все это крикливое шумное собрание животных и людей растягивалось по дороге на расстояние не меньше мили. Скорость передвижения посольства была весьма невысока, так что только спустя два месяца после начала пути из Тиронны - столицы Клессии, посольство, пройдя через территорию трех королевств и около десятка вольных княжеств, достигло южной границы Нолдерона. Все это время Беата наслаждалась новыми впечатлениями, пользуясь свободой, которой никогда не обладала во дворце. За ней, конечно, присматривали стражники и одна-две служанки все время были рядом, однако каждый день дарил ей что-то новое: новые лица, новые города - все то, о чем она так долго мечтала, бродя по дворцовому парку. В Ровентоне, столице Англезии, королевстве, расположенном севернее Клесии, ей даже удалось выбраться в город и посетить празднества, устраиваемые городскими властями в честь рождения у королевской четы наследника.
Но сразу с момента пересечения посольством границы с Нолдероном, все переменилось. Надзор за принцессой был усилен. Могадо приставил к девушке троих, особо приближенных к нему гвардейцев, не позволявших ей отходить далеко от места расположения посольства. Как будто Могадо было известно, что Беата задумала бежать, распростившись с жизнью принцессы. Поначалу Беата недоумевала - не собирается же маг действительно выдать ее замуж за короля Нолдерона, однако затем решила, что все должно разрешиться в столице королевства.
Мирр поразил ее до глубины души. Она, выросшая во дворце, думала, что знает, что такое роскошь и богатство, но Аншасса, по сравнению с Мирром, выглядела, словно деревня в пригороде роскошного города. В южных землях поглазеть на пышное посольство сбегались все окрестные зеваки, а интерес к нему в столице проявили разве что уличные мальчишки, вприпрыжку бежавшие за лошадьми и корчившие рожи чернокожим невозмутимым гвардейцам, или выпрашивающие на непонятной смеси разных жаргонов монетку у сердобольных женщин.
Королевской канцелярией посольству был предоставлен обширный особняк в городском районе, который, как вскоре узнала Беата, носил название Старого города. Ее ожидания относительно возможной свадьбы полностью оправдались. После того, как Могадо был представлен королю и повел какие-то переговоры, все больше с канцелярией внешних сношений, чем с самим Стефаном, Беата лишь раз была удостоена королевского внимания, получив приглашение на один из приемов. Там и состоялось ее знакомство с молодым королем. Стефан понравился Беате, однако, не как потенциальный муж, а как приятный в общении молодой человек. По всему было видно, что у короля о ней сложилось подобное же мнение.
Вскоре после приема, по окончании которого, казалось, все о ней забыли - Могадо все чаще пропадал во дворце, посольская свита занималась кто чем, стражники без особого дела слонялись по окружавшему особняк парку, - Беата решила, что настало время воплотить в жизнь намеченный план побега.
Размышляя в дальнейшем о своем сорвавшемся плане, Беата решила, что ошибкой было бежать ночью, в надежде, что ночная тьма укроет ее от любопытных глаз. Однако именно ночью, когда город, большей частью, погружался в тишину, вырастали рвение и бдительность стражи. Ео главной причиной того, что побег не удался и, более того, на долгое время Беата и думать о нем забыла, был Могадо.
Поначалу все шло хорошо. Даже слишком хорошо. Беата собрала заранее приготовленные припасы, переоделась в мужское платье, вооружилась не длинным, но широким и острым спароном и прокралась незамеченной, как ей казалось, на конюшню, где оседлала Чернушку, свою любимую кобылу-трехлетку. Стараясь ступать тихо, придерживая руками морду лошади, чтобы та невзначай не всхрапнула, она прокралась к дальнему концу окружавшей парк стены, где располагалась небольшая калитка, которой пользовалась прислуга. Этой ночью ее охранял Зорво, молодой стражник, с которым Беата не раз мило общалась после отъезда из Аншассы. Убедить его, что она всего лишь хочет прогуляться по ночному городу и вскоре вернется, не составило большого труда, и вот уже калитка, тихо скрипнув, открыла ей путь к новой жизни. Беата, пригнувшись, скользнула в проход, и...
Прямо перед ней, улыбаясь все той же холодной улыбкой, стоял Могадо. Бета почти не удивилась, увидев его: уж слишком хорошо все обстояло.
- И куда же направляется наша милая леди? - изогнув бровь, спросил маг.
- На ночную прогулку, - решила Беата придерживаться версии, выданной стражнику.
- На прогулку, - протянул Могадо. - А это, наверно, для особо настойчивых поклонников, - указал он на плащ, который оттопыривался ножнами спарона. - А это, наверно, на тот случай, если все таверны в городе будут закрыты, - взглянул он на мешок с припасами, притороченный к седлу лошади.
- Вы не удержите меня, Могадо, - вскинула голову девушка. - Да, я хочу начать свою жизнь; я не нужна отцу, не нужна и вам: вы ведь уже достигли своей цели, возглавив посольство. Я прекрасно понимаю, что вы не собираетесь возвращаться в Клесию.
- Все это так, - маг потер подбородок. - Но ты ошибаешься, девочка. Думаю, что ты мне еще понадобишься. Хотя, конечно, беспрестанно следить за тобой не имеет смысла. Сделаем-ка мы по-другому. Иди за мной.
С этими словами маг прошел мимо нее во двор, на ходу глянув на Зорво так, что было ясно: молодого воина ждут большие неприятности. Беате ничего не оставалось, как последовать вслед за магом. Идя за ним, по пути заведя и оставив Чернушку в конюшне, девушка вошла в дом и увидела, что Могадо спускается в подвальную часть здания. Беата там ни разу не была: сразу по прибытию посольства вещи Могадо были перенесены в подвал, дверь крепко заперта и под страхом смерти туда запрещалось входить любому, без разрешения мага. Впрочем, большинство клесийцев и за полновесный золотой бы не сунулись по доброй воле в жилище чародея - себе дороже.
К удивлению девушки, подвал нисколько не напоминал магическую лабораторию, по крайней мере, как представляла ее себе Беата. В хорошо освещенном помещении стояли всего несколько шкафов с книгами и какими-то сосудами, а посередине возвышался крепкий дубовый стол, также заставленный, в основном, книгами. Никаких тебе совиных черепов, змеиных шкурок или бородавок василиска; кипящего котла, булькающего загадочным варевом, затканных паутиной углов и тому подобного.
Могадо, что-то напевая себе под нос, стремительным шагом прошел к столу, порылся в книгах и, наконец, издав удовлетворенный возглас, достал небольшую изящную шкатулку, вырезанную из кости мармонта - редкого зверя, водившегося глубоко в джунглях и бивни которого высоко ценились у коллекционров поделок из кости. Открыв шкатулку, маг вытащил свиток, и протянул его девушке:
- Прочти.
Она аккуратно развернула свиток, оставаясь в напряжении, как будто в любой момент маленькие черные буквы могли превратиться в злобных мелких мурати, муравьев-убийц северной Клесии. Но вот свиток с мягким шуршанием раскрылся, никто не собирался кусать Беату и девушка всмотрелась в текст. И чем дальше она вчитывалась, тем холоднее становилось у нее внутри и перехватывало дыхание.
Текст свитка, написанный собственноручно рукой короля Клесии Мгуни IV, а руку отца дочь узнала безошибочно, гласил о добровольном отречении короля от трона и объявлял наследником престола младщего сына - Комото. Подпись Мгуни была скреплена большой королевской печатью: с красного сургуча на Беату оценивающе уставилась раздувшая капюшон, словно перед смертельным броском, кобра, личный тотем короля.
- От тебя зависит, появится ли этот королевский указ в Клесии, - сказал Могадо, забирая свиток из враз ослабевших рук девушки, - или будет лежать все в той же шкатулке...до тех пор пока твое поведение будет меня устраивать. - Беата, стараясь не показать свою растерянность, взглянула с вызовом на мага.
- Этот указ ничего не значит. Комото не поверит ему, пока король жив. Отец подписал его, и отец может порвать его. Закон - не королевский указ. Закон - слово короля.
- А кто сказал, что я передам этот указ королю или Комото? - деланно вскинул брови маг. - Нет, этот указ будет вручен лично в руки досточтимому Нгонато.
Могадо с видимым наслаждением наблюдал, как лицо Беаты меняется, не в силах скрыть ее ужас перед только что открывшейся в мыслях картиной: ее старший брат Нгонато, читающий подлинный указ короля о престолонаследии.
- Да, вижу, теперь ты понимаешь, - кивнул маг.
Беата, сглотнув враз пересохшим горлом, кивнула в ответ. Нгонато, такой нежный со своими детьми и такой буйный, когда речь идет о власти. Попади указ в его руки, горячая слепая волна гнева накроет его с головой: как же, отец, вопреки вековой традиции, в обход старшего сына, героя многочисленных походов, провозглашает наследником младшего Комото. Нетрудно догадаться, как отреагирует на это брат и его воины. Одна за другой, перед глазами Беаты проплывали картины и не было в них ничего, кроме крови. Крови и огня. И все это, весь груз ответственности за возможную братоубийственную усобицу в ее родной стране, когда брат идет на брата и отца, маг собирался возложить на нее, Беату Клесийскую, дочь своего народа.
- Что вы от меня хотите? - сухими губами прошелестела девушка.
- Пока ничего, - Могадо пожал плечами, заходив по комнате вокруг стола. - Возможно, ты мне и не понадобишься, - остановился он перед Беатой. - И тогда можешь идти на все четыре стороны: хоть обратно в свою занюханную Клесию, хоть в неведомые страны, мне все равно. Но до тех пор, пока я не скажу, - маг направил на девушку длинный палец, увенчанный блестящим, остро заточенным ногтем, - что ты мне без надобности, ты должна повиноваться мне во всем. Скажу танцевать - будешь танцевать, скажу прыгать - будешь прыгать, а скажу лечь под нолдеронского принца - ляжешь и не пикнешь. - Губы мага сжались, превратившись в узкую полоску.
- Ну, а если ты выберешь неповиновение, - пеняй на себя, - Могадо постучал костяшкой пальца по шкатулке. - Эта милая бумажка отправится к адресату. Ну что, думаю, мы договорились? Ты ведь не хочешь услышать о кровавой распре в Клесии? Хотя, может быть, до Мирра она и не докатится: кому интересны дрязги мелких грязных королевств юга.
Беату передернуло от ненависти к магу, однако она ответила так, как и должна была, и как ожидал от нее маг.
- Да. Я все поняла. Я... я сделаю то, что вам нужно...
С тех пор прошло больше двух месяцев. Худшие опасения Беаты, к счастью, пока не оправдались. Могадо таскал ее по различным приемам, посещая сливки нолдеронской знати. Как магу удавалось получить такое количество приглашений - оставалось для девушки загадкой. На всех званых пирах она играла роль красивой экзотической игрушки: маг любил наряжать ее в самые вычурные платья ее родины. Большей частью это были различные церемониальные одежды, украшенные большим количеством перьев, оправленные мехами редких зверей. Однако местные аристократы принимали эти платья за ее повседневную одежду, громко восторгаясь красотой и втихомолку удивляясь кричащей безвкусице "южной дикарки". Беате все эти разговоры за спиной были безразличны: лишь бы ее оставили в покое, особенно Могадо.
Два, три раза он брал ее с собой во дворец и она с удивлением обнаружила, что с каждым разом Стефан становился все более расположенным к приезжему магу, уделяя ему время для личной аудиенции. Беата ловила себя на том, что все это ей уже знакомо - на ум сразу же приходила история, случившаяся у нее на глазах, когда ее отец, суровый воин, встретивший поначалу мага весьма прохладно и ожидавший от него только лишь заклятий, помогающих сразить врагов, вдруг проникся к Могадо необъяснимым расположением. Да таким, как выясняется, что магу ничего не стоило добыть указ, который он показал принцессе.
После долгих размышлений, Беата пришла к выводу, что Могадо каким-то неведомым магическим образом воздействовал на ее отца, а сейчас точно так же воздействует на короля Нолдерона. Но она помнила, как братья рассказывали ей, что придворный маг отца, старый и подозрительный Зорфейн, не обнаружил никакого магического воздействия, когда весь королевский двор был полон подозрений, что их король околдован пришельцем из джунглей. Также не добился чего-то более существенного и Корнелиус Виттер, маг из Сфиона. Королевские маги Нолдерона были, наверняка, гораздо могущественней Зорфейна и наверняка также пытались обнаружить следы магического воздействия на своего короля, однако, судя по всему, преуспели в этом деле не больше прочих.
Наконец, Беата решила, что раз уж ей суждено покориться воле Могадо и остаться на неопределенное время в столице Нолдерона, она должна приложить все силы для того, чтобы выяснить тайну мага: как ему удается приворожить к себе коронованных особ. На худой конец, можно было попытаться выкрасть из его лаборатории шкатулку с указом и бежать из города.
Приняв решение, девушка, со свойственным ей упорством, приступила к решению задачи. Для начала она сделала все, чтобы маг поверил в то, что она смирилась со своей участью игрушки, покорной его воле. Беата ходила на все приемы, которые ей указывал Могадо, флиртовала по его указке с несколькими аристократами, с содроганием в душе ожидая, что вот сейчас маг потребует от нее нечто большего, чем простой флирт. Но планы Могадо относительно ее использования, видимо, были пока не определены, что спасало ее от участи высокопоставленной куртизанки. Мало-помалу, такое поведение принцессы дало результаты. Если поначалу она и шагу не могла ступить без сопровождения двух угрюмых парней из личной охраны Могадо, то через некоторое время надзор за нею ослаб и она могла более-менее свободно выходить из поместья в город.